Очередное перемещение во времени, пространстве или даже между реальностями. Арториас уже сбился со счету сколько раз он продолжал вылетать из собственной реальности, сколько дыр открылось по всему миру и как часто это приходилось ему терпеть. Однако, в этот раз все было несколько по-другому. Все было слишком по-другому. Он зашел настолько далеко, что не мог узнать ничего вокруг, что не смог понять, что за мир вокруг него. Будто бы пойман и зачарован той жизнью, что творилась вокруг него. Звуки, которые он никогда не слышал. Звуки, которые он давно уже забыл. ОН застыл статуей самому себе, в то время как его верный волк. Сиф. Откровенно гонялся за какой-то бабочкой. Или птицей. Арториас несколько не рассмотрел предмет его погони. И, впервые за время своей почти вечной жизни, он был спокоен. Но все же, давайте вернемся чуть назад. Туда, где все началось это неожиданное приключение в другой мир.

А начиналось все, как всегда. Удивительно просто. Очередной патруль, очередное приключение в полумертвом мире, наполненном ужасами, монстрами, болезнями и разрухой. Очередное приключение, которое привело его к Обсерватории Сита. Он планировал встретится с великим отцом магии дабы понять ситуацию по поводу очагов бездны, что он обнаружил чуточку поодаль от Анор Лондо. Не важно насколько он презирал слепого дракона. Сит продолжал быть верным союзником семейства богов. Каким он и должен был быть, за то, что те помогли ему совершить месть против всех в его виде, что так открыто презирали его и выставили его посмешищем за врожденный дефект. Однако, так уж получилось, что он так и не добрался до могущественного дракона. Что-то случилось. Зайдя в одну из комнат гигантской библиотеки, он обнаружил себя на заснеженной долине.

Битва. Запах смерти. Он узнает его везде и всюду. На чьей стороне окажется воин короля солнца стало понятно уже очень скоро. Полчища мертвецов теснили войска живых людей. Живых. Как же давно он не видел тех, кто не были поражены проклятием. Как же давно он не видел людей, которые не осунулись, бездушно смотря перед собой и атакуя все вокруг себя. Он ворвался в ряды нежити смертоносной тенью. Его волк, верный Сиф, перехватил в зубах один из клинков и атаковал вместе со своим хозяином. Это было…действительно приятно. Видеть границы между союзниками и врагами, видеть кого именно он должен атаковать, а кого защищать. Судя по всему, Чудеса богов работали и здесь. Работала и пиромантия. Его объятый пламенем меч разил мертвых направо и налево. Они отличались от тех, с кем он сталкивался в своем мире, но они так же боялись огня, как и те, с кем он сражался постоянно.

Огонь – источник жизни. а значит он всегда сопротивляется смерти. И они могли умереть. Они падали и больше не вставали. Как удивительно. Его действия действительно приносили покой душам, что были так жестоко возрождены, жестоко возвращены. Было ли у них сознание или они действительно все были лишь бездумными куклами, что были восстановлены по чьей-то воле? Ему было не понять, но он видел одно. Он видел благодарность на лицах солдат, что обнаружили помочь со стороны неизвестного, но могучего рыцаря. Слишком большого что бы называться обычным человеком, закованным в доспехи темного цвета, с синей тканью образующей остатки плаща. Огромный меч, почти одного размера с его фигурой, сверках быстро и четко, щит отражал выпады мертвых и защищал тех, кому это было нужно. Огромный волк, больше любого человека, громко рычал и двигался рядом со своим хозяином, еще один меч, зажатый в зубах, уничтожал мертвых почти так же эффективно.

Он видел дракона в небесах. Он видел женщину. С белоснежными волосами, что была его наездником. Этот дракон не был настолько могущественным насколько были драконы в его мире. Слишком молод, слишком неопытен. ПО крайней мере так казалось. И по крайней мере по меркам драконов. Он сражался с большими угрозами, он убивал вечных драконов, что прожили многие сотни тысяч лет. Но этот был союзником. Этот защищал огонь жизни. И это было самым главным. Арториас не смог сдержаться, чтобы не отсалютовать той, кто летела на драконе. Его фигуру невозможно было не заметить, так что он был почти уверен, что она увидела его. Увидела Рыцаря Бездны с черным пятном вместо лица, выглядывающим из-за капюшона. Кажется, в этой тьме его броня была особенно могущественна. Тени плясали на ее поверхности, в то время как сам Арториас чувствовал прилив сил, пусть и не сильно радовался подобному. ОН слишком првык сражаться сутками, если не больше, так что он не чувствовал усталости, даже когда мертвецов становилось все больше.  Он не отступит от своего обещания. Он поклялся оберегать жизнь, оберегать огонь даже ценой собственной. И он будет делать именно это.

Однако вскоре битва подошла к своему концу. Он спас стольких сколько смог, но в один миг все мертвецы легли замертво. Он оглянулся тогда на Сифа и проверил, в порядке ли его верный компаньон. И оказалось, что да. Но судя по обиженному взгляду его верного друга, Арториас немного увлекся и почти не оставил возможности своему волку порезвится. Сам рыцарь лишь по-доброму посмеялся, потрепав зверя по макушке, прямо по ушам, получив в ответ довольный рык.
- Добрые люди, я извиняюсь, что вмешался в битву, к которой не имел отношения. – Он легко склонил голову перед воинами, которых он защищал, воинами, которым он дал возможность отступить, отвлекая на себя большую часть моря нежити, что лежала вокруг него. Он не стал продолжать разговора с ними, несмотря на активные благодарности, что те выкрикивали в сторону рыцаря волка, решив откланятся.

Тогда он не решился приближаться к основному составу войск, во главе которого стояла та прекрасная наездница дракона, но, именно так мы пришли к нынешнему моменту. Он был слишком зачарован той действительностью, в которой жил этот мир. Все было пропитано жизнью. Пропитано этим огнем, который затухает в его собственном уже много веков. И он даже не сразу слышит шелест, издаваемый крыльями. Он не сразу слышит, как на землю спускается массивная туша дракона. Его капюшон снят, представляя миру мужчину непонятного возраста. Его голубые глаза горят, будто бы полярные звезды, а волосы черные, как воронье крыло. Божество смещает свои глаза с окружающей действительности и встречается взглядом с той воительницей. Секундное удивление сменяется спокойствием. Не заметил. Ну надо же.

- Приветствую, миледи. Мое имя Арториас. Я пришел…издалека. Чем я могу вам помочь? – Его говор был странным, слишком старомодным, будто бы этот человек(?) пришел из прошлого века. И это было заметно даже слишком хорошо. На его потрепанной временем броне, его мече, всем его, слишком большом для человека, теле. Арториас, тем временем, посмотрел на дракона позади женщины. Если бы она хотела пойти именно сюда, пешком пройтись было гораздо удобнее. По крайней мере по его мнению. Значит ли, что она планировала найти его в полете, но обнаружила его ближе, чем ожидала? Или он не был предметов ее поисков совсем? Впрочем, нужно было узнать кое-что еще, - Могу ли я узнать ваше имя? – Это было слишком важно, чтобы не спросить сразу же. Было бы очень глупо продолжать разговор, не спрашивая ее имени. Его тон все так же учтив и вежлив.

[indent] Они сидели плечом к плечу. Что-то легкое распространялось по её телу жгучим опиумным эликсиром. Совершенно новые ощущения, ещё не понятые, не изученные, они завладевали девушкой. Триша терялась, но по обыкновению не подавала вида. Столько раз влюблявшаяся, она, похоже, впервые не понимала, что в её сердце зарождалось что-то большое и настоящие. Что-то превалирующие над симпатией к самой себе, в роли влюблённой в некую персону.
    [indent] И оттого, слова, вылетевшие из уст Эрика, спровоцировали нечто похожее на электрический разряд, довольно мощный, его было достаточно, чтобы почувствовать как внутри оборвалась душа, упала до самых пят, а потом снова вернулась на место. Почти незаметно, Триша на долю секунды изменилась в лице.
— А ты обратился по адресу, — радостно объявила девушка, — я тот самый профи в женской логике и поступках. Так что, с удовольствием разложу тебе все по полочкам.
Триша взяла одну мятную конфетку из той кучки, что Эрик вывалил на траву. По её добрым словам, искренним, что важно, нельзя было и подумать, что она услышала от друга то, что вовсе не хотела услышать, — и это вовсе не фигня, спасибо что поделился таким, я правда ценю это. Мне кажется, мы перешли новый уровень, — девушка улыбнулась и слегка потрепала парня по плечу.
— Кэти симпатичная. Но, если честно, будь я парнем, я бы выбрала Тэмс. А что, тоже в сборной. Блондинка. Парням же нравятся блондинки, разве нет? — на этих словах девушка сгрызла мятный леденец, глядя гуда-то за горизонт. А потом снова посмотрела на Эрика и чуть нервно улыбнулась.
— А ты уже, ну ей, как нибудь намекал? Вы уже целовались? — озорно и прямо в лоб спросила девушка. Как-то само-собой чувства надорвавшейся души, зачатка ревности, начали таять после этих слов. Триша переключилась. Теперь ей хотелось все знать и понимать, что же творится в голове у Эрика.
— Если тебе нравится девочка, то ты просто берёшь и проводишь с ней больше времени, — начала рассуждать Баттермир, — ищи любой предлог, чтобы побыть подольше вместе. Необязательно быть навязчивым сталкером! Вот у вас с Кэти есть общие друзья? Гуляйте вместе, веселитесь. Садись к ней, как бы просто так, за парту на уроках. Помогай.
Волшебница сделала небольшую паузу, чтобы допить свою банку.
— Вот я, например, если ко мне подойдёт какой нибудь мальчик и скажет, что я ему нравлюсь, то я тут же заржу как последний гиппогриф, — девушка серьёзно посмотрела на Эрика, — ну а что, вон у меня целый выводок поклонников-четверокурсников, все дело в моем природном обаянии и стратегическом запасе пива, — на этих слова девушка достала ещё две закрытые баночки сливочного пива, учтиво поставив вторую банку перед Эриком.
— Поэтому, проводишь с ней больше времени, ждёшь момента и.. ну ты понял.
    [indent] Триша взяла в руки комикс, потихоньку ребята переключились со сложно темы взаимоотношений. Забавный комикс про любопытного магла Патрика, который жаждет раскрыть тайну волшебного мира. Каждый выпуск он пытается либо убедить других маглов в том, что мир волшебников существует, либо как-то им напакостить. Этим летом Эрик подарил Трише самое первое издание этого комикса, совсем старенькое, потрёпанное, оно было старше самой Триши на пару лет.
— Знаешь, а мне первое издание так понравилось. В нем было больше добра, да оно было наивнее и не такая красивая рисовка как сейчас. Но, вот смотри, тогда Патрик Пигс просто случайно узнал о волшебной стороне Лондона и пытался проникнуть в мир волшебников, понять их лучше. Он любопытничал может слишком, в первых номерах пробрался в Косой переулок, дошёл до Лютного, вляпался в неприятности, а добрые волшебники ему помогли. Вот чуешь разницу? А тот номер, где ему приснилось, как он выбирает волшебную палочку? А теперь обрати внимание на новые издания:  Патрик стал глупым, нервным сумасшедшим, который пакостит и пытается всем обычным людям «раскрыть глаза». Ну? Ну куда это годится. И в конце каждого комикса он либо оказывается в дурдоме, либо стоит посреди пустыни и истошно орет «ну волшебники, ну погодите!»
    [indent] Баттермир откусила кусочек тянущейся нуги, и продолжила свою мысль: - пропаганда это в новых номерах, в чистом виде. Ну, оно и понятно, почему так отличаются старое и новое издание. Ведь первое издавалось во времена войны, подпольно. Браки с маглами негласно поощрялись в узких кругах. Ну ладно, слушай, это не так интересно, — девушка застенчиво улыбнулась, — как то, что ты на мой вопрос так и не ответил. Так что же... а ты вообще хоть раз целовался?

[indent] Женя щурится — солнце нещадно слепит глаза, и девушка удивляется с нескрываемой радостью тому, что оно ещё светит, а она его ещё видит. Последние полгода суть сплошной туман в сознании помешавшегося рассудком больного — иного определения и не придумаешь. Какая-то часть Сафиной безнадёжно пыталась убедить другую, что всё скоро кончится: вот-вот она откроет веки и очутится в Прялке под крепкой защитой первозданного величия природы и десятка планов спасательных и наступательных операций, составленных под чутким руководством цесаревича Николая. Поначалу Женя даже прибегала к детским методам: щипала себя за руку в надежде, что глупый порыв всё вернёт на свои места — но того не случалось. Ни тогда, ни сейчас. Вселенная будто замерла на месте, чтобы отразить все переливы цвета — чёрного, — всю многогранность произошедшей катастрофы, в которую была ввергнута Равка, а с ней, вероятно, и весь известный мир.
[indent] Бывшие повстанцы — сегодняшние прощённые милостивым владыкой — молчали, не смели обсуждать произошедшее, и от невысказанный слов узел в горле разрастался, сжимался всё туже, овладевая грудиной — Женя ловила себя на мысли, что ей трудно дышать. То ли от страха, то ли от безвыходности, безнадёжности.
[indent] Ей, испытавшей на себе всю мерзость, весь ужас атаки ничегой, справляться с реальностью было труднее остальных. Не оказавшись в силах сделать хотя бы какой бы то ни было выбор в то время, когда от неё требовали ответа, Женя повисла в невесомости меж чашами весов. Дважды — трижды! поправляет себя — предавшая, сначала Алину, затем Дарклинга, девушка не понимала, в каком она лагере, кому можно открыться и на кого в самой эгоистичной манере вывалить весь груз страшных дум, которые скопились на сердце.
  [indent] Стадия отрицания с попытками вырваться из омута сменилась гневом, злостью и злобой. Бывших собратьев по борьбе — о Боже, Женя, какой борьбе, всё что ты делала так слыла обузой! вставляет честность — хотелось по одному подстеречь, выхватить, выцепить из толпы в Тронном зале, хорошенько встряхнуть и прикрикнуть: как это произошло? и что теперь делать?
[indent] Вопросы эти эхом звенел в ушах каждый раз, когда Сафина оказывалась одна, хотя и оказалось, что при всём несчастливом для Равки и радеющих за её свободу глупцов (читай: всех) раскладе, Женя сумела сохранить себе место — прислуги! добавляет с обидой, досадой. Дарклинг говорил, что кровь гришей слишком ценна, чтобы проливать её понапрасну. Поэтому-то Сафина всё ещё жива — новый правитель даёт это понять каждым словом и каждым жестом.
[indent] Ему ничего бы не стоило — так полагала портная — избавить её от ужасающих шрамов, хотя бы от них (глаз ведь уже не вернуть, а с ним — и красоту! вздыхает без сил): как вложил в неё эту магию, сможет так же легко её вынуть, вытянуть, выжечь —  как угодно, лишь бы это темнота, чернота изнутри не съедала, не распространялась невидимыми клетками страшной смертельной болезни по телу и душе. Избавляться от ужаса, въевшегося в кожу, удавалось лишь в изнуряющей дремоте, в которую теперь превратился полуночный сон — там Женя всё ещё была прекрасна. А каждое утро начиналось с напоминания — больше нет.
[indent] Собрать силы — как душевные, так, в действительности, и физические — было трудно, оное оказалось возможным, лишь когда сознание, приученное к обязательным счастливым концам и финалам, почти что смирилось с суровым, шизофреническим бредом действительности. Закопанный, погребённый под прежними чаяниями о совместной борьбе за светлое будущее эгоизм начал медленно выползать, словно гремучая змея из песков Шухана, заклиная обладательницу смириться и исходить из имеющегося, планировать возможные ходы и выходы. Как никак, Женя умела приспосабливаться. Ей было в привычку находиться, быть, жить одной, полагаясь на собственные умения, силы, таланты — внешние данные! шепчет гордость, перебиваясь с сардонического гогота. Какого бы размера, плотности и массы не было её нежелание, пришло время Сафиной выяснять, какими силами она располагает теперь.
[indent] В сферу основных занятий портной входит забота о новоявленной царице (по поводу этого факта, должно быть, единственного в сложившейся конъюнктуре реальности Женя не испытывала никаких негативных эмоций). Сафиной кажется, что Алина опять заболела, почти так же сильно, как в и Белом соборе: скрыть бледность Старковой за игрой с лепестками цветов бывает в некоторые дни особенно трудно. Быть может, всё дело в контрасте с правящим в интерьере, обстановке — жизни! добавляет с иронией — чёрным оттенком. В любом случае, теперь-то уж точно ничего нельзя утверждать наверняка.
[indent] Женя всегда пунктуальна — приходит пораньше. Мало ли, что случится. Ей же потом отвечать. Дарклинг ведь свою королеву не тронет, он любит её своей какой-то чёрной, адской, нечеловеческой любовью, которая, вероятно, теперь, в нынешних условиях служит лучшей защитой от разного рода несчастий.
[indent] — Доброе утро, — говорит тихо, чуть улыбаясь. Подругу — Женя верит, что хотя бы это осталось нетронутым — ведь видеть всегда приятно.
[indent] — Сегодня тебе, кажется, предстоит что-то особенно необычное, дорогая, так что поработать нам с тобой придётся крепко, — за глупой болтовнёй скрывает укоренившееся в сердце желание поговорить. О том, о чём, по-хорошему, говорить не следует.
[indent] — С тобой всё в порядке? — голос как-то срывается; в вопросе — мольба.

Сакура разбирает карты в медицинском кабинете. Она делает это медленно — после того, как она не спала двое суток, любые действия даются с трудом. Сакура знает, что ирьёнин должен всегда оставаться в адекватном состоянии (а значит давать себе отдых), чтобы помочь в нужную минуту, но сейчас пострадавших слишком много. Кацую помогла избавиться от смертельных ран выживших, но она не тратила силы на переломы и порезы. Кому-то требовалась психологическая помощь. Ей, например. Но себе её она окажет когда-нибудь потом, а пока она была там, где нужна больше всего — в клинике, рядом с больными.
Она хочет отметить количество использованных ею сегодня медикаментов, для чего берёт толстую книгу с записями — в свитках такое банально не умещается, да и отслеживать по датам неудобно. Случайно задевает рядом стоящие архивные фолианты и они неуклюже заваливаются. Сакура не хочет оставлять после себя беспорядок, поэтому решает быстро расставить книги аккуратно, но когда она берёт одну из них, та приоткрывается и из неё выпадает листок.
— Что? — Сакура удивлённо вздыхает и, как только книга оказывается на полке, Сакура склоняется к выпавшему листку, оказывающемуся детским рисунком. Сакура улыбается. Бумага уже пожелтела от времени — интересно, сколько она там пролежала? Видно, что рисовал не какой-нибудь малыш, но пока ещё и не подросток. Фигурки вполне реалистичны, в них угадываются все нужные черты, но линии неаккуратные, а подписи — неуверенные. Сакура узнаёт, что изображено на этом листке — карта. Вот главные ворота Конохи, вот мост, а вот это яркое здание, должно быть, академия шиноби. Путь на карте ведёт через весь город прямиком к монументу на горе, на котором лиц гораздо меньше, чем сейчас, хотя и невозможно угадать, кому именно они принадлежат.
— Здесь ты найдёшь то, что дорого твоему сердцу, — читает вслух Сакура приписку. — Дорого сердцу, значит? — повторяет она уже тише и вздыхает. За эти пару дней с момента возвращения в деревню о сердце ей было думать некогда. Это одна из причин, по которой она нагрузила себя работой, но дальше так продолжаться не могло. К сожалению, поиск равновесия и спокойствия не такой простой, как путь на карте, нарисованный детской рукой. Всё гораздо сложнее, чем перейти через мост и миновать резиденцию Хокаге. Поиск баланса более тернистый и сложный... Или таким она себе его представляет. Чего хочет её сердце? Мира. Воссоединения с близкими. Знания, что с ними всё в порядке.
В этот момент в кабинет входит Ино. Выглядит она также плохо, как и Сакура — под глазами тёмно-синие синяки, а кожа болезненно бледная. Недосып плохо влияет на них, но они справляются. Сакура предупреждает, что ей необходимо отлучиться и обещает вернуться через час. Затем она аккуратно возвращает рисунок в книгу — для следующих поколений, потерявших свой путь. Сакура хочет сэкономить время, поэтому идёт не к выходу, ведь преодолевать коридоры и лестницы долго. Она направляется к окну, а дальше её остаётся добраться до ближайшей крыши. Так намного быстрее, а ещё здорово почувствовать чакру не только в ладонях, но и стопах — это приятное и тёплое ощущение. Она ловко преодолевает любые расстояния между зданиями, иррационально радуясь, что ей не приходится сейчас иметь дело с другими людьми. Она спускается только когда прибывает к нужному дому, в котором жил Наруто. И то, она предпочитает воспользоваться окном, а не дверью. Иногда быть шиноби очень удобно.
Сакура настаивала, чтобы он остался в больнице, но разве с этим упрямцем поспоришь? В чём-то он был прав, клиника была переполнена и мест не хватало, но с другой стороны — он и сам остался без руки! Ей было бы надёжнее приглядывать за ним время от времени или знать, что за ним присмотрят другие медики. Как был упрямым мальчишкой, так им и остался. Сакура верила, что с бараном иметь дело и то проще, чем с Узумаки.
— Наруто, — Сакура стучит кулаком по подоконнику, создавая шум, чтобы не напугать друга и не вызвать у него желание отбиться от нежданного гостя. Она не дожидается ответа или разрешения зайти. Упрямый тут не только Наруто, но и она. Если ей что-то надо, она этого добьётся. Она точно не оставит сейчас Наруто, даже если ему очень хотелось бы, ведь того требовал её долг. Лечение чакрой — это хорошо, но потеря конечности не то, что может так легко исцелить даже продвинутое дзюцу. — Время перевязки. Ты готов?