гостевая
роли и фандомы
заявки
хочу к вам

BITCHFIELD [grossover]

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » BITCHFIELD [grossover] » Прожитое » razorblade butterflies


razorblade butterflies

Сообщений 1 страница 15 из 15

1

// mick rawson + jack benjamin
http://images.vfl.ru/ii/1548238131/844208e0/25072620.gif

+ + +
у него не осталось никого и ничего, кроме демонов
и амбиций, взращенных отцом, которого он ненавидит.
возможно, это даже взаимно. но даже когда мир отвернулся
от тебя, всегда остается шанс на надежду

[icon]http://images.vfl.ru/ii/1548277187/58d24073/25082362.png[/icon][nick]Mick Rawson[/nick][status]служба комфортинга[/status][fandom]Criminal Minds: Suspect Behavior[/fandom][char]Мик Роусон, 32[/char][lz]спокойной ночи, мой принц[/lz]

Отредактировано John Constantine (2019-01-31 00:32:50)

+2

2

Как прожить светилу посреди планет,
Если правит миром отражённый свет,
Если тот, кто жить не может,
Пожирает непохожих?

Иногда ему казалось, что его спина больше не согнется никогда. Что он захочет, но уже не сможет позволить ей расслабленно прогнуться и дать измученным мышцам отдых. Что у него в кишках палка, которая держит тело неестественно ровно, не позволяя никому не заметить, что с принцем что-то не так. Что он радуется, или огорчён, или ему страшно, тоскливо. Одиноко.  У палки только одна одна форма - принц. А вокруг неё - чудовищная спираль, закрученная в штопор и не позволяющая сделать ни одного  нормального  вдоха.

Иногда ему казалось, что у него даже спираль прямая. Как палка. И от неё горит внутри, будто он посажен на кол, который пропарывает орган за органом, пока не вылезет из глотки, втыкаясь прямо в мозг. Бывали дни, когда принцу становилось жаль, что это лишь ощущение, а не реальность, потому что в таком случае смерть уже была бы близка. Вместе с избавлением. Но нет, это не более чем ощущение. Как, например, сегодня.

Джек вышел из машины, остановившейся возле его дома,  вдохнул свежий вечерний воздух и на мгновение прикрыл глаза, внутренне морщась от всё нарастающей головной боли. Преодолел желание не открывая их размазаться по холодной дверце машины, развернулся к телохранителю и сделал очередной глоток из фляжки. За что ему нравились его охранники, так это за отсутствие нотаций по поводу алкоголя. За что ему нравился конкретно Мик Роусона - за отсутствие нотаций даже во взгляде, когда его подохранный лажал, как тупой грузчик из порта, а не принц.

-  Пора спать, сэр, - ровно произнес телохранитель, не делая попыток двинуться с места, чтобы поскорее уехать туда, куда там ездили охранники после успешной доставки ценного тела домой.

Что ж, наверное стоило поблагодарить Бога, так любимого отцом, что остался в этом королевстве хоть кто-то, кого не тошнило при виде Джека. Вот только он не собирался. Не потому что не верил в Бога, наоборот, слишком верил. Просто ненавидел Его. За то что свёл отца с ума.

-  Да, пора, - кивнул в ответ Джек и даже улыбнулся. Всё на то же мгновение, и позволил улыбке стечь на грязный асфальт и уползти в канализацию. Это всё, на что хватило его сил. - Ты домой?

Если не нормальная беседа, то хотя бы её иллюзия. Джеку нравился Мик, быть может чуть больше, чем все остальные охранники и не только из-за профессиональных качеств. На него было приятно смотреть. Джек любил смотреть на красивых мужчин и  чтобы с этим ни делал, он всё равно оставался бракованным принцем. Наверное, Бог что-то очень конкретное хотел сказать, раз создал его таким.

-  Конец моей смены, сэр. Долгий у вас выдался день.

Роусон улыбался и выглядел профессионально. То есть предельно вежливо, доброжелательно и отстраненно. Но Джек заметил брошенный им внимательный взгляд на фляжку с остатками виски, которые старательно уничтожал Джек.

-  Ещё не закончился.

Их разговор как бессмысленный бред в воспалённом сознании. Роусон делал вид, что не замечает как принц в открытую пьет и кривит губы в попытках удержать себя от очередных слёз, а Джек делал  вид, что он айсберг безмятежного спокойствия в океане шторма. У Роусона получалось лучше.

-  Хорошо, когда есть человек, которому можно доверять. - Джек не отрываясь смотрел  на телохранителя, будто пытался телепатически донести до него совершенно другую информацию. Что-то про безграничное одиночество, с которым у него больше нет сил бороться. Не сегодня. Не в этот паршивый день. Но у Роусона кончилась смена.

Джек дал Мику даже чуть больше времени для принятия решения и молча развернулся, направляясь к своему дому. Где-то на середине дороги его ощутимо повело, но он выправился, вцепившись позвоночником в палку и довольно уверенно пошел дальше. Только голова немного  клонилась к земле. За спиной пискнула сигнализация, и Джек улыбнулся. Роусон все-таки решил перенести свой конец смены.

В пентхаус поднимались молча. Принцу полагался телохранитель, а у Мика поменялись планы. Кто он такой, чтобы задавать лишние вопросы? Охрана единственного принца королевства - серьезная и важная задача. И дверь за него открыли, а то он уже начал сомневаться в своих возможностях попасть ключом в замок с первого раза. Джек благодарно кивнул и зашёл домой.

-  Кухня ты знаешь где, - устало махнул рукой, разуваясь и стягивая узел галстука. Королевский этикет это, конечно, очень важно, но у себя в квартире он имеет право ходить босым. - Ужин не предложу, извини, я слишком устал для радушного гостеприимства, так что бери все, что найдешь. В холодильнике точно есть еда. И тебе правда не обязательно быть здесь, отец все равно не заплатит за охрану меня ни одной монеты сверх положенного. А я в порядке, поработаю и лягу спать.

Джек читал много занятного о своей квартире в жёлтой прессе. И даже кое-что у той самой Катарины Гент, будь проклята она и её раздутые амбиции.  Все, кто  бывал в апартаментах Его Высочества, чаще всего проверенные девочки, реже ещё более проверенные мальчики, те, кого он называл друзьями, но они на самом деле этим не являлись, редкие действительно приятные ему люди… и Дэвид. Дьявол бы его побрал - Дэвид! Телохранители. Все знали, что не стоит раскрывать рот и говорит слишком много о том, как  жил единственный принц Гильбоа. К тому же большинство дальше гостиной и комнаты для удовлетворения разных  потребностей и не допускались. Но судя по его тщательно испорченной репутации - квартира Джека являла собой одновременно бордель со стрип-баром и складом наркотиков. Дизайн интерьеров был соответствующим, он видел рисунки. И даже смеялся. А на деле у Джека просторный двухэтажный пентхаус с гостиной, кухней-столовой и одной гостевой комнатой. Его спальня на втором - единственная комната на этаже. Все сдержано, современный холодный хай-тек и, по словам некоторых псевдопассий - скучный. Зато он сам весёлый, у него целых три уборных и личный кабинет. Прямо настоящий, правда маленький - стол, пара шкафов, небольшой диван и кресло для посетителей. На кой хрен ему кресло для посетителей в собственной квартире он сказать не мог, но так было положено. А Джек - специалист высочайшего класса по тому, что положено.

И куда.

Он повесил пальто на вешалку, расстегнул пиджак, снял и кинул его на диван по пути в кабинет. С телохранителем экскурсий по квартире не проводил, тот не в первый раз тут - знает что и где. А некоторые места даже лучше  самого Джека. Пить равно не будет - при исполнении. Бесполезно. Джек уже пробовал не один раз, но так и не получилось. Мик Роусон был упрямым человеком и отличным специалистом, верным, и очень надёжным. Жаль, что принц -  всего лишь его работа, оплачиваемая налогами королевских подданных. 

“Наверное паршиво, когда даже я тобой брезгую…”

Джек горько усмехнулся и сделал ещё один глоток. Маршрут от гостиной до кабинета стал очевидно зигзагообразным - небольшие размеры фляжки компенсировались тем, что это была уже не первая. И даже не вторая. Будто Гент могла ударить его ещё больнее, чем били все. Им все брезговали. Даже собственная мать, для которой сотовый телефон был важнее сына. А его бессмертная душа, за которую Катарина так беспокоилась, агонизировала уже бесконечно. Каково с рождения жить в Аду? Не после смерти, до неё, а Гент? Единственное, что было в его жизни хорошего - служба с ребятами, которые его действительно любили и Джозеф. И все это отец отобрал одним движением. И он отдал. Не колеблясь, глотая злые слезы и размазывая по лицу сопли. Стоя с колом в заднице и смотря, как его служба рассыпается в министерском кабинете под горой бумаг. Как его любимого выкидывают из клуба по его же приказу. Как деревенский дурачок, случайно убивший один танк, отбирает у него всё и даже больше. Но Дэвид все равно победил. Обошел всухую. После предательства его брата, суда, обольщения сестры, он всё ещё оставался любимчиком отца. Может тоже надо было обольстить сестру? А что, инцест среди королевских семей всегда был в моде. Интересно, что бы понравилось отцу больше, чтобы Джек спал с мужиком или сестрой? Что из  этого больше разрушает образ королевской семьи?

Виски кончилось. Джек потряс фляжкой, прислушиваясь и поставил ее на рабочий стол. Пустую. Может сгонять Мика до бара, чтобы принес ещё, раз уж тот все равно тут? Но махнул рукой, потому что у него ещё с десяток непросмотренных из-за Судного дня писем. Он включил компьютер, устало опустился в кресло и уткнулся лицом в ладони, дожидаясь загрузки. Пытаясь согнуть и расслабить спину, до боли скрученную напряжением. В палку. Похоже, её острый конец всё-таки добрался до горла и впился в него колючим комком. Который никак не хотел проваливаться дальше в глотку и душил, вцепившись смесью вины, ненависти и отчаяния. Он проигрывал Дэвиду битву за битвой и никак не мог придумать достойный план свержения противника. Как будто Дэвид и правда был отмечен Богом.

[nick]Jack Benjamin[/nick][status](не)любимый[/status][icon]http://s3.uploads.ru/2dzNw.jpg[/icon][sign]http://s7.uploads.ru/vf2VG.png                                       http://s3.uploads.ru/F0dJE.gif[/sign][fandom]kings[/fandom][char]принц Джек, 26[/char][lz]Сублимирует в корону жажду любви, мечется между правильно - неправильно и может доверять лишь одному человеку на планете. [/lz]

Отредактировано Chase Collins (2019-03-21 17:07:11)

+2

3

Мик никогда не любил и никогда не понимал Судный день. С момента, как он стал частью личной королевской гвардии, не было ни одного года, чтобы ему не выпадала смена именно на Судный день, и по какой-то причине не было ни одной смены, чтобы он не дежурил в зале заседаний во дворце, превращавшийся в импровизированный зал суда на этот день. Как будто его каждый раз тыкали носом, заставляли смотреть. С другой стороны, наверное, наблюдать море оранжевым конвертов, зло брошенных неудавшимися просителями, было еще более тоскливо, чем слушать великолепие речей и книжной мудрости.

Ужаснее несправедливого правосудия - только правосудие, превращенное в шоу. Хуже простого шоу - шоу, которое маскирует решение личных вопросов. Будучи еще простым солдатом, даже не веря в Бога, он вместе со всеми наблюдал за развитием событий по телевизору - тогда ему казалось, что это лишь невинная демонстрация того, что король на стороне народа и готов привнести в машину суда человечность. Но чем ближе он оказывался к этому самому королю, тем уродливее преломлялся ритуал, обнажая кости истинных мотивов. И перемолотые в труху кости несогласных, неудобных, неугодных. Весь этот год, казалось, страна колебалась на кромке волны в сильный шторм, и лишь миллиметр влево или вправо решал, свалится ли эта лодка с девятого вала вниз, рухнув на воду. похожу на бетон, или же накренится и спокойно съедет по волне во впадину. До следующей.

Судный день в этот раз, как апофеоз, иллюстрировал это колебание на грани. Мешая низкое цирковое представление для плебеев со свиньями и блудницами с поспешным затыканием дыр в королевских отношениях, лишь с редкими проблесками чего-то по-настоящему ценного для тех, кто смотрел это шоу по телевизору, сидя у себя дома. Мик радовался, что впервые лишь поглядывал на трансляцию за пределами зала, когда она попадалась на глаза, потому что у его подопечного было много других дел, нежели чем торчать в зале суда.

Принц был чуть мрачен почти весь день и чрезмерно сосредоточен, но поводов бить тревогу в начале не было. С тех пор, как при дворе появился Дэвид Шеперд, количество омраченных дней королевского наследника увеличилось вдвое. Мику не нужно было расспрашивать, просто быть рядом и наблюдать, чтобы понимать причину. Но слабые сигналы тревоги начинали зарождаться в его мозгу в момент, когда любимая фляга принца начинала производить впечатление бездонной, особенно для такой небольшой тары. Обычно именно тогда начинались проблемы.

Мик уже давно не задавался вопросом, зачем в принципе принцу Джеку нужно так много телохранителей почти круглосуточно - он уже давно ответил себе на этот вопрос: их основная задача была не столько защищать, сколько следить. И защищать государственные интересы от действий принца. Так, по крайней мере, это было в голове правой руки короля Томасин. А вот что он делал здесь, вместо того, чтобы нести службу в гвардии - это заставляло задуматься. Нет, он-то вызвался по своей воле, но зачем в принципе на обычную работу телохранителя ставить военного вместо привычных к подобной службе ребят из самых элитных охранных агентств Гилбоа? Понятная только подковерным властителям загадка. Еще ни разу ему по-настоящему не понадобились его особые навыки на этой службе.

То, что ему понадобилось по-настоящему и совершенно неожиданно - так это самообладание.и умение держать себя в руках. И вовсе не потому, что некоторые люди при дворе считали Джека отрезанным ломтем и паршивой овцой, нападающей на кроткую белую овечку-Дэвида. Чем дольше он находился рядом с Джеком, тем больше в его голове все переворачивалось вверх ногами и все бледнее становились ореолы, за которыми раньше не было видно людей. Чем дольше, тем больнее ему было осознавать, что он видит перед собой.

Не считая стремительно исчезающего в принце алкоголя, казалось, будто бы Судный день прошел тихо, но за бульканием раскачивающейся на поворотах жидкости во фляге читалась царившая в затонированной по уши бронированной машине напряженность. Она становилась все толще и непролазнее по мере того, как машина удалялась от дворца и приближалась к квартире принца в скромно-фешенебельном районе Силома. Мик силился разглядеть в зеркале заднего вида то, что происходило сзади, но так получалось, что каждый раз, когда он смотрел, Джек прятал лицо во мраке или за очередным глотком. В конце концов, Мик бросил попытки и устремил взгляд на дорогу, пока они не припарковались напротив знакомых аппартаментов.

Заглушив двигатель, он вышел, чтобы открыть дверь, предварительно оглядевшись. Ни следа папарацци. Но принц все равно пытался делать вид, что не пошатывается слегка от алкоголя, и что Роусону даже с удаления не видно, как расширены зрачки. Лучшее, что он мог посоветовать в рамках профессиональной этики - это отправиться спать. И улыбнуться. Не дежурно, но сдержано, хотя улыбаться ему не хотелось, глядя, как блуждают черты лица принца. Тот складывал их в выученную улыбку, но она рассыпалась, ее будто разбивало то, что и правда хотело отразиться на его лице. Но Джек почти никогда не позвлял таким эмоциям выйти наружу почти нигде за пределами своей квартиры. Оно застывало под кожей напряженными мышцами. Мику казалось, это должно быть физически больно.

На неожиданный вопрос он ответил почему-то невпопад, вместо того, чтобы ответить прямо. Был слишком увлечен мыслью о том, сколько раз принц уже "обновил напиток". Или просто смотрел на флягу, чтобы хоть секунду не смотреть на то, какая мука проходит по красивым чертам лица. Но ему снова пришлось перевести взгляд и сосредоточиться на глазах Джека, лишь чуть-чуть расфокусированных из-за алкоголя. Только боль и никакой надежды. Он видел это уже не раз и не два. А сломало это его... на третий, кажется? Что тогда случилось?

Мик не успел вспомнить, потому что такая же, казалось бы, сказанная невпопад фраза Джека болезененно кольнула в глотке. Он хотел уехать домой, но не потому, что не хотел быть здесь. Он хотел уехать, потому что слишком хотел. Как раз с того раза, как его сломало. Когда его сломало, и он позволил себе прикоснуться. И не получил никакого отпора или сопротивления, ни осуждения, ни возмущения. Ничего. Только благодарность. И ловушка, защекнувшаяся за его спиной. И теперь она была тикающей часовой бомбой, которая может навредить, да вот только не ему.

Потому он должен был убедиться, что принц дошел до двери подъезда, сесть в машину и уехать. Но Мик щелкнул брелоком сигнализации и пошел следом. Что-то было совсем не так. Со всем этим разговором, с этим днем, с исчезающей со скоростью света выпивкой. Но он ведь взрослый человек, он способен не сделать глупость, о которой пожалеет?

Попытки Джека в безопасности квартиры сдать назад, правда, немного отобрали уверенность Мика в том, что он может совсем обойтись без глупостей. Хотя, возможно, это из-за того, что теперь они точно остались совершенно одни, в отличие от той же улицы, а значит сейчас он может обращаться к принцу на ты. Он быстро к этому привык с момента, как они условились отбрасывать деловое общение наедине, хоть и понимал, что Джек больше делал это для себя и своего комфорта. Так было меньше неловкости в неожиданно возникшем между ними доверии, какого не должно быть между начальником и подчиненными, только и всего. Но у Мика не получалось отделаться от мысли. что это делало их опасно близкими.

- Тебе бы самому поесть, - все, что он озвучил в итоге.

Это не намек, что закусывать надо, но учитывая, что Джек уже ходил неровно и наверняка ел последний раз с утра - это было хорошим дополнением к алкоголю. Как минимум, так он меньше разъедал бы желудок.

Мик был не голоден, успел перекусить недавно в перерыве, а вот от пиджака избавился с удовольствием, привычно уже скинув на диван. и засучил рукава. Так было гораздо удобнее. А он-то думал, дурак, что парадная форма неудобная. Как же. У тех, кто обеспечивал королевских телохранителей, как будто был контракт на поставку самых неказистых и неудобных черных костюмов для охранников в мире. Брюки ему попались еще ничего (могло повезти и меньше, как паре коллег), но этот пиджак сводил его с ума. Только хорошая, хоть и тоже непривычная для него обычно, сорочка хоть как-то спасала дело. При этом он ни на секунду не переставал наблюдать за принцем и его... все-таки странными попытками и впрямь поработать. Нет, это, определенно, безумие.

Он дал Джеку все-таки сбежать на какое-то время к себе в кабинет, отсчитывая минуту-две-пять, спустя которые последовал за ним, но попутно захватив из холодильника тарелку с какими-то нарезками.

Тело принца в офисном кресле с высокой спинкой как будто поломало и скрючило, хоть и сидел он прямо. Неестественная прямота, почти нездоровая. Мик сглотнул и поставил тихо тарелку на стол. Джек не видел его, но он бережно прикоснулся к напряженному плечу, легко сжимая, помня, как даже такой нажим в некоторые дни приносил принцу ужасную боль из-за сведенных мышц.

- Джек? Что случилось?
[nick]Mick Rawson[/nick][status]служба комфортинга[/status][icon]http://images.vfl.ru/ii/1548277187/58d24073/25082362.png[/icon][fandom]Criminal Minds: Suspect Behavior[/fandom][char]Мик Роусон, 32[/char][lz]спокойной ночи, мой принц[/lz]

Отредактировано John Constantine (2019-01-31 00:32:39)

+2

4

Принц едва заметно улыбнулся, но уже по-настоящему, не вымученно-протокольно. Ему нравилось, когда они с Миком оставляли официоз и позволяли друг другу стать чуть ближе. После того, как он вернулся с войны, у него осталось слишком мало близких людей. Если они вообще были хоть когда-то. А Мик казался надёжным. И не продажным. Джеку он нравился и хотелось ему доверять. Не хотелось думать, что именно Роусон предавал его и вписывал в отчеты для отца имена “мальчиков” принца, а иначе король никак не мог узнать о них. Кто-то из телохранителей - а быть может и все - доносил на него. И теперь, даже у себя дома, там, где он чувствовал хоть какую-то свободу, пришлось забыть о ней, скрываясь за безразличием.

Первый шаг сделал Роусон. Вообще единственный, кто сделал хоть какой-то шаг, положив руку на плечо принца в какой-то из тех моментов, когда Джек улыбался, вместо того, чтобы кричать. Тёплая, уверенная ладонь коротко сжала плечо, говоря, что принц не один. Даже если казалось, что это не так. Но он услышал его и благодарно улыбнулся, быстро обернувшись к охраннику, прежде чем пойти дальше. Уже более спокойным, чем был минуту назад. В конце концов нигде в инструкции к телохранителю не было пункта, что с ним нельзя быть нормальным. 

-  Не хочу есть. Голова болит. Принесёшь таблетку?

Джек давно перестал видеть разницу между “охранять” и “следить”. Телохранители появлялись в его квартире только с другими людьми, но даже если их не было видно в холле или на первом этаже, они всё равно наблюдали за ним откуда-то ещё. По-крайней мере ещё ни одна попытка Джека уехать из дома в одиночестве не увенчалась успехом. Как будто за каждым бордюрным камнем в Силоме сидело по наёмному убийце. Его не убили на войне, кому он нужен в родном государстве? Кроме отца? Вот только, если отец решит уничтожить своего сына, телохранители Джеку уже не помогут. Только Роусон был готов отпустить его одного, он лишь хотел знать, куда Джек едет. Справедливо. И Джек брал его с собой, потому что только в одно место он мог ехать, не желая, чтобы об этом не узнали остальные.

Отец сказал: “твои мальчики”, но не сказал: “твой Джозеф”. То, что знал Мик Роусон не узнал больше никто. Джек не мог ему не доверять. Не мог перестать хотеть ему доверять, и поэтому следующего прикосновения он уже ждал. Прикосновения, разрешающее расслабиться и отодрать приросшую за день маску. Одну из, у принца их было много, на каждый случай своя. Он ждал, слушая тихие попискивания системного блока и ровный гул кулера, сопровождающие оживление компьютера. Ждал и обдумывал сегодняшний день, отвратительный в своём лицемерии и цинизме. Грязный, как и заваленный оранжевыми конвертами пол во дворце. Лицемерный Суд со смотрящим в рот королевской семьи судьёй, лицемерный король, прикрывающий свои граничащие с безумием решения словом Божьим, лицемерная сестра, носящаяся с бестолковым медицинским законопроектом и даже не делающая попытки подумать на шаг вперёд, к чему он может привести? И лицемерный Дэвид, который хотел сесть своим геройским задом на несколько тронов сразу. Только потому что он… Дэвид? Он хотел всего, не заплатив ничего. И благосклонность короля, и любовь принцессы и дружбу принца. И трон с короной в придачу. А Джеку что? Почему он, отдав всё, не получает ничего? Даже то, что уже его по праву?

Палка в позвоночнике ледяная и раскалённая одновременно, заморозила позвоночник, не позволяя шевельнуться, и рассылала по мышцам огненные спазмы. Прикосновение к плечу осторожное, бережное, ломающее ледяную корку в спине, болезненно, но нужно. Именно за этим Джек сегодня и позвал и Роусона. Чтобы тот позволил ему содрать маску благопристойности и праведности.

-  Ты убивал людей, Мик, - то ли спросил, то констатировал Джек, не поднимая головы, из-за чего голос его, разбивающийся о ладони, звучал глухо. - Убивал, ты же снайпер. И я убивал, я тоже солдат. На войне всё честно, или ты убиваешь, или тебя. Ты идёшь на смерть, зная, что можешь не вернуться. И твой противник знает тоже самое. Он знает, что ты пришел его убивать и готов защищать свою жизнь. На войне не лгут. Ты либо герой, либо злодей. В зависимости от стороны. 

Джек замолчал, продолжая ровно дышать в ладони. Он не хотел смотреть ни на телохранителя, ни почту. Несколько минут спокойной тишины и темноты. В Раю Джека будет всегда темно, там не надо будет прятаться и скрывать свои чувства, притворяться кем-то другим, носить чужое лицо. Там можно будет всегда быть собой.

-  Я сегодня убил человека, - наконец разорвал своё же молчание принц. - Бесчестно. Воспользовался им в борьбе с другим. И даже то, что ему итак грозила смерть, не помогает чувствовать себя менее виноватым. Я превращаюсь в него. - Джек не назвал имени, но они знали, кого он имел в виду. - Во дворце я становлюсь только принцем. Бездушным интриганом, жаждущим короны. И идущим ради этого по головам. Иногда я боюсь потеряться в этом. Иногда хочу. Но всё равно, мне уже не отмыться. А ведь у меня даже нет к нему ненависти, он дурень, и отец использует его как оружие против меня. Но если ты видишь направленный на тебя заряженный пистолет, разве ты не попробуешь остановить выстрел? Даже если для этого его надо сломать?

Джек вздохнул и всё-таки поднял голову, растирая слезящиеся глаза. Головная боль  была почти невыносимой, не такая, как во время ранения, но всё равно путала мысли и хотелось от неё избавиться. К боли не привыкаешь. Как и к голоду. Но есть принц не хотел, а подташнивало его от боли и отвращения к себе. Электронную почту он открыл просто чтобы отвлечься от мыслей. Бездумно щёлкнул по новым письмам и наугад выбрал одно: “Обновленные итоги по приговору Итана Шепарда”. Какие там могут быть обновлённые итоги? У смерти только два итога: рай или ад.

[nick]Jack Benjamin[/nick][status](не)любимый[/status][icon]http://s3.uploads.ru/2dzNw.jpg[/icon][sign]http://s7.uploads.ru/vf2VG.png                                       http://s3.uploads.ru/F0dJE.gif[/sign][fandom]kings[/fandom][char]принц Джек, 26[/char][lz]Сублимирует в корону жажду любви, мечется между правильно - неправильно и может доверять лишь одному человеку на планете. [/lz]

Отредактировано Chase Collins (2019-03-21 17:06:55)

+1

5

- Конечно.

Конечно, принесет. За время всей этой ситуации с новым народным героем Мик внезапно очень хорошо выучил ту часть шкафов принца, о существовании которой, как Мик думал, он в принципе никогда не узнает. Об аптечке. Он даже как-то немного удивился в первый раз, если уж честно. Он ожидал джентльменский военный набор или что-то вроде: аспирин, антипохмелин, презервативы, бинт, перекись водорода. Может быть, случайно затесавшиеся простенькие витамины. Но в указанном тогда шкафу он нашел объемную пластиковую аптечку-контейнер с вставкой на несколько отделений сверху. Не то чтобы вопиющая подробность из жизни королевских особ, но правда неожиданность, из которой он так и не сделал никаких рациональных или эмоциональных выводов. Пришлось пока сложить в копилку просто фактов. У него было много просто фактов о Джеке, которые он не мог или не хотел сейчас интерпретировать, чтобы не ошибиться. Или чтобы не сильно задумываться над этим, что неизбежно вело бы к еще большему - чрезмерному - вовлечению. Уже самого факта, что он часто думает даже об этом самом вовлечении было достаточно.

Большой пластиковый пузырек с таблетками от мигрени нашелся там же, где Мик его оставил прошлый раз - в самом заметном углу коробки. Он принес его вместе с тарелкой нарезок и стаканом чистой воды в кабинет. Самым большим стаканом, который нашел. Воды сейчас была бы Джеку кстати, а когда запиваешь таблетки, обычно хочется запить всем, что есть. Хотя бы так.

Мик уже не раз заставал принца в раздрае. Сложно было не заметить, что обычно в такие моменты тот будто отрешался от мира, задумчиво погружаясь в себя. В первый раз он, пожалуй, даже немного встревожился, думая, что упустил что-то, чего упускать никак не был должен. Джек будто бледнел - не цветом и чертами лица, но чертами своей личности, пряча внутри даже самые мелкие проявления своего живого "я". Оставалась только подходящая моменту маска, если он был на людях, или же просто непроницаемая стена, через которую мысли и эмоции не могли вырваться наружу. Он становился похож на античную статую - невероятно красивую, но даже ее динамика была заставшей, холодной, а цвета истерлись, оставляя непроницаемо-белый и пустые белки глаз без зрачков, смотрящие в никуда и в то же время всегда на тебя. Сквозь. Как античная статуя - с ее натренированными, недостижимо-идеальными и непропорциональными мышцами - он казался сильным, но лишь культурологи знали, насколько эта красота хрупка, и как просто при перемещении повредить артефакт искусства, безнадежно испортив.

Мик за время всей этой ситуации с новым народным героем увидел, как на этой статуе появилось рекордное количество щербинок. Но сейчас стало хуже - по ней ползла трещина. Их много и так, но они внутри. А эта, будто насмехаясь, выполз на самое видное место. Наверное, начала с головы.

От прикосновения Джек почти незаметно дернулся, буквально мышцами, а не всем собой, оставаясь почти неподвижным - так взбудораженная, усталая лошадь пытается расслабить мышцы, не имея сил и возможности даже прилечь. Мик поджал губы, раскрывая сжавшую чужое плечо ладонь и почти ласково, как мать дотрагивается периодически до ребенка, чуть провел по плечу - вниз и к позвоночнику. Успокаивая судорогу. Мышцы под тонкой, дорогой рубашкой разгорячены алкоголем, но этот жар - бесполезный. Он только мучал тело, давая испарину и делая любое дуновение воздуха мучительным, словно при лихорадке. Мик наверняка знал, как это ощущается. Мерзко. Вот только, кажется, внутри Джеку было еще гаже.

Тяжелый, тихий и низкий голос принца придавливал в комнате воздух. Рука Мика замерла там, где была - лишь большой палец задумчиво, почти невесомо продолжал поглаживать, пока Мик внимательно слушал, не спеша отвечать. Он предпочел бы, чтобы тот чаще так говорил по более приятным поводам. Он вообще предпочел бы, чтобы тот чаще говорил и обсуждал хорошее. Но в разговоре их неизменно сводили горести.

И бессилие Мика перед лицом того, что даже такого сильного человека, как Джек, было способно сломать. Сломать до беззвучных, неконтролируемых слез. Организм, перепробовавший все доступные варианты борьбы с болью от ран на душе, падал до состояния, в котором возможны только физиологические реакции, заложенные в теле. Слезы там, где у разума заканчивалось обезболивающее.

Он в раздумьях поджал губы, стискивая зубы - ощущалось, как ходят желваки, пока он ищет ответ. Но первым пришло действие - отнять руку от плеча и провести по чужой щеке, большим пальцем стирая влагу. Вот из-за таких странных реакций он хотел поехать домой, на самом деле. Контроль над собой - лишь иллюзия, разбивающаяся о... Обо что? В груди пульсировала пустота, там, где должно было быть ощущение себя. Вместо него, в самом центре этой черной дыры - чужая неприкрытая боль, оголенная и уязвимая.

- Ничего нельзя поделать с тем, что мы дети своих родителей. От этого не убежать. Вопрос только в том, победит ли в нас какая-то другая сторона, - он не знал. стоит ли ему вообще высказывать свои мысли - откуда тут знать, что может помочь, а что - сделает только хуже? Снайперов обучают стрелять точно в цель, а вот точечно снимать кариес с душ метким словом - нет. Как и убивать сомнения или уничтожать боль. - Возможно, я скажу чушь, необоснованную ничем выдумку... Но самая худшая внутренняя война происходит тогда, когда не что-то сильнее, а равно другому по силе. Твоя совесть сильна настолько, что может составить конкуренцию ему. Но это приносит лишь страдания.

Это совершенно бесполезно, но что еще сказать? Что Итана, скорее всего, и так сгноили бы в тюрьме, а если его казнят, он будет мучаться меньше? Это не умаляет поступка принца, самого факта. В этом Джек прав: грех на душу он уже взял. Даже если его бы сейчас помиловали, ничего бы не изменилось. Но сколько вообще сейчас по земле ходит не-грешников? Ни одного. Мик это точно знает. В его системе координат нет бога и нет греха в том самом смысле. В его системе координат есть люди и бесконечная вязь отношений между ними, в которой есть мера любому действию и противодействию. Есть отвественность и осознание результата и есть слепость и оторванность от тех, кто тебя окружает. Но самое главное, Мик знает, что нельзя совместить его систему координат и ту, в которой существует библейский грех.

- Ты пробуешь. Нападаешь на держащего пистолет в ответ, если думаешь, что хватит сил. Ты убегаешь или пытаешься увернуться. Пытаешься выбить пистолет. Так это работает в мире, в котором живу я. И так это работает в мире, в котором живет твоя совесть. Но С... он живет в другом мире. И тащит всех за собой, Ему проще, чтобы они жили по законам его мира. И судили других по законам его мира. У тебя есть выбор, по каким законам ты будешь судить себя.

Мик сглотнул.

- Я понимаю, почему ты это сделал. Но самое главное - что ты это понимаешь тоже.

Он понимал и не мог осуждать. Потому что дело не только в том, что всегда можно найти другой выход. Дело еще и в том, сможешь ли ты выйти через другую дверь. И сможешь ли ты достойно принять ответственность за то, что не стал искать ключей к тем дверям, что были заперты. И сможешь ли усвоить, что все люди совершают ошибки, и этого никак не избежать.

- Вот, выпей, - он поднял со стола банку с таблетками и протянул Джеку, чуть подвигая к нему стакан с водой. - Белки глаз покраснели.

Это вовсе не от алкоголя и даже не от скупых слез - обычно, когда мигрень входит в максимально острую фазу, сосудики начинали лопаться под напором боли и стресса.

Тема письма заставила Мика нахмуриться, и принц, кажется, разделял его недоумение. Глаза зацепились за строчку о помиловании. Зарождающаяся радость была хрупкой и неуверенной. Или же не была радостью вовсе.
[nick]Mick Rawson[/nick][status]служба комфортинга[/status][icon]http://images.vfl.ru/ii/1548277187/58d24073/25082362.png[/icon][fandom]Criminal Minds: Suspect Behavior[/fandom][char]Мик Роусон, 32[/char][lz]спокойной ночи, мой принц[/lz]

Отредактировано John Constantine (2019-01-31 00:32:28)

+1

6

Его редко трогали так. Нельзя сказать, что прикосновений было мало - драгоценное тело наследного принца Гильбоа было не просто королевским, но ещё и красивым. Джек никогда не сомневался в своей красоте и в том, какое впечатление оказывает на простых смертных, впервые увидевших его. Умение стоять прямо и величественно вбили в него в самом детстве на уроках этикета, военной муштры, танцев и прочего, что должен обязательно знать принц. Иногда вбивали буквально, поэтому уроки записались на подкорке и не забывались даже тогда, когда про них можно было забыть. Небольшие вольности Джек позволял себе лишь на фронте, как ни смешно это казалось ему. Когда они смеялись над шутками друг друга, передавая по кругу единственную оставшуюся банку тушёнки, холодную, потому что огонь разводить было нельзя, собирая куском хлеба жир с алюминиевых стенок. Когда устраивались на ночлег почти друг на друге, иначе ночью можно было замёрзнуть насмерть на холодной земле. Когда присматривали друг за другом, потому что все должны были вернуться назад.

Когда телефон Джека с тихой вибрацией принимал сообщения от единственного оставшегося в живых его бывшего 127-го взвода с поддержкой и неверием. Он всё сделал правильно. А отец отдал его под трибунал. А потом и вовсе отнял единственных друзей. Которые могли от всей души хлопнуть по плечу, обнять, прижимая к боку и взъерошить волосы, даже не думая, что он - драгоценное тело. Красивое драгоценное тело. С красивыми губами, глазами и всем остальным, что там любили шептать целующие его пассии по дням недели. Вторник, например, очень любила пальцы. Джеку было даже проще, пальцы, в отличие от члена, не надо было заставлять твердеть обманом, представляя на месте кого-то другого.

Иногда больше всего на свете он хотел, чтобы его касались как человека. Без попыток залезть в королевскую спальню, корону или душу. Суббота любила язык. Точно. И отвратительного вкуса губную помаду.

Интересно, а что бы из его набора запчастей понравилось бы Мику? 

- Я даже не уверен, что у меня осталась эта совесть. Катарина Гент вот поискала мою душу, - он скрипуче рассмеялся. - Ей не понравилось то, что она нашла. Побрезговала, - выразительно произнёс Джек. - Недостаточно святая для женщины, которая вознеслась через постель и разрушенные судьбы людей. Я больший монстр этой истории. Я вообще единственный монстр в королевстве.   

Тепло ладони ушло, вызвав приглушённый недовольный вздох. Джеку нравилось, когда она там лежала - расслабляла мышцы и снимала боль. С того злополучного дня, когда Роусон рискнул размять королевские плечи, принц перестал ходить к массажистке. Не потому что у Роусона лучшая квалификация, её вообще не было - его руки теплее. И нравились Джеку больше. А ещё Мик Роусон один из немногих людей, которые могли прикоснуться к его лицу не вызывая желания отгрызть им пальцы и засунуть не  в слишком приятные места.     

- Я бы помог, - тихо ответил Джек, прижимаясь щекой к руке Мика. Бездумно и вряд ли осознавая, что делает. Даже не потому, что Роусон всё ещё был мужчиной, а у Джека уже очень давно никого не было, последний раз они виделись с Джозефом ещё до того, как принц ушёл на фронт. Не считая, конечно, того раза в клубе. Удивительно, как снимки той драки - избиения - не попали в прессу. Наверное, после того, как парни протрезвели, они поняли, что напали вдвоём на наследного принца. А потом ещё и стало стыдно, что не справились. Но Джек тогда был очень зол. И очень хотел избавиться от этой злости. Через пару дней он даже стал милым, приказал найти избитого им дурака и выслать ему чек на лечение. Всё-таки он немного перестарался. И злость никуда не ушла. А пальцы у Мика тёплые и бережные. Джек уже забыл, когда его касались так: осторожно и ласково. Поддерживающе. - Ему просто надо было отказаться от отца. Своим появлением он свёл его с ума ещё сильнее. И он опасен для меня. Король ставит его к себе всё ближе, обычного автомеханика, который ничего не соображает ни в политике, ни в дворцовых интригах, и он слушает его советов. Он хочет заменить им меня. И тогда мне конец. Как только я стану не нужен, меня уберут так далеко, что я сам себя найти не смогу. И уверен, что смерть мне покажется благом. Вот только он не сделает мне такого подарка. Но Шепард… Ему нужно всё. Он отобрал у меня всё. Отца, сестру, корону, звание. И даже смерть. Лучше бы он оставил меня там умирать, - прошептал Джек. - Но меня лишили даже этого.

Он потёр глаза и отвлёкся от письма - успеется - взять пузырёк с таблетками, открутить крышку, закинуть одну в рот и механически запить водой. Крупный диск чуть не застрял в пересохшем горле, пришлось давиться и несколько раз глотать, проталкивая его дальше. Удивительно, что у него только глаза красные. Сегодня приходилось столько раз стискивать зубы и улыбаться, что несколько раз казалось, будто скулы вот-вот прорвут кожу, вылезая окровавленным белоснежными костями прямо из оскала. Прошлый Судный день ему повезло провести на поле боя. Этот тоже случился на войне. Только битва в этот раз шла совсем другая.

Грязная. И он чувствовал на себе эту грязь, липкую, вонючую, несмывающуюся. И все будто видели её. Насколько он вымарался.     

“Наверное, паршиво, когда даже я тобой брезгую…”

Словно его грязь более грязная. Словно он прокажённый, до которого заразно дотронуться. Будто он один в ответе за всю мерзость, творящуюся во дворце. Джек понимал, почему все считали его отвратительным, в конце концов он старался, создавая себе репутацию,  но он не понимал, почему самые близкие люди не видели, насколько это фальшиво. Игра. Его броня, которую он учился носить годами, чтобы никто не смог посчитать его слабым.

Как оказалось, никому не нужен был Джек, никто даже не хотел заглянуть глубже, дальше маски принца Бенджамина. Отец хотел видел рядом с собой наследника, и Джек был им. Мать хотела видеть рядом с собой царственного сына - и Джек был им. Мишель хотела, чтобы её брат не мешался рядом и не лез в её девичьи дела прекрасной и непорочной принцессы - Джек не лез. Дядя желал нового короля… Джек просто говорил то, что тот хотел услышать. И никто не слышал самого Джека.

Никому не нужен был Джек. Только Джозефу и… Мику Роусону. По-крайней мере очень хотелось в это верить. Удивительно, но он всё ещё верил. 

- Спасибо.

Джек отставил лекарство в сторону и без особого интереса взглянул на монитор, на котором всё ещё отображалось открытое письмо. Равнодушно скользнул взглядом по строчкам, складывая слова в предложения. Пересмотр дела Итана Шепарда, приговорённого к высшей мере… Пересмотр лично королём… Покаяние… Перевод в малоохраняемую зону в Виталии… Шесть месяцев…

Шесть месяцев…

Полный срок в шесть месяцев…

Полный… шесть…

Палка вморозилась до основания, пропарывая кишки насквозь и превращая в лёд все внутренности. Глотка забилась морозным крошевом, мешая сделать даже небольшой вдох и продолжить дышать. Джек вскочил, спотыкаясь о кресло, которое от удара отъехало назад и врезалось в стену позади, а он схватился за край стола, слепо снося с него всё, что стояло: бумаги, пузырёк с таблетками, судя по звону стакан с недопитой водой. Всё посыпалось, неаккуратной кучей падая на дубовый паркетный пол. Его пальцы побелели, судорожно цепляясь за прозрачную поверхность стола с такой силой, что казалось закалённое стекло сейчас пойдёт трещинами. Как и его душа уже ломалась несколько лет, добитая последними словами отца о том, что он недостоин. Что он ничто. Грязь на дворцовой площади. Гомик.

Не сын короля.

Рот сжался в тонкую полосу, до боли сминая губы, и Джек всё ещё пытался сделать хоть один вдох, плохо сдерживая себя в руках от последнего шага. Только стоящий позади Мик Роусон останавливал от безобразной сцены потерявшего контроль принца. А глаза невидяще продолжали блуждать по строчкам письма снова и снова, с трудом разбирая буквы за застилающей от ярости влагой. Но ему не надо видеть, чтобы читать, текст выжегся на сетчатке раскалённой болью и от него уже невозможно было избавиться.

Всё что он сделал - перечеркнулось очередным самовольством отца. Приговор, справедливый! и законный в один момент оказался изменён, превращён в очередной фарс, лишь видимость справедливости, а на деле Закон Гильбоа уже давно сосредоточен в руках одного человека. Безумца. Безумца, который не остановится ни перед чем, лишь бы ублажить своего любимца на час. Даже если ему придётся для этого уничтожить собственного сына и страну.

Нервный и немного безумный смешок с трудом выбрался из стиснутых зубов Джека, разбивая тишину и исчез, словно его здесь не было. И снова все получили, что желали. Мишель - свою драгоценную идиотскую и нежизнеспособную систему, король упился властью и “любовью” толпы, Итан Шепард свободу, Дэвид Шепард - всё. Всё! А Гент - министерство и ручного принца в кармане. И только у Джека - ничего!

- Выйди, - с трудом разжимая зубы, прохрипел он, махнув рукой в сторону двери. - Выйди вон!

Не до вежливости, потом извинится. Всё, что сейчас ему нужно было, это остаться одному, чтобы попытаться уже начать дышать и перестать задыхаться, царапая ногтями стекло. Остаться в одиночестве и содрать маску, позволить себе хоть немного побыть Джеком. Не при всех. Все должны выйти. Никто не должен увидеть принца таким! 

[nick]Jack Benjamin[/nick][status](не)любимый[/status][icon]http://s3.uploads.ru/2dzNw.jpg[/icon][sign]http://s7.uploads.ru/vf2VG.png                                       http://s3.uploads.ru/F0dJE.gif[/sign][fandom]kings[/fandom][char]принц Джек, 26[/char][lz]Сублимирует в корону жажду любви, мечется между правильно - неправильно и может доверять лишь одному человеку на планете. [/lz]

Отредактировано Chase Collins (2019-03-21 17:06:43)

+1

7

- Осталась. Иначе зачем бы тебе было думать об этом сейчас?

Да даже просто задумываться над судьбой какого-то там мятежника. Или пытаться как-то повлиять на приговор. Если бы не метания совести, натыкающейся на принципы, натыкающиеся на собственные интересы и больные мозоли, то Джеку было бы совершенно все равно.

- Что ж, у Катарины Гент странные единицы измерения души, в таком случае. Точнее, она себя какой-то подозрительно другой линейкой верно меряет, - Мик весело хмыкнул.

Вышло не очень весело. "Побрезговала" - звучало как цитата самой Гент, слишком выделенно Джек произнес это слово, будто до этого оно впечаталось в память. Да и не то это было слово, которым просто так люди, даже образованные и начитанные, разбрасываются в разговоре - уж слишком напыщенное, слишком сильное, книжное. Мик не знал, при каких обстоятельствах Гент произнесла это, но это было отвратительно. Хотя чего он ждал, лишь только заслышав эту фамилию?

Он любил разных женщин, разные женщины его восхищали. Сильных женщин он тоже любил. Но даже это Катарине не помогло. Этот персонаж не вызывал у него ничего, кроме неприязни и жалости. Сила - это все, что остается у таких женщин. Человек, в котором остается только сила, неизбежно оказывается нанизан на нее, как курица-гриль на вертел, обреченный крутится до равномерной прожарки или чуть дольше, пока не придет кто-то, кто сильнее и кто движим не только жаждой, и не сожрет эту несчастную курицу-гриль, выбрав среди соседок по тому же вертелу. Все это лишь иллюзия, скрывающая пустоту, которую можно попытаться забросать деньгами, машинами, ценностями, кубками и доказательством власти. А затем все великие достижения кончаются, и неизбежно наступает смехотворная мелочность. И страсть к пакостям.

Может быть, Джек не всегда поступал хорошо. Но, кажется, Гент было мерзко видеть даже такое крохотное отражение всей свой жизни.

- Гент обожает играть в манипуляции мужчинами, не стоит доставлять ей удовольствия, - Мик решительно скрестил руки на груди.

Но он не удержал слишком громкого вздоха. Не нравился ему этот разговор про чудовищ. Конечно, он уже дошел до античных статуй, но одна и та же не может быть одновременно каким-нибудь Гераклом и Лернейской гидрой. Он так и не смог рассмотреть за всей той грязью, сложными путаными интригами и перипетиями, за пикантными заголовками газет монстра. А ведь Мик пытался. Честно и искренне пытался развеять совершенно непрофессиональное очарование, которое возникло до этого назначения, пытаясь прервать этот порочный и банальный круг, через который, вероятно, проходили все, оказавшись к принцу Гильбоа чуть ближе, чем человек из толпы на улице во время парада. Был готов подтвердить для себя идиотские заголовки в желтой прессе и пикантные слухи в заведениях, куда любили захаживать солдаты. Шепотки сослуживцев женского пола. Но неизменно видел только обычного молодого человека, красиво играющего на публику. Потому что если бы это не делал не он, то все равно кому-то из королевской семьи бы пришлось. Это могла бы быть принцесса, могла бы быть королева - потому что есть роль классической развязной знаменитости и она должна быть заполнена. Как и роль знаменитости, которая обеспокоена глобальными проблемами. Смиренная и величественная знаменитость старой закалки. Знаменитость, покровительствующая искусству. Это лишь роли, и на монархической семье лежит бремя занять какой-либо из архетипов селебрити, потому что в современном мире это по-другому не работает.

Люди хотят видеть звезд.

За ролью Мик увидел в первую очередь понятного себе молодого военного и в общем симпатичного человека. Это лишь поверхностей, и под матовым стеклом ходили темные тени. Он видел их и не особо испугался, упав в итоге в прорубь. Очутившись в этом, он больше не задавал себе мысленных вопросов, почему же стекло было матовым.

В груди чуть сжалось, когда Джек, вместо того, чтобы отпрянуть от неудобного жеста, лишь прижался сильнее к ладони. Гладкая, красивая кожа и чуть липкая влага с трудом сочетались, и хотелось тщательнее стереть ее пальцем. Жаль, острые осколки в глазах принца нельзя было стереть так же легко. Они продолжали ранить. Наверное, Джозеф мог.

И это было слишком.

- Он не хочет заменить им тебя, - Мик радовался тому, что сам регулярно проверяет квартиру Джека на жучки. Томасин за подобную крамолу уже бы позаботилась о том, чтобы за ним выехали и отправили в места не столь отдаленные. - Ваше отличие в том, что Дэвид как раз не хочет быть на твоем месте. Он из простых людей, Джек. Он просто хочет немного пожить хорошей жизнью и принести пользу своей родине. Как умеет. Сайлас хочет видеть рядом того, кто не претендует ни на что, что принадлежит ему. Дэвид всего лишь играет по его правилам.

Он никого не оправдывал, даже не пытался. Но с самого начала всей этой истории он не мог не видеть, что Дэвид - не просто пешка. Он даже не пешка. Дэвид - будто живое воплощение всего народа Гильбоа: смотрите, вот как все обстоит. Вы, народ - вы мой герой, я слушаю ваших советов. А вы в ответ - преданы мне, вы подле меня и вы будете вознаграждены за вашу преданность. Все это - лишь пиар, все это - лишь маскировка непопулярных решений и попытка затушить пожар подгорающей веры граждан в правильность решений. Как долго Дэвид сможет угадывать все желания короля, пока не поведет себя как человек, а не как функция? И во что это обойдется стране...

Где же во всем этом был Джек? После того, что Мик успел узнать - в этом уравнении Сайласа Джека не было в принципе. Тому, кто хочет жить вечно, не нужны наследники. И это пугало на стольких уровнях осознания, что у Мика все холодело внутри.

Как и от шелеста шепота, произносившего страшные слова. От них было больно.

В какой момент он уже больше не мог играть в просто симпатию? Сначала казалось, что, наверное, это жалость. Мерзкая такая жалость от безучастного, немого наблюдателя. Но жалость не могла быть настолько живой. В простой жалости нельзя было заходиться до беспомощного исступления, наблюдая за чужими страданиями. Просто жалость слишком слабая, чтобы рискнуть сделать шаг вперед из шеренги безразличных и сделать то, что не положено протоколом. Было нечто большее, что заставило его своеобразно протянуть руку тогда, когда было положено стиснуть зубы, не позориться и не позорить принца. Он ждал, что все обвалится, но ничего не произошло. Появилось только ощущение того, что он поступил правильно. Появилась робкая ответная улыбка вместо ужаса, страха, отвращения или ненависти.

Хотя нет, кое-что определенно обвалилось где-то внутри него. Чему лучше - безопаснее - бы было оставаться окаменевшим.

Сейчас тоже что-то обвалилось.

Мик четко видел то, что приговор Итана Шепарда был изменен. И, казалось, это должно было бы быть поводом для радости, но, кажется, происходило что-то совсем противоположное. Он не понимал. что. Секунда после того, как они оба дочитали строчки, как будто застыла на бесконечные минуты, прежде чем Джек превратился в выпущенную стрелу, подорвавшись с кресла, сметая все перед собой, заставляя Мика отпрянуть себе за спину.

Вещи расплескались по полу, но им обоим было все равно. Джек, казалось, не видел перед собой ничего, а Мик видел только ужасную картину перешагнувшего за грань человека. Грудь принца судорожно вздымалась, силясь вздохнуть, но почти ничего не получалось. Смотреть на его плечи было почти физически больно, насколько мозг сразу считывал возможные ощущения. Но главное, что видел Мик - Джек вышел из берегов. Так выходили из берегов молодые ребята, впервые попавшие в "мясорубку" на поле боя. Так выходили из берегов те, кому по живому отрезали конечности. И пока звучал приказ выйти вон, у него были секунды, чтобы решить, что делать - действительно уйти и позволить этому отгреметь или же... Или же вспоминать, как держал на руках раненых товарищей, готовых истерикой выдать их местоположение.

"Не давай уходить. Сосредоточь. Задержи. Зафиксируй на себе."

- Джонатан, послушай. Слушай меня.

Он ухватил Джека за плечи, ощутимо сжимая.

Джо-на-тан. Потому что это звучит, как раз, два, три. Раз, два, три. Счет - гипнотический ритм. А просто Джек - не желает считаться. А счет очень нужен.

- Дыши вместе со мной. Раз, два. Три, четыре.

Мышцы под пальцами дрожали, как будто Джек готовился к удару или хотел со всей силы взмахнуть руками. Невольно пришла на ум безобразная сцена в клубе.
[nick]Mick Rawson[/nick][status]служба комфортинга[/status][icon]http://images.vfl.ru/ii/1548277187/58d24073/25082362.png[/icon][fandom]Criminal Minds: Suspect Behavior[/fandom][char]Мик Роусон, 32[/char][lz]спокойной ночи, мой принц[/lz]

Отредактировано John Constantine (2019-02-13 19:13:31)

+1

8

-  Нет, просто для меня линейка особенная, - горьковато усмехнулся Джек. - То, что можно другим - запрещено мне. Потому что я принц. И для меня это не допустимо. Невозможно, - ровно произнёс он. Слова отца всё ещё стояли в ушах несмотря на месяцы, что прошли с той минуты, когда тот сказал их. - Если я хочу власти, то мне нужно отказаться от своих желаний. Будто они у меня вообще остались.

Временами Джек даже не был уверен, что всё ещё хочет этой самой власти. Когда чувствовал себя хорошо настроенной и отрегулированной машиной, повинующейся повороту руля. Остановиться здесь, посмотреть туда, поцеловать эти губы, улыбнуться, выпить, надеть форму. Если он не может быть таким, каким создал его Бог, то зачем он его таким создал? Несколько раз он порывался задать этот вопрос преподобному Сэмуэлю, но в последний момент останавливался, решая ответить на этот вопрос сам. Но это очень сложный вопрос и затрагивал слишком много, особенно того, что пряталось в душе и не хотелось пока доставать. Например - любовь. Джозеф… Слишком больно. А власть намного понятнее, власть это просто и хотеть её просто, даже получить, проще, чем любовь, поэтому принц  так за неё держался, словно больше в его жизни не осталось ничего, за что можно ухватиться. Возможно оно так и было. 

-  Гент обожает манипулировать всеми, только не понимает, как опасно связываться с тем, кто умеет манипулировать целым миром, - покачал головой Джек. - Я забываю, что люди совершенно не видят, какие они. Короли. И какой я. Управлять людьми я научился раньше, чем считать. Только сложно мне пока выступать против отца, но я научусь. Стану сильным. От желаний своих я всё равно уже отказался, было ли это зря? - в пустоту спросил он, рассматривая ночное небо в панорамном окне напротив себя. Он так и не смог поставить стол возле и сесть спиной к стеклу, хоть и на сколько хватало глаз ни одного столь же высокого здания. Снайперская подготовка и прошлое тревожно ныло в хребте  каждый раз, когда он оказывался настолько уязвим. Словно у него на затылке мишень. Поэтому он и не любил Зал собраний во дворце. Ненавидел. Идеальное место, чтобы убивать.  - Закрой жалюзи, пожалуйста. И приглуши свет. Боже, - простонал, откидываясь на спинку кресла и закрывая лицо руками.

Это из-за ранения. Два раза по несчастной голове - больше, чем она могла выдержать. Нет, ему не стоило жаловаться, и если Бог существовал, то жизнь принца была тому доказательством. Весь отряд уничтожен там, в лесах, остались лишь двое, он и Том. Из-за ранения он не смог прийти на похороны и проводить своих ребят. Двенадцать человек, за которых Джек отвечал, которые доверились ему, а он доверился отцу, предавшего его. Принц ни секунды не сомневался, что король даже не отдавал приказа о подмоге, решив воспользоваться гибелью взвода ради своих военных манипуляций. Гент даже не понимала, что пытается обыграть того, у кого вместо пешек - одни королевы.

Пытается обыграть того, кто пожертвовал своим собственным сыном, отдав его врагам. Джеку просто повезло, или Бог всё-таки приглядывал за ним, что никто со стороны Гефа так и не догадался, кого они взяли в плен. А потом уже и не важно стало. Джек даже не понял, что прилетело ему в голову в том окопе, наполовину слепой, глухой и не слишком хорошо соображающий, понял только, что его куда-то тащат. Жаль, что не знал тогда, кто и куда. Потому что теперь у него на память о проваленной атаке шрам, двенадцать мертвецов, головные боли и Дэвид Шепард, поборовший танк. Словно в тот момент Бог отвернулся от него и повернулся к крестьянскому телёнку.

-  Отцу не нужен я. Такой не нужен. - Джек не стал уточнял, какой именно. Потому что сам не понимал. С того разговора он ни разу даже не прикасался к “своим мальчикам”, да даже не смотрел на них, послушно выполняя приказы отца. Снял форму, перешёл в разведку, сел в министерское кресло, начал работать с Гент, перестал ходить в клубы вообще, не считая того раза с Дэвидом. Но тогда попросила мать, ей народный герой нравился ещё меньше, чем Джеку. Хотя он считал, что из его сестры с Шепардом вышла бы отличная пара: два наивных глупеньких агнца. Идеальный король и королева чтобы развалить королевство недели за две. Может даже меньше. - Дэвид идиот, Мик. Он даже не понимает, куда лезет и зачем. В его глазах фанатичное обожание и вера в непогрешимость отца. Я думал, что отец его покажет репортёрам, угостит отличным ужином, даст медальку и отправит домой. А он его держит при себе, как ручную обезьянку и подкармливает орешками, чтобы та показывала нужные трюки. А когда она престанет быть нужной, он, бах, - Джек громко щёлкнул пальцами, - и свернёт ей шею. И я даже не знаю, буду я этому рад или нет. Наверное, сложись всё по другому, мы могли бы с ним даже подружиться. Он забавный, - хмыкнул принц, вспоминая счастливый и изумлённый взгляд, который не сводил с него Шепард в их небольшой загул. Он был настолько чист и нетронут ничем, что манипулировать им стало даже скучно. Как ребёнком. А сестру всё равно не проняло. Первая любовь она такая. Всепрощающая. Как и его сестра. Святая. - Только нудный.

Он пил небольшими глотками, пытаясь избавиться от мерзкого ощущения застрявшей в горле таблетки и смачивал сухие, потрескавшиеся губы. Пил, смывая с глотки вкус поражения и тяжести сегодняшнего дня, понимая, что лучше бы его вывернуло всей этой дрянью, включая своей собственной, но вода продолжала холодно литься внутрь, привычно запирая все мысли внутри. Он итак уже сказал слишком много. Мик всего лишь телохранитель, человек, которому платил отец, и не стоило привязываться слишком сильно. Не стоило привыкать к тому, что за спиной кто-то есть, на кого можно положиться. Кто поддержит и отдаст своё тепло одинокому и заплутавшемуся в собственных решениях принцу. Зачем он упрямо пытался разрушить Шепарда? Будто отец сменит гнев на милость и вновь обратит на него свой благосклонный взор.

Джек помнил, он вообще слишком хорошо всё помнил, как после спасения отец шептал ему держаться, что он живой и Бог спас его. Держал за руки и гладил по голове, укрывал собой от опасностей. Для чего? Чтобы показать другим, как король любит своего сына? Зачем, если каждое слово ложь? Если после ласковый шёпото сменился на злобный и каждый звук его ранил, вонзаясь ножом в сердце. Джек и правда не понимал отца. Иногда ему казалось, что тот уже сошёл с ума, а их семья и государство во власти ненормального.

Когда Бог желает наказать, он лишает человека разума. И Джек тому свидетель! Страх. Всё, что он почувствовал, увидев письмо - это страх. Даже не так - животный ужас, иррациональный, вырвавшийся на свободу и вцепившийся в горло

- Он… - прохрипел Джек, хватаясь пальцами за руки Мика, обхватившие его за плечи. Не чтобы освободиться, а наоборот, как утопающий цепляется за любую проплывающую мимо тень, стальной хваткой сжался на кистях Роусона. Неужели никто не видел? Только он? Дальше этого пересмотра, дальше одного дела, всё в целом, жуткую картину помешательства отца? И Джек в ней на переднем плане! - Он… его…

Тошнота накатила девятым валом, выплескивая из желудка смешанный с кислотой алкоголь, обжигая гортань, перехватывая и без того почти остановившееся дыхание. Джек глотал и глотал, пытаясь потушить слюной огонь в горле, который перекрывал возможность дышать, смаргивал выступившие на глазах от жгучего вкуса слёзы и пытался… Вздох, Джек, дыши! Дыши!

“Дыши… Три.. Четыре… Джонатан. Раз… Два…”

Спокойный голос прорвал наваливающуюся темноту, и Джек поймал его, как спасательный круг, позволил держать, тащить из обволакивающего ужаса. Раз… Два… Схватил ртом глоток воздуха, делая первый всхлипывающий вздох. Три… Ещё один. И ещё. Это Мик. Мик поддержит, ему можно доверять. Ноги подкосились, и он сделал шаг назад, почти падая спиной на грудь Роусона. А в голове только одна дурная мысль: Мик в одной рубашке. Почему он без пиджака?

Что-то сорвалось с губ, полувсхлип-полурычание, ярость рвалась из него. На всех: на сестру, которая думала только тем, что между ног, Шепарда, околдовавшего отца, мать, которая позволяла это, и отца. Отца. Отца! Он стиснул зубы, не позволяя ей добраться до рта, разжать челюсть и показать себя. Принц не должен! Не может иметь своих желаний. Не имеет права показывать свои эмоции. Недопустимо! Но она цеплялась за глотку, грозилась задушить, если не дать ей вырваться, стискивала ледяными пальцами горло и заставляло открыть рот. Выпустить её. Уже несколько часов заставляла, и Джек не выдержал, сорвался, повис на руках у Роусона и закричал. Злобно, ослеплённый ненавистью и страхом, выдирая из себя Судный день, приговор, Гент, отца. Орал и ненавидел себя, весь мир, свою жизнь и Бога. Бога, который создал его таким, но не позволил быть таким и не объяснил: за что? Почему? Что он сделал, кроме того, что пытался быть правильным?! Почему все вокруг имеют право, а он нет? Ответь, Бог? За что?!

Крик оборвался резко, словно выключили ток, оставляя в кабинете звенящую и напряжённую тишину. У Джека больше не было сил стоять: он устал и слишком много выпил, чтобы стоять. А Мик за его спиной широкий и тёплый. И без пиджака.

-  Он его оправдал, - хрипло произнёс, не отпуская чужих рук. - Не смягчил приговор, не заменил казнь на ссылку - оправдал. Шесть месяцев без охраны и дальше куда угодно. Шепард восстал против короля, задержал принцессу, угрожал ей. Он не пощадил никого, все, кто был там были казнены на месте по приказу отца. Кроме Шепарда. Потому что он брат Дэвида. И значит, ему можно всё. Всё, что не позволено другим. Всё, что не позволено мне. Он меня наказал за то, что я защищал свою страну, я сделал всё правильно, мне обещали подмогу, но он её не прислал. Он предал нас, а пошёл под трибунал я, потому что ему надо было скрыть своё предательство. И я пошёл. Я умолял его, но он не хотел слышать. И лишь после того, как упился моим унижением и мольбами - пересмотрел дело. Пересмотрел! - сплюнул яд Джек. - Отобрал у меня фронт, отобрал всё, что я любил, ткнул носом в место у своих ног. Он меня убьёт, - внезапно совершенно трезво сказал принц. - Приручит Шепарда, заставит есть с рук, затмит взгляд Богом и подарит мою сестру. И будет у него свои собственные король и королева, марионетки в его руках. А я… О… мне так не повезёт, как Итану. Мне конец, - прошептал Джек. - У меня никого нет. Я совершенно один. 

Доверял ли он Роусону настолько, чтобы это говорить? Джек не знал, он просто очень хотел ему доверять. Знать, что ему не показалось, И та призрачная связь, что между ними протянулась, она настоящая. Она здесь. И то, что происходило между ними - не узнает больше никто. Джек больше не мог молчать, ему нужно было хоть кому-то рассказать. 

[nick]Jack Benjamin[/nick][status](не)любимый[/status][icon]http://s3.uploads.ru/2dzNw.jpg[/icon][sign]http://s7.uploads.ru/vf2VG.png                                       http://s3.uploads.ru/F0dJE.gif[/sign][fandom]kings[/fandom][char]принц Джек, 26[/char][lz]Сублимирует в корону жажду любви, мечется между правильно - неправильно и может доверять лишь одному человеку на планете. [/lz]

Отредактировано Chase Collins (2019-03-21 17:06:26)

+1

9

Чертовы широкие окна везде. Казармы, маленькая квартира, где они жили с сестрой - это было в той жизни, где он был просто военным, затем просто членом спецотряда, и, как и все простые смертные, королевскую семью видел только в телевизоре и по праздникам на парадах. Тогда еще его это никак не задевало, а проблемы страны еще пока были безопасно-безликими, у них не было лица короля Сайласа. В те времена все окна в его жизни были обычными и относительно не угрожающими. Но с момента, как он получил назначение аж в самую Королевскую гвардию - не было ни дня, чтобы он не ощущал вездесущей профессиональной паранойи. Это было просто нелепо. Казалось, это какое-то правило выбора места в королевской семье: чем больше особ из королевской семьи должна была содержать то или иное помещение, тем больше, необъятнее там должны быть окна. Как снайпер, он никак не мог смириться с тем, что даже в квартире Джека были это треклятущее тонкое стекло - стреляй, куда хочешь. Вокруг - ни одного высокого здания. но снайперу даже не нужно быть Миком, чтобы найти способ этим воспользоваться. Мик же накидал бы точек пять точно. Точнее не "бы", а именно это он и сделал - за этим ведь его приставили к Джеку среди прочих обычных бодигардов. Даже отчитался перед Томасин. Но это лишь ненужная информация. Никого не интересующая. Интересовала бы, то король давно бы не проводил заседания в стеклянной клетке над городом. Единственное утешение - Джеку самому не особо это нравилось. Мик с облегчением закрыл жалюзи, как его и попросили, и перевел свет в режим "ночь".

Делать что-то было лучше, чем ничего, потому что Мик не знал, что ответить. Все, что бы он ни сказал - не изменит того, что Джек на самом деле думает. Не изменит того, как горчат на языке чужие слова. Унижение достоинства, отказ в человечности, лишение необходимых человеку вещей - вот что стояло за мыслями принца. Вопреки всем иллюзиям радости, жажды тусовок и прочей дребедени, которую писали в прессе по следам простой имитации, театрального представления. Агония отсутствия выхода из порочного круга, в котором два почти библейских змея - "Я-реальное" и "Я-которое-должно-быть" - кусают друг друга за хвосты и не в состоянии разжать челюсти, потому что если это движение закончится, то жизнь просто-напросто оборвется. А это страшнее, чем застрять в круге. Пока, после какого-то оборота, это правило не перестанет действовать.

Глаза быстро привыкли к мягкому свету, почти полумраку. Медовый, словно они в гигантских сотах. В кабинете Джека было куда уютнее, чем в гостиной.

- При всем уважении, - тихо ответил Мик, - ему не нужен никакой ты. Ему не нужны наследники. И муж принцессы, кто бы он ни был, также ничего никогда не получит, - вот он и озвучил эти приводящие в оцепенение мысли. - Я видел людей, которые одержимы смертью. Но люди, которые совсем не учитывают смерть, пугают меня больше...

Чем дальше, тем больше Мик думал о том, что они магическим образом всей страной перенеслись в древние времена, где цари действительно думали, что будут жить вечно. Править страной из саркофага, смотреть своими глазами из глаз своих детей. Отрицающие свою конечность, не верящие, что в могилу не забрать с собой ничего. С фанатичным блеском в глазах, с отметкой богов на лбу - они до последнего вздоха жили так, словно череда дней никогда не окончится, не испытывая ни смирения, ни единства с другими простыми смертными, ни страха за свои поступки. Когда ты не можешь умереть - у тебя есть бесконечность на то, чтобы исправить каждую свою ошибку. Да вот только признание того, что не все ошибки навсегда - это лишь первый этап осознания в жизни. А дальше нужно узнать, что не все ошибки можно исправить.

- Он не идиот, он хуже. Он праведник, - Мик улыбнулся, издав короткий смешок. - Все праведники нудные, правда? Ему просто здесь не место. Но он верит в свою страну, в этом я его понимаю. Просто он не может понять, что король - всего лишь человек, а не живое воплощение страны и родины, которое просто можно потрогать и поговорить.

Любовь к Родине - слабость, одновременно благо и опасный порок. которому, увы, они с Шепардом подвержены оба, каждый по своим причинам. Дэвида, судя по его истории, вела к этому дорога жертвенности. Мика - дорога благодарности. Дэвид попал в ловушку образа. Мик попал в ловушку осознания. И оба угодили в ловушку чувств ко всему прочему. А когда попадаешь сразу в две ловушки - из-за одной вторая тебя обязательно прикончит. По крайней мере, со всеми конечностями ты из этого уже точно не выберешься.

В первой Мик уже давно, а вторая захлопнулась сегодня. Не в тот момент, когда ему пришлось схватить Джека и начать считать, чтобы не дать его сознанию отчалить, не дать триггеру сдвинуть что-то бесповоротно. Даже не в тот момент, когда его пальцы стирали слезы с красивого лица. В тот момент, когда, вместо того. чтобы поехать домой, он остался, полностью осознавая, что откроет таким образом свои мысли тому, о чем думать совершенно не должен. Но, кажется, он лишь хороший снайпер, но отвратительный военный. В отличие от Джека, он не может не делать того, что не должен, когда что-то внутри говорит ему поступать по-другому. Хотя, может быть, это лишь потому, что он уже предатель. Теперь он мог катиться только вниз.

Он готовился к тому, что Джек попытается вырваться. Когда кого-то накрывает болью, истерикой, паникой - это нормальная рефлекторная реакция тела. Оказать сопротивление на случай опасности, пока мозг абсолютно беспомощен. Но в редких случаях эффект противоположный. Принц наоборот с силой вцепился в его запястья, не защищенные даже рубашкой, потому что рукава Мик подвернул - до боли, сначала будто и правда хотел их скинуть с плеч, но затем хватка чуть разжалась и руки повисли на руках тяжелым весом. Затем он  сам потяжелел, прянул назад. Но небольшой шаг навстречу сделал сам Мик, пока чужая спина не прижалась к груди. Он считал, чувствуя грудью, как одежда прилипает к принцу, потому что того бросило в пот.

Мик не знал. действовало ли то, что он делал, хоть как-то. Он отпустил плечи Джека, перехватывая того поперек груди, боясь, что процесс пройдет дальше. Еще не хватало, чтобы в его присутствии - в ярости ли, в отчаяньи ли - принц покалечился бы. Этого он себе не простит. Хотя бы потому, что он пришел сюда ради того, чтобы это предотвратить. Но и по многим другим причинам тоже. Не тем причинам, которые должны у него быть.

Твою же мать, Роусон!

Страшные, почти животные звуки терзали барабанные перепонки. Таким страхом не было страшно даже в первый раз на поле боя. Он даже не понимал, чего он боялся. Он зря отказался изучать психологию. Изучал бы, может быть, не застыл бы где-то между. На границе между телохранителем, военным и человеком, которому сам инстинкт показывает, что лучшее, что он может сделать - это обнять сородича, чтобы облегчить его страдания. на этой границе он чувствовал одним из запястий то, как безумно и неровно бьется сердце Джека, словно тот дал стометровку с места в карьер. Чувствовал тепло принца, запах парфюма и немного - запах шампуня в волосах. И то, как опять на его руках сжались чужие пальцы. От того, чтобы ткнуться в чужую макушку, его останавливали только остатки здравого смысла. Через чужую боль он и так получил слишком много. Слишком неправильно.

Лихорадочный хриплый голос облил его ледяной водой. Он не знал всего этого про историю с попавшим в плен отрядом принца. Лишь на чуть-чуть больше он знал, чем все остальные через официальные каналы - в армии ничего не скроешь. Но он не мог знать о том, что Джек просил пересмотра. А еще не мог отрицать внезапный вывод Джека. Если принц перейдет дорогу королю, тот не поступится ничем. Сколько раз неугодные исчезали? Никакая публичность исчезнувших их не спасла.

- Не один, мой принц, - сказал он твердо, глядя вникуда прямо перед собой и так и не разжав их странных объятий, хоть кризис и минул.

Если ошибка с тем, что он пошел следом, еще была обратима, то когда Джек открылся ему в ответ - все окончательно превратилось в катастрофу. Прикосновения и уязвимость все превращали в катастрофу.

- Я сделаю все, что могу, чтобы это было так, - и это его обещание.
[nick]Mick Rawson[/nick][status]служба комфортинга[/status][icon]http://images.vfl.ru/ii/1548277187/58d24073/25082362.png[/icon][fandom]Criminal Minds: Suspect Behavior[/fandom][char]Мик Роусон, 32[/char][lz]спокойной ночи, мой принц[/lz]

+1

10

После срыва всегда стыдно. За свою слабость, боль и несдержанность, недостойную принца и солдата. Это наполняет виной и первым желанием становится спрятаться, захлопнуться, как улитка в раковину, запечатать все доступы и отсидеться. Но Роусон уже видел слишком много, Джек был слишком неосторожным, подпустил его к себе, раскрыл створки и выглянул, обнажая мягкое и уязвимое тело.

Если прятаться всю жизнь - можно спятить. Оставалось лишь желать, что Мик не ударит его ещё сильнее. Он итак слишком израненный и измученный, Судный день наносил удар за ударом и не оставил в покое даже после, когда все уже разошлись по своим домам и праздновали. Радовались. Даже Гент. Всё, кроме него. И той несчастной свиньи, которую всё равно отправят на бекон.

-   Быть со мной опасно, - тихо сказал он. Вышло хрипловато из-за немного сорванного голоса. - Я теперь опальный принц. Прогневавший короля.

Тот штырь, который держал его последние несколько часов, разломался и вылетел вместе с криком, расцарапав глотку обломками, оставив после себя боль в горле и капельки слёз в уголках глаз. Больше не было сил держаться, ватные ноги подкашивались, а тяжелая голова всё сильнее клонилась к земле. Он слишком много выпил и устал, чтобы стоять прямо.

Джек сделал пару шагов назад, наткнулся на препятствие и привалился к нему спиной, устало расслабляясь. Руки Мика теперь держали его поперёк груди и грели, создавая иллюзию защищённости. И сам он всё ещё не отпускал его, удерживая за запястья. Слишком близко даже для друга, а Роусон всего лишь телохранитель и совершенно точно не должен быть здесь, но кто вообще должен быть здесь?

-   Ты не рассказал ему. Про Джозефа. Про него всё ещё никто не знает. Кроме тебя. Я благодарен. - Джек полуобернулся, чтобы посмотреть Мику в лицо, почти сталкиваясь губами с его подбородком. Джек на пару сантиметров выше, но не в такой позе и босиком, поэтому приходиться поднять глаза, чтобы увидеть чужой взгляд. - Спасибо.

Желание довериться билось в смертельном поединке с подозрительностью. С тех пор, как он вернулся с войны, его ни на минуту не оставляло ощущение, что кто-то уничтожает его, выбивает почву из-под ног и лишает поддержки, избавляясь от всех верных ему людей. И Мик либо на одной стороне с ним, либо напротив. Другой нет. Больше нет. Никаких ничейных территорий и нейтральных зон. И воздержавшихся.

Вот только его сторона сдавала позиции с каждым днём. Отец затягивал петлю вокруг шеи и уже почти невозможно было дышать. Только хрипеть, хватая крошечные глотки воздуха, которые были отравлены. И он отравлял всех, кто оставался рядом с ним. А яд отца заражал безумием, превращал людей в фанатиков и лишал ума. А затем убивал. Джек не верил никому, ибо не знал, как проверить остался ли ему верен человек или он уже поддался речам отца и заразился. Но Мик всегда был на его стороне, поддерживал даже тогда, когда другие отступали. Был рядом, когда принцу казалось, что другие отступили. И никогда не передавал никаких лишних сведений про него. Кто знает, если бы он не доверился излишне, казалось бы, своим охранникам, отец до сих пор ничего бы не знал о том, что его сын - гей. Но, не все обладали такой же честью, как Роусон.

-   Ты красивый мужчина, Мир Роусон. - Джек легко провёл пальцами по щеке телохранителя, уже практически ложась тому на грудь. Ноги почти не держали, а тело само льнуло за объятиями, которых было лишено слишком давно. - Было бы очень жалко тебя убивать. За предательство, - шепнул он в губы Роусону и накрыл их своими, целуя.

Без страсти, жара и голода, как иногда он целовал Джозефа, соскучившись до безумия, без прохладной грубости как с некоторыми одноразовыми мальчиками, когда хотелось простого совокупления, а тепло и мягко. Наслаждаясь ощущением сильного, мужского тела под ладонями, от горячей кожи которого отделял лишь тонкий хлопок форменной рубашки. Сцеловывая с тонких, сухих губ лишь дыхание и вкус, без сладкой химической липкости помады, приторных духов и чрезмерной мягкости округлого подбородка.

Джек не знал, какой будет реакция, он лишь надеялся, что правильно разобрал едва заметные сигналы, исходящие от телохранителя, что тот был бы не против. Впрочем, и сигналов “за” не поступало, поэтому он надеялся, что Роусон не станет бить наследника престола, особенно пьяным, а если и будет, то не слишком сильно. А потом всегда можно списать на алкоголь. Чего только он не делал во времена своих разгульных вечеринок, изображая принца-повесу. Один маленький и почти невинный поцелуй - полная ерунда. А то, что он холоден к женщинам знало уже слишком много людей, чтобы делать вид перед собственным телохранителем, будто это не так.

Ему до боли в скованной спине хотелось немного внимания и заботы, чувства, пусть даже ложного, что он не один. Сегодня - особенно. 

[nick]Jack Benjamin[/nick][status](не)любимый[/status][icon]http://s3.uploads.ru/2dzNw.jpg[/icon][sign]http://s7.uploads.ru/vf2VG.png                                       http://s3.uploads.ru/F0dJE.gif[/sign][fandom]kings[/fandom][char]принц Джек, 26[/char][lz]Сублимирует в корону жажду любви, мечется между правильно - неправильно и может доверять лишь одному человеку на планете. [/lz]

Отредактировано Chase Collins (2019-03-21 17:04:36)

+1

11

- Опасностью меня давно не напугать, - да и можно было хоть когда-то? Он всегда был их тех, кого страх лишь заставлял двигаться дальше, потому что страх остановиться в бездействии был куда сильнее и опаснее. Ничто не пугало так, как упущенный момент, как пропущенная развилка и собственное малодушие, погнавшееся за удобством, комфортом и шкурным интересом. Он и сейчас сделал ужасную вещь, но, кажется, если бы не сделал - все стало бы куда хуже. - Даже у опальных родственников королевской семьи остаются свои люди. Мы явно не будем первопроходцами. Я отвечаю своей жизнью за твою. Не перед Томасин.

Откровения будто тащат друг друга за ручку. Инстинкт велел открыться в ответ, чтобы скрепить их странный союз, далекий от деловых отношений, да и от личных тоже. Они словно на зыбкой почве, сотканной из легенд и сказаний, где каждое слово имеет вес такой же, как какой-нибудь Эскалибур или Святой Грааль. А может и больше. Но это не они спятили, это не Джек перечитал книжек, и не Мик воображает до сих пор, что он больше чем солдат, а просто-таки хренов паладин. Это в их стране, которую они имели несчастье любить и называть родиной - несмотря ни на что - как будто перестали действовать законы обыденного материального мира, а так же законы времени. XXI век все больше отдалялся от них, махая ручкой, и все, что оставалось - пытаться держаться за честные, искренние слова. Больше ничего уже не работало. Особенно там, где искренние слова потеряли даже самые близкие родственники, предпочитая помпезную зыбкость и нереальность.

Мику больше нравилось действительное. Ему нравился красивый портрет принца, с выверенной точностью подпорченный репутацией гуляки, чтобы стать еще вкуснее, конечно. Но куда больше ему нравилось ощущать, как в его руках совершенно по-человечески от усталости мышцы Джека, изъеденные сегодняшним безумным и паршивым днем, потеряли тонус, перекладывая этот вес на Мика. То, чего Джек будто не мог сделать до этого сам, причиняя себе боль. Он поддерживал принца бережно, страшась позволить себе лишнего. Еще больше лишнего, чем уже есть.

Но как-то это терзающая весь вечер мысль растаяла, стоило им неожиданно встретиться взглядом с Джеком. Тот мог бы и не оборачиваться, чтобы сказать что-либо, но все же сделал это. Серые глаза пугающе трезвые, хоть размер зрачков и явно не соответствовал освещению. Теплое освещение лампы делало их темными, но все еще явственно серыми. Как бархат.

- Я проверил, является ли он тем, за кого себя выдает, и не причастен ли к чему-то не тому, - признался Мик честно, не отводя взгляд. - И ничего не обнаружил. Так что и нет нужды Томасин или кому-то еще знать об этом, - он коротко улыбнулся уголком рта.

Благодарность приятно погладила его по загривку невидимой рукой. То, что армия прививает молодым людям прекрасно - так это жажду отметки своих заслуг. Он почти освободился от этого, достаточно быстро переквалифицировавшись в снайпера - у снайперов своя система, немного выходящая за рамки общеармейской, разделяющая и отсекающая вот такие вот проявления, какое всколыхнуло тихое "спасибо". Но оно все еще было в нем, и открытость перед принцем выпустила его наружу.

Джозеф... Когда Мик узнал о нем, это была смесь из горести, облегчения и радости. Для редких людей, кто видел принца и Джозефа вместе, тот был лишь очередным другом или очередным "мальчиком", но Роусону не составило труда заметить чуть больше. Заметить, как они всегда держались в пространстве друг рядом с другом, мягкую улыбку, играющую на губах Джека, взгляд из-под ресниц и спокойствие, не свойственное Джеку в шумных компаниях или клубах. Не сложно было проследить путь домой под покровом ночи вдвоем, лишь с Миком, следующим по пятам. Остальные охранники уже распущены по домам и убеждены в том, что принц в полном одиночестве сегодня вернется домой. Робкие прикосновения пальцев рук. Ни в какой вселенной он не позволил бы себе украсть это у принца. Даже в приступе острого желания быть на его месте.

Правда, теперь это место не принадлежало никому. Королевские законы добрались и досюда. Там, где было место, которое могло бы быть заполнено чем-то хорошим, теперь стояла запрещающая табличка и сторожили оцепление мини-копии его сослуживцев из Королевской гвардии. И он, и Джек могли лишь только смотреть в отдалении со скорбью на лице, заложив руки в карманы.

Голос принца вывел его разум из оцепенения размышлений, делая неожиданный обманный маневр неизвестного назначения. Успешный маневр, потому что внутри все вздрогнуло, осознавая до конца их невероятную близость друг к другу: он чувствовал щекой дыхание принца, но его сменили щекочущие подушечки пальцев, от которых струйками текло по венам расплавленное золото. Но следующая фраза - будто удар под дых. Поцелуй застал его застывшим и пытающимся не выдать того, будто Джек сказал что-то ужасное, выбившее его из колеи. Мик поспешил ответить на поцелуй, может быть даже слишком поспешил, чтобы скрыть на миг всколыхнувшиеся внутренности. Джек не мог знать, это всего лишь следствие из разговора и совпадение - ничего больше.

У мягкого, спокойного поцелуя - запах дорогого парфюма принца и вкус дорогого крепкого алкоголя. Насколько алкоголь отвечает за то, что вместо кучи куда более достойных желающих заполучить эти губы хотя бы на один вечер, целует их сегодня он? Мик смело обнял ладонями выделяющийся даже на расслабленных мышцах изгиб тонкой талии Джека. Смысла страшиться теперь не было - они достигли буквально всех нежелательных целей за этот вечер, каких только было можно. Всех целей, которые он себе представлял с опаской и нездоровым смакованием, включая сигнализацию на казёном авто с бронированными стеклами, оставшемся внизу, неподалеку от здания.

"Ты красивый мужчина, Мир Роусон."

Насмешка, игра, отчаянье, алкоголь или безразличность сознания к следующему шагу? Он терялся в возможных трактовках, пока их губы не желали распасться, когда поцелуй уже закончен. Его чуть обветренные соприкасались с мягкими и полными Джека, и по спине от этого небольшого интимного пространства бегали мурашки, будто ему снова шестнадцать, и он впервые поцеловал парня, ощутив пугающее отсутствие разницы в реакции своего внутреннего мира на это событие. Опасное чувство. Все еще опасное не для него.

Ладони Мика поднялись выше, превращая поцелуй в объятья. Губы мазнули по чужой щеке, а нос уткнулся куда-то в ухо Джека.

- Кажется, моему принцу пора спать. Это был долгий день... - тихо произнес он, не решаясь первым прервать объятья.
[nick]Mick Rawson[/nick][status]служба комфортинга[/status][icon]http://images.vfl.ru/ii/1548277187/58d24073/25082362.png[/icon][fandom]Criminal Minds: Suspect Behavior[/fandom][char]Мик Роусон, 32[/char][lz]спокойной ночи, мой принц[/lz]

+1

12

Как рождается доверие? Сколько нужно времени, чтобы почувствовать верность? День. Два? Месяц? Года? Был ли ответ на этот вопрос? У Джека - нет. Люди,которых он считал своими, поворачивались к нему спиной или сами ждали, когда развернётся он, чтобы воткнуть остро заточенный клинок в спину. В эту напряжённую, со сведёнными каменными мышцами спину, которую так упорно пытался отец сломать. Но у принца Гильбоа хребет уже давно выдран рукой короля и теперь вместо него чужеродная сталь, мешающая жить, но без неё и невозможно прожить.

Мик Роусон в его охране уже больше года, но можно ли считать этот срок достаточным, чтобы принять его верность. Можно ли ей верить? Джек не знал, но очень хотел. После смерти своего отряда, гибели его друзей, отстранении близких у него не осталось никого, кому он бы мог доверять. Доверять и не бояться убить своей благосклонностью, как Джозефа, которого как он ни хотел видеть, но отстранил от себя настолько близко, насколько смог. Хотя принцу было бы намного спокойнее, если бы его любовник вообще уехал из страны, подальше от теряющего разум отца. Пока тот ещё не знал о нём, но страшно представить, что случится, если информация всё-таки проскользнёт мимо Мика к Томасин.

Поцелуй не остался без ответа и уже Джека целуют, так, что у него на мгновение не остаётся никаких вопросов. Мик подхватывает, теперь уже он ведёт, обнимает более смело и откровенно, горячо прижимаясь к ледяной спине ладонями, сбрасывая притворство и маски, давая в руки Джека оружие против себя же самого. Они одинаковые, в одной лодке, что опасно раскачивается и дырявая настолько, что только чудо не даёт ей пойти ко дну.

Джек слишком устал, чтобы хоть как-то пытаться понять. Он просто очень хотел доверять. Пусть даже его растопчут потом, предадут, он поднимется, найдёт силы, встанет и пойдёт дальше с гордо выпрямленной спиной. Но хотя бы до этого момента он будет чувствовать себя живым.

Чьим-то. Обращение отозвалось в груди сладкой болью, заставляя прижать к себе телохранителя сильнее, Да, наверное он был бы не против. 

-  Кажется, твоему принцу пора забыться.

Выбираться из объятий нелегко, будто из лавины, только тёплой, но такой же тяжелой и лишающей дыхания. Или это от поцелуя перехватило в груди. Джек отстранился, внимательно разглядывая Мика и силясь прочесть в его глазах ответы на все свои вопросы. Обычно карие глаза не слишком красивые, обычные, но у Мика они яркие, чистые, без малейшей примеси болотной зелени, свойственных другим. У Мика всё такое, обычное, но на грани, что делало его совершенно необычным, привлекающим внимание, но при этом не дающим вспомнить, когда прошёл мимо. Идеальный телохранитель. И шпион.

Если бы Джек не был настолько пьян, что уже почти не держался на ногах, то точно попытался бы перевести их отношения из деловых с налётом непозволительного в исключительно непозволительное. Мерзкое. И даже не потому что у него уже слишком давно никого не было. Мик слишком красивый, верный и заботливый, чтобы не заглотить с готовностью этот крючок.

Совершенно непрофессионально.

Джек легко коснулся губами колючей от дневной щетины щеки и разжал руки, отпуская телохранителя. Он хотел забыть этот день. Стереть его из памяти, если не навсегда, то хотя бы на сегодня. На эту ночь. А для этого существовал лишь один способ, помимо пули в голову.

Принц не слишком прямо пошёл в сторону гостиной, где в потайном сейфе за картиной лежал не табельный пистолет с коробкой патронов, пара фотографий Джозефа, несколько не особо секретных писем, перевязанная резинкой стопка наличных, кредитная карта и маленький пакетик с таблетками. Не то, чтобы ему вообще требовалось всё это скрывать, но в его положении полагался сейф, и Джек им пользовался, даже не запирая тяжёлую, металлическую дверцу.

Он вытряхнул на ладонь кучку белых дисков, кое-как засунул обратно, уронив несколько и оставив две себе. Подхватил со столика початую бутылку чего-то и запил таблетки прямо из горла, не дожидаясь, пока Мик попробует его остановить. Скривился и сделал ешё несколько глотков хереса. Невыносимо сладкий и такой же крепкий. Четверг. Четверг любила херес, он стоял здесь для неё. Ещё четверг любила целоваться и смотреть с Джеком фильмы ужасов на его огромном телевизоре. Они занимались сексом очень редко, чаще просто спали в обнимку на диване перед экраном, Джек со стаканом виски или бренди, а четверг с бокалом хереса. Звали четверг - Саммер и она была роскошной мулаткой с длинными кудрями почти до пояса. Принц никогда не забывал свои дни недели.

Пакетик с наркотиками с лёгким стуком приземлился на стеклянную поверхность столика возле бутылки с вином. Джек прикрыл глаза и сделал несколько глубоких вздохов, усмиряя дурноту в голове. Паршивая идея, и завтра он пожалеет, но сегодня лучшего решения не придумал.

-  Всё нормально, - невнятно сказал он Мику, двигая шеей и плечом, пытаясь размять мышцы. - Они проверенные. Мой поставщик совершенно не хочет, чтобы от его зелья загнулся целый наследный принц. Я просто хочу отключиться. Вообще. А ты мне не давай делать глупости и выходить из квартиры. Я тебя, конечно, могу за это уволить, - нахмурился он, - но ты не обращай внимания, просплюсь и разуволю тебя обратно. Просто будь рядом, - выдохнул принц, делая первый неуверенный шаг по лестнице в спальню. На третьем или четвёртом он всё-таки запнулся и упал на колени, держась руками за ступеньки. - Дьявол! - выругался Джек, подождал пока пентхаус перестанет раскачиваться перед глазами и поднял голову, прикидывая, сможет ли он подняться и дойти до верха или в Ад гордость и попробовать доползти?

Мышцы спины невыносимо ныли, даже несмотря на выпитую таблетку обезболивающего. Возможно, это уже было исключительно в его голове. Он схватился за перила и начал подниматься. Он - наследный принц Гильбоа, а значит, должен идти. Ползал он перед отцом. Раздавленной бабочкой с оборванными крыльями. Или бабочки это за Шепардом?

-  О, - ласково протянул он, подставляя руку свисающему на паутине с перил паучку, отливающим металлом. Или он и был металлическим. Паук, перебирая длинными лапками-спицами невесомо перебрался на раскрытую ладонь, распластался по коже и растёкся блестящими капельками ртути, впитываясь в кожу. Джек оторвал взгляд от завораживающего зрелища и снова начал карабкаться наверх. Уже не слишком хорошо помня - зачем, но ему было надо туда.   

[nick]Jack Benjamin[/nick][status](не)любимый[/status][icon]http://s3.uploads.ru/2dzNw.jpg[/icon][sign]http://s7.uploads.ru/vf2VG.png                                          http://s3.uploads.ru/F0dJE.gif[/sign][fandom]kings[/fandom][char]принц Джек, 26[/char][lz]Сублимирует в корону жажду любви, мечется между правильно - неправильно и может доверять лишь одному человеку на планете. [/lz]

Отредактировано Chase Collins (2019-04-03 00:36:29)

+1

13

Едва ощутимые, почти незаметные микродвижения мышц под ладонями. Как неуверенность или сомнение, не дающие телу решить, в каком направлении двигаться, что должно возобладать - разум, расчет, чувства или эмоции. Внутренняя борьба Джека всегда была с ним, даже в такой момент, как этот. Момент, приносящий людям удовольствие. Обычным людям, но не принцам, и уж точно не телохранителям, распускающим руки в отношении тех, кого им положено охранять. Ее проявления - почти вся жизнь Джека, каждый ее аспект. Некоторые солдаты приносят войну с собой с фронта, пытаясь ей дышать, потому что кислород им не подходит. Джек не мог с нее уехать, он сам - поле боя, живая линия фронта, каждый день сражающаяся за выживание. Победа уже настолько призрачна, как и честь, и слава, и конец - есть только жгучее желание выжить, как бы оно там ни обернулось. Мик видел эту борьбу даже в клубах, она проскальзывала в долях мгновений перед тем, как Джек нырял в поцелуй с очередной девушкой, потому что это то, чего от него ждали. Но это действо сердце не растапливало, а только покрывало новым тонким слоем корки, а то и закладывало на поле боя новые мины ненависти или таких вот дней, как сегодняшний.

Брошенная фраза Мику не понравилась. Ни набором слов, ни тем, как они были произнесены. Хоть в этот момент Джек и стиснул объятья, словно Роусон был любовником, которого тот не хочет отпускать.

- Что ты задумал, Джек? - спросил он прямо, чуть нахмурившись.

Он наблюдатель, он не имел права вмешиваться. У Томасин на этот случай была особая команда, по которой вся свора телохранителей должна превратиться в нянек и получить полномочия пресекать все нежелательные действия одного или другого королевского отпрыска, но, к счастью, маразм пока туда не добирался. Он мог только смотреть, быть несогласным и устранять последствия чего бы то ни было, если не собирается случится нечто опасное, экстраординарное и ставящее под угрозу власть королевского дома. Сплетенки не в счет - СМИ по прямому приказу могло решить любые проблемы подобного толка, да еще и извлечь для короля выгоду. СМИ - вот новое оружие массового поражения. Ядерные боеголовки уже давно лишь пугало.

К тому же Мик ловил последние моменты близости. Просто не смог решительно сделать шаг назад, когда этого не смог сделать и сам Джек, лишь чуть отстранившись и продолжая рассматривать, заглядывать в глаза. Он мог только не отводить взгляд. Губы скользнули в последний раз по небритой щеке, как крылья бабочки, а от легкого шлейфа парфюма приятная внутренняя дрожь прошлась по плечам и стекла в грудь.

Мик все еще не знал, что привело принца к этим действиям, но ему уже и не хотелось знать. Знать причину - потерять этот момент навсегда. А Мику почему-то было очень важно не потерять ни секунды из сегодняшнего вечера. Как будто рождение ребенка, но родилось нечто другое, и он хотел это запомнить. Воспоминание, чтобы зацементировать эту ступень.

Его странное, глухое состояние растворилось в воздухе, стоило им наконец отойти друг от друга, но Роусон снова нахмурился. Алкоголь, наконец-то, дождался аудиенции у королевской особы и постучал в голову. Если до этого Джек успешно делал вид, что трезвый - что, впрочем, и сдавало то, что он от этого далёк, - теперь его шаг превратился в баллистическую траекторию. К счастью, алкоголь не настучал в голову до состояния той самой "пули-дуры" на конце этой траектории. Но Мик все равно неотрывно следовал за принцем, даже не задумываясь, как глупо это выглядит. Как будто сквозняк был способен сдуть с Джека равновесие, и в любой момент тот упадет и разобьется вдребезги. Он заставил себя не следовать за Джеком к сейфу, оставшись у дивана и наблюдая.

За окнами совсем стемнело, но чесотка в спине усилилась. Ночью эти окна были куда лучшей целью, чем днем. Солнце не бликует, в городе редкий идиот проезжает с дальними фарами, способными ослепить целящегося, и то только на открытой крыше, откуда только безумец решит стрелять в центре Силома, состоящем из бетонных коробок-небоскребов. Нет, это определенно какая-то нездоровая обсессия окнами. Или же это последствия религиозной увлеченности королевской семьи Бенджамин?

Потратив скорость мыслей на окна, Мик не успел среагировать на то, что Джек достал из сейфа нечто, похожее на таблетки и закинулся ими, запив каким-то очередным дорогим алкоголем.

«Блядь!» - совсем не изящная мысль, зато емко отражающая все, что Роусон сегодня думал о своей профпригодности, умственных способностях, профессионализме... Да и, в принципе, о сегодняшнем вечере.

- Джек...

Но Джек от него только отмахнулся одним из самых нелюбимых Миком слов - "нормально". Слово, которое давно уже растеряло смысл, который был зафиксирован в толковом словаре. Это не было нормальным - то, что Джек говорил. Не нормально, напившись, желать добить себя еще больше. И не нормально - желать впасть в беспамятство. Но Мик был уже бессилен что-либо сделать - наркотик уже рассасывался, и он видел, как зрачки Джека пришли в движение без всякой на то вменяемой физической причины.

Слова долетали отголосками чужой боли. Но он послушно кивал, запоминая инструкции по инерции, он привык это делать. Он привык вычленять их из самого бессмысленного и неконтролируемого бреда. Словно псы, они натасканы на это, как некоторые настоящие псы не натасканы на взрывчатку. Главная инструкция, от которой разбегались паутиной множество подзадач - быть рядом. Его вечер еще не был закончен.

Мик задержался лишь ненадолго, чтобы взять оставшиеся таблетки в пластиковом пакетике и положить их во внутренний карман снятого пиджака. Он проверит их сам у своего надежного специалиста и лишь тогда, если его устроит результат, он вернет его Джеку. Нет, это не попытка превысить полномочия раньше времени, просто... Просто в случае нехорошего результата он просто найдет принцу поставщика на замену.

Он резко обернулся на звук проклятья. Представшая картина давала исчерпывающее представление о том, что вещество в таблетках взялось за дело. Только бы Джек не принял больше безопасной для жизни дозы... Мик думал, стоит ли вмешиваться в общение принца с чем-то, чего он не мог видеть, хотя больше думал о том, что он чувствует, когда видит Джека таким. Не под неизвестными наркотиками, а вообще, в целом. Будь он в какой-нибудь книге, наверное, должен был испытывать жалость. Опять её. Что же еще можно испытывать к молодому парню, ползущему на коленях по лестнице, потому что он не в состоянии идти? Но оно и сейчас не хотело быть похожим на нее, это чувство. Оно то походило на растерянность, то на щемящее сочувствие, то пыталось обратиться в защитника. Но в нем неизменно опять была боль.

Боль - это то, что сопровождает весь сегодняшний вечер. Может быть, ребята-сослуживцы и были правы? И он, как и Джек, совершенно не подходит для жизни вне фронта? Размякает, дозволяет своему мозгу неуместные глупости со скуки... Нет, Мик был совершенно уверен, что это касается только его и Джека и больше ни одной из сторон его жизни.

Он осторожно поднялся по лестнице, последние шаги по ступенькам к вновь остановившемуся принцу проделав так, словно подкрадывался к зверю, раненому и способному легко напугаться.

- Пойдем, - он мягко прикоснулся к плечу, обтянутому влажной от испарины рубашкой, после чего помог Джеку подняться и перекинул его руку через свое плечо.

Почти без опоры тот был тяжелым, когда он поддерживал его за талию и помогал небыстро поднимать ноги - ступенька за ступенькой, одна за другой по закручивающейся лестнице, вызывающей головокружение даже без алкоголя. Хайтек - это про будущие технологии, технологиям на такую погрешность, как особенности органики, было плевать. Что ж, архитекторы и дизайнеры придумали себе отличное название для жанра оно же оправдание для его бесчеловечности. Особенно к людям в измененных состояниях сознания.

Он сам был в нем. Без алкоголя и наркотиков. Он просто находился в собственной фантазии, и она рассеется, ка ктолько он проснется за рулем служебного автомобиля неподалеку от дома, куда он регулярно подвозит принца Джека.

- Нужно прилечь. Или хотя бы присесть.
[nick]Mick Rawson[/nick][status]служба комфортинга[/status][icon]http://images.vfl.ru/ii/1548277187/58d24073/25082362.png[/icon][fandom]Criminal Minds: Suspect Behavior[/fandom][char]Мик Роусон, 32[/char][lz]спокойной ночи, мой принц[/lz]

0

14

Джек не был наркоманом и не испытывал проблем с зависимостью от наркотиков. Большая часть сплетен о его разгульном образе жизни старательно поддерживалась им же самим, и часто бывало, что предлагая наркотики друзьям - чистые, качественные, лучшие, как и положено зелью для принца - он только смотрел, как принимают их они. Не замечая, что он вернул свою дозу обратно в пакет, или отставил почти нетронутым стакан с виски, потому что понял, что ему хватит. Ушёл от чьих-то слишком липких объятий. Отвернулся от поцелуя. Чему Джек научился во дворце, так это играть роль. Хорошего принца. Любящего брата. Послушного сына.

Он так редко бывал самим собой, что иногда забывал, которая из этих масок - его собственная. Лишь в одном месте он почувствовал себя вырвавшейся на свободу птицей, но его быстро поймали и вернули в золотую клетку. Он пытался в ней петь, но выходило лишь отвратительное  карканье. Джонатан Бенджамин был неплохим человеком. Принц Джек - отвратительным. Иногда Джонатан ненавидел его. И ненавидел отца. Даже не за то, что не мог быть собой, это он принял и покорно следовал - у короля не может быть желаний, порочащих его в лицах Бога и подданных. А за то, что каким бы он ни был, отец всё равно считал его недостойным. Что жалким наркоманом, педиком-извращенцем, гордым принцем. Отец просто не желал его. Никаким.

Его стальной штырь в позвоночнике выползал с болью, срывая с губ стон пополам со всхлипом. Джек принимал наркотики именно для этого, чтобы позволить себе расслабиться. Стать не собой, но хотя бы тенью себя. И позволить уже спине сломаться. Вот только без неё он терял опору.

Мягкое, бережное прикосновение помогло подняться. Джек с облегчённым вздохом прижался к теплу, помогающему ему идти наверх. Для чего бы то ни было. Разносящаяся кровотоком химия уже начала действовать в полную силу, а значит прошло уже около получаса, пока он пытался подняться наверх. Всё ещё не особо помня - зачем? Но надо. 

Оказывается - здесь была кровать. Вот зачем - надо.

-  Присесть, - согласился Джек и сел на кровать. Мягко. Очень. Попрыгал на матрасе, упиваясь ощущением его упругости под собой, а затем лёг, вытягиваясь в полный рост. Превосходно. Мир определённо стал лучше. И потолок красивый. Как и стоящий рядом Мик. - Эй, - позвал он, хватая его за руку и заставляя опуститься рядом с собой. - Не уходи от меня. От меня все уходят. 

Реальность вокруг искажалась - точнее, наоборот выправлялась, становилась правильной, настоящей. Воздух начал звенеть от прозрачности, смывая пыль с себя.

-  Ух ты, - выдохнул Джек, проводя  по плечам Мика. Белый цвет хрустел под ладонями, холодил кожу как только что выпавший снег. Ослеплял. Почти до боли. На вкус лёгкий и свежий. Он потянулся и лизнул плечо, обтянутое тканью.  - С ума сойти, - пробормотал он. 

Мир обострился будто цвета и резкость выкрутили до максимума. Сильнее максимума. Когда не только видишь, но и чувствуешь. Этот мир можно было попробовать.

Лицо Мика - картина гениального художника, шедевр, восхищающий до благоговения. Время - растянутые в вечности секунды. Джек не знал, сколько прошло - часы или минуты, пока он водил кончиками пальцев по его лицу, изучая каждое углубление, черту и жёсткие, колкие волоски щетины. Уже достаточно длинные, чтобы их ощущать всем собой. Долго. Бесконечно. От носа по складке вниз, горизонтальный штрих по губам и вдоль по линии челюсти. Потрясающе, невыносимо красиво.

Он негромко рассмеялся, расстегивая пуговицы на рубашке телохранителя и наслаждаясь их гладкостью и круглой формой. Идеально круглой. Единственно правильно круглой. Как мир. Истинно правильный и безопасный мир, в котором нет ни одной бабочки. Ни единой. Джек нахмурился, осмотрелся и стряхнул с постели несколько неподвижно застывших оранжево-чёрных трупиков с изломанными крыльями. Их тельца словно кто-то выел. Не нужны ему бабочки.

-  Гадость, - прошипел он. - Убирайся!

В его мире нет места этим тварям. Слишком уродливы. Его мир красив и не может допустить рождение подобной аномалии.

-  Я должен был уничтожить его. - Мик почему-то больше не лежал рядом, а сидел на краю кровати. Сколько времени прошло? Он не помнил. - Потому что он отвратительный. Неправильный. И угрожает мне. Это из-за бабочек, - сказал Джек, рассматривая восхитительно белый потолок. - Он видит бабочек. А я - нет. Поэтому меня хотят убрать. И заменить им. Почему, Мик? - спросил он, садясь на кровати и приближаясь к нему. - Чем я хуже? Потому что люблю мужчин? Но разве я не отказался от своей любви ради них? - Он сгрёб в кулак очередную кучку бабочек, сминая крылья и превращая их в пыль. Уставился на оранжевую пыльцу, покрывшую ладонь. Её цвет менялся, превращаясь в тёмно-алый. Цвет крови. - Фу! - скривился он, стряхивая пыльцу с руки. И начал скидывать бабочек с простыни, кидая на пол, за пределы кровати. - Ненавижу их! Отвратительные! Мне надо избавиться от них. Как от него. От Шепарда. Он опасен. И видит их!

Джек уткнулся головой в колени, закрывая лицо руками. Страх стать шутом при дворе, плясать под смех толпы как марионетка на верёвчках, ублажая короля в короне из бабочек впивался в душу почти до смертельных спазмов. В животе крутило, а спина покрылась ледяным потом и мурашками. И только знание, что Мик рядом успокаивало, оставляло в его мире. Где не было ни одной чёртовой бабочки! Он потянулся к нему, обхватывая руками за шею и уткнулся в шею, вдыхая тёплый, расслабляющий запах.

-  Почему они все получают всё? - тихо спросил Джек, не надеясь,впрочем, на ответ. Он уже давно задавал этот вопрос. - И ничего не отдают взамен? Почему я отдаю всё и не получаю ничего? Почему? У отца народ, у мамы идеальный дворец. У Мишель любовь всех. У Дэвида корона. Просто потому что они есть. А я? Я отдал своих солдат. Запретил себе желать. Уничтожил гордость. Всё, как он хотел. Всё…

Эйфория, сменившаяся ужасом, медленно перетекла в катарсис и оцепенение. Джек смотрел на чуть завивающуюся прядку волос у уха Мика и закручивал её снова и снова. Он становился частью этой пряди, физические ощущая себя ей. Чувствовал свои собственные пальцы, скользящие по коричневой гладкости. Часть него наблюдало за собой же со стороны, а сам он провалился в мало воспринимаемый дурман. Красивый, эстетически-роскошный завиток. Идеальный.

Совершенство…

*   *   *   

Просыпался Джек тяжело, первые минуты - или часы? - не осознавая ни себя, ни где он находился. Тело плохо слушалось, и пришлось полежать, чтобы вернуть конечностям чувствительность. Страшно хотелось пить и в туалет, но пришлось сначала договориться с собой, прежде чем подняться на кровати. Окна были закрыты жалюзи, невозможно представить сколько времени, но на тумбочке рядом с кроватью обнаружилась бутылка воды и стакан.

-  Напомни мне выписать тебе премию, - поморщился от резких запахов Джек, заходя на кухню. Выкинул пустую бутылку в помойку и достал из холодильника ещё одну. Приложил сначала к голове и только потом открыл. - Ты не знаешь, где мой сотовый? А, вижу, спасибо, - подхватил телефон со стола и разблокировал. Несколько звонков от Гент, один от Мишель и сообщение от неё же: “Брата Дэвида оправдали! Ну не чудо ли?” - Боже, - закатил он глаза, - просто начать день с хороших новостей, я так много прошу? Тебя надо отпустить домой и сменить? - спросил, останавливаясь перед Миком и на глаз оценивая состояние телохранителя. Большую часть ночи он помнил, включая долгое вылизывание губ Роусона, потому что по какой-то причине Джеку потребовалось узнать их вкус, по времени он не стал бы оценивать, сколько это делал, слишком оно расплылось. И вчерашний поцелуй. Объятия. Он внимательно посмотрел на Мика, обдумывая ситуацию. Разумеется он знал, что нравится телохранителю, сложно не заметить, но до этого считал, что это интерес к нему как к человеку и желание поддержать подопечного. О том, что за невинными касаниями могло скрываться несколько иное влечение, Джек не задумывался. Да и не хотел. Ему было запрещено хотеть. Вот только, похоже, джин освободился из разбитой бутылки. И теперь не загнать обратно. - Мне надо в душ. Если твоя рабочая смена кончилась, то можешь оставить меня, я никуда не уйду до прибытия смены.   

[nick]Jack Benjamin[/nick][status](не)любимый[/status][icon]http://s3.uploads.ru/2dzNw.jpg[/icon][sign]http://s7.uploads.ru/vf2VG.png                                          http://s3.uploads.ru/F0dJE.gif[/sign][fandom]kings[/fandom][char]принц Джек, 26[/char][lz]Сублимирует в корону жажду любви, мечется между правильно - неправильно и может доверять лишь одному человеку на планете. [/lz]

Отредактировано Chase Collins (2019-07-01 04:48:52)

+1

15

Мик поспал часа два-три, растянувшись на диване в гостиной и зачем-то неловко накрывшись пиджаком. Все эти недолгие часы пиджак норовил то съехать с него, то Мик сам пытался от него отбиться, потому что было жарко. Пока ему не надоело. Глаза чуть жгло от усталости, но сна не было ни в одном глазу. Хоть спина не болела. Диван в квартире принца был на редкость дружественен к людям и форме их позвоночника - не то что то чудовище, которое стояло на страже квартиры его последней долгой пассии парой лет ранее, пытавшее сломать Роусону спину. Получилось только сломать его желание и дальше встречаться с этой самой пассией.

Он привел себя хоть в какой-то порядок в ванной, умывшись, почистив зубы найденной невскрытой зубной щеткой и пересчитав отметины от пуговиц на коже. Он так и спал в расстегнутой рубашке, и выворачиваясь, та оставила на нем рисунок от складок и кое-где - характерные кругляшки, отчего он сам выглядел еще более помято, чем сама рубашка. В итоге он целиком выправил ее из брюк, застегивая обратно часть пуговиц. Ну просто загляденье...

Мик взъерошил примятые о подлокотник волосы за время короткого сна и выполз из ванны, сразу направляясь в кухню. Если не спать, то поесть - что-то одно должно быть. Это было его негласное правило. Но нельзя одновременно оставаться без того и другого - неизбежно вело к потере концентрации и зацикливании на неприятных ощущениях голода или желания уснуть прямо здесь и сейчас. Хотя неизвестно, было ли этого хуже того, что сразу по пробуждению так или иначе заполнило его мозг - ведь проснулся он от липкого сна с ощущением знакомых прикосновений по телу. Прикосновений, которые были всего лишь призраком прошедшей ночи.

Часы на микроволновке показывали, что он и принц чертовски опоздали к началу нового дня. Точнее, он еще успевал. Тютелька в тютельку. Об этом свидетельствовала вибрация его мобильного, выпавшего из пиджака, и Мик несколько секунд пытался выловить его между диванными подушками и спинкой.

- Да, Райс.

Всего лишь его смена. Ничего серьезного. Все спокойно. Слишком спокойно, особенно после четкого ощущения катастрофы вчера. Он выдал краткие инструкции и вернулся к тому, что уже было начал делать - проводить кухонную ревизию. Нашел он немного: почти ничего приличного в холодильнике не осталось, зато все еще была невскрытая нарезка и хлеб с яйцами. Еще Мик нашел телефон принца и бережно положил его на видное место. Зато, как обычно, запас холодной воды был на месте и почти не истощенный. Хмыкнув, он достал одну бутылку, взял стакан и поднялся наверх, оставив свою ношу на тумбочке. Лишь ненадолго позволил себе задержаться взглядом на Джеке, оценивая его состояние. Тот явно спал размеренным глубоким сном. Безопасным.

Жалюзи были закрыты - он сам закрыл их вчера, потому что спина почти сразу зачесалась, как только он вошел с принцем на плече в комнату. Силом тут же уставился на него - на них - и странную сцену мириадами окон-глаз. Без капли сожаления Мик закрылся от их взглядов. И без того часто думалось о том, как многие в близлежащих зданиях знают, какой у них сосед, и пытаются наблюдать. Но всегда держал в голове, что как минимум парочка любопытных  с бытовыми биноклями должна иметься.

Мик вздохнул и вышел, перестав делать ситуацию неловкой, но мысль застряла в голове. Это лишь хвостик ниточки, и пока он шел обратно вниз, клубок катился за ним, разматываясь и воскрешая вчерашнее в голове в странном порядке, одновременно хаотичным и четко привязанном. Примерно вот на этой ступеньке он помог Джеку подняться и медленно повел наверх, направляя шаг. Его ноги тяжелы, но Мик был терпелив. Он вообще не думал ни о чем особо - только о приятном тепле и что он хочет это сделать.

Хочет того, чтобы эта стенка разрушилась, хоть и боится причинить вред. Боится навлечь неприятности. Но это все разум. это все человеческие ценности, которые люди придумали себе за сотни лет строительства цивилизации. Но люди - это не только разум. Их чувства, желания и эмоции разумом могут разве что осознаваться, но не особо-то и контролироваться.

Мик получил небольшой, но все же доступ к невозможному, лишая невозможное этого статуса, переводя его во что-то достижимое и реальное. А значит, в зоне его досягаемости, ведь Мика всю жизнь учили достигать и добиваться результата. Да, ограничения все еще были, но они были везде: нельзя пробежать быстрее, чем способно человеческое тело, или поднять больше, чем могут физически выдержать мышцы, не порвавшись. Нельзя даже пытаться быть вместе с тем, с кем нельзя быть вместе ни при каких обстоятельствах, ни в какой вселенной. Но можно прикоснуться. И стать ближе, чем кто-либо еще. Или почти кто-либо еще.

Он очень сильно облажался.

«Я не ухожу, просто проверяю окно»

Мольба остаться - настоящая. В отличие от синестезии, которая накрыла Джека почти сразу, как только Мик все-таки довел его до кровати. Что бы не принял принц, теперь Мик видел, что оно определенно вызывало галлюцинации и гипервосприятие ощущений от окружения. И оно напоминало ему тот жуткий раз, когда друзья подбили Дженни выкурить косячок, но из-за сильной восприимчивости та отправилась в тяжелый галлюциногенный трип. Тогда ему позвонила подруга Дженни, напуганная ее странным поведением. Она тоже странно воспринимала вещи, пыталась то услышать то, что по идее должна была увидеть или пощупать, то пробовала звуки на вкус. Рассказывала о странных вещах, которые видела, но не видели другие...

С Джеком происходило то же самое. Тогда он просто терпеливо ждал и наблюдал. В этот раз - позволил себе стать если не участником, то объектом. Надеясь, что, возможно, Джек этого не вспомнит. И не заметит, как зарождающееся странное возбуждение от прикосновений на грани интимности мешается в нем с пронзительной болью от неправильности происходящего. Так не должно было быть ни на каком уровне бытия. Не должно быть этой недостойной сцены. И Джека не должны были пугать бабочки, восхищавшие все королевство долгие годы.

Мику было очень сложно не давать себе прикасаться без необходимости. Сложно не поймать губами чуть прохладные, побледневшие губы Джека, с которых будто схлынула вся кровь. Сложно не привлечь к себе за тонкую талию и не отпускать, не давать бабочкам подбираться ближе. Сложно не дергаться, когда в том вскипал страх, и он вскрикивал, выкрикивал что-то и пытался стряхнуть с постели.

Сложно чувствовать себя беспомощным, хотя, наверное, таким образом ночь их уровняла во внутреннем состоянии. Но он просто был там, пытался сливаться с обстановкой и дать возможность хорошим галлюцинациям возобладать над плохими, пока Джек снова и снова задавал вопросы, на которые у Мика не было ответов.

Полное фиаско.

Единственное, что осталось у Роусона, когда принц так и заснул, повиснув у него на шее, и ему пришлось уложить тело, которое он должен хранить, поудобнее в кровать, накрыв одеялом. Полное фиаско, потому что у него слишком хорошая память, которая не только запомнит этот вечер, но и навсегда запомнит все эти прикосновения. Мик потер переносицу, включил небольшой телевизор в кухне, сделал максимально тихим звук и достал из холодильника яйца.

Поесть. Определенно, поесть решит все. На втором этаже что-то зашевелилось, когда он запекал третью порцию хлеба, вымоченного в яйце. Первую он проглотил, не почувствовав, бросив сверху ветчины, вторую тоже. А дальше уже для души и для принца, если тот захочет присоединиться после вчера. Через несколько минут тот спустился в кухню, в том же, в чем был, когда Мик его уложил. Их оценивающие друг друга взгляды столкнулись на полпути. Мик нахмурился - Джек был бледен, как поганка, и чувствовал себя, кажется, так же. Чем закончилась проверка его Джеком, узнать ему было не суждено - тот слишком быстро отвлекся.

- На столе, - про премию он все равно не напомнит. Да, это говорила его гордость. - Но лучше сначала завтрак. Моя смена уже на месте. Не могу им тебя передать, пока не убежусь, что в порядке. Они не в курсе ситуации, в отличие от меня.

Это объяснение - чистая правда. Просто не вся.

- Я могу остаться, если это необходимо. Если справишься дальше сам, то я скажу Райсу подниматься. Если честно, мне нужно во дворец - отчитаться перед Томасин, - он поморщился.

Выключив плиту и накидав ветчину на последние кусочки хлеба, он все-таки направился в сторону выхода, подхватив по дороге с дивана свой пиджак с сотовым и с утаенными таблетками Джека в кармане. Но заправлять рубашку в брюки не стал. Все равно нужно заехать домой переодеться. И тоже принять душ.

- Райс поднимется минут через двадцать, - предупредил он уже на пороге Джека, обуваясь. - Или тридцать - как удобнее. Могу попросить его захватить кофе. И...

Он хотел сказать что-то еще, когда губы Джека накрыли его рот, целуя осторожно и неоткрыто, почти как подросток, который еще не знает, что целоваться-то надо с языком. Лишь доля секунды была у Мика на то, чтобы понять, для чего этот поцелуй. И он потратил ее бездарно, не подумал и сделал глупость, чуть прижимая Джека к груди и так же несерьезно и коротко отвечая. И, вероятно, закрывая себе дорогу в эту квартиру.

Поцелуй быстро распался. Мик ничего не смог прочитать по лицу принца, хотя. наверное, просто не захотел. Только брякнул идиотское: «Увидимся во дворце?» - будто очередной своей девице на ночь и все-таки вытолкался за дверь. Ноги сами несли его к лифту, а затем к машине.

Рядом с его внедорожником уже притулился еще один. Хотелось дать Райсу по шапке за это, но он не стал - пока никому не было дела до двух подозрительных, одинаковых с лица бронированных авто в одном месте в рядочек с почти одинаковыми номерами. Нет, он точно выскажет это Райсу, но потом.

- Доброе утро, шеф. Кофе?

- А сколько у тебя?

- Четыре.

- Да, тогда да. Остальное - наверх. Заступаешь через... минут двадцать. Мне нужно переодеться и к Томасин. Я везде опоздал.

- Видок что надо, конечно.

- Жесткий вечер, чтобы у тебя было халявное утро. Отчет давай в час вместо полудня. До связи.

С этим он сел в свой внедорожник, мягко хлопнул дверцей и влился в вялое движение.

- Увидимся во дворце... Век бы твоего самодовольства не видать, Роусон.
[nick]Mick Rawson[/nick][status]служба комфортинга[/status][icon]http://images.vfl.ru/ii/1548277187/58d24073/25082362.png[/icon][fandom]Criminal Minds: Suspect Behavior[/fandom][char]Мик Роусон, 32[/char][lz]спокойной ночи, мой принц[/lz]

+1


Вы здесь » BITCHFIELD [grossover] » Прожитое » razorblade butterflies


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно