дышать — тяжело; на грудь наваливается все кеттердамское море, ребра жалобно скрипят от напряжения, и хочется, чтобы уже окончательно сломались, выполоскав в соленой воде внутренности. жить — тяжело; серый костюм (не костюм, а насмешка над кеттердамскими торговцами) мокнет от соленых плевков моря и начинает вонять тиной, каз морщит нос. дышать — тяжело; в ноздри забивается запах горящих чумных трупов, земляные крошки и застоялая вода; так пахнет кеттердам и так пахнет сам каз, когда-нибудь вонь приестся и уже не отстираешь, не отмоешь, а пока терпится. каз уже почти и не чувствует, остальные морщатся, как виноградины на солнце — вместо глаз по изюмине, лица растекаются на жирные складки.
лучи солнца — тяжелые — наваливаются на грудь, на лицо, трогают за ладони и куда-то ведут; раньше каз не замечал, а сейчас почувствовал. в кеттердаме пасмурно, хмуро — может, потому и не замечал? выходил ночью, прятался в тенях, целовал мостовые, крал кошельки — удобно; кеттердамская темнота — для воров и любовников, и каз явно не любовник.
каз не говорит не трогай, убери солнце, убери свет, уберись; каз ничего не говорит.
[indent] там самому себе не веря от солнца отвернув лицо
почему-то хотелось верить, что святые не врут, но святые соврали и в этом; отсутствие божественного вмешательства вырезает на коже новую отметину — каз и не верил в богов, но было приятно думать, что есть хоть что-то такое, предопределяющее. у вина терпкий привкус того, как его жизнь идет по пизде — или плывет, — как он только не заметил? раздражает все: от глупого проеба до потенциальной неизвестности; алина не казалась взбалмошной и импульсивной, но, сука, вот он на корабле, плывет в равку; если ей придет в голову его касаться, то можно прыгать за борт. можно сказать держись от меня подальше, но проще сразу снять плащ, перчатки, костюм и нарисовать где трогать, чтобы паническая реакция его нахуй убила на этом же месте; каз проглатывает слова, вкус у них пресный.
собственное тело вызывает отвращение; чистая, открытая кожа вызывает ступор и тошноту. трогаешь собственное предплечье, а чувствуешь труп джорди, расчесываешь укус, а хочешь снять кожу с себя целиком, чтобы не ощущать все это; в ванной пальцы размягчаются, идут волнами после долгого контакта с водой (упаси санкта, упаси алина, упасите хоть кто-нибудь) выходит выпасть из жизни до конца дня; лучше никак, чем так. это все слишком, это все ужасно мерзко.
на голые руки смотреть больно физически, и дело вовсе не в том, что они белые, поэтому каз воротит лицо; все, что открыто — хочется либо срезать, либо спрятать; алина, выбери что-то на свой вкус.
[indent] быть человеком ужас мука зачем ты это
— николай посещал керчию пару лет назад, когда были торги за секрет юрды-парема, — каз говорит морю, но никак не алине; вот еще. лисьи глаза прятались за масками и горбинкой носа, но тогда бреккер не обманывался, а потом расслабился, растекся; хочется винить инеж за то, что дал себе шанс. казалось, что сам тоже можешь потрогать счастье (остальным же можно, чем он хуже), но касался крюгге и было нормально (всем); других людей не нужно. хочется винить инеж за то, что она ушла. — зоя так агрессивно защищала его. странно, что он на троне подвинулся, — каз улыбается ветру. николай подвинулся так сильно, что умер, каз на его месте врос бы в трон.
чужое присутствие ощущается всем телом, на открытых участках — лицо и часть шеи из-под ворота плаща — оседает дыхание, соленые брызги, свет; каза передергивает от незаметного шага алины в собственную сторону — чем она ближе, тем тяжелее дышать; тем море соблазнительнее. хочется выстроить стену из чего-то бесконечно твердого, непробиваемого, чтобы старкова до него не добралась. каз оборачивается, чтобы смерить новый шаг презрением (отторжение), отодвинуться, упереться спиной в бортик (отторжение); алина улыбается, когда говорит, что его похищение бесцельно, каза передергивает.
— чудесно, — говорить не хочется, быть компанией — тоже. — в кеттердаме были дела, требующие моего непосредственного участия. боюсь равка обеднеет, чтобы хоть как-то скрасить потерю, — каз ведет по деревянной поверхности пальцами, впивается в твердый поручень, чтобы остаться на месте — хочется сбежать.
[indent] перестань
перестань; профиль алины впору чеканить на монетах — не только равкианских, на всех; каз не ценитель красоты, но это он способен представить, и в мыслях выглядит хорошо. возможно, слегка нарциссично, самоуверенно, но — каз цепляется глазами за линию губ, впадины глаз, ушные раковины — у алины с этим все в порядке, почему бы и нет? предлагать, конечно, не будем, можно оставить идею для себя; собственный профиль на монетах выглядел бы куда лучше.
перестань; у его ног играют солнечные зайчики и отступать больше некуда, можно кидаться за борт, но смерть выйдет бездарной и бесполезной. каз думает, что могло быть хуже — время в равке можно провести с пользой (можно навариться, можно заключать сделки); что у алины в голове — известно одному богу, и в того каз не верит. если она захочет его смерти (или его тело, что, впрочем, равносильно), то она это сделает;
перестань.
— и когда я вернусь в керчию? — каз смотрит на алину и видит не человека и, разумеется, не святую; дарклинг влез под кожу, старкова уподобилась, перестроилась в что-то новое, черное, теневое; если он наскучит, то все кончится быстро и, скорей всего, болезненно.[icon]https://funkyimg.com/i/2SNPZ.gif[/icon]
