– Дайана, сейчас 9:10 утра, направляюсь в сторону Хаверфорда. На самом деле, мой маршрут нельзя назвать слишком уж протяженным – ехать до городка где-то около получаса. Однако минут десять назад мне пришлось сделать вынужденную остановку на ближайшей автозаправке – да, Дайана, я в очередной раз не проверил уровень топлива и ехал, что называется, на последнем издыхании. Заодно попробовал местный кофе – хотя, честно говоря, его качество, совершенно не стоит того, чтобы уделять ему такое большое внимание. Начнем с того, что это был кофе из автомата. Дайана, ты, наверное, знаешь эти сомнительные агрегаты, которые можно увидеть тут и там во всевозможных мелких закусочных и придорожных кафе – ты просто жмешь кнопку и спустя минуты полторы у тебя уже готов кофе. Как по мне, в таком, с позволения сказать, напитке нет совершенно никакой души. Собственно, как и вкуса – то есть, конечно, он есть, но на редкость отвратный. Хотя, стоит отметить, со своей первоочередной задачей этот далеко не первосортный кофе справился просто на ура – я уже практически не чувствуя и следа бессонной ночи.

– Дайана, пока еду, вдруг задумался об одной вещи. Тебе, наверняка, знакомо чувство ностальгии? Тоска по прошлому, только, скорее, в более положительном ключе. В общем и целом, довольно приятное чувство, хоть оно и не лишено оттенков светлой грусти.
Как тебе известно, в Хаверфорде я уже не был порядка пяти лет. И, возможно, я бы тоже смог ощутить эту самую ностальгию, прочувствовать в полной мере весь ее спектр – если бы тогда не произошло те самые события. Едва ли это чувство можно назвать тоской по прошлому. На самом деле, Дайана, я не имею ни малейшего понятия, как именно охарактеризовать это чувство. Одно могу сказать совершенно точно – это не страх. Скорее… Дайана, тебе, наверняка, знакомо это ощущение – когда тебе кажется, что вот-вот произойдет что-то неотвратимое. Ты практически на сто процентов знаешь, что это случится, но вместе с тем понимаешь, что не в силах каким-либо образом на это повлиять.
Нечто подобное чувствую сейчас и я.
Едва ли это ощущение можно назвать приятным.

– Дайана, почти десять утра, подъезжаю к Хаверфорду.
Вдруг подумал, что, возможно, стоило бы отправиться на эту внеурочную разведку вместе с агентом Розенфилдом… Да, Дайана, я могу представить выражение непонимания на твоем лице – но это действительно было бы не лишним. Однако, учитывая то, что Альберт после вчерашней экспертизы уснул прямо за своим рабочим столом, едва ли ранний подъем пошел бы ему на пользу.
Кстати, Дайана, ты знала, что Хаверфорд не является городом в нашем привычном понимании? К населенным пунктам подобного типа применим термин «невключенная община». Она не имеет собственных муниципальных властей и управляется вышестоящими органами власти – в данном случае городок как бы образовался сам по себе вокруг Хаверфордского колледжа. На самом деле, в США – да и не только – полно таких населенных пунктов. Например, Спрингфилд в штате Вирджиния. Иногда, конечно, доходит до абсурдного – встречаются общины с населением всего один человек – в штате Небраска есть такая деревня Монови. Благо, в Хаверфорде в этом плане несколько пооживленнее.

На самом деле, Дейл бы предпочел, чтобы дорога до Хаверфорда занимала хотя бы часа два. Возможно, при таком раскладе, у него было бы чуть больше времени на то, чтобы морально подготовиться к предстоящему. Купер же в итоге предпочел сразу кинуться в омут с головой – совершенно не задумываясь над тем, какой в итоге будет результат.
Хотя, с другой стороны, возможно ли к такому в принципе подготовиться?
Вот же они эти воспоминания – затаились в самой подкорке. Затаились так надежно, что иногда кажется, что этого всего и не было вовсе. Лишь временами память услужливо подкидывает эти воспоминания – чаще всего в самые неожиданные моменты, чтобы отдача была посильнее.

Это совершенно точно не ностальгия – на ментальном уровне Купера уже ничего с тем периодом времени не связывает. Он не обрубил все связи – хотя, наверное, со стороны могло бы показаться, что все именно так и произошло.
(А, возможно, Дейл действительно сам не заметил, как сжег все мосты – просто не может в полной мере признаться в этом самому себе.)
Да и страхом это чувство тоже назвать нельзя – тот ощущается совершенно иначе. По правде говоря, Дейл и не знает толком, чего (кого?) именно ему нужно бояться. Как можно бояться того, у чего нет лица и какой-то физической формы? Того, чьего происхождения ты не знаешь?
Хотя, стоит признаться – эта неизвестность отчасти пугает.

И для начала ему нужно проверить. Купер пока не может сказать, что именно – но перед тем, как отправиться в местное отделение полиции, он останавливается возле того самого квартала, где пять лет назад все и случилось.

И если до этого Дейл никак не мог толком воссоздать в голове это место – мозг как будто не мог собрать весь паззл целиком по кусочкам (да и самих кусочков не хватало) – то сейчас картинка словно бы вновь начала складываться в единое целое.
При свете дня все тут выглядит довольно стандартно и совершенно непримечательно – но Купер все равно чувствует, как по спине раз за разом пробегают стайки мурашек. Со стороны это место выглядит совершенно обычно – тихий переулок, по обеим сторонам невысокие жилые дома, стоят машины. Все максимально типично для подобных населенных пунктов.
Если не знать, что тут произошло.

– Дайана, я уже в Хаверфорде. Решил для начала обследовать то место, где пять лет назад обнаружили тело девушки. Это примерно в нескольких кварталах от кампуса, где я в то время жил.
Если честно, не помню, какими я тогда шел проулками – все, что я тогда видел, эта спина преследователя. И сейчас я удивляюсь тому, как же он меня не заметил – я хоть и пытался действовать максимально незаметно, но едва ли можно сказать с абсолютной уверенностью, что я в этом преуспел. Но это лишний раз подтверждает тот факт, что у преступника была определенная цель – именно эта девушка. Однако вполне вероятно, что я мог стать следующей жертвой? Кто знает.
[Пауза. Звуки шагов и шорох пальто.]
– Я нахожусь именно на том месте, где стоял тогда – когда обнаружил тело убитой девушки. Дайана, я сейчас внезапно осознал, что так и не узнал ее имени. Или же просто забыл? По правде говоря, на меня тогда сильно повлиял этот случай – долгое время мне снились… Я не могу назвать это кошмарами в прямом смысле этого слова. В этих снах не было ничего такого ужасного и страшного. Ведь что мы подразумеваем, когда говорим «мне приснился кошмар»? Более или менее стандартный набор образов – всевозможные события негативного характера, только в этом случае еще более гипертрофированные.
Но мне не снился ни тот убийца, ни убитая им девушка. Вместо этого я слышал голоса. Голос. Он что-то настойчиво говорил мне, но я так и не смог понять, что это за язык. Иногда казалось, что он как будто произносит все слова наоборот? Но все это было настолько жутко, что в какой-то момент я и вовсе решил практиковать депривацию сна. Конечно, я убеждал себя и всех вокруг в том, что это просто эксперименты, но на деле мне просто не хотелось больше слышать этот голос. А потом все как-то само прошло, я даже и не понял, в какой именно момент.
Дайана, возможно, что я ошибаюсь и наше нынешнее дело никак не связано с этим, произошедшим пять лет назад. Я бы действительно хотел, чтобы так было.
Но моя интуиция говорит иначе.

Остановив запись, Дейл еще некоторое время просто стоит, внимательно всматриваясь в асфальт – словно воссоздавая в памяти всю ту картину, собирая оставшиеся кусочки паззла.
Но тех все равно не хватает – и Куперу теперь кажется, что после разговора с местной полицией этих пустых мест станет еще больше.

– Этому делу путь в архив был заказан с самого начала, Нет, я, конечно, привык надеяться на лучшее и все такое, но тут уже заранее было понятно – хрен мы его найдем. Да вы сами гляньте! С чего вдруг вообще кто-то вспомнил об этом деле?

Сержант Кливленд говорит слишком громко и жестикулирует слишком активно, да так, что едва ли не проливает свой кофе – но, насколько можно судить, это его вполне привычное состояние. Однако заметно, что приезд специального агента ФБР стал для него еще тем сюрпризом.

– Проверяем связь. Недавно в Филадельфии было совершенно убийство – возможно, что оно каким-то образом может быть связано с тем, что произошло пять лет назад здесь, в Хаверфорде, – пролистывая папку с материалами, отвечает Купер, но тут же чуть хмурится, просматривая бумаги еще раз более тщательно: – А где результаты судмедэкспертизы?
– Не было вскрытия, – пожав плечами, произносит Кливленд, отпивая кофе из кружки. – Ее родители были категорически против, почти сразу же увезли ее в родной Дэлавер-Каунти, там и похоронили…
– Что? – поначалу Дейлу кажется, что ему послышалось, но, судя по всему, сержант именно это и имел в виду. – Вы понимаете, что сами своими руками позволили пустить дело под откос? – резко обрывает сержанта Купер. И попутно отчасти даже жалеет о том, что сейчас тут нет Розенфилда – от этого отделения полиции тогда бы не осталось и камня на камне. – Да вы даже ничего не попытались сделать и собственноручно отправили это дело в архив!
– Знаете, если бы вам пришлось общаться с ее родителями, то вы бы меня поняли! – шарахнув кружкой по столу, отвечает Кливленд. – Те еще повернутые на Иисусе, с такими лучше не связываться. Да и зацепок изначально никаких не было – ноль каких-либо следов и отпечатков пальцев…
– С этим уже будем разбираться мы, сержант Кливленд, раз уж у вас, очевидно, не нашлось на то необходимых ресурсов и инструментов. Надеюсь, вы не собираетесь препятствовать работе Бюро, – резюмирует Купер, собирая обратно в папку все материалы. – Можно от вас позвонить?

Дейла в буквальном смысле переполняет смесь из самых разных эмоций – и он запоздало понимает, что слишком уж сильно сжимает в ладони телефонную трубку.

– Алло, Альберт? Оу, прошу прощения, а позовите к телефону агента Розенфилда, пожалуйста. Это агент Купер, и мне нужно передать ему одну важную информацию.

Дейлу кажется, что проходит целая вечность – хотя, конечно же, на самом деле проходит всего лишь от силы минуты полторы-две.
Розенфилд на том конце провода едва успевает сказать «алло», как Купер тут же выпаливает:
– Альберт, они не проводили вскрытия. Мэдисон Уилсон, девятнадцать лет, убита пять лет назад в Хаверфорде. Колотое ранение в области груди. Но на этом все – только поверхностная экспертиза. Я считаю, что здесь нужна эксгумация – а иначе мы никак не выясним, связана ли Мэдисон с нашим дело или нет.

– Эксгумация?! Да вы никак с ума сошли?
– Напротив, сержант Кливленд – я считаю, что в данной ситуации это будет самое здравое решение. Конечно же, если вы заинтересованы в том, чтобы раскрыть это дело, а не бросить это все так, как вы это сделали несколько лет назад, – отвечает Дейл на этот возглас, стоит ему только повесить трубку. – А если вы все же не заинтересованы в этом, то, будьте так добры, не препятствуйте следствию. Теперь это дело в нашей юрисдикции, хотите вы этого или нет.

Купер знает, как он сейчас звучит, хоть и не имеет физической возможности слышать со стороны свой собственный голос – чуть более резковатый и твердый, чем обычно.
Сержант Кливленд в первые несколько секунд в буквальном смысле ступорится от подобной наглости – когда он приходил на работу этим утром, он совершенно точно не подозревал о том, что на него свалится подобное «счастье» в лице какого-то молокососа-фбровца, который еще имеет смелость тут командовать.
Он никогда не имел дело с чем-то подобным – жизнь в Хаверфорде не особо пестрила такими событиями. Теперь же все резко развернулось на все сто восемьдесят градусов – проблем от всего этого совершенно точно не оберешься.

Дейл и подавно никогда с таким не сталкивался.
Он лишь в теории понимает, какая должна быть последовательность действий в такой ситуации – наверное, в первую очередь стоило бы позвонить Гордону, так как ему в итоге все придется разруливать.
Но Купер позвонил Альберту.

Дейл никогда с таким не сталкивался – но ведь все бывает в первый раз, не так ли?

– Да кто вам вообще позволит это сделать, вы в своем уме?! – продолжает сокрушаться сержант, но Купер отвечает на это все таким же безапелляционным тоном:
– На вашем месте я бы не стал сомневаться в умственных способностях сотрудников ФБР, сержант Кливленд. А пока, извините – мне нужно сделать еще один звонок.

– Дайана, как я и предполагал – это дело пятилетней давности отнюдь не такое однозначное, каким оно могло показаться на первый взгляд. И эта неоднозначность только набирает обороты – неизвестно, что мы будем иметь к концу этого дня.
Уже связался с Гордоном, скоро должен приехать агент Розенфилд. Так как проведение эксгумации сопряжено со всякого рода бюрократическими процедурами – девушка была похоронена в Дэлавер-Каунти, так что пока неизвестно, где именно в конечно итоге будет проводиться экспертиза. И совершенно точно еще предстоит разговор с ее родственниками, который, я уверен, не будет простым. Но будем решать проблемы по мере их поступления.
Думал ли я, что все сложится именно таким образом? Нет, Дайана. Однако я чувствовал, что с этим делом все не так просто. И я не очень-то и рад, что мои предчувствия оправдались.

– Дайана, не так давно в личном… хотя, скорее, в рабочем разговоре Альберт высказал мысль о том, что агенты ФБР – это эдакие рыцари в сияющих доспехах, и где бы мы ни появились, всем сразу становится понятно, что все находится под контролем и переживать ни о чем не стоит. Я не цитирую сейчас его слово в слово, но общий посыл был такой.
Но сейчас я самолично наблюдаю совершенно противоположную ситуацию – своим визитом я в буквальном смысле внес хаос в выверенную и спокойную работу этого полицейского участка, в то время, как на самом деле я намеревался установить порядок. В их глазах я – пришелец, агент, «размахивающий направо и налево своим чертовым удостоверением» – и это уже точная цитата сержанта Кливленда. Помимо этого он еще высказал в мой адрес множество нецензурных слов, повторять которые я все же не буду.
В конечном счете, агент ФБР всегда воспринимается именно так – а тем более, если дело приобретает настолько неожиданный поворот. Неожиданный и во всех смыслах неприятный – а иначе процедуру эксгумации никак не назвать.
Скорее всего, Дайана, я говорю сейчас невероятно очевидные вещи, но лично я впервые сталкиваюсь с подобной резко негативной реакцией. И понимаю, что так, наверное, будет происходить чаще всего.

– Надеюсь, что от всего этого мероприятия будет хоть какой-то толк, – уже чуть позже произносит Дейл, когда в закусочной неподалеку от полицейского участка они с Альбертом дожидаются свой кофе, сидя на высоких стульях у длинной стойки вдоль окна.
На улице погода как будто бы решила поддержать всю эту несколько гнетущую атмосферу – с неба сыпет то ли снег, то мелкий дождь, а весь городок окутало вязкой пеленой тумана.

Мероприятие… Зачем он скрывает истинное значение за какими-то натужными эвфемизмами?
Эксгумация. Как ни крути, но рано или поздно это слово перестанет быть просто словом, а превратится во вполне реальную процедуру, с которой им всем придется иметь дело.

– По правде говоря, Альберт, невероятно рад вас видеть, – улыбнувшись, произносит Дейл, кивая официантке, принесшей кофе. – По крайней мере, теперь нас двое против них всех… Конечно, стоило ожидать подобной реакции – но, с другой стороны, разве не их безалаберность в конечно счете привела к такому? Наверняка можно выяснить, кто тогда был ответственен за экспертизу – прошло не так много времени, всего лишь пять лет. Не знаю, правда, будет ли от этого толк.

Будет ли в принципе от этого всего толк?
Это, наверное, главный вопрос на сегодняшний день.

– Альберт, а какова вероятность обнаружить хоть что-нибудь спустя пять лет? – спрашивает Купер, отпивая кофе. – Были в вашей практике подобные случаи, когда приходилось прибегать к эксгумации?

– Ну, Альберт, про сверхскромные знания слишком уж сверхскромно сказано, – взглянув на Розенфилда из-за своей чашки, со смешком поизносит Дейл, затем делая глоток кофе. – В противном случае вы бы тут, скорее всего, не сидели. Я уверен, что объем ваших знаний в несколько раз превосходит тот, который имеется у здешних экспертов, – последнее слово Купер выделяет особенной интонацией, которая должна в полной мере дать понять, что Дейл думает о них всех. – Однако у них хватило ума пренебречь такой важной частью расследования и просто отправить тело в другой штат.

Сказать, что все это удручает – не сказать ничего. Но если еще час назад в полицейском участке Дейл чувствовал искреннее недоумение, раздражение и злость, то сейчас эти эмоции более или менее улеглись.
Придется работать с тем, что есть.

Могли ли они обойтись без всего этого? Без всех этих скандалов и разбирательств, влезанием в размеренную и однообразную работу местных властей, без ворошения скелетов пятилетней давности, о которых все уже напрочь забыли?
Дейл понимает, что нет, не могли. Чем бы они тогда отличались от того же сержанта Кливленда, который не готов даже и пальцем лишний раз пошевелить?

Они – ФБР – невольные и вынужденные нарушители спокойствия. И только они могут восстановить этот баланс, только они в состоянии восстановить какую-никакую справедливость – как бы пафосно все это ни звучало.

«Не всегда получится быть для всех хорошим», – сказал ему однажды Уиндом. Наверное, он был прав – какими бы праведными ни были твои намерения, твои действия могут идти вразрез с принципами тех, кому ты хочешь помочь. Отсюда и возникает конфликт.
И от этого никуда не деться.
Дейл уже и не особо пытался «быть хорошим», когда препирался с Кливлендом и убеждал того предоставить ФБР все материалы по делу. В принципе, возмущение сержанта было понятным – наверное, будь Купер на его месте, он бы вел себя точно так же. Понятным – но при текущих обстоятельствах совершенно неприемлемым.

Вопрос Альберта… Нет, не застает его врасплох – на самом деле, он был вполне логичен.
Вопрос заставляет задуматься – как будто бы Дейл до этого не прокручивал в своей голове по нескольку раз все эти события. Но ведь рассказывать кому-то об этом – это ведь совершенно другое.
Временами ему казалось, что все произошедшее было просто каким-то сном. Наверное, первое время после этого инцидента Купер именно так все и воспринимал. И пытался не думать о том, что в тот раз это эфемерное, неосязаемое, но такое реальное Зло прошло прямо вскользь, совсем рядом с ним. Да, возможно, у убийцы была конкретная цель в виде этой несчастной девушки – но а если бы Дейл неудачно попался ему под руку?

Он уже давно отрефлексировал это все вдоль и поперек, однако сейчас все равно невольно задумывается – чуть дольше, чем, наверное, следовало бы?

– Да, я тогда возвращался с очередной студенческой вечеринки, было уже довольно поздно. Ну а так как на нашем кампусе редко можно было встретить кого-то постороннего, мое внимание привлек один мужчина, – начинает, наконец, Дейл, отрывая взгляд от чашки, чтобы обратить свое внимание на Розенфилда. – Не знаю, честно говоря, почему я вдруг решил за ним проследить – наверное, свою роль сыграла изрядная доза алкоголя в крови, – с усмешкой добавляет Купер, пожимая плечами и отставляя чашку на блюдце с тихим и едва различимым стуком. – И в какой-то момент я вдруг потерял его из виду – а потом, как это бывает обычно в фильмах, я завернул за угол… И там как раз и обнаружил тело девушки.

Дейл замолкает на несколько секунд, переводя взгляд в сторону окна, за которым уже и особо ничего не видно из-за сгустившегося тумана.

– Последующие события я не очень хорошо помню. Меня вызывали несколько раз в участок, так как я был последним, кто видел потенциального убийцу – но я вообще не запомнил, как тот выглядел. Я и видел-то его только со спины при практически полной темноте, так что… – пожав плечами, продолжает Купер, вновь обратив свой взгляд на Альберта, возвращаясь из этого мрачно-задумчивого состояния в свое более привычное. Кажется, даже голос его несколько меняется. – Как таковое тело я не помню. Точнее, всю эту картину, естественно, я помню очень хорошо, но вот какие-то конкретные и более специфичные детали я, к сожалению, не знаю.

Да, Дейл не видел убийцу – но зато он помнит это ощущение.
Давящее, пробирающее холодом насквозь – его можно было бы перепутать со страхом, но примерно то же самое Купер почувствовал в подвале, где они обнаружили тела девушек.

Возможно, он совершенно зря рассчитывает на свой ощущения, которые вполне могут оказаться ошибочными. Возможно, Мэдисон Уилсон, убитая в Хаверфорде, не имеет никакого отношения к тем безымянным жертвам.
Возможно, Дейл бы и хотел ошибаться.
Но он слишком уверен в том, что все тут взаимосвязано.

На самом деле, Дейл часто думал об этом убийстве в Хаверфорде. А в какие-то моменты даже слишком часто. Это был первый раз, когда нечто смертоносное проскользнуло настолько близко от него – все еще мимолетно, но вполне себе ощутимо.
Состояние шока? Скорее всего – хоть и моментами Дейлу казалось, что он абсолютно ничего не чувствует. И, наверное, это было самым жутким.

Альберт прав – по сути, Дейл не помнит ничего, что могло бы быть хоть сколько-нибудь существенным. И, скорее всего, вся эта затея может обернуться для них всех огромным промахом – столько сил будет затрачено совершенно зря.
Масштабы бедствия представить очень легко. Эксгумация сама по себе далеко не самое приятное мероприятие (и пусть Купер еще ни разу в подобном не участвовал, но вполне себе может понять, насколько это все муторно – для всех живых участников процесса), а если это все в итоге окажется бесполезным…

Из Хаверфорда Дейл по большей части помнит только ощущения. Запахи. Цвета.
То, как пахло сыростью из-за недавно прошедшего дождя. Как отливала в свете фонарей лужа крови – и казалось, что тут вовсе не кровь разлита, а машинное масло. Помнит, как после он компульсивно оттирал подошвы кед от этого самого кровавого машинного масла, оттирал даже тогда, когда уже и оттирать было нечего.

Но все это ощущения – а их, как говорится, к делу не пришьешь.

И вся эта затея может оказаться в равной степени абсолютно бесполезной и чрезвычайно плодотворной.
Но ведь Купер привык доверять своим ощущениям? И пока что они его ни разу не подводили.

– Да, Альберт, вы правы – пять лет назад я еще не был в достаточной степени компетентен, чтобы в полной мере принимать участие в расследовании, – пожав плечами, отвечает Дейл, допив остатки кофе. – Жаль, что нельзя вернуться назад во времени и во всем разобраться, но уже имея нынешний багаж знаний и какой-никакой опыт… А лучше и вовсе как-нибудь предотвратить это убийство?

Он поднимает взгляд на Розенфилда, улыбаясь уголком губ (как будто бы даже виновато – как будто бы в его силах было все предотвратить, но этим шансом не воспользовался), а после складывает все заметки обратно в папку.
Да, наверное, всем было бы проще, если бы такие преступления действительно можно было предотвращать заранее – чтобы не было никаких жертв и никаких потерь.
Но пусть они не имеют возможности вернуться в прошлое и все исправить – так, по крайней мере, сейчас они могут расставить все по местам и разобраться в этом деле, разве не так?

– Готов принять этот огонь на себя, – с улыбкой произносит Купер. Хотя, если так подумать – разве есть какие-то другие варианты? За все время работы Дейл уже успел понять, что агент Розенфилд не отличается выдающейся дипломатичностью – так что, если кому-то из них двоих и стоит разговаривать с родственниками девушки, так это Куперу.

– Кстати, Альберт, – произносит вдруг Дейл, вставая из-за стола и попутно подхватывая свое пальто, висящее на спинке стула. – Помнится, вы как-то зареклись приглашать меня на кофе.

Сейчас кажется, будто бы это было очень и очень давно. Да что там – вчерашнее вскрытие кажется чем-то невыносимо далеким.
Время как будто бы соскочило со своей линейной прямой и начало вытворять странные штуки. Хотя, конечно, Куперу все это только кажется – надо больше спать.

– В следующий раз угощаю я, Альберт, – добавляет Купер, а затем, сунув руку в карман пальто, выуживает диктофон и привычно жмет на кнопку записи, начиная надиктовывать на ходу:

– Дайана, сейчас почти полдень – направляемся с Альбертом в Дэлавер-Каунти, что находится примерно в десяти минутах езды. Будем проводить эксгумацию тела Мэдисон Уилсон. Сложно пока сказать, сколько именно времени это займет – но, учитывая то, что, скорее всего, нам предстоит не очень приятный разговор с родственниками девушки, задержимся мы там надолго.
Кстати, Дайана, отличный сливовый пирог в закусочной… На самом деле, понятия не имею, какое у закусочной название, но Хаверфорд не то чтобы очень большой городок. И кофе хороший – могу поставить ему оценку восемь из десяти возможных.

К тому моменту, как они прибывают в Дэлавер-Каунти моросящее с неба нечто – то ли дождь, то ли мелкий снег – окончательно перестает срываться. Однако воздух все равно стоит какой-то вязкий и тяжелый – как будто бы не до конца рассевшийся туман.
Кладбище Иден, находящееся на окраине города, выглядит совершенно так, как и должно выглядеть кладбище, если представлять его в своей голове. Только сейчас при въезде в него, помимо катафалков, можно заметить совершенно нестандартную для обычно кладбищенского пейзажа технику – и пара автомобилей, принадлежащих местной полиции.

На мгновение Купер успевает задуматься над тем, не придется ли им отбиваться от здешних журналистов, если те вдруг решать что-то здесь разнюхивать – а в следующую секунду их с Альбертом окликает чей-то голос.
Конечно, голос не называет их имен (потому что, очевидно, не знает их), но по интонации в этом голосе сразу же становится понятно, к тому тот обращается – и кому, скорее всего, принадлежит.

– Эй, вы! – голос резкий, звенящий от возмущения, злости и непонимания. – Вы серьезно собрались это делать? Для вас вообще существует хоть что-нибудь святое?! – голос обгоняет их и из просто голоса становится мужчиной лет шестидесяти с залысиной на макушке, пухлым лицом и в кое-как застегнутом пальто (судя по всему, торопился на всех порах, как только узнал об эксгумации тела своей дочери). – Нет, вы никуда дальше пойдете!..
– Мистер Уилсон, успокойтесь, – произносит Купер, останавливаясь и вытаскивая из кармана свой бейджик. – Я специальный агент Дейл Купер, а это – специальный агент Розенфилд, – указав на Альберта, продолжает Дейл. – Мы здесь по заданию ФБР…
– Да знаю я, кто вы! Вы – стервятники чертовы! Уже пять лет моя девочка лежит в могиле – и какого-то черта вы тут появляетесь, чтобы ее выкопать?! – с каждой сказанной фразой голос мистера Уилсона становится все более сорванным и истеричным.
– Мистер Уилсон, послушайте… – начинает было Купер, но продолжить фразу у него так и не получается – потому что мужчина вдруг резко хватает его за отвороты пальто:
– Только через мой труп вы пойдете туда выкапывать мою дочь, вы меня поняли?!

Голос его звучит настолько резко и надломанно, что, кажется, разносится эхом по всему кладбищу.

Любая процедура, проводимая под надзором ФБР – будь то обыск, проведение экспертизы на местах или же допрос – сопряжена с целым набором различных инструкций и правил, необходимость соблюдения которых не просто рекомендована – обязательна.
Но, так или иначе, существует тот самый человеческий фактор, который всегда присутствует в их работе – например, как сейчас. Всегда возникают моменты, когда выверенность инструкций и правил натыкается на препятствие – и все годами отлаженные шестеренки неминуемо начинают заедать.

Купер знает – если мистер Уилсон сейчас все же не сдержится и начнет оказывать активное сопротивление, то проблем станет еще больше. Но также он знает, что мистер Уилсон иначе и не может – любой бы чувствовал себя на его месте абсолютно так же.
И пока Дейл эти несколько секунд думает о том, какие же слова ему подобрать, на помощь вдруг приходит Альберт.

И пока тот говорит, Купер чувствует, как хватка мистера Уилсона становится все слабее. Слова Альберта звучат как отрезвляющая оплеуха, которая в данном случае оказывается куда более действенной, чем любое реальное физическое воздействие.
Фиалка. Так Розенфилд назвал его, кажется, уже целую вечность назад, когда они обследовали тот заброшенный подвал и разбирались с телами убитых девушек. Тогда это тоже подействовало, как эдакая пощечина, приводящая в чувства.
Дейл знает, что Альберт совершенно не сторонник насильственных методов воздействия, но это с лихвой компенсируется хлесткими словами, которых тот нисколько не стесняется. И в этом его ценность как агента ФБР – да и просто человека. Пока кто-то другой будет мучительно подбирать более дипломатичные выражения, Розенфилд скажет все, как есть, и даже не изменится в лице.
Иногда именно это и нужно.

На искривленном болью лице мистера Уилсона проскальзывает осознание. А в следующую секунду его руки как-то обессиленно повисают вдоль тела.
На этот раз обошлось.

Дейл на мгновение ловит взгляд Альберта, коротко кивнув ему – а ведь поначалу они действительно думали, что, скорее всего, все будет ровно наоборот.
Но иногда – хотя, на самом деле, чаще, чем иногда – все оборачивается совершенно не так, как должно было бы быть.

И Купер убеждается в этом вновь уже спустя некоторое время, когда удается вскрыть гроб Мэдисон Уилсон.

Немая сцена длится долгие несколько секунд, пока все они смотрят на совершенно не поврежденное тело девушки. Тут и гениальным специалистом не нужно быть, чтобы понимать – так не должно быть.
Это невозможно – проносится рефреном в голове.

Крышка гроба ударяется о землю с ощутимым грохотом, который как будто бы снимает со всех заклятие оцепенения.
Убитая и захороненная пять лет назад Мэдисон выглядит так, словно бы все случилось только вчера. Часто, вспоминая об этом убийстве, Дейл ловил себя на том, что для него все это действительно произошло как будто бы совсем недавно – слишком яркие воспоминания как будто бы отпечатались на внутренней стороне черепной коробки.
Но сейчас не тронутое разложением тело Мэдисон Уилсон – совершенно не метафора, а реальность. Такая же яркая, как и воспоминания Купера.

Альберт вдруг зовет его Куп, и Дейла это как будто бы возвращает в реальность – он и сам не заметил, как инстинктивно обратил свой взгляд на Розенфилда. Однако ясно, как день, что даже для такого компетентного специалиста подобные случаи – огромнейшее исключение из правил.
Если подобные этому случаи в принципе существуют в общемировой практике.
Есть ли этому вообще хоть какое-то объяснение?

– Альберт, я знаю только, что в некоторых древних народах существовало поверье – если тело после смерти не подвергалось разложению, то это значило, что умерший являлся кем-то наподобие святого, – произносит Дейл, после спешно добавляя в ответ на красноречивый взгляд Розенфилда: – И нет, я не намекаю на то, что сейчас мы наблюдаем нечто подобное. Очевидно, что нет. Скорее всего.

Скорее всего.
Тогда что это?
Существует ли какое-то научное и логическое объяснение этому феномену?

Быть может, Дейл и сторонник подобного мамбо-джамбо (как сказал бы Альберт), но разве может быть все настолько запутанно и запущенно?

– Поправь меня, если это не так, Альберт, но, насколько мне известно, в некоторых случаях захороненные тела могут мумифицироваться. Однако для этого тоже нужны определенные условия, – добавляет Купер, засовывая ладони в карманы пальто, обращая взгляд на рабочих, занимающихся погрузкой гроба, а после – на семейство Уилсонов, все еще пребывающих в шоке. – А тело Мэдисон выглядит абсолютно целым.

Что-то ему подсказывает, что и со вскрытием тоже могут возникнуть всякие сюрпризы – это ощущение вполне себе закономерно в данной ситуации. Как если бы они вместе с гробом Мэдисон Уилсон открыли своеобразный ящик Пандоры.
Может быть, так и есть?

– Дайана, сейчас два часа дня – направляемся обратно в Бюро. Вскрытие тела Мэдисон Уилсон было решено проводить именно в нашей лаборатории ввиду определенных обстоятельств. При эксгумации мы обнаружили, что тело девушки, которая была захоронена пять лет назад, совершенно не подверглось разложению и каким-либо естественным физическим изменениям.
Пока неизвестно, что могло этому послужить. Природные условия? Или все же какие-то факторы, относящиеся к нематериальным областям? И действительно ли Мэдисон каким-то образом связана с теми тремя девушками?
Это нам предстоит вскоре выяснить.

Возможно, он действительно где-то перестарался. Увлекся.
Или действительно впечатлился? Пусть и, в какой-то степени, на каком-то глубинном, подсознательном уровне он, возможно, рассчитывал на что-то подобное – но, как иногда это бывает, не мог облечь в слова?

Купер даже не успевает задуматься о том, что, наверное, действительно стоило бы попридержать свои умозаключения при себе – однако мысли несутся вперед, как таран.

Теперь же получается более чем забавно – до этого всего Розенфилд думал, что это его придется отбивать от убитых горем родственников.
А получилось совсем наоборот.

Только вот Дейла отбивать не приходится – возможно, тогда, на подходе к кладбищу у мистера Уилсона еще были силы и желание хорошенько огреть Купера за все то, что они собираются сделать с его дочерью. А сейчас все слишком оглушены и шокированы всем произошедшим.
И поэтому повисшая тишина кажется еще боле тяжелой и угнетающей, даже несмотря на то, что на фоне продолжают суетиться рабочие.

Просто найдите того, кто это сделал.

И Купер обращает свой взгляд на миссис Уилсон, которая тут же отводит глаза, утягивая за собой мужа.

Кажется, они с Альбертом не обмениваются ни единым словом, пока идут обратно к машине. И еще минут десять после.
Но по тому, как с каждой секундой вокруг сгущается напряжение, Дейл понимает, что, скорее всего, просто молчанием все не ограничится.
Сам он малость разбавляет это молчание короткой заметкой на диктофон – но это, на самом деле, не считается, если так подумать.
Потому что молчание тут – конкретно между ним и Альбертом. Молчание, ощутимое буквально на физическом уровне, липнущее к коже, как будто бы обрывки отсыревшего тумана, который, кажется, за все это время стал только более вязким.

И когда Розенфилд вдруг задает вопрос – минут через десять после того, как они начали движение, Дейл примерно понимает, к чему тот ведет. Но все-таки не совсем.
Купер не знает, чему он удивляется больше – внезапности этого вопроса или же этому «Дейл».
Что ему становится понятно сразу – так это то, что ничего хорошего от этого «Дейл» ждать не стоит.

Как Альберт тогда сказал?
До «просто Дейла» надо еще доработать? (И почему Купер вообще помнит эту фразу?)
Ну вот, получается, доработал. От звучания собственного имени становится как-то даже не совсем уютно – палец начинает неровно постукивать по папке с материалами по делу, разложенной на коленях.

Не то чтобы тон голоса Розенфилда сильно уж отличается сейчас от его привычной манеры разговаривать – но вот вкупе с сжатыми пальцами на руле и застывшим напряженным взглядом все это создает вполне себе определенную атмосферу.

И когда Дейл уже было открывает рот, чтобы поинтересоваться, что тот, черт возьми, имеет в виду, Альберт поясняет сам, заставляя Купера сначала на мгновение вздернуть брови, а после – чуть нахмуриться.

Купер.
Вот это уже звучит более привычно – и, наверное, находится где-то на пару десятков миль дальше того же «Купа» и «Дейла».

Он понимает и не понимает одновременно – ведь не сам ли Розенфилд сказал ему тогда, когда они приехали на выкапывание тел тех девушек –

тело это всего лишь тело.
Разве не так?

Дейл обращает взгляд перед собой, теперь кончиками пальцев тихонько выстукивая по папке какой-то другой ритм.
Да, так. Но и не так одновременно.

Тело это всего лишь тело.
Для них – возможно. Да и то не всегда – а иначе какой тогда смысл в работе Альберта Розенфилда?

Тело это всего лишь тело.
Но не для присутствующих во время процедуры эксгумации родителей погибшей.
Наверное, он действительно где-то увлекся. Перестарался.
Забылся.
Впечатлился?

– Тело это всего лишь тело… – глядя на простирающуюся впереди дорогу, повторяет Дейл вполголоса, как будто бы вспоминая, проверяя на слух вес и значимость этой фразы, а затем, нахмурившись, чуть мотает головой, обращая взгляд на Розенфилда: – Но это ведь не так, Альберт. Тело не может быть всего лишь телом, тем более в данном случае. Я просто… – впечатлился, – увлекся, наверное. И мне действительно не стоило… Скажем так, поспешно высказывать вслух свои предположения, – произносит Купер, на мгновение отводя взгляд в сторону приборной панели. – Не знаю, насколько это будет сейчас уместно, но… Я прошу прощения, Альберт. За то, что тебе пришлось оправдываться за меня.

Ты правда считаешь меня хорошим следователем? – отчего-то хочется ему спросить, но сейчас это было бы максимально неуместно.
Да и в принципе тоже.

Не смей давить меня моей же философией.

И несмотря на весь этот суровый тон Дейл едва сдерживает улыбку, обращая взгляд прямо перед собой и поджимая губы.
Если бы они вели какой-то негласный счет, можно было бы сказать, что на этом моменте Куперу удалось его сравнять?

Он уже давно успел понять, что слова Альберта Розенфилда способны резать не хуже, чем его скальпели – и с тем, и с тем он обращается виртуозно.
Насчет тонких матерей Дейл бы с ним поспорил – потому что моментами он видит ровно противоположное тому, что упрямо утверждает сам Альберт. Тот просто всеми силами пытается откреститься от всего нематериального, как будто бы не понимая до конца, что уже застрял во всем этом по уши.

– Для справедливости никогда не может быть слишком поздно, Альберт, – произносит Дейл, обращая затем взгляд на Розенфилда. – Не хочу, конечно, звучать как-то чрезмерно высокопарно, но… Сейчас мы можем сделать для Мэдисон то, о чем никто не хотел позаботиться пять лет назад. Да и неизвестно, как скоро этот убийца решит добраться до кого-нибудь еще – если, конечно, эти дела связаны друг с другом. А я более чем уверен, что они связаны.

Альберт вдруг сворачивает в сторону подвернувшейся заправки – Купер видел ее, когда утром направлялся в Хаверфорд. Сейчас кажется, что это все произошло не несколько часов назад, а прошло как минимум пара дней.

– Без проблем, Альберт, – произносит Купер, выходя из машины следом за Розенфилдом, попутно осматриваясь кругом.

Он вдруг задумывается надо его словами.
А стало бы им всем легче, если бы теория о святости – что бы это ни значило в данном контексте – действительно бы подтвердилась? На самом деле, Купер не уверен, что в их случае хоть какой-то фактор сможет облегчить их дальнейшую работу – разве что, факт того, что все эти жертвы действительно связаны и им все же удалось выйти на какой-никакой, но все-так след.

– На этот раз кофе с меня, – улыбнувшись, произносит Дейл, сунув руки в карманы пальто и направляясь в сторону небольшого здания заправки.

– Дайана, сейчас двадцать минут третьего того же дня – с агентом Розенфилдом сделали небольшую остановку возле заправки, осталось примерно полпути до Филадельфии.
Не сказать, что я питаю большие надежды относительно вкуса местного кофе – но, по крайней мере, это не какая-то непонятная субстанция из автомата, а вполне себе сносно пахнущий фильтрованный кофе из кофеварки. В любом случае, доза кофеина совершенно точно не будет лишней – учитывая то, какой объем работы предстоит нам разобрать по прибытии.

– Альберт, а как ты думаешь…

Протянув Розенфилду стаканчик с кофе (со сливками), Дейл вдруг замолкает на пару секунд, будто бы все еще раздумывая над тем, как именно поставить вопрос – и что именно спросить.

Как ты думаешь, нам удастся докопаться до истины?
(Слишком пространно – потому что сам Купер совершенно не понимает, что именно стоить считать за ту самую истину в этом конкретном случае).
Как ты думаешь, нам удастся разыскать этого убийцу?
(Однако Дейл не спешит формулировать вопрос именно таким образом – потому что его самого скребет изнутри мерзкое предчувствие того, что поймать этого самого убийцу будет невообразимо сложно. А особенно учитывая то, в какую точку событий их уже успело занести к этому моменту.)

– Альберт, как ты думаешь – Гордон и агент Джеффрис знали, что все сложится именно таким образом?

Кажется, Купер самую малость и сам удивляется тому, что в итоге спросил – как будто бы кто-то другой сформулировал за него этот вопрос.
Но взгляд, который он обращает на Розенфилда из-за своего стаканчика с кофе, серьезный и сосредоточенный.

А ведь действительно – знали ли они, как именно все обернется?
И, скорее всего, это вопрос без ответа – так что, наверное, зря Дейл его в принципе озвучил.
Но, наверное, ему просто нужно лишний раз удостовериться в том, что Альберт тоже чувствует во всем этом пока что не ясную подноготную (которая, скорее всего, именно такой и останется).

Купер помнит этот взгляд Джеффриса, которым тот окинул его накануне, когда заглянул мимоходом в кабинет Дейла и перекинулся с ним парой реплик.

– Что они в принципе знают… – добавляет Купер с какой-то неясной полувопросительной интонацией в голосе, отведя глаза куда-то в сторону шоссе. – Хотя, конечно, этот вопрос больше риторический. Я уже в достаточной степени успел уяснить, что в случае с Гордоном и Филлипом задавать подобные вопросы – это примерно то же самое, что пытаться ставить палатку во время урагана. Бесполезная затея.

Дейл не знает, почему ему в голову пришла именно эта аналогия. Но, кажется, она описывает все это как нельзя лучше.

На секунду Дейл вдруг думает о том, что для тех, кто практически идет по следам таинственного убийцы (или же, по крайней мере, потенциально пытается идти по следам), они с Альбертом чересчур уж праздно проводят время, распивая кофе на автозаправках.
Но, с другой стороны, так ли критичны эти якобы упущенные пятнадцать минут в контексте всех событий? Что вообще в данном случае можно считать упущенным?
В конце концов, Альберт сам предложил сделать остановку – а, Дейл уверен, тот бы не стал этого делать, будь у них каждая секунда на вес золота.

Так или иначе, но в этом всем есть отчасти что-то сюрреалистичное – всего каких-то минут двадцать назад они выкопали тело жертвы, убитой пять лет назад; тело, по которому совершенно нельзя сказать, что оно пролежало под землей столько времени.
И вот теперь они с Розенфилдом сидят на автозаправке, попивая кофе из картонных стаканчиков.
В общем-то, учитывая обстоятельства, такой исход вполне себе закономерен.

Дейл зачем-то думает о Уиндоме, понимая, что будь тот сейчас на месте Альберта, то все было бы совершенно не так. Не так – с самого начала и до текущей точки.
Не было бы никакого сливового пирога в небольшой хаверфордской закусочной, не было бы всех этих разговоров. А вот что бы было точно – так это какой-нибудь скандал уже на кладбище, непосредственно перед эксгумацией. Купер отчего-то совершенно не сомневается в том, что именно так бы все и было – и, наверняка, с дракой. То, что испытали они с Альбертом, было всего лишь короткой эмоциональной стычкой, которая разгорелась быстро и так же быстро потухла.
Едва ли бы Уиндому удалось все уладить так, как это получилось у Альберта. Вряд ли бы удалось найти такие же слова, что нашел Розенфилд. За все свое недолгое время работы в Бюро Дейл уже успел понять, что спокойствие и дружелюбие Уиндома Эрла – по большей части напускное. Агент Джеффрис как-то раз сказал про него, что тот бывает «не совсем стабилен». Описание, как нельзя лучше подходящее Уиндому, пусть тот в большинстве своем все же старается держать себя в рамках. Однако в те моменты, когда эмоции берут над Эрлом верх, Дейл видит в его глазах этот слегка маниакальный отблеск.
Да, скорее всего, целыми бы они из Хаверфорда не уехали.

Наверняка, Уиндом будет спрашивать его об этом деле – в своей обычной манере, словно пытаясь завязать непринужденный разговор. Обычно именно после таких Купер себя чувствует так, как будто бы его вывернули наизнанку. Он пока не уверен в том, что именно расскажет ему – а о чем намеренно умолчит. Но, скорее всего, умолчит о многом. В конце концов, в Бюро не принято вот так вот болтать направо и налево о вверенных делах.
Иногда Дейлу бывает совестно за собственные эмоции – ведь, можно сказать, это именно Уиндом Эрл привел его в Бюро. Хотя, с другой стороны, взяли ведь Купера за его собственные заслуги, а не из-за Уиндома – так почему он должен чувствовать себя обязанным?

– Возможно, у Гордона с Джеффрисом какая-то своя особая связь, – произносит Дейл, задумчиво глядя сквозь пыльное стекло на полусонную автозаправку. Наверняка, Альберт в ответ на это фыркнет и назовет это все очередным «мамбо-джамбо». Но, возможно, что нет? – Такая, при которой даже слова не нужны. Хотя, конечно, гадать можно бесконечно долго – все равно правду мы никогда не узнаем.

Нужно ли вообще ее узнавать? Возможно, в этом мире существуют такие вопросы, ответы на которые лучше не узнавать никогда.
Хотя, конечно, в какой-то степени это предположение вызывает почти физический дискомфорт – потому что это ведь именно то, чем они и занимаются в Бюро. Находят ответы на те вопросы, к которым обычные люди уже отчаялись найти подход.
Но все же. Все же некоторое вопросы должны оставаться без ответа.

– Альберт, а этот… код. Он всегда был? – спрашивает вдруг Дейл – отчасти неожиданно даже для самого себя. А затем тут же добавляет: – Я, конечно, понимаю, что, наверное, не должен такое спрашивать, а просто принимать как само собой разумеющийся факт, но раз уж зашла речь о Гордоне и Филлипе… Они ведь, наверняка, были теми, кто придумал этот самый код.

Это же ведь не считается за сплетни, правильно? Они обсуждают вполне себе рабочие моменты, в конце концов.
Кажется, однажды Дейл пытался поговорить на эту тему с Уиндомом, но тот отмахнулся от него, сославшись на какие-то неотложные дела.
Купер в итоге весь тот вечер провел за разбором каких-то старых документов из архива.

– Дело ведь не в глухоте Гордона, да? – взглянув на Альберта, спрашивает Купер. – Если так подумать, то он ведь может просто читать наши более чем подробные отчеты… Тогда для чего это?

Конечно, дело не в глухоте Гордона – хотя она все же в какой-то степени играет свою роль.
Насчет природы этой самой глухоты Купер даже не пытается заводить разговор – потому что с большой долей вероятности Альберт тоже не в курсе. Как и все агенты в их отделе – но у каждого, конечно же, есть своя теория на этот счет.
Сам Дейл не пытается строить никаких догадок – и не потому, что к сплетням он относится как-то плохо. Так или иначе, но сплетни и пересуды – это неотвратимый, а подчас даже необходимый социальный конструкт, который не искоренить ничем. Купер сам прекрасно понимает, как его самого порой воспринимают окружающие – в конце концов, нечасто встретишь человека, который 60% своего времени пользуется диктофоном (иногда процентовка меняется в чуть большую сторону). За все время работы Дейл уже не раз обнаруживал на своем диктофоне шуточные заметки от своих коллег, которые те записывали, когда Купер имел неосторожность оставить устройство без присмотра.
В какой-то степени он уже привык к этому и не особо обращает внимания. Эти записи, в конце концов, можно легко стереть.

К этому коду тоже можно относиться по-разному. И, наверняка, кто-то посторонний воспримет все это как какую-то безумную прихоть Гордона Коула, которому в какой-то момент отшибло не только слух, но и мозги в придачу. И, естественно, кому-то все эти свистопляски с кодом могут показаться контрпродуктивными. И Дейл вполне может понять Альберта – тот привык быть досконально практичным, не размениваться на какие-то лишние действия и слова. Для него, скорее всего, все эти замудренные отчеты как лишний повод для головной боли.
Благо, что код применяется не всегда и не везде. В большинстве своем дела, которые попадают им на стол, не имеют какой-то до невероятия таинственной подоплеки.
Конкретно это дело для Дейла – первое подобное. Первое с подобным шифром, подобным ореолом загадочности.

Сам Купер с детства привык к таким шифрам. Когда почти каждый твой сон имеет какой-то скрытый смысл – и ты не просто чувствуешь, а знаешь это с железной уверенностью – привыкаешь к этим неясным смутным образам, смысл которых угадывается либо сразу, либо спустя некоторое время, когда мозг сам подкинет верную разгадку. Возможно, именно поэтому Дейл и втянулся во все это так органично и быстро – так, как не получилось у Альберта за все то время, что он тут работает.
Тот шифр, который они предоставляют Гордону – можно сказать, обратный процесс дешифровки. С той лишь разницей, что в код обрамляется реальность.

И в этом все же есть своя доля прагматичности и предусмотрительности – как однажды рассказал Куперу Честер, «если ушлые журналисты все же решат рискнуть свои здоровьем и попытаются что-нибудь разнюхать, то непременно сломаются об этот код».
Дейл думает вдруг о том, как скоро разлетится новость о сегодняшней эксгумации, которая прошла совершенно нестандартно и не по плану. Как скоро все начнут тиражировать тысячу и одну версию того, как подобное вообще могло произойти.
И пока сложно предугадать, чем подобное может обернуться конкретно для них.

Когда Розенфилд произносит фразу про «цветочные дела», Дейл невольно улыбается, скрывая улыбку за картонным стаканчиком.

– Альберт, а я могу спросить, – начинает Купер, – а сколько этих самых цветочных дел было у тебя?

И сколько их них в итоге удалось раскрыть? – тут же возникает в голове следующий вопрос, но Дейл почти сразу же осекается.
Потому что, возможно, что ни одно.

Ему самому пока не довелось ощутить на себе тяжесть папки с делом, помеченной грифом «нераскрытое». И хорошо, если эта папка одна – но, скорее всего, таких может быть не меньше десятка. Если не больше.
Купер прекрасно понимает, что в такой профессии своего внутреннего перфекциониста лучше засунуть куда-нибудь поглубже – и чтобы тот никогда не высовывался. По долгу службы им всем приходится иметь дело с самыми непредсказуемыми существами на планете Земля – с людьми. С людьми, в головах которых подчас может твориться самый настоящий Ад, который они впоследствии будут проецировать вовне.

– Если, конечно, эта информация не относится к категории особо засекреченной, – добавляет затем Дейл. – Хотя, если учесть тот факт, что ты являешься главным судмедэкспертом, то, скорее всего, через тебя прошло много таких дел. Подобных текущему, например.

Купер отставляет уже к этому моменту пустой стаканчик и на мгновение кидает взгляд в сторону чуть пыльного окна, всматриваясь в дорогу.
Он думает о том, что все это – лишь очень короткая передышка в сложном и запутанном расследовании.

На самом деле, Дейл бы еще много чего спросил у Альберта, будь у них чуть больше времени – и не будь этого веса нераскрытого дела на их плечах. Пока нераскрытого.
Не так уж и часто им приходится бывать в такой относительно неформальной обстановке – если дайнер на заправке вообще можно отнести в эту категорию. Иногда полезно лишний раз осознавать, что они способны существовать и коммуницировать не только в стенах Бюро, но и за их пределами – хотя, если так подумать, они с Альбертом больше половины дня провели за пределами обычной обстановки. Но все-таки поговорить им удалось только сейчас – ну и, может быть, утром, когда туман еще не рассеялся до конца. Дейл все еще помнит тот сливовый пирог и пространные разговоры, которые как нельзя лучше вписывались в такую же пространную и непонятную атмосферу.
Сейчас кажется, что это все было не несколько часов назад, а вчера или даже позавчера. День какой-то бесконечный.

Так вот, мысленно Дейл составил целый список вопросов, которые хотел бы задать Альберту при случае:

например – какое дело Розенфилду запомнилось больше всего?
например – где Альберт работал раньше, до того, как вступить в ряды Бюро?
например – что именно его смущает в Уиндоме (и совпадают ли у них с Дейлом мысли на его счет)? Потому что, когда Розенфилд упоминает Эрла, Купер рефлекторно слегка напрягается, хотя каких-либо адекватных причин для такой реакции, если так подумать, нет.
А еще – сказать, что это нисколько не хвастовство, и Альберт действительно может по праву считать себя лучшим специалистом в Бюро.

Но время уже поджимает – еще немного, и это станет критичным.

– Конечно, Альберт, – с улыбкой отвечает Дейл, вставая следом, и попутно вдруг задумывается о том, как расценивать эту просьбу.
Ему казалось, что Розенфилд не из тех, кто вот так просто передает управление автомобилем в чужие руки. А, может, Купер просто надумывает себе какие-то скрытые смыслы.

Напряжение.
Кажется, оно наваливается еще в тот момент, когда задние Бюро только появляется в зоне их видимости. А затем подключается и взвинченность – потому что никто не может позволить себе что-то упустить из виду, отбросить за ненадобностью и снизить градус внимания.
Дейл уже знаком с этими ощущениями, но сейчас это все как будто бы обостренно в разы.
Потому что Голубая роза.
Этого никто не произносит вслух – потому что все и так все понимают.

– Пока вы там катались, кое-что удалось узнать насчет тех девочек. Пока что предположительно, ясное дело, еще надо точно проверить, – произносит Дайана, стоит только Дейлу переступить порог их кабинета, и с глухим стуком откладывает потрепанный блокнот в сторону. – Сара Джонсон, девятнадцать лет, ее начала разыскивать Анджела Уильямс, соседка по квартире, после того, как Сара не появлялась там несколько дней. На работе в закусочной ее тоже начали искать, потому что, судя по всему, она не из тех, кто пропадает без предупреждения. Соседка сказала, что у Сары из отличительных особенностей шрам под коленкой. Ну и… У одной из жертв он есть. И в целом по описанию она тоже подходит. Нужно, конечно, провести опознание, чтобы узнать наверняка. Но, по словам Анджелы, Сара сирота и никаких родственников у нее нет. Так что, скорее всего, придется вызывать на опознание мисс Уильямс.

Купер молчит с пару секунд, так и замерев на пороге кабинета, а затем проходит к столу Эванс.
– Ну, это уже лучше, чем ничего, Дайана, спасибо, – произносит он, кидая взгляд на блокнот, который Эванс придвигает к нему ближе:
– Вот ее телефон, если что. А как там у вас дела? Я слышала, что эксгумацию проводили, это так?
– Да, – сняв, наконец, пальто, отвечает Дейл, цепляя его на вешалку. – Но, скажем так, главная проблема в том, что за пять лет нахождения под землей тело не подверглось разложению. Именно поэтому было решено отправить его в нашу лабораторию.
– Что? Разве такое возможно? – с сомнением в голосе произносит Дайана, ковыряя ногтем ластик на обратной стороне карандаша.
– Возможно или нет – но это есть, Дайана, – пожав плечами, отвечает Купер. – Альберт будет сейчас разбираться с этим более детально. Надеюсь, он сможет докопаться до истины.
– Он-то сможет, – с какой-то неопределенной интонацией в голосе произносит Эванс. – Розенфилд расшибется в лепешку, но в итоге все разузнает и преподнесет на тарелочке.

Дейл улыбается уголком губ, попутно просматривая записи, сделанные Дайаной.
Да, Альберт обязательно все разузнает.
И поэтому Дейлу тоже нельзя оплошать – должен ведь он соответствовать?

На самом деле, допросом это можно назвать с натяжкой – Дейл решает расположиться не в стандартной допросной, а в кабинете. Дайана почти сразу подхватывает бумажки со своими записями и, захватив попутно кружку, удаляется, оставляя кабинет в распоряжении Купера.
В этот момент он безмерно рад, что Эванс понимает его без слов.

Допросы в их классическом понимании Куперу уже доводилось проводить. Он знает процедуру от и до, прекрасно понимает, как именно вести разговор – чтобы даже и самого молчаливого выпытать по максимуму.
Но сейчас – совсем другое дело. Дейл знает, что провести эту беседу с мисс Уильямс крайне важно – это пока что маленькая зацепка, одна из немногих, которая, возможно, впоследствии может вывести на что-то большее. Пока что у них как-то непроглядный беспросветный лес с разрозненными деталями, рассыпанными в хаотичном порядке.
Из этого разговора тоже нужно вытянуть по максимуму. Только едва ли классические методы проведения допроса будут тут уместны.

Дейл кладет на стол диктофон – кнопка записи мягко и суховато щелкает под пальцем.
Он уже в курсе – Сара Джонсон и Анджела Уильямс вместе проживали в съемной квартире в Камдене, что неподалеку от Филадельфии. Обычные девчонки, которые делят жилье – знакомы они еще с тех времен, когда жили в приюте. Так с тех пор и сохранили связь, даже после того, как Уильямс удочерили.

У Анджелы короткая стрижка, а левое ухо проколото в четырех местах.
На ней клетчатая рубашка и подранные на коленках джинсы. Подошвы ее кед тихо поскрипывают при каждом шаге.
У Анджелы глаза на мокром месте, хоть она и пытается скрыть это всеми силами – Дейл все равно наливает ей стакан воды, когда она усаживается напротив.

– Я сразу поняла, что что-то случилось, – не дожидаясь вопросов, начинает Анджела. Голос ее чуть хрипит – то ли от сдерживаемых слез, то ли от нескольких сигарет, выкуренных подряд. – Сара обычно всегда предупреждала, если куда-то сваливала. Хотя, это и случалось очень редко. Она последний год работала бОльшую часть времени, брала много смен – на колледж копила.
– Я так понимаю, мисс Уильямс, вы были с Сарой очень близки, – не вопрос, а утверждение, но Анджела все равно коротко кивает, попутно шмыгнув носом. – А вы случайно не знаете – может, у нее были с кем-то конфликты?
– Из нас двоих обычно я влезаю туда, куда не надо, и со всеми скандалю, – невесело хмыкнув, произносит Уильямс. – Сара не такая. Ее все любят, – осекается на мгновение, поерзав на стуле. – Любили.

Взгляд Анджелы цепляется за стакан воды – она тянется к нему, делая пару глотков, и на несколько секунд в кабинете повисает тишина.

– Значит, у вас нет никаких версий того, кто бы мог желать Саре зла? – спрашивает Дейл, постукивая кончиком карандаша по столу. Анджела мотает головой, сжимая в ладонях стакан – как будто в отчаянной попытке за что-то удержаться.
– Мисс Уильямс, я все же должен вас спросить – так, сказать, удостовериться в вашем алиби…

– Я знаю, – перебив Купера, отвечает Анджела чуть резковато, но затем все же немного смягчается. – Знаю, как тут все устроено. Всю неделю до этого я гостила у родителей. Ну, приемных родителей. Мы с ними в хороших отношениях и все такое. Вернулась я только вчера – так и узнала, что Сары все это время не было. Могу дать вам их телефон – они подтвердят.

Дейл замечает, как меняется Анджела в этот момент – она словно готова защищать свою невиновность руками и ногами. Вполне очевидная и закономерная реакция – и совершенно неважно, виновен ли человек на самом деле или же нет.
Потенциальный убийца, скорее всего, вел бы себя точно так же. Конечно же, Купер все проверит – потому что иначе попросту нельзя – но уже сейчас он практически уверен в том, что Анджела совершенно точно не замешана в этом убийстве.

– Я понял вас, – кивнув, произносит Дейл, а затем, выдержав короткую паузу, добавляет: – Это все специфика проведения расследования, мисс Уильямс. В таких запутанных делах, как это, нельзя ничего упускать из вижу, сами понимаете.
– А я могу, ну… Посмотреть на нее? – спрашивает Анджела дрогнувшим голосом, отставляя обратно на стол стакан с водой. – Знаете, может, в итоге окажется, что это не Сара вовсе, – Уильямс вдруг коротко смеется, взъерошивая волосы на затылке, и прочищает горло.

Сам Дейл понятия не имеет, чего бы хотел сейчас больше – чтобы та девушка, лежащая сейчас в морге, действительно оказалась той самой Сарой Джонсон. Или же нет?

– Да, – кивнув, произносит Купер, потянувшись за диктофон и выключая запись. – Лучше удостовериться в этом как можно быстрее, мисс Уильямс. А дальше уже будем думать, что делать дальше.

О том, что, наверное, стоило бы позвонить Альберту, чтобы узнать, могут ли они вообще заявиться сейчас на опознание, Дейл вспоминает слишком поздно. Примерно в тот момент, когда они уже подходят к аутопсийной.
Скрип подошв анджеловых кед сопровождает их всю дорогу.

– Я сейчас уточню на всякий случай, можем ли мы провести опознание сейчас – или же нужно подождать, – обратившись к Уильямс, произносит Дейл. – Я вас оставлю на пару минут.
Анджела в ответ лишь кивает, приваливаясь спиной к стенке.
Купер толкает дверь аутопсийной – перед этим коротко постучав.

Он понимает, что сейчас, возможно, будет не самый подходящий момент – однако, если так подумать, у них все расследование перевернуто с ног на голову.
А в «цветочном» деле нужно хвататься за любую зацепку.

В аутопсийной все так же прохладно и стоит все такое же мерное гудение холодильников.

– Альберт, прошу прощения, что без предупреждения, – начинает Купер. – Но тут нашлась предполагаемая подруга одной из жертв. Самой младшей из них. Мы можем провести опознание?

Почему-то сейчас кажется, что еще пару месяцев назад Альберт бы отнесся к этому внезапному вторжению в свои владения совершенно иначе. Он бы точно не пытался так старательно выдерживать этот спокойный тон, не разменивался бы на разговоры в принципе – просто бы выставил их с Анджелой за дверь и велел бы возвращаться в более подходящее время.
Однако, в связи со всеми этими странными непонятными событиями, сопутствующими этому странному непонятному делу, любой момент будет неподходящим и не к месту. Приходится как-то подстраиваться и изворачиваться – и, видимо, Розенфилд думает именно так.
Или же сказывается банальная усталость?

День сегодня, и правда, какой-то бесконечный – кажется, что события прошедшего не так давно утра происходили, как минимум, несколько дней назад.
Купер усталости не чувствует (пока что) – скорее, легкую взвинченность от лишней кружки не самого вкусного и ароматного, но, несомненно, бодрящего кофе. Наверное, немного не то состояние для предстоящей процедуры опознания – но что поделать.

– Извини, Альберт. В следующий раз обязательно оповещу заранее, – виновато улыбнувшись уголком губ, Дейл обращает взгляд на тело Мэдисон.
Наверное, можно было бы наивно понадеяться в своей голове – мол, никакого следующего раза не будет, и им не придется проводить опознания убитых молодых девушек. Но это все-таки немного не то место для того, чтобы полагаться на такой шибко оптимистичный расклад.

Купер не отрывает взгляд от Мэдисон долгие пять секунд, пока Альберт не накрывает тело простыней – в этот момент Дейл слегка отшатывается, словно разом сбрасывая оцепенение, и кивает в ответ.
Пора звать Анджелу.

Куперу уже приходилось присутствовать на процедурах опознания. Опыт не то чтобы очень большой, но в большинстве случаев людям подобное дается, мягко говоря, не легко – что вполне себе закономерно и логично.
Перед тем, как войти в аутопсийную, Анджела делает глубокий вдох – как будто бы перед прыжком в воду. Наверное, по ощущениям все примерно так и есть.
Звук открываемого холодильника звучит в тишине помещения слишком резко и гулко, и Уильямс невольно вздрагивает.

Дейл зачем-то пытается смоделировать, что же происходит сейчас в ее голове, но с какой стороны ни посмотри – занятие это бесполезное. Он в любом случае не сможет представить и ничтожной толики всего этого.
Купер держится на пару шагов позади – будто бы инстинктивно готов к тому, что в какой-то момент ноги Анджелы просто откажутся ее держать – однако Уильямс пока что держится относительно неплохо. Даже лучше, чем неплохо.

Дейл и сам бросает взгляд на предполагаемую Сару Джонсон – и сейчас кажется, что состояние ее тела даже немного хуже, чем тела Мэдисон, которое эксгумировали спустя пять лет.
Он уверен, что при жизни Сара выглядела совершенно иначе – не идет ни в какое сравнение с этой распростертой на аутопсийном столе безжизненностью. И как будто бы не имеет ничего общего с некогда живым оригиналом.

Однако Анджела спустя долгие десять секунд произносит:
– Да. Это Сара.

Голос ее звучит тихо и хрипловато. Она прочищает горло и кивает, как будто лишний раз подтверждая свои слова.
– Мисс Уильямс, вы уверены? – осторожно интересуется Купер. – Вы, кажется, говорили про старый шрам под коленкой, может…
– Нет, я на двести процентов уверена, что это она, – обрывает Анджела на полуслове, делая еще один несмелый шаг, чтобы взглянуть поближе на Сару, и делает еще один шумный вдох – только на этот раз тот получается каким-то рваным.

Уильямс молчит еще несколько секунд, а затем нерешительно протягивает руку, как будто хочет коснуться ладони Сары – но вместе этого вцепляется в край стола, сжимая металл до побелевших костяшек.

– Вы же найдете того, кто сделал это? – спрашивает Анджела, но как будто бы не особо рассчитывая на честный ответ. Спрашивает, потому что такое обычное спрашивают всегда – у полиции ли, у сотрудников ли ФБР, совершенно неважно.
И Купер, бросив короткий взгляд на Розенфилда, отвечает именно то, что от него и ожидают услышать в такие моменты:

– Мы сделаем все, что в наших силах, мисс Уильямс.

Дейл чувствует, как его начинает подташнивать, и тоже делает глубокий вдох.

В их положении что-либо обещать – это подписывать самим себе смертный приговор. Они не могут гарантировать, что через несколько недель или пару месяцев это дело не окажется в архиве – под грудами таких же дел, вымаранных черными полосками с засекреченной информацией. Достаточно только один раз увидеть, насколько много таких папок – можно надолго загнать себя в экзистенциальную яму (Дейл уже там был – выдалось побывать в самые первые месяцы работы).
Пока что его самого сия чаша миновала – пока что ни одно из тех дел, что ему поручали, не превращалось в «висяк». Но это может запросто случиться – даже с текущим делом.
Купер, конечно, не хочет думать о плохом так рано, но от этого действительно никто не застрахован.

Все, что они могут в данной ситуации – это дать слабую надежду, только и всего.
И поэтому Дейл даже рад, что Альберт сейчас тоже здесь присутствует – а иначе вся эта гнетущая атмосфера повисла бы только на его плечах. А так хотя бы можно ее хоть немного разделить.

Кажется, от просьбы осмотреть еще два тела, лицо Анджелы бледнеет еще сильнее – хотя, казалось, уже некуда. Дейл замечает, как та нервно и напряженно сжимает челюсти, дышит глубоко и медленно – а потом, взглянув на Розенфилда, медленно кивает.

На самом деле, шансов не так много. Смерть меняет человеческий облик – и если мисс Уильямс не видела этих женщин при жизни, не знала их в лицо, то вряд ли она сможет кого-то их них узнать.
Хотя, кто знает?
По крайней мере, они и так уже значительно сдвинулись с той мертвой точки, на которой все это время безнадежно топтались.

Анджела держится изо всех сил, решительно от нашатыря и вглядывается в навечно застывшие лица.
(Потом она скурит пять сигарет подряд, пока будет стоять на остановке; пропустит три автобуса, которые едут до ее жилого комплекса – а на внутренней стороне век так и будут отпечатаны эти лица, выражающие одновременно все и ничего; этой ночью Анджеле придется закинуться снотворным – утром снова встанет с тяжелой головой и потащится в свою закусочную, и все равно будет вспоминатьвспоминатьвспоминать эти лица.)

– Вот ее точно никогда не видела, – произносит Уильямс, вглядываясь в черты – морщинка меж бровями становится более выраженной, а взгляд напряженный, с плещущимся страхом на глубине карих глаз.
Когда Анджела начинает осматривать вторую жертву, Дейл замечает в ее взгляде смутное узнавание – и тут же смотрит на Розенфилда.

– Я, конечно, могу ошибаться, – медленно произносит Уильямс, чуть поворачивая голову в бок, пытаясь рассмотреть это лицо с другого ракурса – и как будто бы забывает на несколько секунд, что это лицо мертвое. – Но она похожа на одну женщину… Заходила к нам часто – напротив нашей закусочной нотариальная контора, – Анджела, наконец, отводит взгляд от жертвы, делает глубокий вдох, и продолжает, – тамошние работники часто приходят на обед к нам. Ну, их сразу видно – все в костюмах. Она за стойкой обычно сидела, несколько раз в неделю точно приходила.

Купер снова кидает взгляд в сторону Альберта, чуть вздергивая брови, и обращается к Уильямс:
– А где эта контора находится?
– Я вам напишу адрес, – кивает Анджела, а затем, покосившись на жертву, тихо добавляет: – Она очень похожа. Так что я почти уверена, что это она. К сожалению, имени я не знаю, извините…
– Ничего страшного, мисс Уильямс. Не сомневайтесь – вы уже очень нам помогли, – с улыбкой добавляет Дейл, пока Анджела записывает на бумажке адрес. – Если вдруг узнаете что-нибудь или вспомните – дайте знать, хорошо?
– Да, конечно, – вручив Куперу листок с адресом, вырванном из блокнота, произносит Уильямс, а затем обращает взгляд и на Розенфилда: – Спасибо вам, что не оставляете все вот так… Что пытаетесь докопаться до истины.
– Пока рано благодарить, – улыбнувшись, отвечает Дейл. – Но мы действительно постараемся делать все, что от нас зависит… Может, вас подвезти до дому?
– Ой, нет, не надо, я сама. Все равно нужно немного пройтись, – выдохнув, произносит Анджела. – Вы только меня отсюда выведите, пожалуйста, а то я точно запутаюсь…

Купер обращает взгляд на Альберта – «сейчас вернусь» – и слегка касается ладонью спины Анджелы, выводя ее из аутопсийной.
Им еще много предстоит обсудить, когда он вернется.

По крайней мере, теперь у них почти есть имена двоих жертв – если Анджела не перепутала и та женщина действительно служит в той нотариальной конторе, что напротив закусочной, в которой работала одна из жертв.
Эта связь странная – почти тревожная, хоть и кажется на первый взгляд надуманной и случайной.
Но в этом деле в принципе странное абсолютно все – в этом они уже убедились и не раз.

Анджела вся – как натянутая струна, хоть и пытается держаться. Кажется, что даже ее кеды скрипят по кафелю с каким-то особенно тревожным отзвуком.
Дейл предлагает ей воды, но в ответ на это Уильямс лишь мотает головой, выдавливая улыбку, а в глазах – нечитаемая бездна.
Необязательно пробираться в ее голову, чтобы понять, что же там творится – хотя бы примерно.

Купер выходит с ней на улицу – вечер забирается за ворот пиджака колючей прохладой; Анджела роется в своем потрепанном рюкзаке, выискивая сигареты. Вытащив пачку, она протягивает ее Дейлу – тот, замешкавшись на мгновение, отрицательно качает головой.

– Мисс Уильямс, спасибо, что помогли нам с опознанием, – произносит Купер. – Эта информация действительно нам поможет.
– Вы только найдите этого гада, ладно? – отвечает Анджела, зажав сигарету в зубах, и чиркает пластиковой зажигалкой ядовито-оранжевого цвета; голос Уильямс звучит устало, но решительно. – Полиции обычно насрать на такие дела, а у вас, вроде бы, должно быть все схвачено, да?

Сизый дым растворяется в прохладном воздухе, вытанцовывая свои замысловатые завихрения.
Все схвачено, да.
Что-то типа этого говорил ему и Альберт. Кажется, с того момента прошло уже просто куча времени – как будто бы все происходило в другом тысячелетии. Время в последнее время вообще течет как-то по странному.

– Мы сделаем все возможное. Правда.

Купер пытается сказать это так, что это не звучало как-то дежурно и избито.

– Если вдруг я еще что-нибудь узнаю, я вам позвоню, ладно? – поддев камушек носком кеда, спрашивает Анджела, стряхивая пепел.
– Конечно. В любое время, – заверяет ее Дейл. – Даже если меня не будет на месте, все обязательно передадут.

Коротко кивнув, Уильямс смотрит на него несколько секунд, а затем разворачивается на пятках, шагая в сторону автобусной остановки.

– Дайана, завтра первым делом отправлюсь в ту нотариальную контору, о которой рассказала Анджела – сейчас уже поздно туда ехать, рабочий день окончен. Почему-то уверен в том, что мисс Уильямс не ошиблась, и эта жертва – именно та, которая практически на постоянной основе обедала в той закусочной, где работает Анджела. И работала одна из жертв. Как мы уже знаем, ее имя – Сара Джонсон.
Дайана, хочется, верить, что эти зацепки куда-нибудь да приведут. Еще утром мы и подумать не могли, что нам удастся так продвинуться – конечно, не настолько далеко, как хотелось бы, но в текущих обстоятельствах это уже довольно хорошие результаты.

Ноги сами несут его в аутопсийную – кажется, повторить этот пусть он уже с закрытыми глазами сможет. Дейл мог бы просто двинуть к себе в кабинет, собраться и уйти – потому что на сегодня по его части уже все закончено, это завтра ему придется выяснять предполагаемую личность одной из жертв.
Наверное, ему малодушно не хочется рефлексировать по поводу этого всего одному. Хочется, чтобы Розенфилд тоже высказался – либо назвал бы все эти новые факты по делу крайне важными, либо (наиболее вероятно) сказал бы, что расслаблять рано, потому что личность еще одной жертвы так и не установлена.
Как будто бы критика и оценка Альберта добавляет валидности ко всему происходящему.

(Наверное, потому, что, когда Дейл говорит или что-то предполагает, это никогда не звучит конкретно даже в его собственной голове – он оперирует совершенно иными категориями. А Альберт обычно спускает с небес на землю – весьма ценный навык, если так подумать.)

Купер едва не забывает постучаться, выныривая из своих мыслей.
Розенфилд подобный жест (а, точнее, его отсутствие) точно бы не оценил.

Заметив, что Альберт занят осмотром, Дейл встает в стороне, чтобы не отвлекать – лампы горят ярко, будто лишний раз акцентируя на действиях Розенфилда.

– Даже нашатырь не понадобился, – хмыкнув себе под нос, произносит Купер, когда Альберт заканчивает с осмотром, и подходит ближе. – Завтра тогда первым делом выясню насчет той нотариальной конторы – не теряли ли там одну из своих сотрудниц.

Но он же пришел сюда не только для того, чтобы отрапортовать о своих планах – так-то Дейл и не обязан это делать.
Валидность.

– Альберт, что ты думаешь об этом? – спрашивает Купер, подразумевая в этом вопросе все и сразу, и обращает взгляд на Розенфилда.

Отредактировано Dale Cooper (2021-07-10 10:49:30)

Альберт хоть и отсылает его спать – на это Дейл лишь скептично хмурит брови – но в итоге все равно начинает рассуждать вслух. Как будто бы тоже хочет выговориться, проговорить это все лишний раз – почти так же, как это делает сам Купер, пока надиктовывает свои послания на диктофон.

– Эрл ничего не запрашивал – мы это сделали с Дайаной, – подмечает вдруг Дейл, подходя еще на пару шагов поближе. – Альберт, это дело поручили нам с тобой, Эрл занимается своим. А я как-то не особо посвящал его в то, чем мы занимаемся.

Подмывает вдруг спросить – ты думаешь, Уиндом бы справился с этим лучше? действительно думаешь, что он бы сильно помог? Спросить хочется, но Купер считает, что это не очень-то уж и правильно – обсуждать кого-то вот так. Он в принципе не очень любит сплетничать. Да и, учитывая то, как Розенфилд обычно реагирует на Эрла – он хоть и старательно пытается это скрыть, но получается это у него, по правде говоря, прескверно – ответ тут более чем очевиден.
Но почему тогда Альберт вдруг вспомнил про него? Потому что Дейл все еще считается приложением к Уиндому? Потому что, можно сказать, именно Эрл привел его в Бюро – и теперь в какой-то степени ответственен за Купера?

От этого осознания как будто бы становится слегка неуютно – Дейл чувствует себя уязвленным. Хотя, возможно, он преувеличивает?

Купер отвлекается от этих мыслей, наблюдая за тем, как Альберт убирает свое рабочее место, и внимательно слушает его рассуждения. Не пытается перебивать, понимая, что Розенфилду нужно сейчас вывалить все это единым потоком.
Этим он отличается от того же Эрла – Альберт говорит с ним на равных. Да, у них могут быть совершенно разные подходы к ведению дела, совершенно разные взгляды, но Альберт с готовностью выслушает любое дейлово «мамбо-джамбо», чтобы потом так же с готовностью все опровергнуть – или нехотя, но все-таки согласиться.
В интонациях и словах Уиндома всегда есть какое-то снисхождение – как будто бы Купер до сих пор какой-нибудь несмышленый школьник. Возможно, Эрл ничего такого не имеет в виду, это все у него выходит на автомате – но от этого Дейлу нисколько не легче.

Щелчок зажигалки в тишине аутопсийной звучит оглушительно громко.
И их шаги, пока они идут по пустому коридору, тоже отдаются гулким эхом.

– Возможно, тут дело не в том, что потенциальный убийца хочет, как ты говоришь, сместить фокус в сторону фанатиков, – задумчиво начинает Дейл, сцепив руки в замок за спиной. – Вполне возможно, что это и есть фанатик, преследующий какую-то высшую цель, преданно ведомый ею. Вера порой толкает на невероятные по своей кошмарности поступки. Но это все тоже относится к, так сказать, рациональным предположениям. Пусть потенциальный убийца весьма далек от понятия рациональности – а иначе он бы действовал куда более чисто – но его действия все равно можно логически объяснить.

Купер делает небольшую паузу. Тишина вокруг стоит непривычная, почти осязаемая – и кажется, будто бы они с Розенфилдом остались одни во всем мире.

– Но, если тебя интересуют мои безумные теории, – продолжает Дейл, не скрывая легкой улыбки, – то, мне кажется, тут с позиции рациональности даже и думать не стоит. Возможно, это все совершал не какой-то преданный фанатик, а непосредственно некая сущность – дух, божество, может быть, даже что-то более темное. Скорее всего темное. Или же все-таки фанатик тоже присутствовал – но, скорее, как сосуд для этого самого темного духа. Но суть все равно остается той же. Отсюда и эта чудовищная радикальность действий, некоторая непоследовательность. И в данном случае нам нужно понять, с чем мы имеем дело, – Купер задумывается на пару мгновений, а затем обращает взгляд на Розенфилда. – Альберт, в одном из своих отчетов ты указал, что обнаружил частицы какого-то орудия – чем, предположительно, были убиты девушки? Возможно, это какой-то ритуальный нож или что-то в этом роде. Быть может, стоит отправить эти образцы на более детальную экспертизу? Чтобы точно определить вид оружия – потому что, мне кажется, это не просто какой-то обычный нож.