джули пишет ему долгие сообщения, тянущиеся как жвачка, прилипающая к губам и нёбу — тонны заунывного текста, бессмысленные подробности собственной и чужой жизней (чаще собственной), их переписка больше похожа на затянувшийся тред в твиттере, где все давно забыли первоначальную суть. она привыкает писать и говорить много, медленно, но так, чтобы без лишних подробностей — родители хотят завести собаку (фрэнку не стоит знать о средних ценах на щенков тибетского мастифа), я решила прочитать всё про особенности приёма обезболивающих (джули подсаживается на создаваемый прегабалином эффект), не смешивай виски с колой, выходит хуйня, а пей его чистым, фрэнки (она крадёт из кабинета отца бутылку hankey bannister, но вместо обещанных статьями в сети абрикосов, карамели и печёных яблок находит мерзкую и душную горечь, будто тебя месяц не выпускали из погреба подышать). домой джули никого не водит, перед джоуи отшучивается, сьюзи говорит, что мама против и ненавидит посторонних, а с фрэнком молчит — он всё равно узнает, если она соврёт, пусть не сразу, но после обязательно.

раньше ей становилось противно и холодно, кожа выстужалась, промерзала, потом случилось онемение — дальше джули действовала на автоматизме; в детстве, балансируя между противоречивыми настроениями родителей, пытаясь угадывать, когда мама согласна на объятия, а когда превращается в незнакомого, колючего постороннего, что запирается в ванной и часами плачет, она приспособилась мимикрировать, как хамелеон, которого ей показывали в зоопарке. он делался то зелёным, то жёлтым, с забавными кремовыми пятнами, прямо как улыбающаяся гостям джули, наряженная в свежевыглаженное платье — здесь, в украшенной хрустальными итальянскими плафонами гостиной, у охлаждающих ведёрок для шампанского и палисандровой мебели, её будут любить и нахваливать, но потом стоит переключиться, так скоро, как только успеешь (один раз она не успела — и мать отхлестала по щекам, назвав неблагодарной). со временем всё делается проще, джули больше не притворяется — у неё выходит само собой, словно рефлексы отточились до безусловных, кто-то отдергивает от горячего руки, от высокой концентрации углекислого газа в крови начинает дышать чаше, а джули знает, как рассказать о себе так, чтобы не сказать вообще ничего конкретного. как угадать, кого хотят видеть сьюзи и джоуи, она — главная, классная, красивая, весёлая, любит рисовать. но что происходит дома? а что в голове?
никто не ответит.

проблемой становится цепкий, въедливый и дотошный фрэнк, которому нужно знать больше — пока джули следит за ним, набрасывает скетчи (фрэнк стоит в очереди в столовой, фрэнк запрокидывает голову чтобы искренне(?) рассмеяться, фрэнк хмурит брови, смотря какое-то дурацкое новостное видео) она замечает те же склонности, тот же едва уловимый, мимикрический узор привыкания, выявляет своего по запаху, а следом и по вкусу; джули не рассказывает фрэнку правду, как и остальным, но иногда ей кажется, он сам давно всё о ней знает. джули хочет поджечь город, поужинать хот-догом с заправки, убрав оттуда горчицу, стать знаменитой художницей, убить кого-нибудь, чтобы поглядеть, так ли о чужой смерти рассказывают равнодушные криминалисты в документальных фильмах — карл панцрам убивал, насиловал и снова убивал, успел купить себе яхту, но в ормонде некуда плыть, здесь всюду горы и снег, твёрдая, мёрзлая почва, которую плохо берут лопаты. джули, пока они закапывают первое (будут ещё, она знает точно, никто не останавливается на первом) тело, думает, что сама была как эта почва в детстве, а потом ничего, подстроилась — если мама поздно пришла, не трогай её, молча сиди в комнате, к отцу не подходи когда он трезвый, зато если немного выпьет, делается добрым и мягким, можно просить денег. так джули отложила себе на седан.
сьюзи ведётся абсолютно на всё если похвалить новую укладку или цвет волос, она не стылая, твёрдая почва ормонда, она — глина и пластилин, повернётся туда, куда ты направишь. однажды они целую неделю смотрят фильмы о девятнадцатом веке и после сьюзи решает носить только платья, а джули хвалит её и зовёт женственной, просто чтобы проверить. сьюзи верит — всегда верит, будто джули не может сказать неправду или соврать; это забавно, потому что джули не говорит и капли правды. когда утешает сьюзи и обещает, что всё закончится сразу, с первым убийством, что никто не даст её в обиду — глупые, невыросшие дети обречены вечно нуждаться в чужом утешении, умные дети приспосабливаются казаться взрослыми, вместо сердца у джули льдинка. но снежная королева за ней не приходит — на самом деле джули вырастает в неё сама.

знакомясь с новыми людьми, джули придумывает себе родителей — каждый раз разных, но случается некий собирательный образ, кочующий из одной истории в другую, главное следить, чтобы версии критически не пересекались и люди, верящие, что её мама умеет и любит печь, и по воскресеньям они вместе завтракают яблочным штруделем, не встретились с теми, кому джули рассказала о маме-кинозвезде, редко бывающей дома, но зато привозящей ей красивые платья из своих заграничных поездок. это здесь, в ормонде, всё тухло и снежно — а там, там солнце, улыбчивые, загорелые юноши и девушки, джули следующим летом поедет туда с мамой вместе и будет валяться на пляже в тонком сарафане и пить безалкогольный, ледяной барбарисовый лимонад. а по вечерам — шоппинг, кроссовки, солнечные очки, сумки от jimmy choo (ей правда подарили такую, но куда джули в ормонде станет её носить? к фрэнку что ли?).
она даже не может назвать это враньём, просто джули создаёт для себя несколько вариаций реальности, перебегает из них, прыгает, как по гладким и скользким камням главные героини в компьютерных играх — иногда соскальзывает, но чаще всё успевает. лего-конструктор, «собери себя сам» — джули проходит дальше, собирает сама весь окружающий мир, новости и сплетни, детские воспоминания, вместо стылого безразличия посреди дорогого спального белья — поцелуи, объятия, свой собственный шифр, призрачное ощущение семьи, о которой она знает из книг и фильмов.

в октябре в ормонде уже так охуительно холодно, что приходится накидывать поверх шерстяного свитера огромную, дутую куртку, и тонуть в ней почти с головой — джули приезжает, надеясь застать фрэнка одного, потому что писать устаёт, а других видеть не хочется. она перебирается через ступеньки бегом, перепрыгивает их, наслаждаясь тем, как в доме, с подъёмом на второй этаж, заваленный пледами, пустыми коробками из-под пиццы и обогревателями, становится теплее; ноги под колготками начинают отогреваться, она вынимает из кармана пальцы, а потом и вовсе стягивает свою зимнюю броню, бросает куртку где-то в коридоре, не глядя.

— фрэнк? — зовёт джули, направляясь в общую гостиную; он может спать, смотреть сериал или играть в какую-нибудь ерунду, а может читать или делать вообще всё что угодно, — надеюсь, тебя уже загребли копы.
она смеётся — фрэнка они загребут в предпоследнюю очередь, сразу перед ней.