Сон не идёт — пауки его ещё не сплели. Хелейна слышит, как в темноте копошатся аквариумы, трепет десятков и сотен лапок. Когда кузнечики стрекочут на воле, их голоса неотличимы от голоса трав и цветов, но здесь он напоминает Хелейне жалобный детский плач. Обычно ночь не приносит ничего, кроме запаха пыли, копоти и раскалённого камня; в этот раз город дышит чем-то другим. Чем-то новым. Чем-то ещё. Что сегодня застряло у него между зубами?

— Невинный ответит за невинного.

Хелейна прижимает руки к ушам. Все знают — её слова приносят несчастья; сейчас их никто не слышит, и всё равно. Когда сны приходят, у них много глаз, и Хелейна видит, что видит каждый, на севере и на юге, на западе и востоке, вчера и завтра. Незнакомые люди, незнакомые имена, чужие боги, белые и синеглазые, драконы умирают, драконы появляются вновь. Холод, бесконечный холод — он родился раньше тьмы и умрёт после.

Они все умирают.

Но длится это недолго. Утро забирает всё, кроме странной тяжести и чужого голоса. Если повторить за ним, случится что-то плохое, и Хелейна молчит, приказывает себе молчать, пока в голове не останется только несколько слов. «Драконы из мяса плетут драконов из ниток». Катушка зелёная, катушка чёрная. Иногда на это уходят недели, иногда — всего пара часов. Неважно. Когда она не выдерживает, пауки слышат всё.

— Невинный ответит за невинного.

Хелейна повторяет эти слова так часто, что голос наполняет горло песком. Скоро рассветёт, но рассвет опасен. 

Когда Эймонд заходит, она всё-таки узнаёт запах.

Не кости и не чешуя. Не зверь и не человек. Больше нет. Что не под силу смыть шторму, то не смоет и пламя. Все они понимали это ещё за ужином, несколько дней назад. Только она не понимала. Понимает сегодня. 

— Замри, — Хелейна останавливает его рукой. Гнев большой, больше него самого. Обычно Эймонд его не замечает. Не станешь же оглядываться на тень, которая неотступно следует за тобой?

Но это ещё не всё.

Хелейна приближается к нему медленно, мягко вытянув руку вперёд. Что Эймонд принёс с собой? Когда-то и он был маленьким, меньше Эйгона, меньше Хелейны, с отцом, но без отца, с драконом, но без глаза — только гнев был всегда и рос быстрее него самого. У него было много рук, как у паука: точные и ловкие на занятиях; злые и грязные после драки; ласковые и осторожные, в них Эймонд ловил для неё водяных жуков и личинок стрекоз, когда они уезжали загород.

Много рук, но помнить будут только те, с которыми он стоит сейчас.

Хелейна дотрагивается до его груди, как делала это всегда, привыкая к чужому телу. Тепла в нём нет и жизнь, кажется, едва держится. Ему снова страшно, как в детстве. Хелейна обнимает его, как в детстве и должна была обнимать.

— Всё, — выдыхает она. — Теперь рассказывай. 

Отредактировано Siobhan Roy (2023-04-22 00:23:17)