Когда каждый день примечателен и в то же время - нет.

Неделя совместной жизни бок о бок с рыжим не пролетела незаметно. Она была богата на эмоции и перепалки разного толка, но по большей части, разумеется, негатива было на порядок больше, нежели позитива, что, впрочем, нисколько не удручало. Уж кому, как не Сказителю, сотканному из чувств отрицательных знать, что только подобного рода эмоции по-настоящему возбуждает и, если говорить о персоналиях, то возбуждал его Тарталья - да так, что "сердце" внутри начинало пульсировать, лёгкими электро-разрядами каждую клеточку кожи собой поражая и до умопомрачения приятную дрожь вызывая, разветвляясь по телу. В такие моменты Скарамуш, действительно, ощущал себя полноценно живым и сколь бы одиннадцатый предвестник не взывал к раздражению, юношу это не отвергало, а скорее притягивало на подсознательном уровне. Сказителю было мало - он всегда желал большего. Из раза в раз на мысли себя ловя, что чего-то изрядно не достаёт для того, чтобы уж правда себя почувствовать настоящим - человеком, коим ему, так или иначе, никогда не быть. Да, шестой из Фатуи не стареет, бессмертен, вынослив и не восприимчив ко многим вещам, на которые людской организм смертью отреагирует, что даёт парню полное право считать себя существом высшего порядка, но где-то в недрах тёмной души он завидовал простым смертным - их сердцам, которые полны жизни и чувств. К счастью, сердце у предвестника нынче в груди имеется, причём то самое, для которого он и был создан электро-архонтом, но разве могло этого быть достаточно?

Так много вопросов и так мало ответов.

С одной стороны, Чайлд его всячески эмоциями подпитывал и Скарамуш понимал, что это действительно то, в чём он так нуждается, а с другой - относился с большим подозрением, пытаясь зацепиться за что-то, в результате чего его бы подловить можно было, ибо без слов знал, с какой целью здесь пребывает рыжий. Чтобы не сделал парень, чтобы не говорил - шестой предвестник бдительности не терял, а уж если учесть, что через пару деньков стартует очередной фестиваль, которые так традиционны для Инадзумы, то прихватив с собой Аякса, Сказитель вознамерился один из планов своих в явь воплотить, чтобы поймать этого наглеца с поличным. Однако, всё же верить хотелось в то, что Тарталья осознаёт, на чьей территории находится, поскольку иначе играть с ним будет не интересно и победа по итогу не будет иметь привкус столь сладкий, который так на кончике своего языка рецепторами ощутить хотелось.

Но сегодня глубоко раздумывать не то, чтобы не хотелось, а просто надобности не было в этом.

День пролетел незаметно и вечер уже спустился на землю столь глубоко, что небо успело тёмной синевой с сияющей россыпью созвездий окраситься. Юноша, как и обычно, подготовил горячий онсэн [рыжему он бы ни за что не доверил что-то по технической части своего инадзумского жилья, а то испортит ещё], в который отправился первым. Они всегда с Чайлдом мылись по отдельности друг от друга и первым, как положено всякому хозяину дома и просто представителю более старшего поколения, всегда был Скарамуш. Он любил одиночество, потому что таковой давно родным ему стало, а уж пребывая в онсэне он мог с неподдельной легкостью позволить себе расслабиться достижения гармонии ради, да и от одиннадцатого под вечер всегда отдохнуть хотелось, чтобы его же уберечь от излияния всего, что из-за него накопилось за день. Иногда, Тартальи было слишком много, да.

Много было и сегодня, а потому видеть его не хотелось более, но, судя по-всему, придётся.

Так, сидя в горячей водице и туманных облаках прозрачного пара, Сказитель совершенно внезапно для себя обнаружил, что забыл прихватить с собой махровое полотенце и, дабы не орать на весь дом, шестой просто дождался, когда за сёдзи покажется тень молодого человека, который явно своей очереди заждался. - Аякс, будь так любезен, принеси мне полотенце, - абсолютно беззлобно протянул обладатель электро-гнозиса, но в манере весьма повелительной, при этом. - Иначе тебе придётся купаться в тазике за двором. - с ехидной усмешкой добавил парень, который тем самым хотел показать Тарталье, что выбора у него нет, кроме как последовать чуткому приказу, а пока его нет, Скарамуш облокотился о бортик онсэна, распластав руки на оном и немного прикрыв глаза.

Ему было   х о р о ш о.

Скарамуш не любил ждать и заставлять ждать других.

Железным терпением никогда не отличался и дела, которые можно привести в исполнение тотчас, в соседний ящик не откладывал. Так, если нужно было кого-то с дороги убрать, юноша убирал сразу, да ещё и про случайных жертв не забывал, порой, стирая целые семьи. В бытовом плане, в общем-то, тоже своевременно ко всему подходил, желая аналогичного и от того, с кем вынужденно делит крышу над головой на данном этапе. Тарталья производил впечатление типичного разгильдяя, но на зов его, однако, явился довольно быстро, а потому водица в широкой ванне совсем не остыла, оставаясь такой же горячей и пышущей густым паром, в облаках которого витал аромат травяных масел, что так любы были шестому предвестнику.

Естественно, хвататься за полотенце и на ноги подниматься он не был намерен, пока рыжий восвояси не свалит.

Не то, чтобы он стеснялся, они ведь не разного пола, просто нагота тела всегда виделась Сказителю чем-то сокровенным - тем, что достоин видеть лишь избранный душою человек, а не кто попало. Он уже и не вспомнит точно, когда в последний раз обнажённым перед кем-то показывался, за исключением операций в кабинете Дотторе, но это абсолютно другое, ибо прежде, чем Скарамуш официально в ряды Фатуи вошёл - над ним хорошенько потрудились сумеречные учёные, которые во всю исследовали куклу электро-архонта, что на свалке разбитых на груду обломков надежд очутилась по воле "милостивого" создателя.

На стеклянную бутыль косо смотрит, ибо знает, чем наполнена таковая.

С уст Скарамуша вздох сходит. Воспоминания невольно ударили в голову о том самом вечере, что неделю назад состоялся между ним и Аяксом. Чем всё закончилось? Всё как у тумане дымкой окутано в сознании было и на поверхность отчаянно всплывать не желало в то время, как "архонт" отчаянно желал все детали припомнить и по полочкам разобрать. Единственное, в чём шестой из Фатуи не сомневался, так это в том, что набрался изрядно и в беспросветный сон погрузился, как корабль на дно глубокого океана.

Не очень хотелось повтора истории.

С уст Скарамуша опять вздох сходит, но на сей раз оный словами одиннадцатого предвестника вызван был. - Ну, попробуй, - сухо и безэмоционально выдавливает из себя обладатель электро-гнозиса в ответ на предложение парня размять себе плечи. Ничего из ряда вон Сказитель в этом не видел, да и потом, он не дурак, чтобы от возможности испытать приятные ощущения столь легко отказываться. Ну, а уж если Чайлду чего эдакое на ум взбредёт, так он в любой момент просто одёрнет его разрядом электро по телу, но в этот раз приложит побольше усилий, нежели в прошлый раз. - Только будь аккуратен, да, - предупреждает под конец тоном несколько угрожающим, как бы намекая, что с молнией шутки ничем хорошим по итогу не оборачиваются.

Слегка голову поворачивает и искоса взгляд антрацитовых глаз на рыжего бросает.

Отворачивается и в сторону сакэ смотрит. Чувствует, что в онсэне чересчур жарко и душно настолько, что дыхание непроизвольно сбивается от спёртого воздуха. Слегка выпрямляется и рукою неспешно к бутылке тянется, плотно пальцами её основание обхватывая и к себе подтягивая. - Желаю. - произнёс шестой, после чего открыл сосуд из стекла, запульнув крышку в неизвестном направлении и губами припал к бутылке. Само собой, в этот раз напиваться Скарамуш не планировал, а потому совершил только один единственный, но полный глоток. Ему всего лишь освежиться слегка хотелось, не более. Благо, алкогольный напиток прохладный был, но алкоголь на то и алкоголь, чтобы лишь казаться спасением.

Леденящая свежесть быстро огнём сменилась, нещадно обжигая горло и заставляя парня учащённо дышать.

Спасения нет.

С того момента, как парень почувствовал алкоголь, который по всему телу через вены растёкся, ему стало... ещё более расслабленно? Он всего лишь один глоток совершил, не более, но эффект был явственно ощутим. Нет-нет, рассудок Сказителя трезв и не затуманен ничем, но тело, кажется, под натиском саке стало ещё мягче, чем оно было. Горячая вода его словно бы в пластелин превратила, из которого бери да лепи всё, что душе угодно тогда, чем Чайлд точно возможности не упустит воспользоваться, хотя... Скарамуш сам ведь добро дал на то, чтобы он до него дотронулся. Он не против был его руки на собственном теле почувствовать, потому что даже это воспринимал в своих мыслях одним из этапов той игры, которую они на двоих друг против друга делят.

Разного толка сближение лишним никогда не бывает.

И раз уж рыжий так хочет этого, то почему бы ему не позволить?

Пусть ощущает себя хозяином положения, пусть думает, что шестой предвестник поддался, как какой-то простой смертный, тогда как на самом деле - он просто делает то, на что ему дозволение дали, ибо Сказитель с лёгкой руки мог и в резкий отказ пойти. Он не дурак и прекрасно понимает, к чему рыжий вокруг него крутится столь активно, в свои сети поймать пытаясь, но кто сказал, что здесь вооружён лишь одиннадцатый? Скарамуш тоже на руках карты имеет и в обоюдной партии разыграть их не против в свою пользу. Да, пусть он и выглядит сейчас чересчур уязвимым, податливым и расслабленным, но разум его свою мыслительную работу не прекращает и против Тартальи незримым копьём заострён, что без пощады вонзится в него тотчас готово.

Стоп-кран практически спущен.

Старт красной линией обозначен.

- Что за глупые вопросы, Аякс? - молвит юноша в ответ на поднесённую к своему лицу ладонь, что ароматическим маслом вымазана. Разумеется, запах приятен. Это же его дом, его имущество, в конце концов. Разве стал бы всякий здравомыслящий хозяин приобретать то, что ему не по нраву? Так что вопрос со стороны парня показался Скарамушу столь неуместным, что он уже было раздражаться начать хотел грубо, но... явно не в том виде и не в том состоянии сейчас пребывал, а потому и тон его вышел не прямо-таки возмущённо-озлобленным, как это обычно бывает, а лишь несколько недовольным, немного сдавленным и размытым. Чего уж там, ему вообще сейчас разговаривать меньше всего хотелось, а когда руки Чайлда на своих плечах ощутил, то с уст Сказителя и вовсе тихий вздох сорвался.

Ему было приятно.

Очень.

Он даже нижнюю губу слегка себе прикусить позволил, под напором плавных, но далеко не мягких поглаживаний, которые с каждым разом то и дело обороты набирали, становясь настойчивее и даже немного болезненными. Будь на месте шестого девица, то давно бы уже на стор сорвалась, но носитель гнозиса же вынослив, да и боль эта было не особо сильной, даже приятной в своей лёгкой колкости, что под кожей разрядами электро отдавалась. Скарамушу на мгновение показалось даже, что он вот-вот заискрится всем существом своим и искрами этими рыжего позади обдаст, но вместо этого почувствовал лишь о, как нечто отчаянно в груди запульсировало и от этого так хорошо стало, как никогда, хотя... а не испытывал ли это он уже ранее?

Это чувство, определённо, уже знакомо ему.

Когда это с ним успело случиться? Кажется, неделю назад...

Шестой предвестник лихорадочно вспомнить силится, что же конкретно в нём подобное ранее вызвать могло, но все попытки его ничем путным не оборачиваются. Прикосновения Тартальи, которые уже чуть дальше плеч расползаться начали, не позволяют юноше все обрывки воспоминаний на поверхность поднять. Его дыхание учащается, а за сим и сердце под знаком электро всё сильнее пульсировать внутри начинает. Не выдерживает и выпрямляется, изогнув позвоночник слегка. Поворачивается к Аяксу, через плечо на него глядя, но глазами в глаза встретиться крайне желая, и вопросом на вопрос отвечает: - Хм... а что случилось в прошлый раз? - после чего из себя выдавливает, чёткий акцент на слове-требовании ставя: - Напомни.

Отредактировано Scaramouche (2021-12-18 16:19:53)

Что происходит? Почему разряды электро от "сердца" по всему телу расходятся?

Но ток не рвётся наружу, а внутри бьётся слегка, каждую клеточку, каждый кровеносный сосуд обволакивая. Скарамуш был поспорить готов, что ничего подобного до сегодняшнего дня не испытывал, потому что был пустым - всего лишь сосудом, который "мать" разбить забыла прежде, чем на свалку с концами выкинуть. Воспоминания откровенно неприятные подхлёстывают о том, когда он сего мира не знал и собственные силы по назначению применять не мог и от того жертвой чужого пользования становился неоднократно, боль раз за разом испытывая, но внутри - ничего, кроме пустоты гнетущей. А потому всё то, что с Тартальей - в новинку для парня. Он, что к чему знает, но то, что на данном этапе чувствует никогда не знал прежде и по этой причине рыжего оттолкнуть не силится.

Что происходит? Почему разряды электро от "сердца" по всему телу расходятся?

Аякс на него просто невообразимым образом действовал, вызывая столь дикую фантасмагорию чувств, какую никто не вызывал до него. Он одиннадцатого терпеть не мог, но в то же время на дне души своей понимал, что не будь его - не было бы эмоций тех самых, которые "живым" себя ощущать помогали даже тогда, когда за грудной клетью гнозиса в помине не было, а сейчас, когда сердце имеется всё как будто по-настоящему стало. Чайлд для Сказителя своеобразным катализатором служил, благодаря которому он  ж и з н ь ю подпитывался, в которой до чёртиков нуждался, как блуждающий странник средь песчаных пустынь в глотке водицы оазиса. Скарамуш понимал, но самому себе боялся сознаться в том, что Тарталья - нужен ему. Отчаянно. Страстно до боли. Горячо до скрежета.

Потому что в Тарталье - жизнь сквозит во всю.

Он - его источник, без которого существования в этом мире быть не может.

Что происходит? Почему разряды электро от "сердца" по всему телу расходятся?

Рыжий говорит, что никак забыть не может то, что юноша в тот самый вечер сделал, но в ответ что-либо выразить не успевает. Одиннадцатый из Фатуи шустрее оказывается, плавно скользя своей рукою по разгорячённой коже Скарамуша, чем глубокий выдох с его уст срывает. Он в мгновение ока успел позабыть о том, что произнести хотел, потому что теперь говорить не хотел, ибо говорит его тело. Ему в воде раствориться охота, чтобы не собираться воедино и просто тонуть в ощущениях, которые на физическом уровне хотя и знакомы, но сейчас, с сердцем внутри - совершенно иначе чувствуются. Приятно и так по-настоящему.

Что происходит? Почему разряды электро от "сердца" по всему телу расходятся?

Сказитель со взглядом Чайлда тут же встречается, как только голову повернул и лёгкие оттенки родной для себя стихии видит - той самой молнии, которая в нём не по волне богов живёт, а по желанию крио-архонта. Исходящее желание всем нутром чувствует. Такое необузданное, но хорошо сдерживаемое в узде. Тарталья себя контролирует, хоть и скрыть ничего от слова совсем не пытается, свободной рукою в иссиня-чёрные волосы юноши пальцами впутываясь и голову немного запрокинуть заставляя. Пользуется тем, насколько податлив сейчас шестой предвестник, но представление себе явно мнимое, ибо Скарамуш давно бы воспротивился рьяно, будь он против всех его действий. Пусть Аякс думает, что всё сосредоточено исключительно в его руках, хотя... если в его руках обладатель гнозиса действительно живым себя ощутит, то он не против в эти руки по полной отдаться и он - поддаётся. Тихо скулит и слегка дрожит от всего того, что беззастенчивые касания вызывают.

Что происходит? Почему разряды электро от "сердца" по всему телу расходятся?

Сказитель на своих губах чувствует губы Тартальи, подмечая их теплоту, от которой отрываться сущим преступлением было бы, а потому позволяет парню отнюдь не только на устах своих задержаться, но и во внутрь ловким движением языка проникнуть. Отвечать не особо спешит, но и не сопротивляется абсолютно, попутно под ласками его передёргиваясь, будто от тока. Шестой его руку под водой на члене своём ощутил и от движений, что плоть со всей старательностью в возбуждение приводили, не выдержал и застонал. Не громко. Даже несколько глухо. Утробно. Но естественно до умопомрачения, просто.
- Да, вспоминаю, - молвит Скарамуш, воспользовавшись моментом, когда Аякс поцелуй прервал. Глядит в его голубые глаза неотрывно и руку вскидывая, до огненно-рыжих волос дотрагивается и в них зарывается. Треплет небрежно и как-то уж слишком остервенело, но впоследствии самолично на затылок одиннадцатого предвестника ладонью надавливает и к себе приближает с целью в мягкие губы смачно впиться. На этот раз не кусает, а целует, но требовательно и властно, в рот языком спешно проталкиваясь. Лишь на ничтожное мгновение оторваться себе позволяет, но только ради того, чтобы сказать нечто важное: - Подари мне   ж и з н ь.

Отредактировано Scaramouche (2021-12-07 02:05:22)

Скарамуш силится вспомнить, когда в последний раз к нему прикасались так и слегка морщится от наплыва воспоминаний, которые носили отнюдь не положительных оттенков окрасы, но все они - уже давным-давно под обломками похоронены и дрожи не вызывают. Сравнивать их с теми касаниями, которые Аякс дарил ему прямо здесь и сейчас не хотелось. Это сущим преступлением было бы. Тогда ему было совсем неприятно, а противно и мерзко, а сейчас - невообразимо легко и свободно, ибо всему тому, что происходит на данный момент, Сказитель происходить позволяет, а раньше - не мог. Беззащитным и уязвимым был. Казалось бы, вся эта близость бить должна по парню нещадно, заставляя былые травмы на поверхность всплывать, но нет. Всё то, что некогда переживал Скарамуш - глубоко в землю зарыто было, а по прошествию нескольких веков жизни боль эта притупилась настолько, что и следа от неё не осталось, поскольку причинять боль другим он сам стал со временем без зазора.

Голову запрокидывает немного и тихо скулит от ощущений, что прежде неведомы были.

Скарамуш руку одиннадцатого на собственной плоти, что уже встать полноценно успела, чувствует и от движений его с ума просто сходит. Сердце под знаком электро пуще прежнего пульсировать начинает и, кажется, сетью тока каждую венку внутри обуяла в то время, как юноша эйфорию столь небывалую ощущает, как словно бы в первый раз до водной глади дотронулся голыми руками - это воспоминание до сих пор в сознании Сказителя живо, потому что тогда он только-только окружающих мир познавал, оказавшись выброшенным в него за ненадобностью электро-архонтом. Он помнит море при тёмных тучах и грозовых раскатах на небе, как помнит и ту волну, которая захлестнула и едва с берегов не смыла - испугался, помнится, что в морские дали унесёт, но сейчас Скарамуш точно бы перед подобным не заробел, ведь и сейчас не робеет перед уже захлестнувшей его волною. Он в море утонуть боялся, а сейчас с головой в оное погружается по волне доброй, ибо для него это море - Тарталья, хотя нет - океан, что краев не имеет.

В него нырнуть хочется и не выныривать больше.

Забыться и раствориться.

Скарамуш теперь уже не только руку Чайлда чувствует, но и до чёртиков приятное давление от воды, которая прозрачными лентами его член обхватила. Неудивительно, что по итогу не выдерживает и выгибается/выпрямляется, словно дикая кошка; вздыхает/выдыхает, на гулкий стон срываясь; жмурится, будто от солнечных лучей, что привычку имеют по глазам ударять, но в данном случае это скорее нарастающим удовольствием вызывалось, которое из сердца колкими искрами по всему телу разветвлялось. Сказитель не аразу заметил даже, как пода под ним вздыматься начала и приподняла его, от чего он бы давно опешил уже, но руки Аякса спасательным кругом во всех смыслах служили. Ему чувствовать хотелось рыжего рядом так сильно, как никогда никого, потому что ещё никто не зажигал его так, как ему удавалось. Шестой из Фатуи давно это чувствовал, всякий раз на него раздражаясь и злясь неприкрыто, но теперь, когда гнозис внутри - ощущения в сто крат стали краше и отчётливы в своём проявлении столь сильно, что юноша сумел к выводу окончательному прийти для себя: Тарталья - тот, без кого он не может. Хоть в ненависти, хоть в любви - неважно. Он - его очаг, возле которого холодная кукла теплом наполняется и от того невообразимо живой себя чувствует.

Он - его   в с ё.

Его ненависть, его страсть, его жизнь.

Всё разом в одном единственном человеке сосредоточилось.

Скарамуш по собственному наитию ему поддаётся, в руках его маслом плавясь от столь трепетных ласк. Нижнюю губу практически до крови закусывает, тем самым рвущийся стон подавляя, когда парень к себе его разворачивает и между ног оказывается. И хотя в пытках шестой знает толк, пытки столь сладостные ему незнакомы, а на месте "жертвы" ему так непривычно, что по итогу держаться дальше не в силах уже - стон вырывается рёвом, пусть и не громким, но всё же. Губы Чайлда на головке возбуждённого органа ощущает и обе руки свои в рыжие пряди запускает, теребя их небрежно, попутно надавливая, дабы член как можно глубже обхватил и по самую глотку его в себя погрузил.

- Аякс.., - его имя с уст на издыхании вырывается.

Скарамуш всем нутром своим чувствует, как от желания вот-вот задохнётся; как сердце в груди не просто пульсирует, но и подпрыгивает, разряды электро рвано распределяя, которые грозятся неосознанно вырваться и острую боль причинить тому, кто под руку попадётся случайно, но... предвестник держится. Он не хочет вред наносить Тарталье. Он боится убить его, потому что элементарно утратить не хочет, ибо никого такого, как одиннадцатый - во всём свете не сыщет. Он жизненно-необходим ему, как лекарство смертельно-больному, но в данном случае, рыжий - источник жизни его. Сказитель на мысли себя неожиданно ловит, что ранее никогда бы не стал задумываться над тем, стоит ли ущерб наносить серьёзный Чайлду, но сейчас... невольно оглядывается и события в Фонтэйне вспоминает, от коих кровь в жилах сворачивается. Он ведь по-настоящему Аякса убить был намерен - самого себя источника [или наркотика?] лишить, без которого никогда бы себя таким настоящим ощутить не смог, как сейчас.

- ...что ты... творишь? - слова вырываются смазано и не внятно.

Скарамуш вздрагивает резко, чуть ли не всем телом своим передёргиваясь в судорогах, что вызваны были нисколько проникновением в собственное нутро, сколько лёгкими импульсами тока, которыми кончики пальцев рыжего заряжены были. До сегодняшнего дня Сказитель никогда бы не подумал, что родная во всех смыслах стихия будет дрожать его заставлять, а он именно дрожит, да. Непривычно до безумия, но ни сказать, что неприятно, просто... юноша слишком давно не чувствовал в себе ничего, а уж все те оттенки ощущений, которые Тарталья дарил - и вовсе непостижимы умом были. Скарамуш что делать не знает и куда девать себя, тоже не знает, ибо из плена Аякса теперь уже точно не вырваться, а потому в ответ лишь бёдрами вперёд поддаётся, в рот парня глубоко проникая, головкой своего члена мягкость гланд в его глотке чувствуя.

То, что сейчас происходило для Скарамуша не впервые, но в новинку. Мало того, что с ним ранее не по воле доброй обходились нехорошо, так он ещё и абсолютно пустым был - без сердца. А сейчас у него сердце есть, причём то, ради которого он и был создан Эи. Гнозис под знаком электро всегда родным считал и исключительно для себя предназначенным, а потому чувствовать его внутри было ошеломительно нисколько потому, что оно в разы его мощь увеличивало, ставя вровень с истинным архонтом по этой части, сколько просто потому, что это помогало Сказителю ощущать себя не пустой оболочкой. Он ведь к живости всегда в глубине души стремился отчаянно, пусть и выказывал своё неприкрыто высокомерное отношение к роду людскому; пусть и встречалось на его пути плохих людей чрезмерно много; пусть и взрастили в нём жестокость к этому миру через травмы моральные и физические - юноша так же и знал, что существуют личности и отнюдь неплохие, чьи сердца во всех смыслах настоящие [вызывающие зависть и восхищение]. Ему тоже настоящим хотелось быть и гнозис электро-архонта воистину помогал забывать шестому из Фатуи о том, что он искусственный.

Если ранее сердце просто пульсировало, током внутри отзываясь, то сейчас оно и вовсе начало колотиться.

Неистово. Жарко. Бешено.

Скарамуш, действительно, ещё никогда ничего такого не чувствовал. Через всё удовольствие, которое Тарталья ему с лихвою сейчас доставлял, парень ощущал удовольствие от своей живости, которое долгожданный гнозис ему обеспечивал. Было бы возможно сие, не будь рыжего? Как бы он не относился к одиннадцатому, понимает, что нет, невозможно. Юноша испытывал к нему чувства - не те, о которых в сопливых романах писать принято, а те, что гораздо прозаичнее, но вместе с тем и намного больше, чем какая-то там придуманная глупыми смертными любовь. В любовь Сказитель не верил и не верит, но Аяксу искренне и от всей души благодарен за то, что испытывает сейчас. Вспоминает с нескрываемой досадой, что ещё никто и никогда не делал что-либо для него так, чтобы по его нутру благодарность растекалась и силилась наружу излиться - это ни могло незримые струнки не задеть со звоном, что в ушах отдаётся, по барабанным перепонкам ударяя, но не больно отнюдь.

Странно и совершенно не характерно для шестого хотеть отблагодарить кого-то, но сейчас он чувствует, что - хочет.

Желает.

Скарамуш держаться больше не может. Это выше его сил оказывается. Выгибается резко и громкий протяжный стон издаёт в тот момент, когда помимо наэлектризованного пальца внутри ощущает проникновение воды, которая не тепло вызывает, а холодок. Чувствует, как тугие мышцы растягиваются под напором давления гидро и скулит пуще прежнего, даже жмурится от всего этого, ибо настолько непривычно и настолько приятно, что на сотни тысяч мельчайших частиц рассыпаться хочется, чтобы в воде раствориться [в Чайлде] и более никогда на поверхность не выплывать. Однако, шаловливые ленты из воды на достигнутом останавливаться не собирались, начиная окутывать тело Сказителя, попутно и другие чувствительные места прощупывая и вздрагивать его заставляя в сладострастной агонии. Шестой предвестник себя марионеткой в чужих руках сейчас ощущал и, как ни странно, не возражал, а даже желал. Ему, так привыкшему к собственной власти и роли ведущего во всех смыслах, до умопомрачения непривычно было чувствовать контроль над собой, но именно этот контроль ему сейчас помогал неподдельно живым быть и ради чувства столь желанного - он готов был что угодно на своей шкуре стерпеть.

Он готов был поддаться и поддался.

Тарталье - отдался.

Скарамуш срывается окончательно, когда его разгорячённое нутро второй палец рыжего в себя принимает. Стон ещё громче становится, а дрожь лишь усиливается, как усиливается и поток тока, который по напряжённому колечку мышц расползается. Любому другому до безумия больно бы было, но юноша не любой, а бессмертное дитя электро-архонта - он сам весь молниеносной стихией пропитан до кончиков ногтей, а с появлением сердца "матери" таковая и вовсе в нём цунами бушевать стала, так что какие-то небольшие разряды ему не страшны абсолютно.
- Аякс... - его имя в очередной раз с уст юноши стоном срывается, который пряди цвета осенних листьев с грубой силой сжимает меж тонкими пальцами и оттягивать себе позволяет, полностью головой Чайлда управляя, чей рот сейчас невообразимо приятно делал. Понимает, что к пику своему близок и под беспощадным натиском всех тех ласк, которые обладатель элемента гидро проделывал с ним, не выдерживает и, резко толкнувшись во влажную глотку своим членом - обильно кончает. Дышит прерывисто и шумно, дух пытаясь перевести, но недолго раздумывая, одиннадцатого предвестника за волосы опять хватает и дёргает на себя, заставляя слегка приподняться, чтобы в губы его с нетерпением впиться и языком в рот проникнуть, собственный вкус ощущая рецепторами. От поцелуя не отрываясь, лицо парня ладонями своими обхватывает и, вставая на широкий деревянный бортик ногами, заодно и Аякса в полный рост заставляет подняться.

Скарамуш власть обожал и во всю упивался ею, с высоты птичьего полёта на окружающих смотря в презрительном взгляде, но сейчас, когда он на бортик поднялся и на голову выше рыжего стал, то в ледяных аквамаринах не читалось столь характерное для него высокомерие, с которым он извечно на Тарталью смотрел, считая его наглой выскочкой. На данном этапе он глядел на молодого человека если не с теплотой, то со снисхождением и благодарностью уж точно. Целовал его смачно и жадно, беспорядочно переплетаясь с его языком своим в диком танце, ощущая во рту привкус собственного возбуждения, которое только что в глотку Чайлда излил и это... порождает новую волну желания.

Захлестнуло.

Не опять, а снова.

Скарамуш к одиннадцатому предвестнику сам прижимается, так что тому особых усилий прикладывать не пришлось, когда его руки на собственной талии ощутил. Трётся об Аякса, подобно коту и когда нечто твёрдое упорно в бедро упирается, то понимает, что парень уже возбуждён и наверняка от желания весь изнывает, беззастенчиво по обнажённому телу Сказителя пальцами пробегаясь, то и дело поглаживая, пока в конечном итоге руки рыжего не очутились на ягодицах, меж которыми пальцами "архонта" ласкал пару мгновений назад. Шестой до сих пор вибрацию внутри чувствует после проникновений в себя, что тоже подстегивает, ибо лишь благодаря этому ему удалось убедиться в том, что он и правда - живой; лишь благодаря этому сердце под грудной клеткой не просто в пульсации раздаваться начало, но и меж стенками костяными биться - совсем, как настоящее, оно едва из груди не выпрыгнуло, но нет, уж что, а свой гнозис он Тарталье ни за что не отдаст. Если придётся, то Сказитель даже драться будет готов, но то, что по праву своим считает - не уступит, да и потом, рыжий хоть и питает особую страсть к сражения, всё же далеко не дурак, чтобы не понимать, что на данном этапе силы шестого предвестника к электро-архонту максимально приближены, которая Синьору на тот свет спровадила, но... сейчас совершенно не уместно было голову всем этим себе забивать тогда, как на удовольствии сосредоточиться стило.

Кончиками пальцев по лицу парня проходится и плавно к плечам перетекает.

Лёгкий и едва заметный разряд электро себе испустить позволяет, причём не только руками, но и всем своим телом.

Скарамуш чувствует, как парень от губ его отрывается, но от лица нисколько не отстраняясь, а потому обладатель гнозиса с лёгкостью теплоту его дыхания своей кожей мог ощутить. Глядит на него сверху вниз, но не так, как это всегда бывало, носом своим с его соприкасается и на вопрос отвечает встречным вопросом: - А ты как думаешь? - ухмыляется и тихо смеётся, после чего добавляет к ранее сказанному: - Любишь же ты дурацкие вопросы задавать, - ёрничает, но абсолютно беззлобно в то время, как одна рука позволила себя ткань хаори с Тартальи стянуть, часть тела его оголяя, а вторая рука наоборот - под ткань забралась, оттягивая её с явной целью распахнуть. Сказитель действует не быстро, желая процесс избавления от столь ненужной и стесняющей сейчас одежды, растянуть, находя особое удовольствие в этом, поскольку раздевать кого-то собственноручно это так интимно, что всё внутри дрожью раздаётся от нетерпения.

- Твой господин знает, как лучше, - молвит юноша, как бы тем самым давая Аяксу понять, что сейчас он контроль в свои руки взял.

Скарамуш к шее парня припадает, сперва носом по ней проходясь, дабы запах кожи его в свои лёгкие вобрать, после чего губами касается и языком по сонной артерии проводит, а впоследствии зубами в неё немного впивается и по-настоящему полную власть над жизнью чужой чувствует, поскольку прокуси он сейчас место столь уязвимое, то жизнь вместе с морем крови из Чайлда вытечет. Однако, сейчас шестому предвестнику не жизни парня хотелось лишить, а одежды. Не сдерживается и по итогу хаори резко распахивает, попутно к ключице переключаясь губами, а руками по рельефу мышц обнажённого тела медленно скользить начинает. Помнится, Сказитель ещё в тот самый вечер хотел шрамы на одиннадцатом изучить, поскольку по шрамам считывать легче что-либо, нежели на словах - они обмануть не способны, на всю жизнь отпечатками оставаясь. А теперь, когда хаори совсем не мешает, Скарамуша дикое желание одолевает не просто рассмотреть изучающим взглядом, но и хорошенько прощупать, и, в этом юноша себе не отказывает нисколько. Так, он медленно опускается, с ключицы начиная ниже переходить губами и мысленно подмечает, когда воочию видит то, сколько много шрамов и затянувшихся рубцов от них на теле рыжего, которое буквально изувечено ими и... шестого это крайне заводит. Носитель сердца электро-архонта, в целом, израненные [украшенные] тела лицезреть любит, поскольку сам любит жертв своих особой индивидуальностью награждать, каждый раз в пытках/убийствах изощряясь со страстью истинного творца и хотя сейчас случай совсем иной, но факта любви к отличительным внешним чертам это не отменяет.

Он до умопомрачения счесть желает, что на теле Тартальи написано.

Ведь шрамы - звонче любых речей и информативнее любой книги.

Скарамуш каждый попавшийся на его пути рубец нежно языком очерчивает, попутно следы от засосов оставлять на теле парня не забывая, как бы помечая свою "территорию" в то время, как руки спину Чайлда ошалело оглаживали. Сказитель тихо стонет от удовольствия, которое и сам получает, в попытке доставить оное другому, чего от себя сам не ожидает, ибо по жизни привык брать, но никак не отдавать. А тем временем, когда шестой из Фатуи в положении сидя на бортике оказывается, руки его со спины на ягодицы перемещаются и сквозь ткань хакама сжимают их с силой. Щекою трётся о выпуклость между ног рыжего, пока не додумывается за завязку зубами схватиться, подобно дикому зверю из леса, дабы впоследствии потянуть за оную и одним лишь движением развязать. Предмет одежды тотчас с одиннадцатого предвестника спадает и теперь уже взору Скарамуша во всей красе предстаёт возбуждённая плоть, что была отнюдь не маленькой, по крайней мере, явно немного побольше, чем у него самого, но Сказителя это нисколько не смущало. Он ведь, как ни крути, благодарен рыжему был и отплатить ему хотел исключительно по душевному наитию, а потому, недолго думая, вцепился в бёдра Аякса и влажными губами до розовой головки его члена дотронулся, кольцевым движением по оной своим языком пройдясь.

Отредактировано Scaramouche (2021-12-12 14:30:00)

Сказитель бы ни за что не поверил и лишь залился бы безудержным смехом, если бы однажды ему кто-нибудь сказал о том, что он и Тарталья станут любовниками. Они ведь положительных чувств не питали друг к другу, особенно Скарамуш, который никогда не упускал возможности каким бы то ни было образом задеть рыжего, но... ни в этом ли крылась вся суть притяжения? Что ж, шестой из Фатуи, в общем-то, никогда и не отрицал того факта, что Аякс невольно пробуждает в нём такую яростную бурю эмоций, как ни один другой человек, и пусть чувства эти не носили добрый окрас, но именно они помогали парню ощущать себя таким живым, что сам он иногда даже верил в то, что настоящий. Сказитель к роду людскому любви не питал и небезосновательно себя выше них ставил, но вместе с тем отчаянно желал иметь сердце - такое же, как у этих ничтожных смертных, способных чувствовать неподдельно.

Да, он полон противоречий.

Но в одном сейчас точно уверен, а именно - в благодарности.

Скарамуш слишком гордый и слишком самоуверенный, чтобы сказать "спасибо" - на подобные слова он не способен, но при этом благодарность свою за что-либо выражать прекрасно умеет. Да и потом, что есть слова и есть действия? Слова, обычно, сухие и ничем не наполненные, лживые и лишенные искренней подоплеки, потому юноша и не любил ими пользоваться, когда дело действительно до благодарности доходит, которую куда проще показать своими действиями, что говорить сами за себя способны. Вот и одиннадцатого он отблагодарить решил не красным словцом, а делом, ведь Сказитель так редко делал кому-то что-то приятное, что уже и не вспомнит, когда его вообще искренние порывы захлёстывали. Чайлд же подарил ему сейчас ощущения ни с чем несравнимые и сделал так, что сердце внутри забилось по-настоящему, прям как у него в груди - как у смертного, но живого человека. Шестой предвестник чувствовал это, когда языком по шрамам на теле парня проходился и, к груди его прижимаясь, отчётливо слышал то, как под рёбрами сердце удары через себя пропускало.

Его возбуждала   ж и з н ь.

Сказитель, в глубине своей души, к этой самой жизни всегда тянулся - тянулся к Тарталье, в котором она не просто сквозила, а прямо-таки бушевала, как море под грозовыми раскатами в небе. И сейчас, наконец, дотянулся до того, из чего хотел жизнь эту самую почерпнуть, но не отобрать, ни в коем случае. Возможно, им обоим стоило сделать это [выйти за грань, держась за руки] раньше, что, безусловно, и улучшению отношений между ними способствовало, да вот только Скарамуш на мысли столь откровенные себя никогда не ловил, будучи существом высшего порядка, в телесных наслаждениях не нуждающимся. Он и не помышлял, что однажды они с Чайлдом до секса дойдут, но теперь, когда внутри шестого предвестника гнозис во всю трепещет, он видит в соитии необходимость - ту важную часть, которая поможет ему в полной мере себя настоящим почувствовать и он действительно чувствует. Рыжий, сам того не осознавая, творит с ним просто невообразимое и подчас необъяснимое, всё внутри наизнанку выворачиваться заставляя.

Ещё никого Сказитель так не желал, как его.

Скарамуш и не скрывал того, насколько сильно распалён и насколько сильно жаждет своего партнёра. Один лишь вид его изувеченного шрамами тела чего стоил, поскольку все эти следы от ранений лишним подтверждением служили тому, какая же страстная натура их обладатель, что в сражения погружается с головой и физическую боль стойко терпит - это тоже всё внутри будоражило, что вкупе с чувством благодарности переплеталось в какой-то дикий микс. Да, опыта интимных контактов Сказитель уже очень и очень давно не имел [более двух сотен лет уж точно], а последний его раз и вовсе был с девушкой, но в себе он нисколько не сомневался при этом, ведь он существо, созданное руками одного из богов, а потому идеален во всём априори. Однако, справедливости ради всё же сказать стоит, что самоуверенность его на здравом смысле основана, ибо опыт, как говорится, даже спустя многие лета не пропьёшь, а шестой и не пил.

- Ты сам меня своим господином недавно назвал, - оторвавшись губами от члена, с лёгкой усмешкой сказал юноша.

Сказителю нравилась эта игра - в господина и его слугу. Он и не ожидал, что инициатором её продолжения станет Аякс, а потому грешно не подыграть было бы. Так, возвращаясь к своему делу, шестой из Фатуи опять к розовой головке возбуждённого органа припадает, нежно обсасывая её, после чего языком по всей длине скользит, будто оценивая размер, который совсем скоро в его глотку войдёт. Бёдра ласково оглаживает, пальцами по выступающим косточкам проходясь, после чего плавно к упругости ягодиц переходит, то и дело сминая их. Скарамуш бы сейчас в унисон застонал, но поскольку рот его слишком занят, то с уст срывается лишь еле сдавленное мычание, которое прямо о возбуждении говорит. Обладатель сердца электро-архонта и подумать не мог, что доставлять наслаждение может быть приятно и самому, что, в принципе, неудивительно, так как прежде он ещё никому не приносил удовольствие по собственной воле, а когда желание из души прёт и делится на двоих взаимно, то и приятные ощущения тоже воедино сливаются. А тем временем, пальцы его уже откровенно впиваться в ягодицы Тартальи начинают, а сам Скарамуш его плоть поглубже в рот вбирать начинает, совсем легонько зубами по нежной кожице проходясь и реакцией одиннадцатого предвестника низменно любоваться продолжая.

Отредактировано Scaramouche (2021-12-13 16:20:07)

Будут ли после всего произошедшего их отношения прежними? Разумеется, кое-что между ними переменится, но Сказитель не мог сказать, чтобы вот прям разительно. Всячески уколоть и чем-либо задеть Тарталью он не перестанет пытаться, да и поводов для насмешек из виду не упустит, но всё это уже будет несколько иначе выглядеть, а именно - как одна из форм флирта. Почему-то, юноша не сомневался в том, что у них с рыжим секс будет происходить ещё и ещё, против чего шестой возражать не будет, но физическая близость никак не отменяет того факта, что каждый из них ведёт свою собственную игру и останавливаться не собирается. Наверняка, Аякс уже догадывается, где именно припрятано сердце электро-архонта, поскольку трудно было бы не почувствовать присутствие столь мощного артефакта, который сейчас буквально искрится и всем своим существом к нему прижимался. Скарамушу лишь надеяться оставалось, что одиннадцатый предвестник сейчас не додумается совершить попытку вырвать гнозис у него из груди, ибо бдительности парень не терял, а сердце сейчас было столь активно, что разразится смертоносным шквалом из молний, попробуй к нему прикоснуться - защитная реакция, только и всего. Однако, Сказитель гибели рыжего не хотел, как не хотел и обрывания такого прекрасного момента, который воцарился сейчас между ними.

У Скарамуша почти ничего хорошего в жизни не было.

И то, что случилось сейчас - ценил.

Ему отчаянно цепляться за сей момент хотелось, чтобы не отпускать и растянуть эти мгновения на как можно большее время, а желательно - чтобы вообще не кончалось. Впервые за долгое время существования, шестой из Фатуи чувствовал себя если не на седьмом небе, то уж точно на высоте. Нет, совсем не на той, на которой он восседать привык и на окружающих в недобром прищуре антрацитовых глаз глядеть с нескрываемым отвращением, а на той, что вершиной блаженства зовётся - на той, на которую его Чайлд возвёл только что. Интересно, а понимал ли он, насколько всё это важно для Сказителя было? Вряд ли, однако чувства благодарности это точно не отменяло, и, Скарамушу очень хотелось и его на ту высоту поднять, на которой сам с его помощью на данный момент оказался...

...ибо нет ничего лучше в мире, чем   в з а и м н о с т ь.

И чувство это между ними всегда царило - как в ненависти, так и в страсти теперь. Они оба друг другу ещё с того самого вечера возжелали, когда сакэ разлилось между ними, что обладатель сердца одного из архонтов только сейчас осознал в полной мере. В конце концов, рано или поздно это должно было случиться, ибо напряжение меж Скарамушем и Тартальей столь велико, зачастую, было, что секс сам собою напрашивался, как способ испустить всё то, что скопилось внутри, подобно раскалённой магме в жерле вулкана, который вот-вот пробудиться из спячки готов. Неспроста ведь поговаривают, что лучший способ избавиться от сковывающего напряжение это расслабление, а потому тут даже яркий бой навряд ли бы им помог, хотя и силой помериться шестой предвестник тоже против бы не был, особенно сейчас, когда почти_архонтом является. Что ж, благо они с Аяксом оба к верному итогу пришли, который нынче разворачивается в онсэне.

- Признайся, тебе ведь это тоже - нравится, - посмотрев на рыжего с лёгкой ухмылкой, молвил шестой, покрывая возбуждённую плоть вереницей мокрых поцелуев.

Начинает брать в рот поглубже, но пока явно не до конца, дабы постепенно привыкнуть, поскольку член у Чайлда не маленький. Юноша то и дело зубами по нему слегка проходился, как бы лаская и без всякого умысла боль причинить, прекрасно зная о том, насколько чувствительны гениталии. О Скарамуше никто и никогда не заботился, никто и никогда не задумывался над тем, приятно ему или больно, а он об одиннадцатом подумать решил, потому что тот подумал о нём, терпение и ласку к нему проявив и действительно показав, что есть наслаждение - то самое, которое Сказитель никогда от секса не испытывал, но очень хотел научиться и Тарталья его учил. Немудрено, что сердце внутри не только заискрилось, но и забилось. По-настоящему.

За такие мгновение Сказитель бы всё на свете отдал.

А в этом чувстве бы - растворился с концами.

Пальцы Аякса в своих шелковистых прядях цвета ночного неба ощущает. Чувствует, как тот за былой контроль ухватиться пытается, опять всё в свои руки взяв и от того Скарамуша на себя тянет и на затылок его надавливает, чтобы не стеснялся глубже погружать его член в ротовую полость. Он в такт начинает двигаться и шестой предвестник откровенно задыхаться начинает, чувствуя то, насколько сильно сейчас воздуха в лёгких поубавилось, но отстраняться не стремится при этом. Жмурится, кряхтит негромко, но на деле своём уже слишком сильно сосредоточен, однако... Сказитель не был бы собой, если бы не попытался добавить щепотку острых ощущений, тем паче, что Тарталья их явно любит. Так, собственно, впившись ногтями в ягодицы парня пуще прежнего, носитель гнозиса проводит по ним, раскрасневшиеся следы после себя оставляя, после чего лёгкий разряд электро на кончиках пальцев пропускает, дабы партнёр его в сладостную дрожь всем своим существом впал.

Тарталья такой дикий, непокорный - совсем, как та бушующая стихия, которая в щепки корабли разбивает о скалистые рифы и тела жертв на дно утягивает, своих детей в лице рыб кормовой базой обеспечивая; совсем, как та бушующая стихия, чья поверхность тотчас неровностями под натиском грозовых раскатов в небе покрывается, волнами содрогаясь и песок на берегах размывая; совсем, как та бушующая стихия, которая глазом бога его наградила. И Сказителю это нравится - нравится этот неприрученный зверь, на которого ошейник так легко не наденешь и поводок не подцепишь, потому и хочет его столь отчаянно. Неспроста ведь говорят, что наиболее часто притягивает то, к чему в полной мере доступа не имеешь. В данном случае, юноше Аякс неподвластен был, а так хотелось, порой, разряды электро по поводку пропускать, собственный контроль над чужой жизнью чувствуя, но... а действительно ли именно этого душа настолько жаждет? Вероятно, что стань рыжий покорной игрушкой в руках Скарамуша, тот достаточно быстро интерес бы к нему утратил, так что нынешнее положение дел его более, чем устраивало. Чёткие рамки здесь нужды возводить не было абсолютно.

Он любил, когда всё на грани.

Меж болью и удовольствием, конкретно сейчас. Шестой предвестник ртом не ленился работать, каждый раз стараясь возбуждённый орган Чайлда поглубже вобрать, доводя того до сладостной истомы, но вместе с тем и про импульсы тока не забывая - совсем лёгкие и лишь покалывающие, но явственно ощутимые и мышцы в человеческом теле сокращаться заставляющие. Скарамуш давно уже убедиться успел в том, что одиннадцатому нравится острые ощущения ловить, а потому не мог упустить возможности, чтобы не одарить его ими. Они ведь оба тут хотят сделать друг другу приятно, да? Но юноша едва ли умел быть нежным, а потому на ласку если и был способен, то не без оттенков боли, из которой сам же и соткан. Благо, с партнёром ему повезло. Тарталья - закалённый в сражениях воин, прошедший все иерархические ступени и тяжбы в ратных рядах армии Царицы, а не кисейная барышня, с которой бы повозиться изрядно пришлось, чего Сказитель гарантировать точно не мог за крайне длительным неимением интима. Более того, он сам очень нуждался в том, чтобы с ним повозились и дали возможность припомнить, что да как, и, рыжий дал ему не только это, но и новые, такие нужные и воистину важные ощущения подарил, благодаря которым кукла электро-архонта жизнью наполнялась.

Он, правда, очень был ему благодарен.

И благодарностью свою со всей старательностью выражал, попутно поглядывая на парня, за чьей реакцией любо-дорого наблюдать было, но куда больше нравилось - слышать. Его стоны и вскрики были подобны музыке для ушей, которые приучены были к людским воплям. Шестой из Фатуи любил и умел страдания другим причинять, наслаждаясь криками ужаса своих жертв во тьме, но сейчас дела несколько иначе обстояли и голос, что ласкал его слух - был вовсе не результатом пыток получен, а под натиском безудержного наслаждения, которое он стремился Чайлду от души доставлять. Всё это так не свойственно Скарамушу и даже чуждо, но... впервые за долгое время ему действительно хотелось что-либо в ответ совершить, причём нечто, от чего партнёру хорошо будет. Он раньше и вообразить себе не мог, что Аякс вызовет в нём что-то помимо эмоций негативного окраса.

Он всё не словом, а делом продемонстрировал.

Тарталья окончательно не выдерживает и в последний раз в рот юноши резво проталкивается столь глубоко, что у Сказителя лёгкий рвотный позыв возникает даже, правда, с благополучием подавляется. У обладателя сердца бога зрачки непроизвольно шире становятся, когда головка члена о гланды в горле бьётся - ощущение не самые приятные, но парень не отрывается и позволяет своему партнёру последние рывки сделать, как пару мгновений назад сам в его глотку беспощадно долбился. В конечном итоге, одиннадцатый предвестник в рот Скарамуша начинает во всю извергаться, а когда немного остраняется, собственную плоть вынимая, то семенем своим лицо шестого пачкает - вечно юное, такое идеальное и такое по-детски наивное, что грешно было бы не обкончать его, предав тем самым порочности, которая совершенно во внешний образ куклы не вписывается.

Он возбуждение его в себя принимает.

Проглатывает и с губ языком подбирает остатки в то время, как одиннадцатый на руки подхватывает Скарамуша внезапно и самостоятельно начинает по коже его лица своим языком скользить, собственную сперму на вкус пробуя. Юноша за плечи Чайлда крепко обхватывает и всем телом к нему прижимается, каждой клеточкой жар ощущая и понимает, что ему невообразимо хочется ещё раз шеи губами коснуться, выступа на ключицах, но рыжему мешать не стремится и очистить свой лик позволяет. Сказителю губы Тартальи своими подцепить хотелось, когда он по щеке проходился, но не успевает, поскольку тут говорить начинает и носитель гнозиса права высказать мысли его не лишает.
- Здесь и сейчас - я готов любой дар принять от тебя, - томно вздыхая, произносит шестой из Фатуи, неотрывно в голубые, но не ясные глаза глядя, в которых ни единого намёка на блики нет. Одною рукой от плеча до затылка ведёт, пока по итогу пальцами в рыжие пряди волос не зарывается. Губами губ напротив касается, чем полное согласие на дальнейшие действия в отношении себя Аяксу даёт.

Отредактировано Scaramouche (2021-12-15 18:33:20)

У него ещё никогда не было так - чтобы по наитию и исключительно собственному желанию; чтобы партнёр интересовался, хочет ли он продолжения и не против ли действий в отношении себя; чтобы он действительно в ощущениях растворялся от нескрываемого наслаждения. Всё, что у шестого предвестника сейчас происходит - впервые. До этого его лишь с силой брали, разрешений не спрашивая и абсолютно о личном комфорте юноши не заботясь, как будто он неодушевлённая вещь, которая не способна чувствовать, а тогда ещё Куникузуши чувствовал. Чито именно? Ничего, кроме боли и отвращения. Создательница, которая "милостиво" выбросить на свалку предпочла вместо того, чтобы уничтожить своё творение, как и пользующиеся беспомощностью парня люди, сами в нём жестокость и злобу выковали. Нет-нет, никаких обид на весь мир Скарамуш не ощущает, да и всё то, что некогда испытывал - в нём давным-давно притупилось. Но Тарталья... быть может, в нём и живёт беспощадное чудовище из Бездны, но человечности в нём на порядок больше, чем в основной массе тех, кого Сказитель встречал за всю свою многовековую жизнь. Он первый, кто несмотря ни на что решился заботу к шестому проявить, а не бездумно взять его [хотя, теперь уже юношу никто силком не возьмёт - слишком опасен, нынче]; он первый, кто на нежность по отношению к нему решился; он первый, кто невольно заставил Скарамуша взаимно желать того же, чего и он сам.

Чайлд - его источник.

Источник той самой "жизни", которую доселе юноша никогда не чувствовал, а сегодня чувствует то, как жизнь эта под ребрами бьётся и током искрится, каждую клеточку тела обволакивая собой и приятную дрожь вызывая. Сказитель готов был за руки вместе с рыжим взяться и за грани выйти, все пресловутые рамки порушив и барьеры разнести в щепки. Он доверял Аяксу сейчас, в стенах онсэна и был готов довериться прямо в ванной, ноги свои перед ним раздвинув, чтобы объединиться по-настоящему. Только здесь и только сейчас он ему верил, а так - пусть не надеется на то, что их интимная близость как-то повлияет на Скарамуша, который терять свою бдительность не собирался, как и поблажки одиннадцатому давать. Оставалось лишь верить, что Тарталья прекрасно сие осознаёт, ибо в противном случае их игра не будет столь интригующей.

Однако, на данном этапе не до глубоких раздумий было.

Сказитель слишком сильно сконцентрирован был на своих ощущениях и на Аяксе. Рычит и скалится от распирающего его возбуждения, как лесной зверь, но парню это нравится, поскольку и сам он тоже, в каком-то смысле, дикий. До крови жадный, согласно тем слухам, которые о шестом предвестнике ходят по Снежной, как о том, с кем дело иметь лишний раз не охота и вообще лучше ни на грамм не гневить. Да, Скарамуш жесток воистину чрезвычайно был, но бездумным убийцей никогда не являлся и тех, кто его не трогал, дорогу перейти не стремился - никогда жизни не лешал, за исключением тех лиц, которым не повезло в чёрном списке Царицы очутиться, но кукле электро-архонта на побегушках быть никогда не нравилось и в отличие от того же Тартальи - служивым преданным псом себя никогда не считал, поскольку никакой преданности никогда и не было. Трудно поверить было, наверное, что сейчас этот независимый тип с наклонностями истинного маньяка, в чужих руках изнывал и плавился, подобно металлу под воздействием высоких температур.

"Рыжий чёрт" - и никак иначе.

Скарамуш и не замечает, как быстро они оказываются в тёплой воде, но ощутить ею своей кожей вновь - приятно. На бортике парень сидел недолго, потому что рыжий практически сразу его спиною к себе развернул так, чтобы шестой из Фатуи облокотился руками о деревянную поверхность. Чайлд прислонился к обладателю сердца электро сзади и тот тихо застонал от ощущения кожи к коже и жара, что охватил его в то же мгновение и вызван он был вовсе не нагретой водицей в ванне, а близостью с другим телом. На своих плечах и спине Сказитель чувствовал россыпь поцелуев, в которых так и читалась наполненность лаской, которой доселе он никогда не знал и от того вдоль его позвоночника прошла чреда мурашек, заставившая его слегка вздрогнуть под Тартальей и в очередной раз издать негромкий стон. Однако, несильный укус за ухом, после которого наверняка раскрасневшийся след останется, невольно заставил Скарамуша стиснуть зубы, но такая боль ему не страшна, напротив - очень даже приятна.

Он был готов получить от него   в с ё.

Сказитель всем своим существом передёрнулся в тот момент, когда одиннадцатый до внутренней стороны бедра докоснулся, а потом пальцами меж ягодиц втиснулся в уже ранее растянутое нутро, от чего парень просто не мог лишний раз не заскулить. Ему было сейчас так хорошо, как никогда в жизни, а то, что Аякс решил лишний раз позаботиться о подготовке своего партнёра - ни могло не подкупать, потому что ещё никто не заботился о том, чтобы Скарамушу не было больно. Ещё ни разу он не занимался сексом так, чтобы и ему в удовольствие было. Сердце бешено колотилось в груди, а сам шестой предвестник просто искрился в переполняющем его желании, а потому не выдержал и на издыхании молвил: - Пожалуйста.., - сквозь стон и едва внятно, но громко: - ...войди в меня.

Отредактировано Scaramouche (2021-12-25 12:32:42)

Даже в самых потайных уголках своего сознания он себе и представить не мог в фантазиях, что будет Тарталью о чём-либо умолять. Скарамуш же весь такой из себя гордый и до зубного скрежета высокомерный, что подчас едва ли возможно вообразить, чтобы он не просто что-то у кого-то просил, а откровенно молил об этом. Он никогда не унижается и под чужую дудку не выплясывает, ибо сам привык унижать да дирежером в музыкальном оркестре служить, образно говоря, но то, что происходит сейчас... нет, шестой предвестник не считал это чем-то унизительным для себя, поскольку это был только его выбор. Рыжий просто очень уместен оказался сегодня, а Сказитель хотел "оживиться" и сейчас на собственных глазах до боли настоящим становится, потому что - чувствует.

Чувствует то, что никогда ни к кому не чувствовал.

Аякс вообще человеком особенном в его жизни был. Таких, как он, Скарамуш за все свои несколько сотен лет существования на бренной земле никогда не встречал, хотя ему казалось, что он уже всё, что только возможно и невозможно за свои годы повидал, но нет. Одиннадцатый, правда, особенный, ибо как ещё обосновать тот факт, что даже в отсутствие сердца под рёбрами, юноша явственно ощущал нечто горячее внутри каждый раз, стоило лишь пересечься с Чайлдом? Кто-то скажет, что это всего лишь пламя раздражения и своеобразной злости, но ведь подобного рода чувства имеют свойство быстро затухать, подобно свече под порывами холодного ветра, а внутри Сказителя всегда теплилось нечто, что всеми силами рвалось наружу выплеснуться и искрами изойтись. Никто и никогда не вызывал в кукле электро-архонта столь сильные ощущения, которые, при этом ещё и на физическом уровне кое-как проявлялись. Шестой никогда не мог самому себе выдать однозначный ответ на этот вопрос, хоть и не скрывал своей неприязни к рыжему, но вместе с тем краем своей тёмной души признавал, что на тонком уровне подсознания - тянется к Тарталье, к его энергетике, к его жизни. Однако, лишь сейчас до Скарамуша в полной мере дошло, что без рыжего его мир был бы пустым и, вероятно, что сердце в груди бы никогда не забилось столь ярко и живо.

Он бы хотел сказать ему спасибо, но...

...но никогда не произнесёт это вслух. Для шестого из Фатуи все те слова, что положительные эмоции выражают - не свойственны. Он их произносить не умеет, считая проявлением слабости, да и вообще, если честно, несмотря на то, что Сказителем зовётся за дар красноречия и умение мастерски запудривать людям мозги сладкой ложью, в обыденности юноша предпочитает талантом своим не пользоваться. Как никто иной он знает цену словам и цены у них нет абсолютно, поскольку слова есть слова - их можно бросить на ветер и тут же забыть, тогда как действия значат куда больше и сказать таковыми можно гораздо больше, чем окаймленными фальшивым кружевом репликами. Да, Скарамуш действительно чёрствый и скуп на эмоции, но тем ценнее моменты их проявления, потому что они, эмоции эти - неподдельны.

Он говорил искренне, когда в своё тело войти попросил.

Желание по венам в геометрической прогрессии множится, а рыжий по-прежнему пальцами внутри умело орудует, раздвигая их, дабы любовника своего растянуться поскорее и Сказитель чувствует то, как задыхается. От Чайлда воздух рядом испаряется, в незримый огонь превращаясь и кожу опаливая безо всякой пощады; от него всё внутри сводит и в узел завязывается; от него просто сдохнуть и не воскреснуть охота. Так близко, так желанно и так интимно... слов никаких в свете нет, чтобы описать всю ту гамму чувств и ощущений, который шестой предвестник испытывает благодаря одиннадцатому, но в одном Скарамуш абсолютно точно уверен - в стуке своего сердца, которая так приятно отдаётся гулкими отзвуками в голове.

Искры тока по телу расползаются паутинкой.

Сказитель в очередной раз вздрагивает, когда парень его тело своими касаниями обласкивает, а уж когда рукою к низу животу спускается и до возбуждённой плоти дотрагивается, то с губ обладателя сердца бога горячее дыхание сходит. Он уже давно расслабился, но стоило Аяксу приставить головку своего члена к колечку ануса, как юноша заметно напрягся и, наверное, от того было немного больно, когда одиннадцатый предвестник протолкнулся в нутро. Громкий, пронзительный и буквально разрезающий собой воздух стон, вырвался из глотки Скарамуша в то время, как зрачки его глаз резко сузились, а сам он будто скукожился. Что шестой чувствовал? Наполненность. Сказитель ощущал ту самую наполненность жизнью, которую до сегодняшнего дня никогда не испытывал. Боль можно презреть, через неё можно переступить, а ещё о ней можно забыть, а уж если боль эта сладостная, то и привыкнуть не сложно. Благо, тело куклы электро-архонта достаточно выносливо. Он не замечает, как и сам кайфовать постепенно начинает, то дело выгибаясь под толчками рыжего внутри себя, плавно поддаваясь на встречу бёдрами и издавая стоны от тех вулканов, которые Тарталья на коже своими колючими поцелуями зажигает.

- Просто, вдыхай в меня жизнь.

Отредактировано Scaramouche (2021-12-26 13:42:14)

Никогда и никому он не позволял делать с собой то, что сейчас позволяет Тарталье. Банально нужды в этом не видел, а не только потому, что в прошлом ему это не нравилось из-за скотского к себе обращения. Всё то, что было - давным-давно выветрилось, уступив место бесчеловечности. Скарамуш ведь существо высшего порядка, созданное руками одного из архонтов - он априори ничего общего с простыми смертными иметь не может, хотя и стремился в недрах своей души к их живости, но сознательно в себе эту мысль убивающий, чтобы влачить существование легче было, но... рыжий пробудил в нём это желание [жить, а не существовать], а сердце под знаком электро Сказитель изначально своим считал, будучи созданным для хранения оного, а потому и в краже своей ничего плохо не видел, к тому же, оно - забилось. В груди стук за стуком отчётливо раздавался и с каждым толчком внутри себя, парень ощущал звон своего сердца всё лучше и лучше.

Чайлд, действительно, особенный.

И почему он его к себе подпустил столь близко?

О, нет, уж кого, а его шестой предвестник близко [в душу] не подпустил. Физическая близость просто физическая близость, в ней Сказитель видел лишь острую необходимость для себя в том плане, чтобы почувствовать в себе жизнь и убедиться в том, что сердце под ребрами ударяться о костяные стенки способно столь же хорошо, как и людское. Что ж, во всём этом юноша уже успел убедиться и заодно в само ощущение по уши влюбиться настолько, что желания с ним расставаться не было. Ему было больно и приятно одновременно, но боль была ничтожна в сравнении с тем чувством, которое глубоко внутри осело, а потому Скарамуш никакого внимания на неё нужным обращать не считал. И всё это, благодаря одиннадцатому - лишь за это он ему благодарен был, а так... пусть не думает, что если парень допустил его до своего тела, то с такой же легкостью допустит и до души. Нет, шестой не глуп, да и потом, ему ведь прекрасно известна цель пребывания Аякса. Руки к своему гнозису он ему протянуть не позволит.

Никаких поблажек ему не будет.

Скарамуш чувствует то, как рыжий его под руки подхватывает и начинает буквально на себя натягивать, как тетиву на лук, от чего проникновение становится более яростным и более глубоким. Кажется, головка возбуждённого органа до самого комка простаты касаться начала, что ни могло не начать срывать с уст шестого предвестника громкие, но до боли затяжные стоны. Вдоль позвоночника в мгновение ока дрожь пробежала, словно по спине разряды электро пробежались незримой дорожкой в то время, как самого обладателя сердца бога это даже приподняться немного заставило. Он в руках Тартальи управляемой куклой себя ощущал, но вместе с тем и более живым, чем раньше - именно по этой причине ни грамма сопротивления не выказывалось. Он чувствовал то, как вызванная физическим неудобством боль постепенно на нет сходит, как растягивается и неистово горит всё внутри, как яйца любовника ударяются об ещё не до конца расслабленные ягодицы, как глубоко входит его член... кажется, Скарамуш вот-вот с ума сойдёт, а потому со звериной жадностью воздух подхватывает и в лёгкие свои так вбирает, будто задохнуться боится. И он, правда - боится. Воздуха в онсэне чертовски недостаёт, а тот, что имеется, слишком разгорячённый.

Он не знает, куда себя деть.

Кажется, шестого из Фатуи просто наизнанку начало выворачивать, когда Чайлд позу слегка изменил. Сказитель не выдерживает, дотрагиваясь одной рукой до ягодицы парня, с силой сжимая и ногтями в кожу впиваясь, лёгкий разряд тока на кончиках пальцев своих концентрируя. Другую же руку к верху задрать успел, да в густые волосы цвета осенних листьев зарыться, дабы к шее своей прижать посильнее и зубы его с языком на собственной коже прочувствовать. Рычит сквозь стон, после чего пряди рыжие покрепче стискивает меж пальцами и одиннадцатого голову слегка задрать заставляет.
- Освежи меня немного. - как бы знак того, чего именно он от Аякса получить желает. Глазами в глаза его глядит, а потом резко в губы впивается, но поцелуй из-за некоторого неудобства рваный вышел, неполноценный, что Скарамуша в корне не устраивало и дабы хоть как-то это восполнить, он за нижнюю губу парня кусается до крови, после чего языком своим слизывает, на вкус пробуя. Шестого ведь кровожадным созданием кличут не просто так, потому что до чужой крови он действительно жадный и металлический привкус её на языке ощущать обожает до безумия

Отредактировано Scaramouche (2021-12-28 02:07:34)

О да, Чайлд прав... Скарамуш, действительно, на грани самовоспламенения. Ощущает, как внутри всё буквально горит и трепещет, а с каждым толчком жар всё усиливается и усиливается, когда возбуждённая плоть о  тонкие стенки трётся, безудержные стоны из глотки заставляя вырываться. Он даже не чувствовал то, как тепло из водицы в ванной начало постепенно выветриваться, поскольку всё тело Сказителя горело огнём и без этого, чему виновником был одиннадцатый предвестник, который так умело развёл кострище отнюдь не только в тёмных глубинах чёрствой души носителя гнозиса, но и на теле вулканы незримые пробудиться своими ласками заставил. Каждая клеточка чуть ли искрами не взрывалась под натиском рыжего и, юноше это до звёздочек в глазах нравилось.

А сердце всё билось, из груди явно стремясь вырваться...

Весь окружающий мир как будто бы прекратил своё существование в мгновение ока, сведясь в одну точку, став камерным сгустком из бешенной фантасмогории ощущений - сгустком сферы, в которой ни для кого места не было, кроме Тарталья и Скарамуша. Всё и вся свелось к самому младшему из предвестников Фатуи, хотя... а только ли сейчас это произошло? По правде говоря, это случилось уже давно, просто шестой сам того чётко не осознавал. Он ведь никого так задеть колким словцом [и не только] не стремился, как Аякса; ни к кому так не цеплялся, как к нему; ни на кого своё внимание столь пристально не заострял, как на нём; ни кого не хотел проверить на прочность так, как его; ни о ком столько не задумывался, сколько о нём; в конце концов, никто не вызывал в нём такую волну эмоций, благодаря которой Сказитель живым себя чувствовать мог. Он давно был на рыжем помножен и уже сто раз себя упрекнуть успел за то, что хотел сотворить в Фонтэйне, поскольку мир Скарамуша без Чайлда был бы не полноценен и потеряв его, он бы утратил для себя нечто более важное, чем просто человека - он бы утратил свой шанс на обретение той самой "жизни", о которой сотни лет тайно грезил.

А сердце всё билось, из груди явно стремясь вырваться...

Шестой предвестник беглый взгляд на парня бросает и невольно сталкивается с очами фиолетового оттенка электро, в зрачках которых плещется ток. Глаза Аякса в таком виде по-настоящему блестят, отдают бликами и искрятся так, как будто наполнены жизнью, но вскоре фиолетовый опять сменяется на блеклый голубой цвет, который ни малейшими отблесками не наполнен и это... немного тревожит Сказителя в том плане, что Тарталья ему то жизнь дарит, а он? Что даёт ему он? Быть может, обладатель сердца бога и был редкостной сволочью, но добром за добро благодарить умел, как и долги отдавать и, в данном случае, ему бы очень хотелось нечто не менее ценное дать одиннадцатому взамен - нечто такое, благодаря чему его зрачки вновь заискрились бы оттенками жизни под знаком электро. Скарамуш хотел видеть в его очах блеск, который помог бы вглубь заглянуть и наизнанку его смертную душу выпотрошить без пощады.

А сердце всё билось, из груди явно стремясь вырваться...

Юноша чувствует то, как вода приподнимает его и он лицом к лицу с Аяксом оказывается, который совсем недолго своего новоявленного любовника в ожидании томиться заставил, поскольку и по нему заметно невооруженным глазом было, что он тоже весь вне терпения. Входит аккуратно и сперва лишь наполовину, от чего Сказитель в позвоночнике изгибается весь в блаженном содрогании. Ещё никто и никогда не был столь трепетен с ним, как одиннадцатый. Отношение в себе столь заботливое, бесспорно, подкупало и волну мурашек по коже вызывало, что спровоцировало вполне ожидаемый стон, а уж когда Тарталья проник в терпкое нутро полностью, парень не выдержал и коленками бёдра любовника плотно стиснул. Теперь они лицом к лицу находились, телом к телу, кожей к коже и... - Ты сам это сказал, - ухмыльнувшись, молвил шестой из Фатуи, после чего руки на плечи Чайлда положил и приобняв его крепко, ногтями в спину впился, начав узоры по коже выводить ими. - Не смей потом жаловаться. - с этими словами он в очередной раз лёгкие импульсы тока на кончиках пальцев сосредоточил, чтобы опять через рыжего пропустить, но... исключительно из побуждений благих.

Он вновь хотел в этих абсолютно пустых очах свет электро узреть с яркими искрами жизни в нём.
Аякс был ему важен, как и жизнь его.

Отредактировано Scaramouche (2021-12-29 01:13:32)