Когда тебя учат быть смиренной - очень сложно идти против правил. Когда тебя с малых лет учат как правильно делать реверанс, как правильно говорить, как правильно молчать. Как правильно соглашаться и как не сметь отказываться от того, что тебе поручили - может начать казаться, что твой дом - это золотая клетка, а ты в ней безвольная канарейка с подрезанными крыльями. И ты бунтуешь, где-то внутри себя, позволяя выплеснуть эмоции, когда рядом никого нет. Позволяя себе лишь на мгновение забыться, а после снова и снова натягивать доброжелательную улыбку и приступать к игре в шахматы, где каждый твой неверный шаг могут расценивать как измену.
Я устала считать свои шаги, устала просчитывать и думать о том, что скажут другие. Устала улыбаться, когда не было настроения; устала соглашаться с каждым словом вышестоящих гришей, будто бы у меня не было права на свой собственный голос. Так было при Дарклинге, так оставалось при Триумвирате. Так было до того как Антон вернулся в мою жизнь, так оставалось и после, лишь с легкой пометкой где-то на полях старой бумаги: все еще можно изменить.

Одна мысль об Антоне кидает меня в дрожь. Одна мысль о его последних словах, о его шуточном поклоне, о его злобе в столь родных глазах - и я чувствую как снова и снова в моей груди поднимается нечто. То самое, что тихим шепотом требует показать ему все то, что он упускает. Что требует показать ему - я не боюсь, даже если моя голова в конце концов окажется на плахе, даже если Ланцов после решит отчитать меня за мои поступки, даже если Алина не одобрит подобных действий - я не боюсь никого из них, кроме как остаться той, кем не была уже как долгое время. И бал для этого был самым лучшим местом, хотя бы потому что там были все, кто когда-то считал меня слабой.

Эта мысль пришла мне в голову на следующий день, после нашей очередной ссоры с Антоном. Его слова с болью отзывались где-то в сердце, а обида была настолько сильна, что весь предыдущий день я старалась не показываться во дворце. В своей комнате было спокойнее, в этой тишине, что больше не давила на уши, с зеркалом, в которое я подолгу вглядывалась, замечая изменения во внешнем виде. И то были не только потемневшие волосы, чуть заостренные черты лица. Изменения были во взгляде. После нашего разговора - они стали немного жестче. С легким испугом, я даже ловлю себя на мысли, что они  похожи на глаза Дарклинга. Тот не колебался в своих решениях, и это меня восхищало. Как и восхищала чуткость в решениях Алины. Они были сильны духом, они не прятались за легкими отговорками, за нежными одеялами и комфортом, которым были окружены гриши в Малом Дворце. И я хотела также.
Хотела быть сильной, хотела быть значимой. Хотела, чтобы мою фигуру заметили, и совершенно не важно, каким боком после это обернется для меня.

Из размышлений меня вытаскивает робкий стук в мою дверь. Тихо выдохнув и поправив волосы, я подхожу к двери, аккуратно отпирая замок изнутри [мне не хотелось, чтобы кто-то внезапно ворвался в мою комнату] и чуть приоткрываю ее. Заметив одну из служанок с долгожданным платьем, я начинаю улыбаться довольней. Наверное, мое решение было опрометчивым, но если две минуты назад я сомневалась, то теперь, когда служанка передает мне мое платье - я не сомневаюсь ни на секунду.
Пока она помогает мне с корсетом, я вспоминаю, как радостны были девушки: им можно снять свои кафтаны, одеться в платья, побыть леди. Единственное условие - чтобы цвет платьев отвечал ордену, к которому мы принадлежим. Я же это правило нарушала полностью и без зазрения совести. И от этой мысли, от того, как красная ткань моего платья наконец обнимает мое тело - я улыбаюсь. Служанка уходит, а я рассматриваю себя в зеркало: длинное платье с пышной юбкой красного, насыщенного кровавого даже цвета, широкий пояс того же цвета и верх с красным цветочным узором на практически прозрачной ткани. На самом деле она не была прозрачна, наши портные постарались сделать цвет подходящий под мое тело, под корсет, что аппетитно приподнимал грудь, что издалека могло показаться: прелести моего тела скрыты лишь красными узорчатыми цветами. Никакого разреза, чтобы выделить декольте, это я просила скрыть легким воротом [все же было холодно, а околеть я не желала, если вдруг захочу подышать воздухом]. Мне нужно всего ничего, чтобы подобрать золотые серьги, уложить волосы  и добавить золотого цвета украшения в прическу, чтобы волосы не мешали во время танцев.

Я укладываюсь как раз вовремя, когда время неумолимо клонилось к началу бала. Проверив свой вид еще раз в зеркало, я довольно улыбаюсь. Улыбаюсь, потому что мне все равно, что будут потом говорить. Улыбаюсь, потому что красный мне к лицу, и как жаль, что понимать это я начала лишь совсем недавно.
У входа в зал я оказываюсь как раз вовремя: ни опоздав, ни придя слишком рано и не слишком поздно. Появляться последней мне не хотелось, это все же оставалось прерогативой Алины и Дарклинга, Ланцова и Зои, но не моей. Я появляюсь тогда, когда зал уже полон людей, и прохожу внутрь с гордо выпрямленной спиной, ощущая, как на меня то и дело оборачиваются другие гриши. Где-то в толпе замечаю Антона, но делаю вид, что совершенно его не вижу. Я не давала ему точного ответа: приду на бал или нет, как и не давала обещания надеть красное. И с одной стороны - это одна из попыток показать, что я всегда выбирала его, не смотря на то, что он сказал недавно. С другой - мое платье и я привлекали внимание, и это был мой способ отомстить его за болезненный удар. Пройдя вглубь зала, я встречаюсь с друзьями, которые тут же предлагают мне бокал.

- Прекрасно выглядишь, Надя. - произносит Денис Кораблев, один из инфернов [как ни странно мы общались с ним достаточно дружески, хотя зачастую и соревновались в силах]. - Красный тебе к лицу.
- И не только он. - добродушно улыбаюсь другу, чуть склоняя голову в признательности за комплимент.

Сегодня мне было необходимо развеется. И с тем, как на меня обращали внимание, настроение только поднималось вверх. Пожалуй сегодня я никому не дам испортить себе его, даже если этот кто-то будет Антон, который, как я надеялась, заметил мое присутствие.

Было бы глупостью надеется, что мое появление на балу останется незамеченным. Быть может, где-то в глубине собственного сердца я на это надеялась, желая провести день с друзьями без выяснений отношений и беспочвенных упреков. Вот только мечты остаются где-то за дверьми большого зала ровно в ту минуту, когда Антон проходит вблизи меня и моей компании, специально останавливаясь напротив, будто бы вспомнив что-то важное. Мне хочется тут же потереть переносицу, тихо выдохнуть и уйти, хотя бы потому что подобное поведение было абсурдным. Но я не двигалась с места, продолжая все так же мягко улыбаться Денису, который пару мгновений назад удачно пошутил.
Медленно повернув голову на голос молодого человека, внешне я остаюсь совершенно спокойна, хотя сердце [которое мне приходится мысленно взять в тиски] готово пропустить удар. Я коротко смотрю на Антона, на его непослушные, чуть завивающиеся волосы, все еще гордо держа спину прямо. Касаюсь взглядом его глаз и мне хочется улыбнуться, но в голове отчетливо звучат его слова, что так бесчувственно ранили мое сердце, когда я попыталась открыться ему. Я даже не сразу замечаю женщину подле него, а когда это происходит. даже не думаю о том, что нужно бы присесть в реверансе, ведь передо мной графиня каких-то лежбищ, что сейчас касается моего сердцебита.

Вместо этого я улыбаюсь лишь губами, а глаза остаются холодными. Короткий оценивающий взгляд с ее стороны подсказывает, что та имеет планы на Антона, и это поднимает во мне бурю. Бурю негодования, злости, обиды и ревности к тому, что кто-то смеет его касаться кроме меня. Что он так просто подходит ко мне с очередной из барышень, столь похожих на его бывших, будто бы специально пытаясь сделать больно, будто бы специально пытаясь надавить на мою гордость в надежде, что я побегу за ним. Возможно с кем-то другим это работало, возможно с Надей с золотистыми локонами это бы сработало. Но не со мной. не в этот раз.

- Ты больно скуп на слова, Антон, - все же отвечаю я, достаточно спокойно, не выказывая ни малейшей эмоции, что рвалась наружу, что подобный фарс меня как-то задевает. - Денис прекрасен не только в своих способностях гриша, но он также ювелир. Делает много украшений для знати, и для своих близких друзей.

Я будто мимолетом касаюсь золотых сережек, которые Денис подарил мне на прошлый день рождения, и коротко смотрю на молодого человека. Тот немного зарделся, но выправка инфернов, их внутреннее «я лучший», заставляют меня тихо рассмеяться и едва коснуться его плеча. Денис тут же расслабляется, едва слышно кашлянув.

- Ты заставляешь меня смущаться, Надя, - почти недовольно проговаривает Денис, а после склоняет голову в легком поклоне перед графиней.

Я же просто пожимаю плечами, будто бы ничего не сделала. И на самом деле это было так. Я лишь позволяю себе дополнить слова Антона о Денисе, ведь сердцебит мало общался с Кораблевым, а потому ему было простительно незнание подобных мелочей. Как и незнание того, что мы с Денисом хорошие друзья, чье соперничество не раз подталкивало нас к созданию чего-то гениального.
И пока Антон осмысливает слова, я успеваю отвернуться, будто бы потеряв любой интерес к продолжению этого разговора. Но уйти у меня не получается, хотя бы потому что графиня обращается ко мне, возвращая мое внимание к этой «сладкой», до тошноты, парочке. Снова посмотрев на графиню, замечаю, как та чуть ли не висит на локте Антона и не могу сдержать улыбки. Она сама появляется на моих губах, а где-то внутри тихий шепот подсознания так и просит устроить шоу. Но вместо этого я лишь улыбаюсь, на мгновение приподняв бровь в легком изумлении.

- Во дворце каждый находится при деле и находит свое признание, если вы об этом, простите. так и не расслышала ваше имя. Хотя, быть может, я вас не так поняла и вы имеете в виду совсем другое, - я чуть хмурюсь, словно бы пытаясь найти подходящее слово, которым можно было бы назвать шлюх. - Ах да, вспомнила. Занятие найти богатого мужа, среди знати. Увы, графиня, для этого нужно быть чуть-чуть глупее обезьянки, я не подхожу под данного рода занятия. Это слишком скучно.

Все с той же доброжелательной улыбкой, я отпиваю из своего стакана, даже не думая о том, что могла ее как-то оскорбить. Могла и хотела. Хотя бы за одно только предположение, что с моей хорошенькой, как та вызвалась, внешностью, мне должно быть скучно заниматься изобретениями, и мне нужно найти куда более подходящее для меня занятие. Я давно дала себе право выбирать чем я хочу занимать, давно дала себе право отстаивать собственное решение и не позволять никому более указывать, что я должна делать. Это были отголоски воспитания Дарклинга, той жизни, которую он нам построил в Малом дворце, вблизи великой знати Равки. Это было то достоинство, заложенное в нас с самых ранних лет, хотя другие называли это заносчивостью.

- Надя... - произносит Денис, качая головой и не в силах сдержать тихого смеха. Он отвлекает на себя мое внимание лишь на мгновение, но сам молодой человек обращается к графине. - Не принимайте это на свой счет, графиня. Ее действительно сложно оторвать от изобретений, будто бы для нее это целый мир... Но, к слову, раз ты не корпишь над новыми причудливыми вещами, - он поворачивается ко мне и протягивает руку. - Окажешь честь потанцевать с тобой?

Делая вид, что я задумалась над его предложением, я ставлю бокал на поднос проходящего мимо слуги, и, спокойно вкладываю руку в ладонь. Мне все равно, как Антон будет оправдывать мои слова перед своей новой подружкой, что он будет говорить ей. Ревность внутри просто не дала мне возможности ответить по другому, да и, по правде говоря, мне не сильно этого хотелось. Я все еще была обижена на Уварова, чтобы пытаться смягчить углы,  быть обаятельно-доброй со всеми вокруг. Не тогда, когда мне пытаются сказать, что я занимаюсь не своим делом; не тогда, когда какая-то графиня висит на моем сердцебите, а тот этим наслаждается всем сердцем.
«Хотя, быть может. ему такая и нужна: глупая и слабая на красивые глазки...» - проносится в голове за секунду до того, как мы с Денисом встали с другими парами для танца.

Касание губ Антона к моему запястью все еще отзывается приятным теплом. Тут, стоя напротив Дениса, мне кажется, что где-то по спине пробегает легкая дрожь, и это вовсе не от того, что я буду танцевать танец вполне себе завидным женихом среди гришей. Денис был талантлив, хоть и не был фабрикатором и создавал свои украшения трудом тонких пальц. Его голубые глаза и светлые волосы многих сводили с ума, но многие находили его скучным, хотя бы потому что он был умен и начитан. Многие, но отнюдь не все, отчего Денис пользовался достаточной популярностью, чтобы сейчас на нас смотрели с завистью, когда наши ладони соприкасаются. Он улыбается мне, но эта улыбка не идет в сравнения с той, которую я видела несколько дней назад. С той, что принадлежала только мне, что сейчас отзывалась в воспоминаниях холодным угольком, который, чтобы разжечь, нужно было хорошенько раздуть. Улыбка Антона согревала, заставляла сердце биться быстрее, и от того было невыносимо сложно приказать ему биться ровно, то и дело позволяя ему сбиваться с заданного ритма.

Я танцую с Денисом, но взглядом, ненароком, пытаюсь найти Антона. Его кудрявая голова то и дело скрывается от меня в толпе людей, что в конечном счете я перестаю пытаться зацепиться за него взглядом. В голове проносится мысль, что так и должно быть. Что у нас, как бы мы не пытались, не получится быть вместе: я для него слишком упряма, слишком в себе, слишком мила и мала; он для меня не прогибаемый солдат, что ставил цели и всегда их добивался. Быть очередной целью мне не хотелось, хотя как долго бы я это не пыталась отрицать - целью я уже была.  Я пыталась его задеть: словами, действиями; пыталась показать свою обиду, которое сковывало сердце напускным холодом и специальным язвительным тоном в отношении графини. Ее слова о том, что мы лишь солдаты злило меня. Злило, что кто-то не принимал нас за людей, считая или рабами собственных больных фантазий, или считая вещью, которыми они могут распоряжаться. Если бы не запрет Ланцова, если бы нам разрешили устроить «представление», возможно я бы показала ей, каково быть повелительницей бурь. И пусть до Зои и ее талантов с усилителем мне было далеко, я все же ничуть не уступала той, которую когда-то выбрал Дарклинг, просто раньше предпочитала не выделяться среди толпы.

Мы идем на второй круг, когда из мыслей меня выдергивает слишком сильно сжатая рука Денисом. Он чуть хмурится, когда дыхание начинает сбиваться, когда он теряет ритм и не может сосредоточиться на танце. Ему становится тяжело дышать, он смущается и просит меня дать ему возможности отдышаться.
- Ты настолько хороша сегодня, что дух захватывает, - проговаривает он, когда мы плавно уходим с танцевального круга. Он смущенно клонится. - Прошу меня простить.
На его слова я лишь едва улыбаюсь, а после провожаю его взглядом. Танец был испорчен, и было ли то происками одного сердцебита [что первое приходит мне на ум], или действительно Денис настолько потерял дар речи - было не так важно. Проходя мимо людей, я успеваю перекинуться с кем-то словами, кому-то отвесить комплимент по поводу наряда. Даже встречаюсь взглядом с Тамарой, но не думаю о том, что мне стоит с ней говорить. Она могла злиться на меня сколько угодно, могла высказать мне по поводу танца с Денисом, который ей не особо нравился. Могла, но тоже не стала этого делать. Странным образом нам проще было делать вид, что мы не знаем друг друга. И от этого где-то внутри саднило, но я сделала свой выбор тогда, поддавшись теплоте рук Антона.

Пройдя среди людей, я все же наконец замечаю своего сердебита, одиноко сидящего на диванчике и попивающего вино. На его лице играет улыбка, или мне только кажется, но это не останавливает меня. Без спроса разрешения, я спокойно сажусь рядом и смотрю на танцующих людей, чуть прищурившись.
- Я думала, ты и графиня к нам присоединитесь. - проговариваю я, не смотря на Антона. - Вы хорошо с ней смотритесь.

Не съязвить я просто не могла. Поведение Антона меня раздражало, как и его манера не признавать собственную ошибку. Наверное поэтому мне так и хотелось мелькать перед его глазами. Наверное именно поэтому я так сильно хотела, чтобы в этот раз он сделал первый шаг сам.
- Надеюсь, я не сильно ее оскорбила, - я не говорю претензий Антону по поводу Дениса, хотя бы потому что у меня нет доказательств такой шалости. Поворачиваю голову к мужчине, скольжу взглядом по его торсу, задерживая внимание на руках. - И тебе не пришлось выслушивать о том, насколько твои друзья невоспитанные.

Рядом с ним мне хочется прекратить играть напускную обиду, что отступала мелкими шажками каждый раз, когда я встречалась с его взглядом. Было глупо отрицать, что Антон имел на меня какое-то определенное влияние. Было глупо не замечать, что стоило молодому сердцебиту оказаться по правую руку от меня или за моей спиной, как я становилась уверенней в себе, как я переставала бояться собственных демонов в голове, которые были у каждого третьего в нашей огромной компании гришей. Никто не был святым, кроме тех, кого таковыми признавали. Никто не был чист на руку и даже мои руки были в крови, которую я так отчаянно пыталась отмыть своими стараниями и изобретениями во славу Равки. Они были по локоть в крови, и я устала это отрицать. Устала пытаться быть милой, устала быть хорошей. Я была гришем, солдатом, который пусть и не воевал как Антон, но поставлял оружие, создавал, пытался защитить тех, кто был на фронте. Пыталась защитить его.
Рядом с ним я не боялась тем, кем была. Рядом с ним необходимость выбора исчезала сама собой и это было не только потому что Антон принимал решение за нас двоих. Нет.
Рядом с ним я позволяла себе раскрыться, не думая о том, что про меня скажут другие люди.
Рядом с ним я могла дышать, забывая обо всем на свете.

- Мой кавалер оказался слаб для легкого танца, -  с сожалением проговариваю я, смотря на Антона. Его взгляд внимательный, словно он пытается что-то увидеть в моей реакции на его вопрос. Но реакция моя спокойная, пусть я уже и догадалась чьих рук это дело. - Быть может ювелиры не так хороши в танцах как солдаты, нужно будет это проверить.

Последнее я говорю специально вслух, специально отворачиваясь от Антона и скользя взглядом по другим солдатам. У него есть шанс сегодня получить мою руку и больше никогда не отпускать. У него есть шанс сегодня захватить все мое внимание, один раз и до конца. Ведь однажды у него уже это получилось. Однажды он захватил мое сердце, заставляя его трепетать от каждого движения, от каждого взгляда и улыбки в мою сторону. И если бы не наша обоюдная упертость и страх, быть может, сейчас бы мы кружились в танце, а не пытались найти слова, чтобы извиниться друг перед другом.
Я кротко смотрю на Антона и прослеживаю за его взглядом, встречаясь с тем, на кого смотрел мой сердцебит. Высокий юноша с острыми чертами лица, такие же едва кудрявые волосы, как у Антона, но только черного цвета. Едва сощурив взгляд, я провожаю его в толпу, а после теряю, как и теряю интерес к незнакомцу. Тихий вздох срывается с моих губ и я делаю короткий глоток своего вина, позволяя себе на мгновение прикрыть глаза и прислушаться к голосу Антона. Он тихий, с легкой горечью в словах, которую я практически ощущаю на кончике своего языка. Я не могу сдержать усмешки, когда снова смотрю на людей в этом зале. Антон был прав. Нас не считали за людей, не считали той спасительной соломкой, что держала войну подальше от этого дворца.
Он был прав, что здесь, при дворе Царя, мы все были малахольными юнцами и совершенно не важно сколько было нам лет. Здесь, вдали от войны мы не чувствовали опасности, а потому никто не мог здраво ценить жизни тех, кто почил в другой мир, чтобы мы могли пить сладко вино и кружиться в танце.

- Я не хотела такого подарка для тебя, - тихо проговариваю я, не смотря на Антона. - Но, возможно, встреча с семьей не так плоха, как может казаться. Кто-то из них тут есть? - поворачиваю голову к Антону, не особо ожидая ответа на свой вопрос.
Наши семьи, обсуждение их всегда было негласным табу. Его - потому что он не хотел говорить о них, сколько бы я не спрашивала; мое - потому что моя семья это Адрик. При мысли о нем невольно екает сердце, сковывая его в легком страхе, и я отворачиваю лицо от Антона. Знаю, что биение сердца не убежит от него, но мне не хочется чтобы он видел мой взгляд. От Адрика давно не было вестей и я безумно хотела, чтобы он оказался сегодня тут, на этом балу. Чтобы он пожал руку Антону, показывая что пошел тоже служить на пограничье. Наверное именно это меня и злило все время: осознание, что мужчины вокруг меня отправляются на войну, а я оставалась в этом зыбком месте наполненном покоем. Тихо выдохнув, я снова смотрю людей вокруг, отчего мне становится немного тошно.

- Я бы хотела быть подальше от этих балов и вкусного вина, если бы это значило свободу. - тихо проговариваю я, не сразу замечая, что говорю это вслух.
Тихо кашлянув, я делаю глоток вина, а после едва кручу бокал в пальцах, наблюдая за новыми парами, что вышли на танец. Снова ощущаю себя запертой канарейкой, которой подрезали крылья. Я не чувствовала себя здесь больше как дома. Это был не мой дом, не мое место. Здесь не хватало света, пусть и святая тут была. Тут не хватало уважения к тому, что я делала; тут меня не замечали, оставляя простой помощницей Давида, хотя без меня у него многое могло бы не получиться. Но об этом было принято смирено молчать, потому что никому не нужны жалобы гришей. Особенно таких как я.

Из мыслей о своем собственном достоинстве меня вытаскивает голос Антона, отчего я отрываю взгляд и поворачиваю голову к нему. Он уже сидит ко мне в полоборота, я замечаю, как он рассматривает мое платье, отчего щурю взгляд, словно бы пытаясь прочесть его мысли. Комплимент звучит настолько приятно и неожиданно, по крайне мере для меня, что я на мгновение замираю, затаивая дыхание. А после расплываюсь в довольной улыбке. Заметил, почувствовал. Это не могло не радовать, не могло не заставить мое сердце едва слышно ответить на его слова.
- Спасибо, я надеялась, что ты оценишь. Это бунт против правил и слов Назелянской. Мне надоело подчиняться...  - я наклоняю голову к плечу, наблюдая за его откровенно-оценивающим взглядом. - А еще один наглый сердцебит просил надеть красное, удивительно, как точно этот цвет подошел к моим глазам. И если сердцебит возмущен, значит я определенно достигла своей цели.

Я не стесняясь смотрю на Антона, а улыбка все еще не спадает с губ. Мой жест, мое решение нарушить правила, зная, что после придется выслушать кучу наставлений, если же конечно у Назелянской не появится чуть более важные дела, должны были четко показать, что выбор я свой сделала. Я выбрала его, выбрала Антона, независимо от того что говорила. Независимо от того что обещала - он был на первом месте, он был моим. пусть об этом я и не кричала на всех углах Малого и Большого дворца. Пусть об этом я и не говорила прямо, желая получить первый шаг от него, чтобы также вложить свою руку в его ладонь, как сделала это на предложение о танце от Дениса.

Мысль о том, что я не свободна в собственных решениях и действиях больно бьет под дых. Я только сейчас осознаю, что весь этот фарс, что я устроила собственным появлением, на самом деле являлся неким подобием бунта. Бунта против установленных правил Триумвирата, Незелянской и Ланцова. Против правил, которые когда-то вбил нам в голову Дарклинг и тех, что служили ему. Против правил, что делили нас на ордена, отрезая от возможности Эфириалам дружить и любить Корпориалов. От одной подобной мысли мое сердце сжимается в тиски; от осознания, что не будь мы с Антоном бунтовщиками, и я бы не сидела рядом с ним сейчас так спокойно, рассуждая о семье и свободе, о нашей роли в их одной большой игре. Я бы не знала его прикосновений, как и никогда бы не увидела искренней улыбки, что пряталась под маской легкого ехидства.
Я не знала бы его, и от осознания этого, мир моментально теряет краски.

Оторвав взгляд от цветастой толпы гришей, я внимательно смотрю на Антона, где-то глубоко внутри понимая - я не могу его потерять. Одного раза хватило, чтобы понять насколько он мне дорог. Одного раза было достаточно, чтобы осознать: если я не буду рядом с ним, если не буду крепко держать его за руку - я утону в пучины лжи самой себе, я потеряю то, что так бережно хранила. И пусть это было эгоистично, пусть где-то внутри я понимала - Антон Уваров делает меня сильнее. Но именно в эту секунду я понимала, что без него я задыхаюсь в этих игрищах, что никогда особо не трогали струны моей души. Что даже стала я изобретателем, лишь для того, чтобы быть полезной в чем-то, но радости от этого особой я не испытывала.

- Прости. - тихо проговариваю я, то ли извиняясь за свое поведение двухдневной давности, то ли извиняясь за поднятую тему о семье.  - Не хотела поднимать тему, которая тебе не приятна.

Просто иногда мне было интересно, кто они - люди, что носили его же фамилию; что дали свету такого уникального сердцебита с непомерным количеством талантов. Кто те люди, что видели первые его шаги и, быть может, гордились последующими. У меня кроме Адрика не было никого. Я не помнила мать, а может просто не хотела этого. Я никогда не стремилась искать тех, кто был отказником, кто отдал меня, предпочитая деньги и какое-то мало-мальское влияние, будучи семьей одного из гришей. У Антона была семья, о которой он никогда не говорил, но знать которую я очень хотела. Хотя бы издалека, хотя бы по рассказам моего гриша. Но просить об этом, а тем более настаивать я не смела. Не потому что мне не хватало духу, а потому, что Антону подобная тема не нравилась от слова совсем.

А потому я была рада, что мужчина сам меняет тему. Тонкая улыбка касается моих губ, пока моя ладонь покоится в его, ощущая тепло его кожи, и я снова прослеживаю путь его взгляда, встречаясь со взглядом Зои. Она была недовольна. Я была готова поклясться, что в глазах талантливой шквальной метались молнии и буря, в желании поставить меня на место, отправить переодеваться, а может и вовсе выгнать с бала, тем самым сделав меня чужой среди своих. Эта мысль меня забавит, а потому я тихо смеюсь, аккуратно отсалютовав Зои бокалом сладкого вина. Она могла злиться на меня сколько ей было угодно, ведь мой наряд был против и ее постоянного контроля.

- Чтож, красный идеально сочетается с твоим кафтаном, дорогой, - произношу я, не сводя взгляда с Зои. - А если она захочет меня поймать для воспитательной беседы, это будет забавное зрелище. Все знают, что я бегаю быстрее Зои.

И в шутке этой есть лишь доля шутки. Я не соревновалась с ней, хотя бы потому что с протекцией Дарклинга это было сделать сложно. Я не искала шансов как-то уязвить ее достоинство, для этого хватало Алины и их борьбы все за того же Дарклинга. Нет. Я предпочитала наблюдать за ней, искать причины почему она лучше и в чем я превосхожу ее. Ровно до того момента пока мне не надоело прятаться в тени. Ровно до того момента, пока я  не ощутила внутри достаточно силы, чтобы пройти против ее прямых приказов, словно бы говоря, что для меня она не генерал, пусть таковой и являлась в каком-то смысле.

Я не сразу замечаю, как Антон поднимается со своего места и встает напротив меня. Его поклон в этот раз не веет издевкой, но от него пахнет серьезным намерением сегодня украсть все мое внимание. И я не хочу ему в этом сопротивляться. Аккуратно вложив руку в его ладонь, я поднимаюсь с дивана, на мгновение встав рядом так, что ощущаю запах его одеколона.

- Я думала, ты не предложишь... - тихо шепчу ему практически на ухо и сладко улыбаюсь. - И пусть я все еще на тебя обижена, но я не хочу видеть, как кто-то еще тебя касается сегодня.

Удивительным образом на меня влияет то ли это платье, то ли внутренняя решимость, с которой я проснулась в этот день. Я знаю, что на нас смотрят - но мне все равно. Я знаю, что своими словами будто бы говорю о своей ревности к нему, и мне все равно. Все чего мне хочется, так это чтобы Антон был рядом, не отпускал мою руку, но не душил своим присутствием в моей жизни. Будучи ведьмой воздуха, я, пожалуй, слишком ценила свою свободу. И сделав один глоток ее совсем недавно, мне не хотелось ее терять.
Держа за руку Антона, мы медленно подходим к центру, вставая друг напротив друга. И в этот раз мое сердце уже бьется сильнее, радостней, чаще, лишь от одной мысли, что мы будем танцевать вместе. Лишь от одной мысли, что этим танцем я поставлю точку в слухах, подтверждая каждый шепот: ведь я не была святой, и никогда подобного не хотела.

- Мы кидаем вызов друг другу сколько себя помним, мой дорогой, - улыбка касается губ, а я едва закатываю глаза. - Вызовом больше, вызовом меньше. Это не дает ей расслабиться.

Я не юлила, когда говорила о Зое. Она была прекрасной шквальной, талантливой и отнюдь не глупой. У нее была цепкая хватка, она славилась своей красотой. Быть может, я даже где-то ей завидовала. Смотря на Зою, порой я ловила себя на мысли, что могла бы быть на ее месте. Могла бы быть уже генералом, если бы так рьяно не отказывалась от применения способностей против живой души напрямую. Я могла бы быть из тех, за кем ухлестывает пол дворца, если бы не была скромна и не пыталась спрятаться в башне Фабрикаторов, корпя над новым изобретением. Мы были с ней похожи, но в тот же момент были совершенно разные. И только сейчас я понимала, сколько же упускала, пытаясь спрятать свое настоящее «я» под маской воспитанной девы, что больше оставляла мнение при себе, чем высказывала его открыто.
Этот бал был похож на начала чего-то нового. В воздухе веяло началом новой меня, началом новых взглядов и новых свершений. И заслугой, отчасти, в этом была за Антоном. Рядом с ним мне вспоминалось, как мы были малы, как он видел во мне то, что не сразу разглядела Багра. Как он видел то, что другие не хотели даже прочувствовать. Возможно именно поэтому когда-то очень давно мы сплели нити нашей судьбы в единую, а потому и по сей день были рядом друг с другом. От этой мысли по телу слегка проходит дрожь, ровно в тот момент, когда Антон наклоняется к моему уху, чтобы прошептать, что я его. Он заявляет на меня свои права так просто, а я не хочу противостоять ему.
Не хочу бегать. Не хочу отказываться от того, что принадлежало мне по праву. Он был моим, без остатка и сомнений. Он был со мной, даже когда его пальцы не касались моих. Он был в моих мыслях, не давая сломаться под натиском жизненных обстоятельств. И мое сердце теперь билось в унисон с его, что все остальные гриши оставались на заднем плане.

Я позволяю себе закружиться в танце вместе с ним, оставляя его слова без ответа. Мне кажется, уже один тот факт, что я надела платье в цвет его кафтана, не являясь членом его ордена [что на деле можно было изменить легко, было бы желание] - уже говорит о моем согласии. Уже то, что я не бегу от него, заслышав шепот друзей и недругов, коих у нас двоих было достаточно, - говорило о том, что я никогда не оставлю его, как бы страшно мне не было. Рядом с ним мне было спокойно, рядом с ним я была дома. И не важно, где этот дом был. Танцуя вместе с ним, я постоянно ловлю его взгляд, такой мягкий и притягательный, что улыбка не спадает с лица. Его короткие прикосновения обжигают, заставляя сердце биться чуть сильнее, и уже совсем не важно, что он отправил Дениса на скамейку запасных.
В этом танце мы были едины, счастливы, одни. Даже смена партнера на несколько фигур не могут разорвать наш зрительный контакт. Я не слышу о чем говорит новый партнер, не думаю о том, что мне следовало бы беспокоиться об Адрике. Я забываюсь, ровно в тот момент, пока музыка окружает нас, пока большой зал сверкает золотым отливом, а я кружусь в танце с тем кого люблю.

Мы танцуем до момента пока музыка не затихает, я останавливаюсь рядом с Антоном, так близко и так резко, что захватывает дух. Мне нужно всего ничего, чтобы прикоснуться к его губам, но я удерживаю себя. Это было бы против этикета, а я и так нарушила много правил, чтобы рисковать быть отстраненной от всех дел. Так что я просто улыбаюсь ему, позволяя взять мою руку и не отпускать. Отходя от танцевальной части зала, я позволяю себе идти слишком близко к Антону, чтобы чувствовать его запах, чтобы слышать [а может это мое?] сердце своего сердцебита. В этот момент на меня накатывает такое жгучее желание признаться ему во всех своих чувствах, открыто, не страшась ничего на свете, что я почти готова это сделать. Вот мы останавливаемся, вот я уже поворачиваюсь сказать ему о том, то совершенно не против быть его, вот я не успеваю открыть рта, как рядом с нами звучит бархатистый голос мужчины. Чуть удивленная внезапным появлением, я поворачиваюсь к мужчине, тут же узнавая в нем того, на кого смотрел Антон, пока мы сидели на диванчике. Не убирая руки с локтя своего сердцебита, я внимательно рассматриваю его: высокий, выше чем Антон; худощавее, с острыми скулами, о которые, кажется, дотронься и можно порезаться. Только в отличии от Антона, у Аркадия другого цвета глаза. Другой взгляд. Другая улыбка. От него веет опасностью, но эта опасность притягательна. Наверное, в их семье это было чем-то единым, ведь и Антон был далеко не из робкого десятка, про которого можно было бы сказать - хороший парень.

Я едва удивленно смотрю на Антона, а после на Аркадия, что учтиво целовал мое запястье. Его пальцы - мягко касаются кожи, почти как и губы. Его взгляд словно пытается добраться до самой глубины души, ища ответных чертей в моих глазах. Но я лишь улыбаюсь его учтивости и вежливости, слегка присаживаясь в реверансе перед братом Антона.
- Не думала, что наше знакомство случится так скоро, - честно признаюсь я, мягко коснувшись пальцами руки Антона. Не свожу взгляда с Аркадия, продолжая учтиво улыбаться. - Бал прекрасен, как и ваш брат. Он немного преувеличивает мои заслуги. В отличи от него. я не была на стольких сражениях. - едва пожимаю плечами. Героиней войны я себя никогда не чувствовала, а потому привыкнуть к подобному званию, не смотря на все мои заслуги - было сложно. -  Прошу, примите мои поздравления с назначением. Это, вероятно, большая честь и ответственность? Ваш отец, должно быть, был бы вами очень горд.

Я говорю с его братом учтиво и вежливо, не отпуская Антона, словно бы ощущая напряженность между этими двумя. Сейчас мне меньше всего хотелось, чтобы Антон понял мои слова как-то по своему. Сейчас мне меньше всего хотелось, чтобы он увидел в моем взгляде на его брата что-то другое, что я не вкладывала. Но его брат разительно отличался от Антона, и интерес смешенный с любопытством мне не удавалось скрыть от слова совсем.

Удивительно, как два человека из одной семьи могут настолько разительно отличаться друг от друга. Эта мысль не покидала моей головы, пока братья Уваровы обменивались любезностями и зубоскальем, которое трудно было от меня скрыть.  Возможно другие, мимопроходящие гриши, что ловили обрывки фраз Антона и Аркадия, не замечали, как один пытался задеть другого, пока другой старался держать оборону из равнодушия. Возможно, я замечала это лишь потому, как Антон с силой сжимал мои пальцы, что были накрыты его ладонью. Пока они обменивались любезностями, я рассматриваю Аркадия. В его облике было что-то неуловимое, что-то утонченное, что заставляло меня с легким внутренним интересном, который внешне я не выказывало, рассматривать его лицо, словно бы желая, чтобы то отложилось в памяти. Острые скулы, о которые, казалось. дотронься и можно порезаться, все время возвращали к себе свое внимание. Казалось, что Аркадий работает до потери сознания, забывая есть и пить, настолько жилистым было его тело под темным нарядом.

- Надеюсь. ваш отец поправится, - спокойно и немного отстраненно проговариваю я, коротко глянув на Антона. Вспоминая его слова о семье, я не думаю о том, что он действительно волнуется об отце. И все же, тот человек дал ему жизнь, и вежливость в отношении отсутствующего вполне себе было к месту. Слова Аркадия вызывают улыбку, и я возвращаю к нему свою внимание. Антон действительно был избирателен, только не в уме. а в красоте тела, по крайне мере раньше, но я об этом умалчиваю, принимая слова об уме за легкий комплимент, что не нуждается в благодарности. - Если вас назначили на эту должность, значит заслужили. Уверена, вы работали очень упорно...

Я не успеваю договорить, Антон перебивает меня, а снова обращаю на него свой взгляд. Не нужно было быть телепатом, чтобы почувствовать как между ними летают молнии и собирается гроза. В какой-то момент мне кажется, что если мы задержимся чуть дольше - беды будет не миновать. И беда была не только в том, что Антон мог использовать свою силу на Аркадии, беда была в том, что когда Антон не в настроении, он становится невыносим. Отчего я решаю легко пальцами другой руки коснуться его пальцев, словно бы тихо прося дышать ровнее. Ссоры на балу были ни к чему, а моему сердцебиту явно нужно было поучиться быть не таким вспыльчивым. Хотя бы на людях, хотя бы там, где за публичную драку его могут отправить подумать о поведении в темницу Царя.

- Быть может, что Антон не стал управлять бизнесом вашего отца, было верным решением, Аркадий, - я говорю тихо и спокойно, привлекая молодых мужчин перестать метать невидимые молнии взглядами. Обращаясь к мужчине по имени, без титулов и званий, я даю понять что мы на ровне и мериться силами тут бессмысленная затея. - Иначе, он не достиг бы высот в военном ремесле, а вы не заняли бы свою должность. Жаль, нет вашего отца, чтобы поинтересоваться его мнением.

Тонкая улыбка касается моих губ, когда неприкрытая лесть срывается с них же. Я не лукавлю, но и не флиртую с братом Антона, как это может показаться с первого взгляда. Моя вежливость ничто иное, как просто вежливость, умение вести беседы и поддерживать их же, чему невозможно не научиться живя в Малом дворце. Интриги, игры в прятки и шахматы - давно уже пропитались в мою кровь, а то, что я была достаточно не глупа - умение обходить острые углы [что не работало разве что на Антона из-за его упрямости убеждений] давалось мне на три счета неспешного вальса.
И все же, я была не готова к тому, что Аркадий так просто решит пригласить меня на танец. Его улыбка становиться чуть шире, чуть опаснее. а сам мужчина своим движением, которым он предлагает мне руку, похож на грациозного кота. Я чуть наклоняю голову, коротко смотря на Антона, улавливая его непонятный жест рукой, который словно бы говорит: «тебе решать, моя дорогая». Последующие слова Антона это только подтверждают, а я снова возвращаюсь взглядом к руке Аркадия и его улыбке. Немного медлю, обдумывая стоит ли мне танцевать с тем, которого явно не выносил Антон или же стоит отказать. Мне нужно всего пару секунд, чтобы снова улыбнуться, теперь чуть мягче, и аккуратно кивнуть.

- Конечно,  я подарю вам танец.
Прежде чем я вкладываю руку в ладонь Аркадия, я все же позволяю себе небольшую шалость, на которую была не готова несколько дней назад. Мягко касаюсь пальцами руки Антона, чтобы высвободить вторую, а после касаюсь губами уголка его губ, позволяя себе задержаться на мгновение.
- Доверься мне, - я говорю это так тихо, чтобы услышал только Антон.

Освободившись от рук Антона, я вкладываю свои пальцы в ладонь Аркадия, который тут же выпрямляет спину и с легким достоинством, будто бы отвоевал у Антона целую армию, ведет меня обратно танцевать. Перед тем как скрыться среди толпы, я успеваю несколько раз цепануть взглядом Антона, надеясь, что тот поймет мою уловку. Надеясь, что он поймет: я танцую с Аркадием не потому что он заинтересовал меня, не потому что он красив и обаятелен [хотя второе было отчасти так, у Уваровых был удивительный шарм], но потому что я чувствовала напряжение Антона. Если бы мы задержались чуть дольше - их попытки задеть друг друга могли пойти по другому сценарию. А моему дорогому сердцебиту необходимо было выдохнуть. К тому же подобным жестом. отпуская меня танцевать с Аркадием, он показывал, что доверял мне, а значит, доверял своему выбору.
Так или иначе, я теряю из вида Антона, хотя бы потому что танцевать с всегда повернутой головой не удобно. Я встаю напротив Аркадия, не демонстрируя ничего, кроме как хорошего расположения духа и собственного настроения. Даже сердце не бьется так сильно, как билось при танце с Антоном.

- Расскажите мне о себе, Аркадий. Я еще не встречала людей вашего положения, которые с удовольствием танцевали бы с гришами, - наш танец в этот раз достаточно близок, без резких смен партнера, а потому я могу прощупать почву, чтобы хотя бы немного понять и узнать Аркадия.

Жизнь во дворце учит многому. Учит правильно улыбаться, смеяться, смотреть. Учит находить подход к любому человеку, если тебе то действительно необходимо, или от этого зависит твоя собственная жизнь. Жизнь во дворце не спрашивает тебя нравится ли тебе подобный уклад дел, или же претит твоим внутренним устоям морали. Всем все равно, что ты чувствуешь на самом деле, пока твоя голова наклоняется в почтительном поклоне, а улыбка не выдает фальши. Я выучила это слишком рано, повзрослев, пожалуй, раньше, чем мне бы того хотелось. Я знала правила игры, знала, кому стоит улыбаться, а от кого держаться подальше. Меня могли бы записать в хорошие шпионки, но я вовремя сделала вид, что вся эта игра - не совсем то,  в чем я была бы хороша. Не потому что я действительно была плоха в подобных дворцовых играх, но скорее потому, что для меня раньше это было неприемлемо.
Раньше я не могла так спокойно улыбаться человеку, от которого веяло  опасностью. Раньше, я старалась избегать взглядов на Дарклинга, думая, что он видит все мои ночные кошмары. Я была глупа, была слишком осторожна. Сейчас же все изменилось. Сейчас я была больше уверена в собственных силах, умениях, обаянии. Я умело могла играть с мужчинами, позволяя себе немного флирта, но лишь для того, чтобы польстить и расположить к себе. Я перестала отрицать кто я, где я выросла, и чему меня учили учителя. И сейчас это помогало как никогда.

Аккуратный реверанс, мягкие и плавные движения. Я не свожу взгляда с Аркадия, пытаясь помимо разговора, заметить детали, которые он пытается скрыть. Мелкие морщинки, короткие, почти незаметные мимические реакции на мои слова и вот, улыбка на моем лице становится чуть мягче, я сама тихо смеюсь. Смеюсь от того, что Аркадий ловко уходит от ответа, ходит по острию ножа, но держит собственное равновесие. Это восхищает, в каком-то смысле. Это отличает его от Антона.
Антон был прямолинейным, хотя прекрасно владел магией слова и собственным обаянием, но он был излишне прям в своих высказываниях. Аркадий же, подобно лису, ходил около, аккуратно выцепляя ту информацию, которая была ему нужна. Замечая то, что не замечал никто другой. Вероятно, его все же не зря назначили на пост министра торговли.

- Что вы, конечно я не больна и не заразна, - мягко отвечаю я, переставая смеяться, но продолжая улыбаться. - Я имела в виду совсем другое, министр. Многие нас боятся, вы же не похожи на того, кого можно напугать. Это восхищает.

Легкая лесть слетает с губ, но я совершенно об этом не жалею. Меня и вправду восхищали те, кто не боялся гришей. Те, кого не нужно было запугивать. По крайне мере такие люди были проще для понимания их собственных поступков: они были или глупцами, или наоборот излишне умны и хитры. Аркадия пока я отнесла ко второму виду, он все же не производил впечатление глупца.
Очередной поворот в движениях, и я оказываюсь слишком близко к Аракадию, он прижимает к себе чуть крепче, и я на мгновение напрягаюсь. Пытаюсь найти взглядом Антона, но мне лишь удается краем глаза зацепиться за его кудрявую макушку и всего лишь на доли секунды. Тихо выдохнув, я возвращаюсь взглядом к Аркадию, мягко ладонью касаясь его груди и чуть надавливая, заставляя молодого мужчину не прижимать меня к себе так сильно, все же я была не свободна и показала это до того, как мы начали танцевать.

- Я понимаю вас. У меня тоже есть младший брат, и порой он невыносим. Но он мой брат, - я не комментирую свой жест, все так же мягко и легко улыбаясь, не слушая стук сердца, который на мгновение решил, что можно отбить чечетку в груди. - Я знаю Антона достаточно давно, так что да... Я хорошо его знаю.

Немного прищурив взгляд, я внимательно смотрю на Аркадия. Он не был похож на того, кто не знал своего брата. По крайне мере, пока они общались, Аркадий вполне показал, что был в курсе некоторых дел Антона, его успехов  и неудач. Возможно они не общались с ним напрямую, но у меня возникло ощущение, что Аркадий всегда был в курсе где его брат и что с ним. А вот сам мужчина оставался темной лошадкой. И это немного напрягало. А может, напрягало то, что Антон предпочитал молчать о своей семье, хотя мою он знал досконально, за исключением родителей.

- И если Вы хотите о нем что-то узнать, стоит поговорить с ним, а не с тем, кто его окружает, - продолжаю я, аккуратно кружась в танце с Аркадием, и вместе с тем держа небольшое расстояние между нашими телами. - Поверьте, Аркадий, это он оценит больше.

Музыка начинает затихать, а я останавливаюсь напротив Аркадия, присаживаясь в реверансе. Трудно было не заметить, что старший Уваров пытался узнать что-то об Антоне. И не важно, были ли то слабые места моего сердцебита, или же искреннее желание узнать брата получше, я стойко решила, что от меня Аркадий об Антоне не узнает ничего, что можно было бы против него использовать. Хотя бы потому что я была свидетелем их острой беседы, хотя бы потому что наш танец - ничего абсолютно не значил, а Антон уже должен был выдохнуть и вернуть себе холодный разум. Хотя бы на мгновение.

Мы возвращаемся в толку людей также под руку, как шли на танец, и я выглядываю Антона. Вокруг него не было много людей, но я замечаю рядом с ним Карину, ту самую подругу, что была свидетелем нашей первой с Антоном встречи, после долгой разлуки. Я вижу, как она строит ему глазки, пытаясь дотронуться и обратить на себя внимание, и не могу ничего поделать с тем, чтобы взглядом почти не прожечь в ней дыру. Карина была всегда достаточно легкомысленна и легка по подъем. Она легко влюблялась, и также легко теряла интерес. Удивительно, как ее интерес всегда совпадал с моим.

- Антон, не ожидала тебя увидеть здесь одного, - Карина мягко улыбается, достаточно грациозно подходя к гришу. Она чуть наклоняет голову к плечу, рассматривая его. - Надя оставила тебя, чтобы потанцевать с другим? - она подходит ближе к мужчине, смотря в сторону танцпола, откуда уже уходят парочки. - Бедная, с разбитым сердцем она так непостоянна в своем выборе.

Карина делает грустное выражение лица, будто бы ей действительно жаль Надю, но она лишь играет, внимательно смотря на Антона. Ей нужно мгновение, чтобы попробовать зацепить его, и она пользуется им, чтобы поселить в нем сомнение. И делает она это не из большой любви, но зависти, считая что Надя сегодня уже увела достаточно взглядом. А раз та оставила такого красавца одного, то сама и виновата. К ее сожалению, она не успевает ничего сказать более, так как Аркадий подходит к брату, а вместе с ним и Надя.

- Надя, прекрасно выглядишь! - заметив меня, проговаривает Карина. - А я только-только говорила Антону, как тебе идет этот цвет волос. От поклонников отбоя нет.
Она звонко смеется, смотря на Аркадия и на меня. А после позволяет себе дотронуться пальцами до плеча Антона.
- Но ты не волнуйся, я уверила Антона, что если ты влюбляешься, другие кавалеры тебя не интересуют... хотя, - она делает задумчивое выражение лица. - На одном из подобных праздников ты ушла с двумя...
- Карина, - я произношу ее имя с легким нажатием в тоне, заставляя ее тут же закрыть свой рот. Глаза чуть щурятся, а сама я очень хочу припечатать ее к стене, но я лишь позволяю себе напряженно улыбнуться. - Я очень рада, что ты позаботилась об Антоне, но он в няньках не нуждается. - я делаю вид, что услышала, как ее кто-то ее зовет. - Мне кажется, тебя зовут.

Карина почти сразу улавливает мой тон, но не спешит уходить. Вместо этого она лукаво улыбается Аркадию, снова касается Антону и шепчет ему почти на ухо: «была рада снова пообщаться», подобным образом действуя мне на нервы. А после едва склоняя голову, уходит обратно в толпу, откуда будет наблюдать за Антоном, что ей определенно приглянулся.
Тихо выдохнув, я ощущаю, как мне становится нечем дышать. То ли от злости на ту, которую я долгое время называла подругой, то от возмущения, то от марафона танцев, которые я только что провела. Коротко смотрю на Антона, потом на Аркадия и едва прикусываю губу изнутри.

- Прошу меня простить.

Мне хотелось сказать Антону куда я пойду, но я обрываю фразу ровно на середине, разворачиваюсь и ухожу в сторону балкончиков. Мне необходимо было побыть немного в тишине и наедине с собой. А еще нужен свежий воздух, что остановит накатившее чувство страха ,которое едва выдают чуть потрясывающие пальцы. Только оказавшись в тишине, подальше от гула и смеха, я могу выдохнуть, облокотившись о перила балкона.
«Главное не убить ее... главное не убить»  - проносится в моей голове.

Холодный зимний воздух обдувает мое лицо, и я чувствую, как внутри начинаю успокаиваться. Медленно пытаясь снова и снова спрятать воспоминания о том треклятом вечере, которые взбудоражились после упомянутых слов Карины. Я пытаюсь отстраниться от картинок, что то и дело начали всплывать в голове, заставляя сердце биться чуть быстрее, а пальцы рук дрожать. Было бы проще, если бы это было просто от холода. Было бы проще, если бы это было просто от страха.
Тот вечер стал для меня кошмаром, который никак не хотел уходить из моей жизни. Чтобы я не делала, чтобы не пробовала, бывали дни и моменты, когда воспоминания накатывали с новой волной. Карина об этом знала. Знала, сколько всего я пережила в тот день, знала, как сильно я старалась забыть о случившемся и все же использовала это против меня же, лишь для того, чтобы захватить внимание Антона. Он ей нравился, это было видно невооруженным взглядом. Он ее притягивал, но сам сердцебит не обращал на нее никакого внимания, что наверняка бесило Карину. Как и бесило то, что я отдаляюсь от нее. Как и бесило то, что у меня есть что-то, чего ей познать было не дано из-за своего поганного характера.
Тихо выдохнув, я не сразу замечаю, что на балконе я уже не одна. Я не сразу улавливаю движение с правой стороны, не сразу слышу голос Антона, отчего когда тот прикасается ко мне - я вздрагиваю. Повернув немного голову, убедившись, что это не монстры из моей головы, а близкий мне человек, я не могу сдержать тихого вздоха облегчения. Губы тут же растягиваются в благодарной улыбке, а по спине пробегают мурашки, когда он касается моей щеки.

- Тебе не показалось, - тихо отвечаю я, на мгновение прикрывая глаза.
Я не хотела лукавить и врать ему, что нахождение Карины подле него - меня не обрадовало. Не хотела юлить и говорить, что когда к нему кто-то прикасается кроме меня - меня это злит. Я хотела, чтобы Антон был только моим. Был рядом, держал мою руку, а взгляд его был направлен со мной в одну сторону. Возможно, это было эгоистично. Возможно, я не должна была так себя вести, но признаться честно, меня раздражали мысли о том, что я «должна» и чего «не должна» была делать.
Оттого то, что он был сейчас здесь, что он пошел за мной, а не остался в зале, по телу то и дело пробегают мурашки. А его слова, его короткое признание вызывает во мне желание прижаться к нему, что я и делаю, не говоря ни слова. Я крепко обнимаю его за торс, пряча лицо в красном кафтане, позволяя себе пропахнуть его одеколоном. Так было спокойнее, так было легче.

- Спасибо... - проговариваю я, не отрываясь от него ни на секунду. - Что пошел за мной.

Мне нужно совсем ничего, чтобы успокоиться, чтобы ритм сердца отзывался только на прикосновения Антона, на его дыхание и его запах. Чтобы страх оставался фоном, но не переходил во что-то, с чем я не смогла бы справиться. К тому же, я бы не хотела портить праздник, который и так практически висел на волоске от срыва в плохое настроение. Подняв голову, я смотрю на Антона снизу вверх, любуясь его острыми чертами лица и ловлю себя на мысли: если я хочу, чтобы у нас все получилось, мне нужно перестать прятаться за прошлым, скрывать то, что может по нему ударить, пусть и по касательной.

- Прости за Карину... Она не всегда думает, что стоит говорить и когда, если хочет обратить на себя внимание того, по кому вздыхает.  - я все же отпускаю Антона из рук и делаю один шаг назад, чтобы видеть его глаза. - Ты ей нравишься.. - я едва улыбаюсь, смотря на Антона. - И я надеюсь ты не злишься. что мне пришлось потанцевать с твоим братом. У меня возникло ощущение, что еще чуть-чуть и ты заставишь его сердце остановиться во время разговора.

Я протягиваю руку к Антону, аккуратно цепляя пальцы мужчины своими. Не свожу с него взгляда и искренне радуюсь, что сейчас мы были совершенно одни. Что сейчас мы могли говорить искренне, спокойно, без попыток кому-то что-то доказать. Я радуюсь, что позволила себе прийти на бал в подобном платье, заявляя о своих чувствах открыто, видя как Антон улыбается, хотя всего около часа назад он был хмурнее тучи. Я радуюсь, и страх от воспоминаний, что оставались в прошлом, отступал.
Он был рядом. Был со мной. Он не даст никому мне навредить еще раз. По крайне мере я в это очень хотела верить.

Я могла бы сказать, что его слова меня не успокаивают. Что его тембр голоса, раздраженный от поведения Карины, дают мне уверенность в том, что та не сможет ничего сделать. Не сможет заставить Антона смотреть на меня совершенно по-другому, быть может с отвращением, что я наверняка пережить не смогу. Не смогу хотя бы  по одной простой причине: он был мне родным, он был для меня тем светом, который когда-то Алина дарила людям в кромешной тьме Дарклинга. Он был моим, и если Антон когда-то отвернется от меня, я не уверена, что смогу это вынести. Поэтому я лишь едва хмыкаю на его слова, все же не скрывая, что я думаю по этому поводу.
Он слишком плохо знал Карину. Он недостаточно много знал о том, что было во дворце, пока он служил на пограничье с Фьердой. И в этом отчасти была моя вина. Я не хотела рассказывать ему все то, что происходило за стенами Малого Дворца, чтобы не будоражить прошлого; чтобы не заставлять его чувствовать себя виноватым [а он мог, в этом я была уверена]. И все же, как бы сильно я не оттягивала этот момент, от него сбежать не получится. Как бы сильно мне не хотелось рассказывать Антону о случившемся, лучше то пусть сделаю я, чем та же Карина. По крайне мере, я не буду врать и вводить его в заблуждения, как сделает она, приукрашая историю яркими цветами и фразами: «она сама того хотела».

Я думаю об этом, пока Антон говорит о брате, пока принимаю его слова о нежелании говорить об Аркадии, ведь его в нашем вечере и вправду было слишком много. Конечно у меня оставались вопросы, я хотела узнать какая черная кошка пробежала между ними, что их соперничество видно невооруженным взглядом. Но решила, что продолжать этот разговор не стоит, иначе Антон вспылит и вечер наверняка будет испорчен до самого конца. Я позволяю себе лишь коротко кивнуть и едва улыбнуться в ответ.

- Если не хочешь говорить, мы не будем, - проговариваю я, пока он протягивает мне руки. Аккуратно вкладываю ладонь в его пальцы, позволяя тому приблизиться. - Его и так было много для этого вечера...

Сердце чуть не выпрыгивает из груди, когда он обнимает меня так просто, на самом деле уже не совсем слушая, соглашаюсь я с ним или нет. Оно стучит так быстро, а после замирает на мгновение, чтобы в животе закружились пресловутые бабочки от прикосновения его губ. Сама не долго раздумывая, я обнимаю его за шею, едва зарываясь тонкими пальцами в кудрявые волосы, чувствуя себя в полной безопасности. Его поцелуй долгий, настойчивый, что пробуждает во мне желание сбежать прямо сейчас, закрыться с ним в комнате и остаться наедине до вечера следующего дня. Но стоит этой мысли коснуться разума, как я вспоминаю о прошлом. Вспоминаю, что была в подобном настроении, когда уходила с того самого бала. Только тогда я была пьяна вином, сейчас же я была опьянена любовью к этому мужчине.

- Антон... - разорвав поцелуй, выдыхаю, кладу руку ему на грудь и чуть надавливаю. Может показаться, что я решила поиграть в недотрогу, вот только пальцы снова трясутся, и далеко не от холода. - Я не... я не хочу портить вечер еще сильней, чем он испорчен сейчас, но.... - чуть прикусываю губу, пытаясь найти подходящие слова, которые бы не вставали комом в горле. - Карина...

Я смотрю на Антона, замечая, как в его глазах появляется легкое раздражение. Ловлю себя на мысли, что он наверняка снова захочет сказать что-то про слухи, что-то про то, что я недавно сама при всех демонстрировала наши отношения. И пока он не стал говорить, я поднимаю указательный палец, прося дать мне возможность высказаться. Отойдя от мужчины, я облокачиваюсь на парапет, на мгновение прикрыв глаза и делая глубокий вдох.

- Она плохо принимает отказы. Она захочет тебе рассказать кое-что, про меня... Уже пыталась там, в зале. Я хочу чтобы ты услышал это от меня, но не уверена что сейчас подходящее время... - тихо хмыкаю, качая головой. Смотрю на Антона, на тени за его спиной, слыша веселый гул бала, который для меня ничего не значил. - Но боюсь в другой раз мне просто не хватит духа.

Я неуверенно приподнимаю уголки губ, смотря на него. Не замечаю, как начинаю теребить уголок ткани своего пальца, пытаясь чем-то занять руки, чтобы те не выдавали дрожь, забывая о том, что мой сердцебит прекрасно слышит стук сердца. И вряд ли от него убежит тот факт, что оно сейчас напугано. Напугано прошлым, напугано возможной реакцией Антона на мои слова, хотя он ведь прекрасно мог заметить что он у меня не первый. И все же, слова комом встают в горле, а внутри я надеюсь, что Антон не захочет ничего слышать, не захочет портить вечер. И надеюсь, что рассказав ему обо всем, он не решит сбежать с этого бала, решив затмить воспоминания прошлого одним хорошим вечером.

Его шутки предельно попадают в цель, но я не могу позволить себе улыбнуться, как бы не хотела. Не могу переключить мысли на веселый тон Антона, позволяя страху все сильнее и сильнее сковывать горло, не давая мне нормально говорить, не давая мне спокойно смотреть в глаза любимого человека, отчего я постоянно отворачиваюсь. Смотрю на силуэты в большом окне, смотрю на снег за балконом, на свои руки - но только не на Антона. Мне противно от того, что я не могу себя перешагнуть. Не могу рассказать ему все так, будто бы для меня это ничего не значило. Не могу уверить его в том, что я не сомневаюсь в его способностях к отказу, потому что я сомневаюсь в себе. И этот барьер растет изо дня в день, навещая порой по ночам, накатывая вот так внезапно, от одной нелепо брошенной фразы.

Я лишь едва качаю головой, словно бы говоря о том, что не сомневаюсь в нем. Что его слова глухим эхом отбиваются внутри, но голос его искажен. Даже когда он делает шаг ко мне, я инстинктивно сжимаю ладонь, чуть дернувшись назад. Не упала. Но сердце зависает в ударе, а по телу пробегает дрожь. Я прикрываю глаза, ругая себя.
- Святые... прости... - выдыхаю я, словно бы стараясь показать, что боюсь я не его.
Нет. Антона я не боялась, не боялась его прикосновений, хотя бы потому что уже раз отдалась в его объятия, потому что я наслаждалась каждым объятием и легким прикосновением. Но сейчас. Сейчас мне кажется, что мои собственные прикосновения к коже вызывают во мне панику.

- Это прошлое не дает мне спать порой, Антон, - хрипло проговариваю я, все же заставляя себя посмотреть на него. - И было бы проще, если бы мне снились кошмары войны, но .... Да, я хочу не поговорить, рассказать.

Я едва прикусываю губу, смотря на сердцебита. Вижу, как он начинает переживать, как хмурятся его брови, а взгляд становится предельно внимательным. Вижу, как он давит в себе желание пошутить, и вместо улыбки на лице отображается беспокойство. Этого я и боялась. Боялась вызвать волнение кого-то из-за моих глупых страхов и переживаний. Боялась кого-то нагрузить собственными мыслями, проблемами. Но вместе с тем, если я хотела быть предельно честной с Антоном, не врать ему, как когда-то лгала Тамаре, уверяя что у меня все хорошо, и что, что я не спала ночью - я должна была рассказать. И пока я набралась храбрости - оттягивать момент не стоит, потому что потом я найду миллион причин не поднимать эту тему, начну защищаться, когда до Антона благодаря Карины дойдут слухи. И из-за моей закрытости, он может в них поверить.

Развернувшись боком к окну зала, так чтобы видеть Антона, видеть его реакцию, если я смогу ее выдержать, я тихо выдыхаю. Ветер, который был в этот момент на улице утихает, оставляя поднятым снежинкам парить в воздухе.  На одной из таких снежинок я невольно и концентрирую свое внимание.

- Ты помнишь, я отправляла тебе каждый новый год письма? Рассказывала о балах, просила приехать хотя бы раз на праздник, отдохнуть. Я хотела тебя познакомить с Павлом, я рассказывала тебе о нем. - стоит мне упомянуть имя, я чуть дергаюсь, и разворачиваюсь полностью спиной к окну, разрывая зрительный контакт с Антоном. - Он служил там же где и ты, но чаще бывал во дворце. Тот вечер, был очень похож на этот. Тоже праздник, бал, которые я потом возненавидела, но я не об этом... Я тогда перебрала вина, веселилась с друзьями, с Павлом и Сергеем. Я не заметила, как один бокал стал лишним, и как я начала плохо соображать. Павел тогда, как мне казалось, повел себя джентльменом, предложил отвести меня в комнату. Сергей пошел с нами... - я запинаюсь на мгновение, заставляя одну из снежинок подняться в воздух. - Мы смеялись, веселились. Но... стоило дверям комнаты закрыться, смех прекратился... я....

Я снова запинаюсь, вспоминая в деталях что было дальше. Деталях, которые мне бы не хотелось озвучивать, потому что считала это постыдным. Я сама отчасти была виновата, всегда так думала, нужно было не налегать на вино, не идти с теми парнями в комнату, но я доверяла. Я была влюблена и считала, что это было взаимно. Глупая, маленькая девочка.

- Они изнасиловали меня, - после недолгой паузы я все же решаю сорвать этот бинт с засохшей кровью, и больше не тянуть. Не могу смотреть на Антона, но чуть сильнее сжимаю пальцы. - Воспользовались и ушли под утро, их видела Карина. Не знаю, что они ей сказали, но она была уверена, что я сама захотела... Я не выходила тогда несколько дней, не могла себя заставить. Только Тамаре удалось вытащить меня, потому что я была нужна фабрикаторам... После того я и перестала тебе писать... Я хотела рассказать, но не находила сил... Не хотела портить твое будущее и ставить на кон все твои заслуги, из-за одной моей ошибки.

Я тихо хмыкаю, чувствуя, как немного успокаиваюсь. Словно бы мне было необходимо ему об этом рассказать. Но я прекрасно знала - это успокоение лишь на несколько часов. Ночью я не смогу заснуть. Я все же заставляю себя посмотреть на Антона, чувствуя, как слезы, что я сдерживала пока рассказывала это все, скатываются по щекам. Мне все еще было страшно, от реакции Антона, от того что я была недостаточно тогда сильна и не смогла хоть как-то отомстить им после. Наверное, именно поэтому после вселения [считай вторжения] Васильки в мое тело, я не хотела менять обратно свой облик. Она во мне что-то переломала, показала, что нужно быть сильной и не стыдиться. Вернись я обратно в свой блондинистый цвет и мне казалось, что я все это растеряю. Хотя на деле это было не так.

Дрожь проходит по моему телу и я знаю, от того это, что я боялась увидеть реакцию Антона, или от того, что мне становилось холодно. На самом деле холод сейчас был наименьшей из моих проблем. Наименьшим злом, которое таилось вокруг открытой напрочь души. Пожалуй, я еще не перед кем не была настолько откровенна. Я не рассказывала все это Тамаре, хотя она и знала, что произошло. Мы никогда не поднимали эту тему, никогда не говорили о том дне, о том моем состоянии в котором она меня нашла в моей же собственной комнате. Она не хотела знать, и я была ей за это благодарна. Она не заставляла меня погружаться в тот ужас, что печатью отложилось в моей памяти, как и не заставлял Антон. Но в отличии от Тамары, я хотела, чтобы он знал. Я хотела, чтобы он выслушал меня, возможно где-то понял мои глупые порывы и совершенно порой нелогичное поведение.
Я хотела, чтобы он знал, потому что так он был защищен от сплетен. Так, никто не мог играть на его слабости, никто не мог поставить его в неловкое положение.

Глупое оправдание, но оно помогает мне дышать. Помогает дышать, когда он называет меня глупой. Когда тихо повторяет это слово, задавая абсолютно риторические вопросы, на которые я могу лишь пожать плечами. Какие его заслуги? Какое будущее? Наверное то самое, к которым он стремился всю свою сознательную жизнь, пока был под крышей Малого дворца. Наверное то самое, которое заставило его в конце-концов выпрямить гордо спину, где он мог и гордился собственными заслугами. Он ведь изменился с тех пор, когда я его видела в последний раз. Граница с Фъёрдой закаляет, как и закаляет армия и служба Дарклингу.
Это я конечно не произношу в слух, снова робко, будто бы кто-то только что сбил всю спесь с моих плеч, пожимаю ими.

- То...которое ты... - я не успеваю подобрать слова, чувствуя ком в горле.
Он появляется так вовремя, практически в тот же момент, когда Антон обещает их убить. От этих слов я прикрываю глаза на мгновение и качаю головой. Больше всего в жизни мне не хотелось, чтобы он подставлял себя. Не важно, были ли они гришами или людьми, те, кто смел меня обидеть, я не хотела, чтобы Антон оказывался по локоть в крови. Лишь потому что я не смогла сама себя защитить, хотя нас этому учили. Тихий вздох срывается с губ, и я все же открываю глаза, чтобы столкнуться взглядом с напряженным выражением лица Антона. Он злился, кажется даже не на меня. Он был в бешенстве от прозвучавшей истории, но я не видела в его глазах отвращения. Только боль, оттого что не был рядом. Оттого что не успел, не знал, не мог подумать о таком.

- Они не стоят твоего запала, дорогой, - проговариваю я, оказываясь в его объятиях. Тонкие руки обвивают его спину, а я прижимаюсь чуть сильнее к нему, едва дрожа. - Ты не виноват, тебе не за что извиняться, Антон.

Но Антон меня, кажется, не слышит. Он продолжает извиняться, зацеловывая мое лицо, успокаивая подобной нежностью. Вот только с каждым поцелуем, я отчего-то чувствую, как в нем поднимается страх. Где-то на интуитивном уровне, мне кажется, что я улавливаю его мысли, его настрой. Отчего начинаю едва хмурится, и в конечном счете ловлю его губы своими, заставляя молодого гриша замереть. Я целую его медленно, уверено, не отпуская из собственных объятий. Пальцами касаюсь его щеки ,когда все же решаю оторваться от соблазнительных губ, но не отстраняюсь от него, смотрю то в глаза, то на губы, и едва улыбаюсь.

- Я не могу тебя простить, потому что ты ни чем не виноват, - тихо шепчут ему практически в губы. - Тебя не было тут, ты не мог знать, что произойдет. И я рассказала это тебе не для того, чтобы ты чувствовал вину. - я все же заставляю себя чуть отстраниться, чтобы заглянуть в небесно-голубые глаза. - Антон, я люблю тебя. И не хочу чтобы ты корил себя за случившееся... Я хочу, - я приближаюсь к его губам. - Чтобы этот бал оставил для нас лишь хорошее, не смотря ни на что.

Я не замечаю, как признаюсь ему в любви. Не замечаю, как легко эти слова сейчас слетают с моих губ, будто бы открыв ему эту страшную и позорную тайну, я наконец смогла освободиться. Хотя бы немного, хотя бы чуть-чуть. Но смогла. Я снова касаюсь губами его губ, мягко и ненавязчиво, будто бы все именно так как и должно было быть.