shut the hell up

Страница: 1

Тема закрыта

Сообщений 1 страница 11 из 11

Поделиться12018-11-25 17:01:22

Автор: Theodore Nott
Oh My God They Were Roommates

свести всё к телу, замечательная идея, тело
движется, тело кричит, тело поёт, молчит,

премьер и прима
театральные декорации сменяются серым переулком за баром, лужи подмораживает.

Балет — это воздух; у Адриана с Харпер одни легкие на двоих: синхронный вдох, одновременный выдох, шаг, пируэт (легко, непринужденно, ненавязчиво — словно и усилий не требует). Адриан обивает ребра своей примы войлоком, чтобы та улыбалась искренней; Харпер растягивает губы запоздало, нервный премьер сжимает ее локоть:
— Глупая? — цедит сквозь зубы губы Адриан, скрываясь за благодарной маской.

Балет — это жизнь; сердце есть только у Харпер, Адриан же его вырезает самостоятельно, еще задолго до.
— Льюис, у тебя рот зашит; улыбаться не учили? — Рентон запихивает слова-иголки под кожу и надавливает посильнее.

мир — это груда тел, и они общаются друг
с другом посредством соприкосновения, толчка,
удара.

[nick]adrian renton[/nick][status]chlorine[/status][icon]https://i.imgur.com/t2XVZSV.png[/icon][fandom]in real life[/fandom][char]адриан рентон, 22[/char][lz]<a href="https://glassdrop.rusff.me/profile.php?id=28">mentally</a> retarded balerun
[/lz]

Поделиться22018-11-25 17:03:33

Автор: Betty Cooper
Oh My God They Were Roommates

ночлег у обрыва
обрыв тут, рядом, и ты переворачиваешься с боку на бок, не просыпаясь, не понимая, откуда это беспокойство, что́ заставляет тебя переворачиваться, а это о б р ы в, куда ты можешь свалиться, рухнуть, если повернёшься в одну сторону раз и ещё раз, случай тебя удерживает, только случай, для заночевавшего на краю случай — единственный помощник, и какая удача, что он всё ещё на твоей стороне.
но если сорвёшься? что тогда?

аплодисменты, крики, овации - забрать бы себе и никому больше не отдавать, пить всё это до дна, задыхаясь, яростно, жадно, как будто в последний раз. и это почти на грани собственного сумасшествия; душа вспорота, спина оголённая и блестит потом, грудная клетка сбивчиво поднимается-опускается - пытается восстановить привычный режим. харпер не видит их лиц, прикрывает глаза - пусть хлопают, озаряя шумом взмокших мясистых ладоней, пусть орут их имена, глохнут от последних (яростных) вздохов. ей хочется, чтобы этот момент не заканчивался никогда - известная лишь посвящённым всеобщая эйфория, пока внутри всё выворачивает. оставшееся за пределами сцены идёт кругом: абсолютно выдохлась красивая птичка, без передышки завершающая свой трёхдневный полёт. измотанность выливается в отсутствие сил на ослепительный поклон, а он должен быть ослепительным (ей слышно, как рентон стискивает зубы; читает: сумасшедшая? по лопаткам расползается колющее электричество).

тело льюис бьёт тремором и ей совершенно точно нужен серьёзный отдых / лин упирается, заслонив собой двери: ты слишком стараешься, милая. харпер делает вид, что не замечает. наливает в стакан снотворного и пытается вбить себе, что не замечает, как снаряды разрываются по ключицам от невысказанного, недостаточного (подчеркнуть оба). если долго прятаться от проблемы, та отстанет, как тот придурок-задира в школе (почти искренне верит в это). харпер так дико бьёт и кидает, но - ложится на спину, говорит в воздух почти что: веди меня. адриан выворачивает кисть с привычной резкостью: только попробуй не выдать двести из ста; угроза ощущается физически, воспринимается прямо. репетиции занимают восемьдесят девять процентов её жизни - нет времени думать; мир сводиться до точных шагов, быстроты вращений и его рук. (она придаёт всему слишком много значения. это проблема, из-за которой по выходным не новость - алкоголь). лин уверена, что он доводит льюис почти до маниакального состояния - золотое сечение танца, неоспоримый никем, выверенный по линейке и д е а л.

всё нормально. бросает трубку. над ухом кричит разгорячённый рик: о нас напишет нью-йорк! это было ши-кар-н-о. он позволяет себе достаточно: приобнимает харпер за талию, целует быстро в шею и подхватывает. та заливается смехом и чуть визжит; рик хотел бы быть на месте адриана - быть первым (провинциальный мальчик, которому ничего не светит - его так манит нью-йорк, он так от огней слепнет). харпер выдыхает дым ему в лицо (отчаянно пытается просто расслабиться): правда?

девочка с третьего ряда снимет возрождение одетты, несмотря на запрет любых камер. она пока ещё влюблена в балет; харпер болеет им давно и сильно. девочка с третьего ряда будет впиваться ногтями в сиденье (а если он уронит её?); харпер негласно подписывает контракт о полном доверии (сильнее любых других договоров с дьяволом). ему надо, чтобы льюис ложилась в руки тряпичной куколкой (чёрта с два!) -
шипит прямо в лицо, толкает в грудь и говорит о том, что спятил. девочка с третьего ряда теряет дыхание, харпер - тоже, но для неё самый главный зритель — тот, что выгибает до хруста пальцы. тот, что бьётся без конца в интегрированном русском танце, высчитывает микродвижения тел (умри по-настоящему, харпер. сложи свои крылья и умри. умри.) ей страшно выхватывать в толпе чужих лиц его скулы - почти уверена, что будет зол (до совершенства всегда остаётся хоть что-то, хоть самая малость; рентон тоже жадный, ему тоже надонадонадо).

конечно, киса, - в бокалах шипит шампанское - сезон официально закрыт и чудовища расползаются по пещерам, чтобы зализывать раны. - просто неотразима. улыбка, от которой на языке горчит (рик, как может, пытается оборвать все попытки харпер уйти в самокопание). как и всегда. - льюис откидывается на спинку кресла, не ожидая выстрела - усталость растравляет алкоголь быстрее обычного.

всё было хорошо. всё было хорошо. всё было замечательно.
да?

Поделиться32018-11-25 17:11:14

Автор: Theodore Nott
Oh My God They Were Roommates

без комментариев — глубже вдыхай, сдохни.
адриан видит в сигаретном дыму облачные, дождевые фигуры — вот раздраженная соня, вот отец за ее спиной, а вот одинокая харпер; ядовитая серость обвивается полупрозрачным нимбом вокруг чужой головы и балетной пачкой вокруг бедер. адриан вынужденно и раздраженно взмахивает рукой, чтобы развеять видение. глубокий вдох — и дым проникает внутрь, травит легкие (как удачно, что для харпер там совсем нет места).

угрожающая пустота в голове раздражает; кажется, что если не заполнить ее прямо сейчас хотя бы вот этим дымом — разорвет (лучше бы, конечно, отобрав у кого-то, сделать жизненно важную пересадку). иногда адриану думается, что именно это он делает с харпер (не танцует, не проверяет на прочность, не вытачивает из нее недостижимый идеал) — сжимая ребра до фиолетовых отметин, он пытается добраться до содержания из интереса, из скуки (из желания забрать себе?). иногда хочется грубо обхватить чужую голову ладонями и, непрерывно глядя в глаза, впитывать и вбирать в себя последние из эмоций. иногда адриан сжимает и выворачивает тонкие белые кисти, помечая их неприглядными, собственническими отпечатками.
реже хочется касаться сухими губами обнаженного плеча,
еще реже (читай — никогда) — извиняться за это.

последний танец — самый важный, единственный врезающийся в память (адриан сравнивает его ценность с красотой атомного гриба при взрыве ядерной бомбы). на фоне серости других танцоров адриан обязан быть таким прощальным залпом, что у зрителя вышибет мозги, неприглядно размазывая их по залу (адриан бы сказал: «эстетично, вдохновляюще»)— и он шепчет льюис в ухо, что непременно им станет (и выбора у нее нет и не будет, пока она пока дышит в унисон, пока делит с ним главные роли). адриан думает о том, что если харпер запутается в шагах, неправильно выйдет из поддержки или будет недостаточно грациозной — он оставит синяки-следы не на запястьях и предплечьях, а на ее шее.

— льюис? — шипит и кидает взгляд злой, волчий, напряженный (последний перед финальным салютом); цепляет рыбные крючки под ребра, тянет к себе на сцену и выпивает чужие силы без остатка, не забывая вытереть рот после (или идеальный вид, или ничего); харпер бы, наверняка, осталась пятнами неприглядного апельсинового сока. спина выпрямляется в струну, лицо смотрит прямо и чуть выше — так, чтобы не увидеть зрителей (слышать — достаточно).
необходимые эмоции на лице рождаются сами, легко возникают при задействовании минимальной силы мысли — адриан чувствует, как они заполняют пустоту, и позволяет им. в обычной жизни сложнее, нереальнее — нет танца, нет музыки, нет зрителя (нет харпер).

сейчас — есть.

харпер делает недостаточно, топчет пуантами иллюзорную радость от выступления и сажает в утрамбованное место едва сдерживаемую злость; адриану усилием воли удается вспомнить о сцене и зрителях, но, когда он притягивает свою приму (адриан бы сказал: «бракованную») для прощального благодарственного поклона, то сжимает холодные пальцы сильнее необходимого. возвышенное послевкусие оплевано ее посредственностью, недостаточностью.

идиотка, почему ты не улыбалась?

злости приходится жить еще пару часов, адриан ее питает собственными жизненными силами; если бы все это время сцеживали яд, который так и норовил прорваться сквозь его слабую оборону, то хватило бы на всю их бездарную группу — и адриан не пожалел бы об этом ни на секунду. он сжимает губы плотнее и молчит им в лицо
(у вас нет таланта, тупая массовка, стадо бесполезных роботов).

рик обнимает харпер, кружит, смеется куда-то в район шеи; адриан, едва войдя в бар, красноречиво закатывает глаза, видя и слыша его (если бы тебя не было в постановке, тупица, то никто бы и не заметил) (если бы ты сдох — тоже).
— господи, рик, заткнись. льюис, поговорим? — смерить шампанское презрением, предназначенным, разумеется, не жалкому напитку, схватить за руку и бесцеремонно вывести (из бара, из себя).

серая прохлада пустого переулка за баром негостеприимно толкает назад, а затем приятно охлаждает; адриан давит носком черного ботинка тонкий слой льда на луже, пока шарит по карманам тонкой куртки в попытках найти зажигалку
(находит, подкуривает, поворачивается, чтобы выдохнуть ей в лицо).
— ты все испортила, в курсе? — темные глаза раздраженно впиваются в белое лицо, адриан делает шаг вперед (харпер — назад). — ты знаешь, что такое улыбаться, льюис — еще шаг и раздраженный выдох дыма, — или тебе показать? вот, потрахались и усохли.[nick]adrian renton[/nick][status]chlorine[/status][icon]https://i.imgur.com/t2XVZSV.png[/icon][fandom]in real life[/fandom][char]адриан рентон, 22[/char][lz]<a href="https://glassdrop.rusff.me/profile.php?id=28">mentally</a> retarded balerun
[/lz]

Поделиться42018-11-25 17:12:32

Автор: Betty Cooper
Oh My God They Were Roommates

[nick]harper lewis[/nick][status]edges that scratch[/status][icon]http://s3.uploads.ru/WC2EK.png[/icon][fandom]in real life[/fandom][char]харпер льюис, 22[/char][lz]<a href="https://glassdrop.rusff.me/profile.php?id=10">dance</a> little liar[/lz] вдоль открытой раны по обочине
беспородной псиной прятаться под кожу к хогарду тепло, но совершенно несоразмерно; привычная ласка хозяина - хрипом, воем, навзрыд; каблуком по зубам, рёбрам, в печень; скули, широко раскрыв рот - то ли для сброса собственных сфабрикованных оскорблений, то ли - чтобы словить плевок. она заливает в себя ровно столько, чтобы не чувствовать ничего, чтобы синхронные вдохи не резали горло леской-проволокой, чтобы то, что вся его похвала - непременно ложь, проявляемая забота - слабость перестали быть важными. чтобы чёртовы двадцать лет кормления с ложечки дёгтем, "ничего ты не стоишь" и "да разве это pas de basque? что за убожество" сдохли и ей не пришлось бы вырезать их сегодня снова ножом. харпер смеётся, ей весело, бред, заливаемый в уши, больше не кажется бредом. голова слетает с орбиты от усталости, множенной нервами и алкоголем, разрешая красться под куртку к рику, тянуться к его губам.

внутри барахтается что-то вроде стыда, она отворачивает позорные гримасы подальше, как раз, когда цербер возвращается на кормёжку. цербер лает на чужака, вырывает в сроднившейся манере, брызжет ядом: льюис, (и никогда по имени. никогда - нежно).
харпер не сразу понимает, что это не отголосок где-то в её голове, но любовно спрятанные под гримом синяки проступают влажными от дождя фиалками сразу же. как тогда тело, ворочаясь с боку на бок, спотыкается об одно, второе и третье, натыкается на четвёртое, вспарывает о него брюхо, хочет вскрикнуть: ты знаешь, мы, но рот остаётся намертво, на совесть зашит. любой протест подавляется уродцем в утробе, он толкает её в спину - где-то там обрыв.

холод царапает разгорячённую спину, вгрызается в кожу, мерзким слизняком липнет к лицу. харпер морщится, сонно одёргивает руку и накрывает глаза-мозоли. ноги теперь кажутся ватными - адриан наматывает остатки времени на ладонь, держа пряжку между большим и указательным, чтобы бить было больней, каждый удар - только ей, методично, изысканно, оправданно.
расплывшаяся в нирване картинка в ускоренном темпе пытается набраться резкости, дыра внутри, глядя на жалкие потуги, смеётся и множится, у неё адриановы губы, адриановы зубы, адрианова пустота. адриан пошло шарит в карманах огня. - что тебе нужно? мне было так весело. - от него несёт железом, тимьяном и смрадом, — ты все испортила. — она безвольно отнимает руки от лица, расковыривает лак с ногтей - жалкая псина под каблуком. ты жалкая, харпер.

адриан наступает набатом, охрипом, внутривенным волнением. — что такое — харпер делает шаг назад, ещё и ещё, пока не цепляется носком за обрыв, чувствуя, как земля расходится под подошвами. она путается в ногах, ловит фокус его чистой ярости, каждая фраза, вылезающая из его рта, заведомо кажется отравленной.
харпер перемалывает на языке знакомые колкости, но выплёвывает: ну давай. - слова стреляют током по пальцам, - давай. - раздражение передаётся воздушным путём, забивается в лёгких, она закашливается. - что ты, мать твою, - она тычет рентону куда-то в грудь, попадает в плечо, пытается восстановить расстояние, безопасное для них обоих. - сделаешь, а?!

харпер снится, как он умывается, задыхается, захлёбывается в чьей-то крови посреди своей комнаты, наверняка, холодной, пропитанной формалином и пропахшей дешёвым отцовым табаком. там, посреди этой комнаты, адриан плачет от убожества и ещё больше - от своего бессилия. ему даже не нужно просить прощения. она просто выводит по его телу: урод, урод, недостаточно.
испугавшись, спрятались за шторами

Поделиться52018-11-25 17:14:07

Автор: Theodore Nott
Oh My God They Were Roommates

полюбили и сдохли.
если сделать надрез на левом предплечье, то потечет ядовитый сок — адриан рентон пробовал не единожды и каждый раз желтоватая сукровица прожигает бледную кожу до белых костей (соня слизывает алую каплю и давится отравой, выпуская белую пену из своего влажного рта); хочется докопаться острым лезвием до кровавой сути, найти глубинный предел или осознать собственную уязвимость — не получается (адриан рентон, наверняка, бессмертен); заклеивая очередной надрез на теле дурацким сестринским пластырем, хочется немного надеяться на то, что никто не увидит (никто читай как пожалуйста хоть кто-нибудь обратите внимание) — адриану, в принципе, делать вид, что ему все равно, настолько привычно, что различается с трудом.

равнодушное лицо ничего не выражает, раздражающее постукивание узловатых пальцев подпитывает поселившееся в глубине души нетерпение — харпер неприлично опаздывает на их совместную первую репетицию (адриан успевает размяться дважды и сорваться на одну из пухловатых балерин) (надеюсь, ты понимаешь, что ты здесь вовсе не из-за таланта?); серая мышь пищит ей в уши, что он не имел в виду ничего такого — он имел (мышь смотрит на него с благоговением, как и они все).
— льюис, если ты еще раз опоздаешь, то никакой примой тебе не стать, — адриан даже не оборачивается на скрип открытой двери, потому что чужое присутствие чувствуется каждой клеткой, в которые он себя спрятал (харпер приносит с собой уличную свежесть, раздражающую рыжину и собственное худое тело);
на последнем напишем фиолетовым, что не приветствуем опоздания.

у харпер льюис бледные искусанные губы, у сони ярко-алые, влажные — первые кажутся более притягательными, правильными (получает он, почему-то, последние). адриан впивается худыми пальцами в узкие ребра, играючи поднимая харпер к солнцу (почему ты не сгораешь, икар?), а затем кидает о деревянный паркет и смотрит на последствия (ждал — кровавой лужи и меловой обводки, получил — растянутые в улыбке губы и прикосновение к вороньим волосам-перьям); не получилось — попробуем еще раз.

на следующий день он курит у входа в зал, задрав голову и хмуро щурясь от ярко-палящего солнца; макушка харпер мелькает на противоположной стороне дороги, и рентон напряженно наблюдает, как она ловко лавирует между машинами (может хоть одна двинется, переедет ее тощее тело, размозжит его до костного порошка?) (увы):
— переход в паре метров, а мертвые не танцуют, — бросает он ей в лицо колкими словами и сигаретным дымом, харпер хмыкает, проходя мимо;
мертвые в душе становятся премьерами и собирают залы.

у харпер льюис острые коленки и костлявые лодыжки — признаться себе в том, что хочется их окольцовывать сводя указательный и большие пальцы, занимает больше полугода (все это время он задавался вопросом, почему харпер не умирает: от его хватки, от его грубостей, от его банального присутствия в собственной жизни); харпер, кажется, тоже бессмертна, как и адриан.
иногда адриан позволяет себе вольность — выжав из себя, из нее, из них семь потов, позвать ее курить на крыльцо, неловко делить тишину (из раза в раз становится все проще, адриан непременно этому поражается); иногда харпер делает затяжку после него (адриан думает о том, считается ли это за поцелуй):
нет, определенно, нет.

ее прикосновения к рику запоздало подкрепляют раздражение: мерзко, харпер, очень мерзко; хочется тыкать ей этим в лицо — ты легкодоступная, харпер? может встанешь на колени здесь, в этом грязном переулке передо мной? — хочется, но адриан подавляет волну усилием воли (часть все же вырывается в пальцы, сигарета болезненно комкается, но не гаснет — затягивается).
адриан делает еще шаг и толкает харпер спиной на грязную стену — ей было весело, а теперь нет;
ему же не было весело совсем.
— с риком весело было? льюис, как ты только себя выносишь — безжалостно встряхивает ее за плечи, разочарованно качая головой.

адриан вспоминает, как заткнул ее в первый раз не словесно — истекая потом от десятого ? двадцатого ? прогона одного из элементов их номера, слушая ее раздражающий и усталый лепет, впитывая засохшее мятной зубной пастой на подкорке сознания недовольство им — он просто сжимает ее волосы и притягивает к себе, врезаясь губами и зубами, удерживая в хватке линию челюсти
(харпер закрывает свой рот до конца тренировки).

— еще раз тыкнешь в меня пальцем и я тебе его сломаю, — адриан смотрит мрачным взглядом в место на куртке, где осталась помятая отметина; харпер слабая, харпер расстояния не добьется — адриан в этой гонке выигрывает играючи, без каких-либо шансов для глупой девчонки; двумя пальцами он сжимает ее подбородок, задирая вверх и забирая ее гордый взгляд себе на память (сухие губы призывно открываются, теплый воздух травит дыхание запахом спиртного — адриан напоминает себе ассоциативное слово мерзко). — харпер, улыбаться — это вот так, — он растягивает собственные губы в отравленной улыбке, ядовито выплевывает льюис в лицо и ждет, когда та почувствует действие цианида. адриан злобно вжимает ее в грязную стену собственными бедрами, лишая воздуха и какого-либо шанса на свободу. — так нужно было делать на сцене, льюис, понимаешь?

адриан ничего харпер не сделает
или сделает все.поздно. и, для себя, костно.
[nick]adrian renton[/nick][status]chlorine[/status][icon]https://i.imgur.com/t2XVZSV.png[/icon][fandom]in real life[/fandom][char]адриан рентон, 22[/char][lz]<a href="https://glassdrop.rusff.me/profile.php?id=28">mentally</a> retarded balerun
[/lz]

Поделиться62018-11-25 17:17:38

Автор: Betty Cooper
Oh My God They Were Roommates

говори, говори, говори, разрывай аорты,
рассказывай, как тебе было плохо, рассказывай, что теперь ты сделаешь мне.
гадко, гадко, гадко - адриановы слова липкие, охрипованные, смоченные потом и грязные - харпер запрокидывает голову и чмокает язычком, пуская оскал от левого уха до правого. - может, встанешь на колени здесь, в этом грязном переулке передо мной? - смех режет нёбо: а разве не этим я занимаюсь? шершавый язык саднит после тщательной полировки господских ботинок (харпер размазывает его злость по губам, слизывает языком и сглатывает). цепи жгут кожу приятно, адриан, заметив во рту что-то такое же гадкое, зажимает нос и вливает спирта - чтобы больше ни за что не хваталась.

под треск сигаретной мины льюис сжовывает помарки о том, что коленные чашечки трещат не только по рику, стиву и хану; от циничного безразличия рентона подмораживает всё внутри. она в спины и лица вгрызается, ломает зубы о база, долбящего её на остановке, потом на парковке, по вторникам в спальне жены. харпер жмурит глаза, выбивая себе дыхание, шипит ему в губы партии, элементы, оплавленные на губах окурки, все грехи адриана, уиттакер безразлично накрывает её лицо подушкой и сплёвывает на пальцы.

мать говорит ей не создавать идолов, а потом бросается головой вниз с моста; харпер накладывает пальцами отметины пальцев, ставит чайник, чтобы скурить пачку (нужно убрать мерзкий привкус его губ изо рта). в адриане отражается адам - гадко, гадко - пояс от махрового халата обводит лодышки, повторяет поддержки. адриан до онемения бьёт её по щекам, сбивает в кровавую пенку у кончиков рта, харпер падает к занесённым над ней рукам, чтобы выпить до дна.

смех цепляется за колкий воздух резким движением толчка, лопатки липнут в раскисший кирпич - злоба адриана на проверку выходит совсем не игрушечная. слова, до этого заботливо обитые войлоком, оголяются в подсадные крючки, харпер не замечает их и рвёт аорту: как ты только себя выносишь - блевотный сгусток наматывает на себя спазм, застревает в глотке; эми втягивает воздух, чувствуя, как жгуты скручиваются на животе, козыри крыть больше нечем. она поджимает губы, чтобы не выдавить простое никак. ненависть к себе культивируется, взращивается, кормится свежим мясом.

как ты вскроешь веки лоботомическими инструментами, залезешь липкими щупальцами в мой обезвоженный мозг,

трещащие жуки остервенело скребут внутри, адриан ходит чёрными, мажет чёрным, выворачивает сверху вниз установленные правила игры: харпер морщит нос и набирает слюны, чтобы плюнуть ему в лицо. на подкорке пишет алым error, рентон, очевидно, упивается выпавшей мастью, ей хочется разбить в мясо его лицо. - ещё раз тыкнешь в меня пальцем, - пряжка спускается аккурат по запястьям - и я тебе его сломаю. - псинка поджимает хвост, но пробует скалится: ууу, какие мы страшные, буу. придумай что-нибудь по-нове.. - челюсть харпер выгибается вперёд и послушно трещит под его пальцами.

ворочаясь с боку на бок, находясь на волоске от обрыва, гильотина смеётся харпер в глаза, манит своей пустотой и быстротой разрешения.

- посиди тут, пока не научишься делать сраный pas d'action - харпер цепляется за локоть рентона, пытается выкрутить на себя, но он оказывается сильнее он всегда оказывается сильнее, колотит по лопаткам, плечам, злостно сипит - не смей запирать меня, слышишь?! не смей, блядь, - он толкает её в центр комнаты и три раза проворачивает ключ в замке, хмыкая горькое - ёбаное ничтожество. - воздух внутри сбивается клоками, харпер скребёт ногтями по шее, оставляя дорожки, пытаясь расковырять заслонку, мешающую дышать. дверь открывается в два ноль два, человек в чёрном стаскивает мать с кровати и кормит отравой, харпер закрывает руками уши и считает до ста.

- не трогай меня. - мёртвое железо звенит в трезвеющем теле расхлёбанном, она перехватывает рукой его за воротник, пытается отвести от себя. он улыбается ей в лицо, как улыбалась чёрной пастью единственная на всё детство комната два на два, как улыбался адам, держа под водой, как улыбается каждый раз оркестровая яма. смотреть становится больно, от напора адриана становится мокро, неуютно и жарко.

перекроишь по своему подобию, по своим образам
харпер мельком замечает стекающую капельку пота с его виска, хочется не то смахнуть подушечками, не то слизать кончиком языка.
гадко, гадко, гадко.
растрави меня. [nick]harper lewis[/nick][status]edges that scratch[/status][icon]http://s3.uploads.ru/WC2EK.png[/icon][fandom]in real life[/fandom][char]харпер льюис, 22[/char][lz]<a href="https://glassdrop.rusff.me/profile.php?id=10">dance</a> little liar[/lz]

Поделиться72018-11-25 17:18:37

Автор: Theodore Nott
Oh My God They Were Roommates

черная бабочка с красной каймою
во рту тянет пресным вкусом вчерашних замороженных полуфабрикатов — адриану изо дня в день становится тошно от опостылевших обедов, ужинов и завтраков (торчащие тазобедренные кости скоро вскроют харпер живот вместо очередного выступления); линии, которые он рисует на ее теле сжатыми в кулаки ладонями, выглядят поломанными, кривыми и неправильными, сама же харпер больше походит на побитую жизнью и временем куклу барби (если бы когда-то, конечно, их сделали не клишированными блондинками, а обернули бы в лисью шкуру, сопроводив требованием «танцуй» и балетной пачкой).

адриану периодически приходит в голову мысль о том, что он увядает со сверхъестественной скоростью — ему бы питаться воздухом, солнечную энергию пропускать сквозь синие вены и цвести вишневыми соцветиями, но соня встает перед ним с фирменной улыбкой (разрезом маньяка-убийцы), выцарапывая длинными когтями необходимое для жизни (и не очень необходимое, впрочем, тоже): воздух, отцовское внимание, любовь (пищу, свет, единожды пианино) (к счастью, никогда — балет); её волосы мягкой губкой впитывают яркие лучи, невыносимо обжигают днем и отвратительно раздражают сетчатку в сумерках.

адриан же становится ее тенью, адриан же пропускает через себя ночь — отросшие (отец говорит: «по-девчачьи») кудри чернеют вороньими крыльями-перьями. отец говорит, что адриан — слабак; тому все равно в восьми случаях из десяти, но острые слова проскакивают скользкой гадюкой через его, казалось бы, прочную, самостоятельно выкованную броню, кусают и травят ядом. адриан сильный, хоть и слабее солнечной сони
(адриан срывается на харпер и все проходит).

злость всегда взрывается разноцветным конфетти в черепной коробке: харпер — жалкая и распластанная — равнодушно грызет брошенную кость, вызывающе похрустывая хрящами; сука в ней засыпает ненадолго — лишь на короткое время выступлений — когда адриану кажется, что он мнет пальцами горячий пластилин, капает на язык плавленным воском, слегка обжигает руки; сгорает кружевная сетка на покрасневших пальцах, осыпается пеплом на их волосы, красит в седой (адриану идет, харпер не очень).

на тренировках адриан пробивает лбом ее титановую оболочку, сталкивается со звериным оскалом лицом к лицу (не смотрит в глаза, мимолетно подмечает капающий с клыков яд) и наглядно игнорирует — адриан зовет себя укротителем; харпер — дикая кошка, когда (выпьет) он ей позволяет. тянет окольцевать бледную шею шипастым ошейником и посадить на цепь в подвал балетной студии (единожды пробовал, получил расцарапанные руки); можется (тоже хочется) — вдалбливать ее своим телом в грязную стену гребаного бара, пачкая себя, ее и еще раз себя (и еще раз ее).

как ты спала во хитиновом гробехарпер хочется говорить о ненависти, о раздражении — выворачивать свою кожу наизнанку и демонстрировать чернеющее от злости нутро; хочется вырывать свои глаза, глаза харпер, менять местами и показывать, что его мир заслоняет алая пелена; хочется скормить ей всю скопленную желчь, заставить ей подавиться, как он это делал днем (это все твоя вина, видишь?). адриану кажется, что это единственный вариант, при котором она хоть что-то поймет (мысленно он уже раздраженно давит белые яблоки).

в зубах зажимается сигарета, харпер мнется рядом в ожидании, когда прометей огонь найдет, принесет и подожжет (дожидается); в бледных руках сигарета смотрится почти эстетично. когда они склоняются над дрожащим пламенем — вздрагивают оба (интимней может быть много чего, но сейчас это выглядит апогеем, кажется высшей точкой доверия). дышится с натяжкой, напряжением — сначала слишком шумно, а затем привыкается.

— я думал, что будет хуже, — внезапно вырывается; смешок вместе с признанием теряется в дыму.

истерика харпер вяжет кислым дыханием на влажных губах; адриан, несмотря на %вставить_одно_имя_из_множества%, хочет ее пробовать из раза в раз по настроению — сантиметры между ними неумолимо сокращаются (если останавливаться, то сейчас, если выключать заинтересованность, то единожды и навсегда — не выключает, не останавливается). адриан думает, что он — разочарование (отцовское, возможно, сонино, вероятно, чье-то еще), а потом думает, что ему бесконечно плевать.

— харпер, ты уверена? — хватка на ее челюсти бесконтрольно слабеет (девушка пытается его отодвинуть, но выглядит так, словно хочет обнять — адриан, разумеется, опускает первую часть и сохраняет вторую); вторая рука прячется где-то справа от ее головы (харпер им дышит). улыбка растягивает пластилиновые губы совсем неискренне (харпер, видишь? даже так можно). мрачный взгляд и неискренность не резонируют, а сочетаются идеально — льюис тоже вписывается.

на улице холодает, но харпер выдыхает ему в лицо: кажется, что сейчас лето, а он в зимней одежде — жарко, дышать не хочется совсем (хочется раздеться-переодеться). адриан окидывает ее лицо в очередной раз (в последний?) и толкается вперед, сокращая сантиметры до нуля и не желая слышать ответ; даже если он уже был — плевать.

губы харпер — влажные, приоткрытые; адриану на все плевать настолько, что становится больно.[nick]adrian renton[/nick][status]chlorine[/status][icon]https://i.imgur.com/t2XVZSV.png[/icon][fandom]in real life[/fandom][char]адриан рентон, 22[/char][lz]<a href="https://glassdrop.rusff.me/profile.php?id=28">mentally</a> retarded balerun
[/lz]

Поделиться82018-11-25 18:22:39

Автор: Betty Cooper
Oh My God They Were Roommates

в попытке наскрести горку милосердия приходится падать в обрыв,
в попытке наскрести горку тепла телесного, до дыр прожигающего, приходится падать в обрыв,
в попытке сбежать от себя, своих чувств, этого идиотского давления стальной цепи на шее - ошейник, который до омерзения так идёт к лицу, старательно полируется и содержится в лучшем состоянии, приходится падать в обрыв.
харпер пробует бой и капитуляцию, злость и подменную правду, закон вытянутой руки и слоганы пацифистов, в конце концов почва расслаивается и бессердечно сбрасывает в гогочущий тёмный обрыв.

там холодно, промозгло, страшно,
а ещё - хорошо.

губы адриана, знакомые еле ощутимым ободком вокруг фильтра (затяжная смерть с таким привкусом - сладостный дар), призраком у выпирающих, рвущихся наружу, кричащих ключиц (убей эти миллиметры, убей, пожалуйста), отчаянной попыткой уничтожить уродливый звук (язык немеет, отчего льюис прокусывает его и облегчённо сплёвывает красные сгустки), срывают все триггеры, все сигнализации, все красные кнопки. лиловые ареалы его любви должны были остаться где-то в районе талии, бёдер, запястий - так безнадёжней и проще, баюкать их льдом, списывая не на личное, а - профессиональное, злостно шипеть, выставляя себя реже соучастницей, больше - жертвой, резонировать с ненавистными взглядами остальных членов труппы, не замечая под толстой кожей ничего до ничтожества человечного.

в конце очередной фигуры рентон шипит и в какой-то момент ослабляет хватку, харпер пробует зацепиться, но с грохотом оседает на пол. - идиотка! - мышцы ломит, окрики проходятся по хохолку, льюис поджимает под себя ноги и скалится, точно готовясь к прыжку. - ошибки не было. - она пробует прочитать у него на лице все знакомые эмоции: разочарование, гнев, усталость, ненависть, но вместо чего-то одного, чёткого, ясно транслируемого ей на протяжении полутора лет, она видит неясное месиво. рентон выбивает из себя воздух и резко вытягивает к себе, рыча: - сначала. - он роняет её ещё раз. ещё. ещё. пока в конце концов не вдавливает пальцы себе в ладонь, видимо, сведённую судорогой. через зеркала харпер свидетельствует первую отколовшуюся часть идеальной мозаики древнего божества. в конце концов, она узнаёт маску, выбитую у его глаз и рта (она колет её больнее кухонного ножа) - осознание своей убогости и недостаточности.

разгорячённое тело срывает чеку, размазывая красную жижу по лицу премьера, харпер становится больно (под весом его тела грудная клетка трещит), она понимает, что ей нужен воздух, но судорожно втягивать его совершенно не хочется. думать о том, что пыточная наконец-то захлопывается за ней насовсем, тоже. и если это он хлёстко заносит над ней свою плеть, то она хочет ещё.

смотреть на его лопатки через крохотную щёлочку в другой танцевальный зал и сдерживаться от того, чтобы не ткнуться своей дикой мордой в руку, было легко. сбиваться на спесь, но не терять напускную гордость, проверяя с другими свою браваду (ты опоздала // надеюсь, что на свои похороны), было легко. не думать о скулах адриана рентона и о том, как он прожигает уродскую плоть харпер где-то в гримёрной, становилось почти возможным после семи шотов, чьей-то нескончаемой болтовни и снотворного.

он попробовал отстраниться, чтобы дать им обоим вдох, но посмертный приговор был уже зачитан, льюис покорно взошла на эшафот - в лишних клочках морозного воздуха больше не было смысла. она взвыла, цепляясь немеющими пальцами ему в затылок, и прошипела в губы: ещё. - свободная рука потянулась к пуговицам (лишнее, лишнее, это такое лишнее), ей хотелось не то содрать с рентона кожу, не то - рубашку. что-то жадное клацало громче зубами и слушаться получалось только его.

в попытке не нарваться на мину, непременно напарываешься на обрыв.

и любовники

Поделиться92018-11-25 18:23:17

Автор: Theodore Nott
Oh My God They Were Roommates

замерзшие витражи
паучьи дети плетут свои сети прямо над изголовьем кровати — спальня запахивается в темноту, адриан прячется за грубым пологом — солнечный свет дает пятнам яркий цвет, чем неприятно раздражает уставшие глаза (если пытаться читать перед сном, то непременно не выспишься). когда адриан просыпается раньше будильника, то позволяет себе смотреть за тружениками еще несколько лишних минут, лениво сглатывая вязкую слюну; движущиеся силуэты во тьме едва различимы, но, если знать где искать, то сонный глаз слабо улавливает движение. серебристые нити спускаются к его вискам, оплетают его голову и тело: адриану кажется, что если он проспит или пролежит чуть дольше, то придется становиться частью интерьера, актером незаметной паучьей постановки (они-то, наверняка, сонины шпионы).

дом — театр одной актрисы; адриан служит декорацией всю жизнь, чтобы так легко поддаваться.

перфекционистские веяния пускают корни так глубоко, что достают до полузабытой-полупохороненной раздражительности. харпер мельтешит вокруг него гиперактивной псиной, умирающей бабочкой в агонии, бьется раненной птицей — буквы перед глазами начинают расползаться (ты видишь? видишь? это приглашение в нью-йорк!); адриан (не) видит набор знаков и не может вспомнить, что они значат, сколько бы не пытался: символы превращаются в жуков, бегут по его пальцам, сжимающим глянцевую бумагу нервной хваткой, и прячутся чернильными родинками на коже. когда харпер радостно касается его руки — адриан нервно дергается
(вспомни, кто ты есть, сын
— бездарность, которая даже читает с трудом);

— если танцуешь только ради этого, то можешь собирать вещи
(и уебывать).

адриан звучит хрипло, тихо и надломленно (отец в мыслях долбит набатом, рокотом раскатываясь от одного уха до другого): голова трещит от эха, трещит, как плохо настроенное радио, трещит, как падающее предательски подрубленное дерево в ветреную погоду. если бы сейчас ему предложили расколоть череп, как молоток — скорлупу грецкого ореха, то адриан согласился бы не раздумывая (просто избавьте, избавьтесь).

адриан рентон — пульсирующий комок нервов; кажется, что сейчас организм разорвет на неравные составляющие — голова (мозг яростно вскипает), торс (сердце бьется где-то в глотке — харпер, должно быть, чувствует его неравнодушие собственными губами) и все то, что ниже (харпер, должно быть, очень хорошо чувствует его заинтересованность); останови бешеную пульсацию — и забрызгает алой артериальной кровью (адриану иногда приятно думать, что она у него особенная): например, редкой группы (например, в ней прячется лекарство от рака) — иначе объяснить, что же в ней такого притягательного, не выходит;
адриан во время каждого кровопускания надеется, что ошибается.

значат много и мутно
под пальцами харпер, кажется, плавится кожа — бледное становится болезненно-розоватым, покрывается волдырями; бледное становится некрасивым, воспаленным — адриану хочется или вовсе вырезать это с корнем, растрачивая себя на зверские уродства (харпер, кажется, уже везде), или спрятать поглубже, поближе к середине (в саму середину, пустить кровью по венам). выбирать из раза в раз не получается — харпер мерзнет и влезает к нему под кожу острыми иглами, колет запястья и сшивает губы; когда холодно адриану, он раздвигает ее ребра и прячет руки у сердца.

харпер хочет еще — это вызывает почти судорожный полустон из таких недр, о существовании которых адриан и не догадывался (звук тает где-то внутри, расщепляясь на исключительно нужные вдохи). кажется, что все неправильно — хотеть и брать; кажется, что он пришел сюда совсем не за этим (не кажется — не за этим). злость по сообщающимся сосудам растворяется в желании, противостоять которому невозможно: под его напором чужие губы распахиваются почти послушно, челюсть музыкально трещит под напряженными пальцами.

она льнет к его телу и сознанию — он бездумно позволяет ей все (касаться, хотеть, брать).

все связные мысли, наверняка, прячутся где-то в ее рту: адриан ищет, ищет и никак не находит — только теряет остатки собственных. жадное, сдавленное дыхание щекочет ключицы, хочется поднять харпер выше, на собственный уровень (осторожно я просто \ харпер не дает договорить, минуты промедления чреваты хоть какими-то размышлениями) — приходится бесцеремонно сгребать ладонями узкие бедра, позволяя вжиматься ближе, чем когда-либо до.

если это их рубикон, то считается ли он пройденным?

адриан путает ладонь в ржавчине волос; ответ может подождать.
[nick]adrian renton[/nick][status]chlorine[/status][icon]https://i.imgur.com/t2XVZSV.png[/icon][fandom]in real life[/fandom][char]адриан рентон, 22[/char][lz]<a href="https://glassdrop.rusff.me/profile.php?id=28">mentally</a> retarded balerun
[/lz]

Поделиться102018-12-08 01:10:06

Автор: Betty Cooper
Oh My God They Were Roommates

я выдерживаю почти любую разновидность боли,

- если хочешь сломать, - харпер щёлкает под пальцами набухающие лиловые градины, сок заполняет челюсть и не даёт жевать (адам учит терпеть и смаковать, делая боль приятной), ей хочется, чтобы адриан видел, как она этим упивается (смотри, адриан. смотри, мне нравится.) - придётся надавить посильней. - яд облепляет язык, сбрасывать с него слова становится неудобно, харпер сбрасывает кожу и сплёвывает яд обратно в бокал. (ну же, дави.) она ухмыляется ему через весь зал оголёнными позвонками. (дави. давай посмотрим, что во мне, посмотрим, есть ли хоть что-то во мне, посмотрим, на что способен ты сам). - сможешь? - на глазах у всех не видна слабость, колко становится только наедине.

лин смотрит на умирающее (мёртвое) тело харпер, сгребает в охапку, плачет целебными слезами, да зря: не трогай меня. - я хочу помочь. - отстань. - ободки браслетов дружбы зудят, адриан говорит, что одетта не носит ничего подобного, жизель не носит ничего подобного, прима должна размениваться на сантименты только касательно своей работы. - мне не нужно твоё тупое милосердие. - толчок. блок. удар. - мне не нужно твоё сочувствие. - прости, эми, я, правда, - прочь.

адриан срезает портными ножницами крылья и приказывает харпер взлететь, приученная не думать, она машет обрубками и соскакивает с моста.

льюис смотрит на обугленное тело в прихожей, на своё тело в прихожей, ей тошно. адриан говорил, что сердце нужно вытащить и сломать/испепелить/выжечь, льюис не слушала, никогда не слушала, рентону надоело, он сделал всё сам. - меня не нужно лечить, лин, ты это понимаешь? я не больная. - убийство прячется под милосердие, сакральный смысл - в губы, харпер щекой тычется премьеру в руку, отталкивает от себя всё, что не он.

- ты никогда не станешь чем-то большим. - холли сильнее нужного затягивает пуанты, кожа под лентами вздувается, становится синеватой. - нет, может, у тебя для примы и хватит таланта, - она расправляет юбку слишком нервозно, кажется, зацепись её палец за ткань - порвёт. - но на рентона, в отличие от остальных, не подействует твоё очарование. будешь плясать под ним, как миленькая.

на глазах у всех - самое главное: харпер скачет по клетке и огрызается. она поддевает адриану раны и тычет пальцем, смеётся и тычет пальцем, хочется думать, что заполучила себе место в темечке, свесила ножки и вот-вот раздробит мраморный череп (льюис, да что ты о себе возомнила? ты глупая? слезь.)

тигры в клетке играются до тех пор, пока не оказывается, что только один из них - тигр, у второго есть цирковая форма, походка двуногая и податливость разбухшего в ледяной воде кнута. - осторожно. - тело харпер шипит, оно знает, что это совсем не то, что ему следовало бы сопротивляться, брыкаться, кричать, не льнуть сильнее, кусаться. его пальцы - предательство, его существование - это предательство. она хочет сказать, говорит (?), успевает подумать только о том, что - не надо.

от адриана пахнет кем-то, не ей, и она выбивает ритм сильнее прежнего, спотыкается больше, давит на пульс сильней. ей хочется умереть, хочется умереть, хочется умереть; до: полоснуть карманным по шее адриана, обвести лезвием лицо, найти идеальную форму, идеальную формулу, стать больше, чем просто.

- осторожно, - поцелуи закрывают вздыбленные раны от кнута, циркач замахивается им и случайно жалит себя сам. льюис хочется зализать их, накрыть лапой и успокоить.

— пожалуйста, - рёбра привычно трещат и стонут под его напором, кажется, что скоро расцарапают кожу и дотянутся, наконец, до сути (может, там, и правда, есть что-то. скорее, там нет ничего). хочется умереть, хочется умереть, хочется умереть, чтобы "после" не было.

мёртвое тело в гостиной вырезает всех,
в первую очередь - себя,
кто не - адриан,
(дави
как можно сильнее
мне надо)а тебя не выдерживаю вообще
[nick]harper lewis[/nick][status]edges that scratch[/status][icon]http://s3.uploads.ru/WC2EK.png[/icon][fandom]in real life[/fandom][char]харпер льюис, 22[/char][lz]<a href="https://glassdrop.rusff.me/profile.php?id=10">dance</a> little liar[/lz]

Поделиться112018-12-16 03:01:26

Автор: Theodore Nott
Oh My God They Were Roommates

путеводная звезда это удобно можно выбрать любую из миллиарда

блестящие софиты ослепляют, выжигая желание успеха на сетчатке глаз; адриан делает глубокий вдох за кулисами и думает: «а что если вот сейчас будет пик моей славы? что если дальше только разочарование, усталость и недовольство?»; нужно выйти на сцену, заклеймить себя финальной вспышкой успеха и умереть под кипой газетных заголовков счастливым (как это); адриан согласно мыслям качает головой и думает выжать из этого момента все (даже если это и не он, даже если апогею никогда и не быть — умирая в безызвестности) — и делает шаг назад, возвращаясь в полумрак кулис.

харпер льюис — он видит — жадно дышит ртом с другой стороны сцены, смотрит на его тень, не моргает (не живет), волнуется; силуэт белый, почти призрачный, иллюзорно невесомый — адриан сжимает паучьи пальцы в кулаки и надеется, что сил ей хватит (сил не испортить все).

первые оркестровые звуки выводят из прострации.

руки сгнивают по локоть, когда он поднимает холли в поддержке, когда тренируется с холли в балетном зале; адриан делает вдох и думает: «может она все равно что святая? может это я проклят?», с харпер так не было и с харпер было не так — было легко.

— холли, заткнись —
от визга-писка ее голоса, дыхания, любого звука, от самой холли — тошнит. приходится терпеть, превозмогать и ждать, пока харпер поправится (сука, если это не случится на следующей неделе, то придется убить холли, затем убить харпер) (потом, опционально, себя); адриан думает о том, как выглядели бы заголовки (а вдруг его бы назвали звездой?) думать об этом — приятно,
но не так приятно, как думать о том, чтобы задушить холли нахуй:
— закрой рот, пожалуйста (блять).

адриан разматывает нити воспоминаний и натыкается на материнский призрак, на отцовскую винтовку, на сонино лицо и тело — живое, мягкое и податливое (тошнит тошнит тошнит); соня гладит его волосы (не трогай), расстегивает его рубашку (я прошу тебя не надо), доливает алкоголь в его стакан.
— я тебя ненавижу, — адриан поджимает губы, прячет лицо в руках (одежду на полу, свое тело в ее теле);
время тоже поджимает, соня поджидает, стягивая с плеча майку (тошнит тошнит тошнит), когда губы пьяно и пьяняще соприкасаются — тошнит тошнит тошнит;
— держись от меня подальше (сука).

я хотел быть собой но стал вдруг тобой и внутри тебя

харпер — влажная труха осенних листьев, золотые прожигающие до мяса расплавы на языке, промозглый ветер по голой коже; адриан ведет пальцем по кирпичной крошке, по сколотому краю, по веснушчатому плечу, царапает ногтем, ковыряет мягкой подушечкой пальца (пробует языком пробует языком пробует языком)

проверка на реалистичность пройдена, переходите к следующему этапу

видит бог, адриан желает — хотеть не раздумывая, делать без параллельных неподвластных мыслей-воспоминаний, брать по щелчку узловатых пальцев, на изгиб рта откликаться изгибом тела; адриан целует, сцеловывает, зацеловывает каждую трещинку на губах харпер, родинку на шее, косточку ключицы, дарит ей свое дыхание, забирает себе чужое (пока им руководит желание, похоть, жажда, не думать — легко); голые ребра харпер прощупываются пальцами, врезаются в его грудную клетку, разбиваются в щепки — сердце колотится в глотке, в своде ее бедер, в ее руках

; обтянутые хлипкими джинсами ноги харпер помечаются синяками, распускаются по молнии, забираются выше и выше, жмутся так, что мир вторит и сжимается тоже; губы харпер — кажется, самые нужные на этом свете — стонут от боли, расходятся сухими трещинами (адриан их смачивает слюной).

блять,

внезапная дрожь наступает с пяток, добирается до желудка и сжимает его властной рукой, запускает земляных червей в сердце — те лезут через поры, уши и рот. перед глазами возникает соня — с ее руками-губами-ключицами (тошнит тошнит тошнит) — адриан стряхивает харпер с себя на землю назойливой мушкой совершенно рефлективно, бездумно (с запоздалым сожалением);

без ее ног, собственнически обвивающих бедра, — холодно, без жадно прижатого тела — холодно,
но тошнит меньше.

— харпер, мне надо,
адриан ведет рукой куда-то в сторону, вторую, влажную, прячет в карман, ищет сигареты (находит, выдыхает, подкуривает)

— точнее, нам это не надо,
адриан сдает назад и сбегает — из льюис в себя.

почему именно ты как вселенная могла нас так наебать я даже не представляю

Отредактировано Jughead Jones (2018-12-16 03:04:01)