Снежная ошибок не терпит. Одну - возможно. Две - с подозрительными взглядами и шепотками за спиной. Три - ты можешь считать себя живым трупом, если посмеешь предать верность Царице. Пока ещё дышащим, свободно бродячим по миру, но уже мертвецом, который просто никак не окажется в могиле. Или выброшенным в море, чтобы его поглотили жадные волны, утащили на дно, где только кости останутся белеть, да череп будет скалиться молчаливым укором.
Бездна не терпит ни одной ошибки. Более жестокая, более опасная, безумный круговорот и водоворот искажённого времени и пространства. Но Аякс выжил в Бездне, выжил в Снежной, и теперь искупал свою ошибку в Ли Юэ тем, что окроплял руки всё большим количеством крови. Ему не было страшно сражаться, он в каждую битву влетал со счастливой улыбкой, немного безумной, требуя ещё. Больше криков, больше испытаний для него, сильнее противники.
Больше-больше-больше.
И жадность его не знала границ. Жажда крови обнажала острые клыки и рычала в его душе, выглядывала из зрачков и лезла, перла наружу. Выворачивала наизнанку, как вывернула его Бездна.
Тогда его обычно безразличные глаза становились ярче, тогда он будто оживал, сбрасывал с себя все маски и обнажал настоящего себя: фурию, воина, убийцу.

Он знал о том, что Скарамуш ошибся. Один раз был на счету Шестого предвестника или уже второй, Чайлда не волновало абсолютно. То, что его послали вернуть сердце Бога, которое Сказитель не спешил приносить с поклоном Царице, но ничего не говорили о смерти того, кто носил ценный артефакт с собой, но пропал без вести, говорило о том, что роковой ошибки всё же тот не совершил.

Значит, жизнь Скарамуша целиком и полностью в руках Тартальи, как и его смерть. Но сложно убить того, кто держит в своих небольших ладонях сердце Бога, которое явно собирается использовать в своих личных целях.
Чайлд не осуждает Сказителя, потому что и сам преследует свои цели, прислуживая Царице, ведь где ещё он сможет накормить внутреннего монстра и стать ещё сильнее, как не в битвах во славу великого Архонта Снежной?
Но он опасается силы Шестого предвестника, поэтому не спешит вступать с ним в прямую конфронтацию, когда его агенты доносят до него информацию о том, что его дорога теперь лежит в сторону Фонтейна.
Подумать только, ради одного маленького ростом, но жутко самолюбивого древнего говнюка пришлось чуть ли не весь Тейват исколесить.
Что говорить про одну только поездку в Инадзуму, где среди диковинных и причудливых мест Одиннадцатый смог поймать только шлейф проделок старого лиса, последствия его присутствия, но не успел ухватить за хвост. А дернуть хотелось, сбросить с того самого пьедестала, на который забрался обладатель самой большой шляпы в Снежной.

С первого дня Скарамуш прицепился к тогда ещё юному Аяксу, и при каждой встрече они обычно обменивались острыми как наконечник стрелы словами. Ещё до того, как парень получил глаз Порчи и вместе с ним титул Одиннадцатого предвестника, имя “Тарталья” и власть в свои руки. Ещё когда он был обычным рыжеволосым дерзким новичком, совершенно не обращающий внимания на звания и титулы, признававший только власть сильного. Так и сейчас Чайлда не волновало то, какой по счету Сказитель, да будь он хоть первым, склонить перед ним голову, как перед Царицей, был готов только после демонстрации силы. Но и тогда бы, как и с Крио-Архонтом, проверял бы поводок на прочность да его длину на то, как далеко его готовы отпустить.
А пока он был цепным псом совершенно другого хозяина, и не жалел себя для достижения цели, которую ему поставили.

Те мелкие сошки, которым скормили идею о том, что Чайлда ищут за его проступок в Ли Юэ, были всего лишь скотом на бойне. Всего лишь незначительным препятствием, помостом на пути к настоящей цели его прибытия в Фонтейн. Но их было так приятно разрывать водяными клинками на куски, взрывать изнутри и окрашивать своё оружие алым. Намеренно ли он вступил в этот бой поблизости того дома, где видели Скарамуша? Конечно. Безусловно, в этом был его план.
Знал ли об этом кто-то, кроме того несчастного, кто и донес до “мальчиков для битья” новость о предательстве Тартальи? Конечно, нет. Он и сам кормил рыб в канале, потому что есть такое понятие, как круговорот жизни. Кто-то умирает, чтобы другой остался жив.

Чайлд подпрыгивает и удерживает равновесие на одной из старых балок, с усмешкой наблюдает за тщетными попытками достать его из арбалета, уворачивается от одного из болтов и стреляет в ответ, пронзая стрелой и глаз нападавшего, и его череп, так что наконечник с приятным звуком появляется за волосами где-то в районе затылка. Ах, как же это прекрасно…
Мертвец какое-то время стоит неподвижно, будто не осознав, что его жизнь уже покинула тело, делает шаг вперед, но падает на разрушенный временем и погодой каменный пол, отчего стрела проходит дальше и практически целиком торчит из его головы.
Ему даже не нужно использовать глаз Порчи, чтобы убить тех, кто позарился на легкую наживу, решил выслужиться перед своим начальством. И ему становится ещё веселее, когда главный герой, ради которого всё затевалось, появляется на сцене. И совсем уж похоже на сказку, когда Скарамуш вступает в бой на одной с ним стороне.

Мечтал ли Тарталья о том, что когда-нибудь будет спиной к спине, плечом к плечу со Скарамушем отбиваться от врагов? Он солгал бы, если бы сказал, что это не так. Сказитель был слишком интересен ему, чтобы не обращаться в своих мыслях и фантазиях к тому, как бы он хотел видеть их временное сотрудничество.
- Аякс? Ох, как трогательно, что ты зовешь меня по имени… - тянет Чайлд и смеется так, будто они не находятся посреди боя, а встретились на маленькой улочке в романтичном уголке Фонтейна.
- Не знал, не знал, что мы в таких отношениях…
Он продолжил бы фразу, да пришлось заблокировать удар, трансформируя водные клинки в одно копье. Отвлечься на то, чтобы глядя интимно глаза в глаза вывернуть оружие в крепком хвате и разрезать противника на аккуратные куски плоти. Взрывом их разносит по сторонам, а кровь брызжет фонтаном, попадая на них обоих.

Это был последний противник, разрушенные плитки пола залиты алым будто росчерком кисти безумного художника. Чайлд поворачивается к Скарамушу, наклоняет голову вниз, протягивает пальцы к его щеке и собирает кровь с нежной розоватой кожи.
Куколка. Фарфоровая куколка, которая так любит убивать.
- А ты поверишь, если я скажу, что искал тебя по личным причинам? - Тарталья прячет усмешку, когда подносит окровавленные пальцы к губам и слизывает нарочито медленно, не отрывая взгляда от Сказителя.
- Даже если я скажу тебе правду, ты мне не поверишь. Тогда к чему эти вопросы? Мне нужно укрытие, а ты слишком хитрый лис, чтобы не иметь его здесь. Перемирие? Я не пытаюсь убить тебя, ты не пытаешься придушить меня во сне или вонзить кинжал в спину… Или тебе нравится стоять рядом со мной в крови наших врагов?
Он делает шаг вперед, подходит совсем близко, смотрит сверху вниз, чуть глаза щурит с интересом.
- У тебя и на губах кровь, ты знаешь? - усмешка прорывается сквозь маску и растягивает губы, когда Одиннадцатый наклоняется, практически оказывается носом к носу с парнем, - Вот тут.
Большой палец проходит по губам, смазывая и размазывая алую жидкость по ним, красивым будто лепестки цветка, обрамляющим такой грязный и порочный рот.

Чайлд отстраняется так же резко, как и приблизился, и потягивается, поправляя на себе шарф. Ногой отбивает голову, которая оказывается рядом с ним и направляется к выходу из замка.
- Ты идешь? Сражения вызывают во мне дикий голод, и я бы удовлетворил его едой.

Ненависть для Чайлда понятнее любви. Ненависть, ярость, адреналин… чтобы скручивало в районе солнечного сплетения, чтобы волосы на руках вставали дыбом, на загривке из-за первобытного ощущения того, что перед тобой опасный хищник. Скарамуш был таким: злобный, бешеный, гордый, самоуверенный зверь, который не терпит посягательств на своё главенство. Таким его видел Тарталья, и совершенно не боясь последствий дёргал тигра за усы, потому что ему было мало дрожи в теле после сражения. Он был очень жадным до острых ощущений, и Сказитель так сильно удовлетворял его желание, что отпускать его далеко от себя не хотелось.
А уж ощутив на своём плече небольшую ладонь парня, который мстительно пускает разряды тока по телу, будоража ещё сильнее, только скалится довольно, прикрывая глаза. Ох, понимает ли Шестой, что этим только дразнит сильнее, не отталкивает и не отпугивает, эти уколы ему как укусы мошкары, не пробивают толстую шкуру, только заводят.
Да, боевой азарт очень близко шёл с возбуждением, буквально рука об руку. И это было ещё одной проблемой, сложно было добиться игр в постели таких, чтобы не было пресно, скучно. Скука была самым отвратительным из всех чувств, которые Аякс ненавидел испытывать.

- Недостоин? Мне нужно убить Пятого, чтобы ты меня признал? - беззаботно вопрошает Чайлд, посмеивается своей же собственной шутке. Скарамуш понимает же, что это всего лишь шутка, да? Или… готов ли Тарталья убить кого-то, чтобы доказать Шестому, что достоин его внимания? Он уже проложил кровавую тропу, чтобы привлечь его, сколько ещё он отправит в нижний мир за границу, чтобы сократить расстояние между ними и забрать сердце Бога?

Какая разница…

Одной слабой помехой на пути к цели больше, одной меньше.

- Я позволяю себе ровно столько, сколько считаю нужным. Если у тебя с этим проблемы, заставь меня быть послушнее. Я бы посмотрел на это… - Чайлд только фыркает, окутывая себя водным вихрем, чтобы смыть брызги крови, окропившие его костюм. Может быть, сменить его на черно-красный, на котором не так заметно, что он кого-то только что убил?
- Оу, так мы плывём в Инадзуму? У тебя и там есть норка, где можно переночевать?

Скарамуш посвящает его в свои планы - это уже победа, небольшой шажок навстречу. Тарталья прекрасно понимает, что ему не доверяют, и как раз этим ему нравится мелкий Предвестник. Осторожностью и отсутствием доверия… он так напоминает Чайлду его самого, что вдруг тот ловит себя на странном желании в этот круг доверия втиснуться. Разумеется, только для дела, только чтобы близко подобраться к электро-сердцу. Электро-сердцу Бога, естественно.

- Тогда я перехвачу один круассан, люблю быть слегка голодным, когда мне предстоит долгое плаванье, - пока они идут до дома Скарамуша, хочет этого его вынужденного спутника Шестой или нет, Чайлд болтает, не затыкаясь, как будто ему не хватало постоянных комментариев во время сражения.
- Очень удобно не испытывать голод… но скучно. Ты себя многого лишаешь, знаешь? Когда испытываешь желание… поесть, например, это приносит такое удовольствие, когда ты вкушаешь долгожданный сладкий плод или аппетитный кусок рыбы…

Тарталья мечтательно возводит глаза к небу и поправляет короткие перчатки, будто готовый прямо сейчас броситься с набережной в воду за той самой рыбой, о которой так распинается. Но рядом с ним есть рыбка полакомей, чем та, что плещется в речке. Так бы и укусил, но дразнить себя Чайлд тоже любит.
- Я умоюсь у тебя тогда? А то с такой окровавленной мордой меня на корабль не пустят даже рядом с такой очаровательной куколкой, как ты~

Колючий.
Скарамуш покрыт иголками, он покалывает не только словами, но и прикосновениями, как когда молния случайно ударит рядом с водой. Всё искрит между ними, пока они обмениваются своими острыми шутками. Но, как говорится, в каждой из них есть какая-то доля правды. Своя, пусть даже небольшая, но… Сказитель считает его идиотом, считает его мерзавцем, но всё же не таким уж ублюдком, готовым просто так ради того, чтобы занять чужое место [что сомнительно звучит уже само по себе] убить кого-то из высших по званию Предвестников. Это в каком-то смысле даже… мило с его стороны. И подтверждает мысли Тартальи о том, что если он сумеет втереться в доверие Шестого, то тот будет считать его лояльным спутником, а не готовым нанести удар в спину, стоит только расслабиться.
Но Чайлд не знает даже того, где парень хранит украденное у электро-Архонта Сердце Бога, а значит, его ждёт долгий путь сотканный из терпения… и издевательств, как он предполагает, с обеих сторон.
Но всё это отлично от понятия "скука", да и никаких сроков ему не давали на то, чтобы забрать могущественный артефакт и сопроводить обратно в Инадзуму предателя и вора.

- Ты мне за сегодня столько комплиментов говоришь, что я почти поверил, что ты и вправду рад меня видеть, - смеется Чайлд, не отводя взгляда, ему нечего скрывать. Да и давно его глаза не говорят ничего окружающим, а тех, кто решает что-то прочесть в них, сильнее путают и обманывают.
Неожиданно тусклый взгляд при таком живом и беззаботном поведении говорит об отсутствии правды в намерениях, но одновременно ни о чем не может сказать. Если фальши слишком много, не правда ли в ней, как и в каждой шутке?

- Оу, так мне нужно было только попросить, чтобы ты за меня взялся? Какая честь… с нетерпением жду твою специальную для меня программу, - Чайлд усмехается и запускает пальцы в свои рыжие пряди, взлохмачивая их на макушке, - Amuse me~

Со стороны может показаться, что только развлечения ради он вертится рядом с этим низеньким пареньком, невинный кукольный облик которого скрывает мудрость нескольких столетий.
- А ты проверял, что не заточен под удовольствия простых смертных? - Тарталья между делом спрашивает, поводит плечом в его глазах на секунду что-то тёмное и искрящее ворочается где-то в самой глубине зрачков. Или это просто отблеск? Но Чайлд продолжает будто бы дразнить Скарамуша, задавая наводящие вопросы дальше, заставляя его испытывать сомнения. А вдруг, за его долгую жизнь, он не попробовал всего, и поэтому считает себя таким вот "не заточенным"?

- Может быть, ты не с теми проверял? - Чайлд бы с удовольствием помог, проверил бы то, насколько точно вылеплен по образу и подобию человеческому Сказитель, что так безапелляционно заявляет о своей неприспособленности к радостям жизни обычных людей.

- Если меня нужно везти в клетке, разве меня пустят на борт без ошейника? - Тарталья откровенно веселится, играя и жонглируя словами, прекрасно понимая, что Скарамуш не это имел в виду, но как удержаться от того, чтобы не уколоть в ответ? Ведь когда ты смеешься над тем, как тебя обзывают, обидчик не чувствует себя выше тебя, у него пропадает преимущество, если ни одно из твоих злых слов до него не достигает.
- Но мне понравилась твоя шутка. А ты тот ещё шутник, хоть и ходишь постоянно с недовольным видом, да пафосным лицом. Расслабься, tovaricsh!

Он бы похлопал его по плечу, как принято в Снежной, но Скарамуш выглядит так, как будто достаточно уже Тарталья его потрогал за сегодня. Поэтому он только заходит следом за парнем в дом и наскоро приводит себя в порядок, чтобы не выглядеть совсем уж подозрительно и кровожадно.
Конечно, у него была с собой мора, да и заплатить за Сказителя было бы совсем не сложно, но тот такой милый и самостоятельный, что пусть и дальше считает себя главным да хозяином положения.
Вода камень точит, как говорится. Нужно только подождать, пока его попытки оказаться ближе приведут к результату.
Но тот факт, что Шестой уже сказал "мы", говорило о многом. Чайлд точно был на верном пути к сердцу… Бога.