Кто-то гасит огни за окном: один за другим, день за днём. Ночью темнота заползает в комнату, и воздух сгорает, будто сугробы в марте. Руби просыпается мокрая, пижама липнет к спине, становится тесно и страшно. Огонь всегда рядом: стоит протянуть руку, и он сделает шаг, но Руби не тянется — руки бумажные. Раньше из них можно было сложить оригами, теперь приходится беречь от огня.

Лица похожи на ожоги, оставленные на земле кострами. Лица чужие и незнакомые — мир гаснет, отходит на шаг. Слова сыплются изо рта фантиками от конфет, Руби, будто ребёнок, вкладывает их в чужие пальцы. Никто не отвечает, не откликается. Со временем и ей становятся не нужны слова. Если загрузить себя делами, одиночество не появится до самой ночи — пяти минут желания держать кого-нибудь за руку.

В госпитале на неё смотрят устало; Руби смотрит устало в ответ. Все предпочли бы, чтобы Руби сюда больше не приходила, и она в том числе. В очередях время течёт медленно, тасует людей местами, в конце — полчаса беседы с целителем, неутешительные прогнозы, мы не знаем, сможете ли вы когда-нибудь колдовать. Всё зависит от вас. Успокаивающие зелья погружают мир под воду, Руби сперва не узнаёт Гектора, а потом таращится на него растерянно и беспомощно. Сжимает в кулаке фантик.

— Гектор?

Память услужливо предлагает ей чуть насмешливого, молчаливого мальчика. «Ты, кажется, любишь драконов?». Энциклопедия, которую он подарил, до сих пор теснится на полке. Руби больше их не просматривает.

— Я думала, ты не вернёшься в Англию. Почему... почему ты здесь? Всё в порядке?