Вода срывается с кончиков отросших волос, затекает за шиворот кевларового жилета и расползается мерзкой сыростью. Эта сырость напоминает ему изморозь на ресницах, тающую после выхода из стазис-капсулы: ему даже полотенца не дают, чтобы вытереть талую воду, и каждый раз расползающийся мокрый холод напоминает о том, что он ненадолго в мире людей. Очередная миссия, после которой его ждёт заморозка до следующего дня, пока не понадобятся навыки Зимнего Солдата.

Что-то пошло не по плану. Что-то абсолютно точно пошло не по плану, потому что он должен был завершить свою миссию, а не вытаскивать цель из озера и не тащить до берега, краем глаза следя, чтобы тот воды не нахлебался. Бионика не ощущает тяжести тела, которое наверняка было бы легче, если бы не пропитавшая одежду вода. Каждый шаг даётся с трудом: обломок железного каркаса, ещё некоторое время назад погребавший его под собой, любому нормальному человеку внутренние органы бы всмятку раздавил, вот только Зимний даже не уверен, а человек ли он всё ещё.

Наполовину человек, наполовину машина. Призрак.

Что-то щёлкнуло в голове, как затвор. Только мягче. Зимнего Солдата столько раз обнуляли и программировали заново, что сложно предположить, в какой именно момент он узнал человека на мосту, сколько дней [лет?] назад это было, и было ли это реальностью.

Дышать сложно. Может быть трещины в нижних рёбрах, если не переломы. Дыхание прерывисто, поверхностно вырывается сквозь стиснутые зубы и едва приоткрытые губы. Чёрта с два он сдохнет прямо здесь. И уж тем более вряд ли вернётся на базу ГИДРы. Он уже ослушался куратора, когда прервал выполнение миссии [оставил цель на берегу, живым], и он знает, что следует за неповиновением. Боль и обнуление.

Порядок через боль.

*

Всё, что мог Зимний [ему сказали, что его зовут Джеймс?], так это выбраться с острова Рузвельта и затеряться в городе. Вашингтон большой, если его и будут искать, то следы обнаружат не сразу. Вспомнить хотя бы Вдов из «красной комнаты», которые и по сей день считаются первоклассными шпионками. Наташа, Лена. Это ведь Зимний их натаскивал что на ближний контактный бой, что на шпионаж, что на стрельбу. Если брать во внимание их навыки и возможности, то можно хотя бы представить, на что в совокупности способен Зимний Солдат.

На что способен в то время, когда чётко знает, что ему нужно, а не находится в подвешенном состоянии и полном раздрае. Озлобленный и сбитый с толку, совершенно не представляющий, какого чёрта одна простая фраза повернула все ориентиры в его голове.

«Я с тобой до конца».

Привычный чёрный костюм с кевларом – надёжный, но очень заметный. Его приходится хотя бы на время скрывать под обычной гражданской одеждой с длинными рукавами, ведь вряд ли по Штатам ходит много людей с советскими протезами вместо левой руки. Натянуть бейсболку поглубже над глазами, как можно ниже опустить рукава простенькой куртки. Ему ещё нужно просчитать, как выбраться из страны, потому что вряд ли его ждут хоть на одной базе ГИДРы с распростёртыми объятиями и джетами для личного пользования. Хотя, вариант остаётся в силе, пусть и в самом крайнем случае. Угнать джет, включить стелс-режим, и поминай как звали. Он ведь всё равно на своём пути методично зачищал ещё функционирующие базы.

Не очень тонкая шутка на границе с самоиронией. Ему бы ещё вспомнить, как его зовут на самом деле.

*

У него за плечами – рюкзак с самым необходимым. И несколькими блокнотами. Он иногда ловит себя на дурацком занятии: карикатуры вырисовывает на полях заполненных листков, и пусть они выходят криво, неумело и до смешного просто, это занятие почему-то успокаивает и хоть на минуту помогает забыть о постоянном внутреннем напряжении.

Смитсоновский музей авиации и космонавтики. Он ходит по выставке, погладывая на экспонаты, и думает не о том, зачем сюда пришёл, а о том, что будь его воля, каждый из этих самолётов работал бы. Понятное дело, зачем в музее хранят нерабочие модели: мало ли какая авария, или же дети забраться решат, юношеская бесшабашность порой творит такие чудеса, что у любого взрослого волосы дыбом становятся.

Он останавливается у стенда о Капитане Америке и долго разглядывает фотографию, словно высеченную на могильной плите. Белый на тёмном камне, как для покойников, которых якобы любили их родственники настолько, что не поскупились не просто на крест, а на современный памятник с фотографией, годами жизни и краткой биографией.

Баки Барнс.

Он касается пальцами живой руки кончиков волос, выбивающихся из-под бейсболки, и щурится, смотря в глаза тому Баки.

*

Выбраться из страны – сложно, особенно когда ты преступник в международном розыске. Ему удаётся добраться если не до России, то хотя бы до ближней Европы. Здесь искать будет труднее и ГИДРе, и ЩИТу, что полностью его устраивает. Ниточки прошлого растягиваются тёмными деяниями на протяжении века по довольно обширной площади, по нескольким странам, и времени на то, чтобы смотать их в один клубок, нужно немерено. Что же, у него это время есть, пока его не обнаружат и не посадят под замок, или же не окунут мордой обратно в стазис.

Бухарест. Здесь можно поменять одежду, отыскать одну из старых конспиративных квартир. Кровать тут жёсткая и низкая, но несомненно мягче, чем крепления стазис-капсулы, в которой неизменно спишь, но никогда не отдыхаешь. Здесь нет ничего, что люди назвали бы комфортабельным, но тому, кто большую часть жизни – солдат, комфорт и не нужен. Всё что ему необходимо, это выиграть себе время на то, чтобы разобраться.

Щелчок, который он услышал в своей голове на Хэликаррьере: это предохранитель невидимого пистолета, упиравшегося дулом ему в затылок, или замок раскрывшихся наручников.

Отредактировано James Barnes (2019-02-14 10:55:03)

Щелчок затвора. Он не чувствует абсолютно ничего, когда звук разносится по помещению, а человек со щитом в ногах медленно выпрямляет спину, чтобы обернуться. Зимний Солдат и не должен ничего чувствовать, потому что для него всё предельно просто: есть приказ, есть миссии, если цель, а средства для её достижения сгодятся абсолютно любые.

Кураторы остались в Штатах, командование – Зимний сознательно избегает любых связей с людьми, чтобы не скомпрометировать своё местоположение — тоже где-то далеко. Он впервые за очень, очень долгое время не получает никаких распоряжений, и это вызывает нестабильность в состоянии Солдата, и это позволяет хоть немного вылезти из-подо льда тому Баки, которого когда-то заперли в криокамере, а вытащили из неё уже совершенно другого человека.

Он знает, кто это — это Стив Роджерс, Капитан Америка, у которого в сороковые годы была своя команда, борющаяся с ГИДРой. Бороться с ГИДРой бесполезно — отрубишь одну голову, вырастут ещё несколько — но этот Капитан надежды сразить чудовище не терял; а Зимний, право слово, не знает, что хуже: пресловутая ГИДРа или же Департамент Икс, который и сделал из бруклинского мальчишки живое оружие в руках советских генералов.

Зимний смотрит волком на человека, вторгнувшегося в конспиративную квартиру. Он даже не может назвать эту квартиру своей, потому что своего у него ничего нет, даже памяти. Лишь несколько исписанных блокнотов, на станицах которых хранится якобы его прошлое, вернее, та его часть, которую удалось раскопать за столь краткий промежуток времени. Он наблюдает пристально за каждым лишним движением, готовый без промедления вскинуть оружие и направить чернеющий провал дула прямо промеж этих глаз напротив, в которых сквозит что-то сродни сожалению? Жалости?

Не нужна Зимнему Солдату жалость. Он и сам не знает, что это такое.

— Помню, — почти свободно говорит он, — недавно видел на экспозиции в музее.

И это чистая правда: смитсоновский музей авиации и космонавтики он посещал не так уж и давно, буквально перед тем, как рвануть из Штатов в Европу. Правда, не без проблем, потому что на границе его едва не поймали бывшие хозяева [внутри каждый раз что-то противится, когда в голове всплывает похожее словосочетание].

Он отходит на шаг назад, не собираясь опускать руку с пистолетом, а вторую — бионическую — едва выставив перед собой, больше в защитном жесте. Он не знает, что ожидать от этого человека, равно как и понимает, что выглядит сейчас очень странно: гражданская одежда в несколько слоёв, и даже куртка, накинутая поверх плотной кофты, не скрывает десятилетиями тренированных мышц, бейсболка, натянутая едва ли не по брови, волосы, забранные в хвост, и прядь чёлки, за ухо заправленная.

Он опускает взгляд всего на секунду и рыщет им около кровати: хочет удостовериться, что чёрный рюкзак на месте. В этом рюкзаке остальные блокноты, там же – удобный складной нож, который точно не сломается, если приложить силу чуть большую необходимой, там же несколько вещей на все случаи жизни, необходимые для человека, подавшегося в бега.

— Чего тебе? — достаточно грубо интересуется он.

Даже не интересуется. Спрашивает в упор. Он хороший шпион, и если ему нужно, его никто не найдёт. Он ведь Призрак, тот самый, в существовании которого сомневаются ведущие спецслужбы мира. Капитан Америка же нашёл, вот так, просто, да ещё и выбрал именно тот момент, когда самого Зимнего не было в квартире. Раз он смог это сделать — то искал целенаправленно, и, самое главное, знал, где стоит искать.

Возможно, стоит выпытать у него источник, сливший информацию. Зимний лихорадочно думает, кто мог его видеть: владелец лавочки с продуктами на углу? Газетчик? Дворник? Никто из них не выглядит агентом спецслужб, хотя, если бы и выглядел, то грош цена таким спецслужбам.

Он внимательно наблюдает за бегающим взглядом нежданного гостя. Гостем, конечно, назвать сложно, потому что гостей ждут и приглашают, а этот заявился сам и задаёт странные вопросы. Он слышит негромкие переговоры и только плотнее сжимает зубы, потому что понимает: визитёр не один, он притащил с собой кого-то ещё. И это заставляет нервничать, спешно соображать, как скрыться и где искать другое временное убежище.

Кажется, в городе была ещё одна конспиративная квартира, а на этой оставаться небезопасно. Он предупреждающе качает головой и удобнее перехватывает рукоять пистолета, когда Стив делает пару шагов на сближение. Лишь мельком смотрит на его выставленные руки, демонстрирующие, что никакого оружия в них нет.

Сбой в программе, нежданный щелчок, которого не должно было произойти. На самом деле это не первые сбои: психическую нестабильность Зимнего Солдата замечали ещё в начале-середине восьмидесятых. Тогда он был телохранителем генерала Василия Карпова. После смерти Карпова Зимнего Солдата вновь погрузили в криосон и передали протеже Карпова, генералу Александру Лукину. И только спустя некоторое время группа наёмников во главе с Рамлоу по приказу Алексадра Пирса забрали стазис-капсулу вместе с установкой программирования, чтобы вернуть Солдата в собственность ГИДРы.

Программа «Зимний Солдат» — это, по сути своей, набор из уровней и подуровней, контролирующих выполнение заданной задачи. При этом блокируется личность, блокируется способность испытывать лишние эмоции. Остаётся только возможность машинально оценивать ситуацию, рассчитывать приоритет и искать пути минимального сопротивления для достижения цели. Зимнему Солдату не нужно думать дальше его юрисдикции, ему нужно лишь подчиняться куратору и выполнять приказы начальства. Уровни программы столько раз стирались и наслаивались один на другой, что практически невозможно представить, а осталась ли где-то под ними та человеческая личность, на фундаменте которой взращивали совершенного убийцу.

Зимний Солдат чувствует себя в безопасности только в пылу схватки, потому что для неё он создан и в ней понимает больше всего. Баки — какого чёрта его вообще называют Баки? — делает шаг назад, упирается голенью в изножье низенькой кровати и щурится, пристально глядя Капитану Америке в район груди.

Не в глаза. Не в выставленные напоказ свободные руки. Только на грудь.

Нет ничего удивительного в том, что он не помнит, что сбои происходили и раньше. Это его пугает, и это же заставляет огрызаться и скалить зубы. Программа повреждена, как жёсткий диск с мизерной частью битых данных, но этот небольшой массив повреждений всё равно оказывает влияние на функционирование системы в целом.

— Не помню, — говорит он почти механически.

Вся его память, что есть — это смутные обрывки воспоминаний. Падение в ущелье и адская боль, промораживающая до костей и оставляющая алые мокрые разводы на кристально белом и колком. Мутный взгляд в сторону — его тащат по снегу куда-то прочь от отвесной скалы, а рядом змеится алая дорожка от оторванной в районе локтя левой руки. Следующая вспышка — ему вырезают руку по самое плечо, потому что… он только потом понимает почему, когда в следующем проблеске сознания хватает какого-то доктора за горло и сминает мягкие ткани глотки металлическими пальцами. Ему не успевают вколоть лошадиную дозу успокоительных, он убивает доктора раньше, чем остальные добираются до стола, к которому он прикован. Всё очень просто: бионический протез руки удобнее всего крепить к суставу, поэтому ему и вырезали остаток левой руки вместе с добрым куском плеча.

Кажется, его кто-то пытался удержать от падения в ущелье, вот только кто именно, он не помнит в упор. Не так давно его заново обнуляли, стирая практически всю новую миссию, включая нежданно проклюнувшиеся тени прошлого.

Вся его память, что есть — на страницах блокнотов, которые он методично заполняет, пытаясь по мере возможностей следовать за хронологией жизни Зимнего Солдата и того Баки Барнса.

— Не помню! — говорит он угрюмо, гораздо увереннее, чем до этого.

Он наконец-то вскидывает взгляд, смотря Стиву в глаза, и его собственные за недостатком освещения из голубых становятся серыми. Зато помнит, с каким звуком кулак врезался в лицо, оставляя под кожей приличную гематому. Помнит, как звякнул щит, когда свалился через просвет в обшивке Хэликаррьера куда-то вниз.

Зачем он вообще вытаскивал его из воды?

В какой-то момент Зимний Солдат — он не был тогда Зимним, он был чем-то непонятным, чем-то, что травматично даже для него самого — схватил за ворот того, кого должен был убить по приказу. Выволок на берег, несколько секунд посмотрел на то, как цель отплёвывается от воды, страдальчески заламывая брови, а потом ушёл.

Ушёл, потому что он знает, что за невыполнением приказа последует боль, а он не просто не выполнил приказ, он нарушил все инструкции и завалил задание целиком и полностью.

— Ты… ты был моей миссией.

Он слишком поздно ловит себя на мысли, что говорит об этом в прошедшем времени. А ГИДРа не прощает ошибок.

Отредактировано James Barnes (2019-01-14 16:45:39)

Зимний Солдат напряжён и недоволен тем, как Капитан Америка ведёт себя в этой конспиративной квартире. Как хозяин положения, как будто бы всё уже решено. Зимний, честно говоря, давно бы уже пустил ему пулю в лоб, чтоб изнутри не терзало смутным «вот твоя цель, Солдат, прикончи её». Но есть и кое-что ещё. Что в Департаменте Икс, что в ГИДРе, у него не было ни своего «я», ни чего-либо, принадлежащего только ему. Даже имени не было, он послушно откликался на «Актив», «Агент», «Солдат».

А человек, который стоит перед ним, предлагает ему что-то, что будет принадлежать ему самому. Имя. Частицу прошлого, которого он не помнит, а если и помнит, то весьма смутно и клочками, обрывками, сплошными смутными урывками и смазанными тенями.

Стив опускается с подоконника, и Баки [может быть, может быть он всё-таки Баки, но разве тот Баки — не мёртв?] неотрывно смотрит на него. Поднимает взгляд и понимает, что попадается в ловушку для агентов-новичков, потому что после этого уже с трудом может концентрироваться на чём-то, кроме голубых глаз. Однако, он видит, как Стив вытаскивает переговорное устройство, а потом показательно уничтожает его, словно оно ничего не значит.

— Сколько твоих людей с тобой? — спрашивает Баки, и опять же в вопросе больше Зимнего Солдата, чем нормального человека.

За время, что он скрывался по Европе, ему более или менее удалось привести своё состояние раздрая во что-то сбалансированное. Он мог почти непринуждённо улыбаться людям на улице, когда покупал самое необходимое, мог смотреть — почти спокойно — на полицейские погони по городу, и не прикидывать, как удачнее перехватить любую из машин, окажись она целью. Но он всё ещё оценивал риски и предполагаемую степень угрозы от каждого человека, который оказывался рядом.

Степень угрозы от Капитана Америки: повышенная опасность.

Степень угрозы от Стива Роджерса: ?

Почти ощутимый сбой в выверенной программе, которую давно не обновляли и не подчищали.

Нет миссий и нет заданий. Куратор — единственный, чьи приказы выполняются беспрекословно [есть ещё один человек, он не куратор, он Командир, но его приказы тоже в приоритете, а ещё это он сказал Агенту сваливать в Европу], ослушание или невыполнение приказа – наказание и боль. Провал или неподчинение — боль и обнуление. ГИДРа не прощает ошибок, и если это какой-то тест, то Зимний весьма близок к тому, чтобы его провалить.

— Не подходи близко, — предупреждает Баки, и в голосе его больше просьбы, чем злобы.

В голове — чёрт-те что, и он боится не справиться с собой. Реакция организма на стрессовую ситуацию часто одна и та же: полное отключение всего человеческого, и сухой анализ фактов для того, чтобы выбраться из передряги невредимым. Когда Зимний Солдат причиняет вред – он ничего не чувствует по этому поводу, потому что он создан совершенной машиной для боевых взаимодействий и скрытных операций. Не в его силах достать из глубины прошлого и собственной изувеченной памяти факт, что это именно он курировал Чёрных Вдов в «красной комнате», но это помнит история, и это помнит Департамент Икс. Многое из того, что умеет Зимний Солдат, досталось русским девочкам, потом, кровью и агонизирующей болью.

— Я не просил о помощи, — говорит он и это — правда.

Иногда он думает о том, что может справиться с собой, может найти ответы на все интересующие вопросы, но при всём он не справится без этой своей части идеального убийцы. Возможно, именно программа «Зимний Солдат» позволит ему отомстить всем, кто лишил его прошлого. А если он согласится на помощь, не будет ли это значить, что он может лишиться части силы, необходимой ему для получения желаемого?

Осколки передатчика хрустят под носком чужого сапога. Баки думает о том, как скоро здесь появится группа захвата на случай, если всё это представление – лишь ловушка для отвлечения внимания. Баки не опускает пистолет, но подходит на шаг ближе, огибает кровать, не опуская взгляда, и свободной рукой подхватывает с пола своё чёрный рюкзак. Мельком заглянув вовнутрь, чтобы убедиться, что ничего не пропало, он закидывает рюкзак на плечо и медленно отходит к дверям, намереваясь сбежать.

Самая оптимальный ход отступления, который пришёл ему в голову. Если он сбежит и скроется, у него будет ещё немного времени чтобы разобраться, почему подсказки привели его именно в Румынию. Ведь здесь должно быть что-то, связанное если не с конкретно его прошлым, но хотя бы с событиями в нём.

Стив на несколько секунд нарушает зрительный контакт, и это позволяет восстановить собственное самообладание. Солдат коротко смаргивает, хмурится, покрепче перехватывает лямки рюкзака на плече. Ему бы сбежать отсюда как можно скорее, не слышать  не видеть того, что ему пытаются впихнуть в голову как непреложную истину. Чёрта с два. Он устал от того, что кто-то постоянно копается у него в голове и переставляет шестерёнки по своему усмотрению.

Капитан Америка видит в нём кого-то другого. Не знает всех тех ужасов, которых ему приходилось совершать. Идеализм Капитана Америки его и погубит. Возможно, не сегодня. Но этого не избежать.

Стив объясняет, и Солдат коротко кивает. Да, это он помнит. Ещё помнит. Он выдрал одно механическое крыло, а после спустил этого человека с небес на землю, вернее с Хэликеррьера куда-то в сторону Трискелиона. После они не встречались, и Солдат не знал, жив тот человек или нет. Видимо, всё-таки жив.

Солдат опускает взгляд. Всего на секунду. Он думает о том, как нашёл двух техников перед тем, как сбежать из Нью-Йорка. Они прятались в главном федеральном сберегательном банке, собирались перевозить оборудование куда-то в другое место. Зимний заявился к ним как ни в чём не бывало, первоначально собираясь понять, что ему стоит делать дальше, и, когда они запросили статус, ответил, что задание выполнено, а Капитан Америка — мёртв. Только теперь он понимает, что солгал даже ни на секунду не задумываясь, ложь далась просто и естественно. Только посмотрев на облегчение, отразившееся на лицах техников, Солдат сначала свернул шею одному, а затем попытался убить другого, чтобы наказать их за то, что они заставляли его делать, но… не смог. Просто не смог. В какой-то момент он вновь услышал щелчок триггера в собственной голове и понял, что на его руках и так слишком много крови. Второй техник остался в живых, пусть и слегка искалеченный, а Зимний Солдат вновь скрылся.

Так много лиц и криков. Всегда одних и тех же. Мёртвых. Почему-то мёртвых он помнит лучше всего, а тех, что ещё могут быть живыми — помнит смазано и едва-едва, иногда он даже не знает, а являются ли образы воспоминаниями или же только внедрённой ложной памятью. Солдат знает, что поиски ответов не принесут ему ничего, кроме неприятностей, но это не означает, что он не должен быть готов ко всему. Потому что кошмары – они не прекращаются. Как бы сильно он не пытался подавлять их, они продолжают проявляться лишь ярче.

— Я. Справлюсь, — чеканит он почти механически, отпуская любую эмоцию, что может проскочить в голос.

Он обязан справиться, потому что если он не справится, то ему уже никто не поможет. Он может вытащить себя только сам, доверять кому-то — смерти подобно, отсроченной и болезненной.

Он делает ещё один шаг назад. Как оказывается — вовремя.

Дымовые гранаты срабатывают с задержкой в пару секунд. Не видно ни хрена в радиусе вытянутой руки, но судя по звукам вокруг — кто-то успел открыть огонь на поражение. Рикошет звонкий и удивительно отчётливый, возможно из-за того, что пули сталкиваются с вибраниумным щитом.

— Ну, да, конечно, — огрызается Солдат и вскидывает бионическую руку, чтобы прикрыть хотя бы голову.

Короткая, но острая боль обжигает голень, он шипит, но удерживает себя от того, чтобы наклониться и коснуться того места ладонью. И без того знает, что там прошло по касательной, царапнуло и не застряло. Ему остаётся только отступить назад и выбить плечом дверь. На лестничной клетке мало места, совершенно негде развернуться, зато есть возможность сбежать.

Не успевает. Кто-то влазит в разбитое окно, и возведённые до автоматизма рефлексы Солдата действуют раньше, чем мозг успевает подумать. Он пригибается, пользуясь дымовой завесой, проскальзывает мимо Роджерса и бьёт левой рукой нападающему под дых. Тот сгибается почти пополам, но оружия из рук не выпускает. Солдат раздражённо бьёт его по запястью, заставляя расслабить хватку. У него у самого пистолет всё ещё в руках, но он не стреляет, чтобы в дыму не выдавать своего местоположения настолько уж явно. Пистолет лучше пока поберечь, перезаряжаться некогда будет.

Он говорил, что ГИДРа его здесь не найдёт. След затеряется, и можно будет спокойно раскопать своё прошлое, не отвлекаясь на то, что кому-то вдруг понадобится ныне бесхозный Зимний Солдат. Зимний подставился сам, и это целиком и полностью его вина. Он кривится, представляя, что командир был бы им сейчас крайне недоволен: так облажался, а ещё легендарный Призрак, которого что Департамент Икс, что ГИДРа берегли, как британская королевская семья вот уже сколько поколений бережёт Кохинур.

Командира здесь сейчас нет. Некому отдавать приказы по внутренней связи.

В голове остаётся только одна связная мысль: бежать. Все остальные: чистые рефлексы, агрессия на агрессию, самозащита, переходящая границы разумного. Разум клинит, его вновь бросает в состояние, в котором эмоции — лишь досадное приложение к живому оружию, то, что мешает выполнять возложенную миссию. В данном случае, задачу сбросить хвост и вновь затеряться так, чтобы никто не вышел на след. Скорее всего ему придётся временно покинуть Румынию, и это именно тогда, когда он, казалось бы, что-то нащупал. Что-то важное.

Досада сменяется чистым, незамутнённым холодом, промораживающим внутренности до состояния отрешённости от происходящего.

В дыму мелькает вибраниумный щит. Зимний успевает пригнуться, хотя мог бы схватить его за край и использовать, как защиту с большой зоной поражения. В конце концов самый прочный металл, да ещё и с тонким краем. При ударе торцом щита в горло или голову это сравнится разве что с ударом не очень хорошо заточенным топором. Болезненно, зато наверняка смертоносно.

Щит возвращается к Роджерсу, по пути снеся несколько боевиков со знакомыми до ломкой боли нашивками. Чертовы щупальца паразита, которые тянутся по всему миру, проникают в каждую щель, растягиваются, подобно гигантской грибнице, и душат любое проявление несогласия. Сейчас чудовище ослабло, лишившись самой главной головы

[А была ли эта голова — главной? А не осталось ли ещё хотя бы одной головы, гораздо могущественнее этой?]

но это не значит, что оно издохло окончательно. Такие не дохнут. От таких только долго и методично избавляться, вытравливать из всех щелей и не позволять распространяться дальше карантинной зоны. Один Зимний Солдат, зачистивший изрядный массив баз и бункеров в Штатах, не справится с такой задачей, но хотя бы попытается.

Удар в кадык по направляющей к затылку — если бы в помещении не было так шумно, можно было бы услышать характерный треск, с которым щитовидный хрящ ломается и проникает в глотку, перебивая крупные кровеносные сосуды. Боевик по инерции отшатывается назад и испуганно хрипит, но Зимний может сказать и так: не жилец. После такого удара не выживают, любой спецназовец это знает, а то, что тот ещё что-то прохрипеть успевает, так это заслуга стимуляторов, которых по памяти Солдата в крови может быть больше, чем самой крови.

«В химии крови не обнаружено». Кажется, именно так написали в одном из отчётов, за который потом огребли все, кто попал под руку, пока Солдата колотило тремором от продолжительной детоксикации, в ускоренном режиме проводимом модифицированным организмом.

Зимнему не раз и не два приходилось попадать под шквальный огонь. Тогда с ним бывала группа огневой поддержки, и он мог буквально метаться от одного противника к другому, чтобы степенно и точно избавляться от всех по очереди. Он не представляет, насколько сложно наёмникам приходилось, когда они защищали живое оружие ГИДРы, при этом стараясь не пристрелить его, киборга с отключенным инстинктом самосохранения. Теперь его некому прикрывать, только вот этот самоубийца в звёздно-полосатом продолжает прикрывает его щитом, вероятно, всё ещё надеясь расположить к себе.

Зимний закрылся в себе, в том, что он умеет лучше всего, и теперь его точно не расшатать.

Приказ к отступлению отдаётся в голове не голосом [друга] [цели последней миссии], а отрывистым, спокойным, прочно засевшим в долгосрочной памяти голосом командира. Зимний ориентируется моментально, с досадой замечая, что протез запаздывает в реагировании на три десятых секунды. С этим ещё можно жить, даже можно работать, но это уже не идеально и отзывается изнутри лёгким раздражением, которое приходится подавить, чтобы не отвлекало.

Вырубить ещё одного боевика, сунувшегося слишком близко. Просто схватить его бионической рукой за шиворот и с силой шваркнуть в ближайшую стену, так, чтобы нос хрустнул и свернулся на бок. Болевой шок ослепит, это позволит отшвырнуть тело от себя и продвинуться ещё немного дальше. Очередная очередь дробью бьётся об щит и ссыпается на пол бесполезной и никому не нужной шелухой, раскрытой подобно паучьей лилии. Разрывные патроны?

Зимний Солдат отрешённо успевает подумать, что это запрещено Гаагской конвенцией. Что же, ГИДРе международные соглашения не писаны.

Солдат перебирается ближе к выходу, на секунду — очень долгую секунду — всё-таки оглядывается на Роджерса и хмуро, внимательно смотрит, как тот отбивается от нескольких боевиков сразу. Внутри поднимается желание помочь — во-первых, за ним самим хвост меньше, во-вторых, долг Капитану Америке отдать за попытку закрыть щитом. Голень всё ещё неприятно ноет, но боль отошла даже не на второй, а на третий план, вернётся потом, когда царапина заживать начнёт. 

Ладно, он поможет уже тем, что оттянет часть боевиков на себя. Исчезновение не пройдёт незамеченным, его будут целенаправленно искать.

Зимний исчезает в сторону выхода. Если ему удастся раствориться в толпе, то всё будет не так уж плохо. Гражданская, пусть теперь и потрёпанная одежда — маскировка не из худшего. Самое главное не торопиться и не бежать, а вести себя максимально естественно. Сразу же, как только оторвётся от гидранутых боевиков.