гостевая
роли и фандомы
заявки
хочу к вам

BITCHFIELD [grossover]

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » BITCHFIELD [grossover] » Прожитое » handsome "hello"


handsome "hello"

Сообщений 1 страница 12 из 12

1

https://forumupload.ru/uploads/0019/e7/78/1911/t14555.gif https://forumupload.ru/uploads/0019/e7/78/1911/t14556.gif
let me see your so handsome "hello"...

Отредактировано Nadia Zhabin (2021-04-30 12:15:47)

+4

2

Возвращение домой всегда волнительно, даже если приезжаешь сюда раз в четыре года. Но справедливости ради, думать об этом я начал только тогда, когда вдали появились стены Ос Альты, и что-то противно екает в груди волнением о неизвестности. Я понятия не имел, что меня ждет там, в Малом дворце, как и не мог предполагать, что будет происходить дальше. Город выглядел, как и всегда, никого не смущал мой кафтан, никто не плевал под ноги моей лошади, никто не проклинал (ну да, Вторая армия в почете, и все свято верят, что это заслуга Назяленской). Лишь усмехаюсь, почти уверенный, что генерал меня встречей не уважит, не то чтобы я рвусь с ней говорить - и в самом деле, спустя охрану и проезд по дорожке к Малому дворцу, меня встречает лишь молчание тех, кто не уверена в причинах моего возвращения.

Я лгал, чтобы остаться в игре. Я не чувствую угрызений совести до сих пор, Дарклинг был мертв, а я жив - и отправляться в бега только потому, что выбранная сторона проиграла, не слишком прельщаясь жизнью в Кеттердаме или где-нибудь еще. Но мне придется смотреть в глаза прекрасной Зои Назяленской и лгать ей, а затем, если повезет, смотреть в глаза Дарклинга и оправдываться. Но все это будет потом. Может, завтра. Может, послезавтра. Пока что моя комната встречает затхлостью и пустотой, словно тут не убирали четыре года, а до этого еще два. Открываю окно, запускаю свежий воздух и чихаю, кажется, так недалеко до аллергии на пыль. Нет, сидеть тут точно невозможно, спать я еще не хочу (не так страшна усталость, как отсутствие ориентирования на местности), так что спускаюсь вниз, чтобы прогуляться по дворцу, парку и мастерским, вспоминая то, что было, оценивая те перемены, что случились в мое отсутствие. Кто-то здоровается, кто-то кивает, кто-то делает вид, что меня не знает. Я лишь усмехаюсь, поправляя на плечах кафтан, нет уж, встречать меня неодобрением не выйдет, все равно оно меня не коснется.

Мысль о еде приходит у тех самых дверей, распахнутых и манящих ароматом еды и голосами гришей (хочешь новостей, читай - сплетен, иди сюда, тут всегда додадут). И стоит войти, чтобы ощутить весь уровень переменных отношений - давнее острое разделение на ордена нивелировано стараниями Триумвирата (ничего личного, тут я с ними даже согласен), и рябит в глазах слегка от разнообразия кафтанов. Все заканчивают завтрак, чтобы отправиться по своим делам, у меня все еще нет дел, мне все еще нужна Назяленская, мне все еще нужен план, но на пустой желудок и мысли нет.
Безразличие внутри сменяется мгновенно теплом, где-то в солнечном сплетении распускает щупальца радость при виде тонкой и хрупкой фигурки. Надю я узнаю легко, делаю шаг вперед, чтобы попасть в поле ее зрения (ну привет, дорогая, мы не виделись очень давно), последнее, что она помнит обо мне - что я выбрал не ту сторону, пока она путешествовала с заклинательнцей. При воспоминании о Старковой начинают противно ныть зубы, словно приветом из прошлого. Все эти фантомные боли не более чем напоминание о раздражителе, внутреннее возмущение, что святая воскресла (правда, что ли? а умирала ли?), но их легко отогнать. Еще один шаг к Наде, и остается надеяться, что она не злопамятна.

- Надя, - я широко раскидываю руки, готовый ее поймать, если она проявит милость и не будет кидаться на меня с обещанием сладкой мести. Все имеют право на ошибку, в ее глазах - это я, в моих - она, но все поправимо. Впрочем, это не та тема разговора для первой встречи, - а ты выросла, дорогая, так выросла, что не узнать.
Узнать - разрез глаз, линия губ, улыбка, все это осталось таким родным, что становится так сладко и приятно. Наверное, единственное, о чем я жалел все эти годы, что мы с ней оказались по разные стороны баррикад, что я не успел ее поймать до того, как она начала верить в силу той, что уничтожила впоследствии того, кто дал нам так многое. Но теперь она стоит передо мной, и этому я рад.
- Ну что, так и будешь стоять? Не обнимешь? Надь, мы же с тобой друзья, неужели ты не рада меня видеть?

+4

3

[indent] Утро для меня выдается тяжелым. Тяжелее обычного открываются глаза, а тело даже не хочется поддаваться ни одному из импульсов сознания. Все, на что мне хватает сил: повернуть голову к окну, чтобы увидеть, как за легкой шуршащей тюлью пробиваются лучи столь редкого, в последнее время в Малом дворце, солнца. Я не видела его уже несколько дней, небо всегда было застелено темной пеленой из густых облаков, и даже мои редкие и одиночные пикеты, попытки прогнать серость и унылость погоды собственными силами - не помогали. Не помогли до такой степени, что последнее время я реже улыбалась и все больше проводила дни в мастерской, убивая время над очередными чертежами и изобретениями. Кроме вчерашнего. Вчера, отчего мое тело и отказывалось хоть как-то шевелится, я слишком упорно тренировалась на площадке, до той степени, что кажется чуть ли не упала в обморок.

[indent] Я злилась. Злилась на весь мир вокруг, на собственную беспомощность и ту серую линию бытия, которую сама когда-то выбрала для себя. Сейчас, когда я стала старше, когда прошло три года, я думала о том, что мне стоило бы выбрать другое поле битвы. Мне стоило бы пойти в армию, как делали мои друзья, мне стоило бы быть на передовой, чтобы остальные гриши склоняли голову в учтивом поклоне. Эта зависть, это чувство вселенской несправедливости, которую я подбила себе сама, съедали меня изнутри. Но все что я могла, так это оставаться во дворце, ожидая когда придет кто-то старше по званию, чтобы просить его отправить меня туда, где мне так хотелось оказаться. Мне оставалось ждать, но ровно в тот момент, когда этот «кто-то» оказывался поблизости, я чувствовала такую робость, что, кажется, именно поэтому я не могла и слово проронить. Храбрая девочка внутри, что могла дать отпор любой мрази, попытавшейся втоптать меня в грязь, я не могла перебороть собственное решение оставаться подальше от крови, подальше от криков и боли, оставаясь топится в собственном болоте из скуки и однообразия дней.

[indent] Тихо чертыхнувшись, я все же заставляю себя подняться в постели, провести пальцами по лицу, чуть потерев глаза. Ровно в этот момент зашли слуги, что прислуживали всем гришам, бессовестно распахивая шторы. В отличии от многих, у меня с ними складывались неплохие отношения, мы даже порой шутили. Но сегодня мое настроение оставляло желать лучшего. Все что я им сказала на их «доброе утро», так это: «Не сегодня.» Простая фраза, которую они понимали сразу, позволяя себе едва цокнуть языком и тут же скрыться за дверью. Только сейчас я оглядываю пустую комнату, замечая, что вещей Тамары нет. Последнее время, она всегда уходила слишком рано, вероятно боясь разбудить меня. Уходила, не оставляя записок, будто бы так и должно быть. Будто бы данные когда-то обещания не имели места быть. И может быть, я позволяла себе лишь надумать лишнего, быть может это все было мое глупое воображение. Но я уставала от такого положения дел похлеще, чем в мастерской, в которой позволяла себе задерживаться дольше обычного, порой даже до восхода солнца.

[indent] Опустив ноги на холодный пол, я приятно морщу носик и тут же отправляюсь в ванну, чтобы скинуть с себя усталость мышц, натянуть привычную улыбку и надеть столь любимый синий кафтан. От Адрика еще не было вестей, но я в который раз уговариваю себя не думать о плохом. Мой братец всегда сможет за себя постоять. Он, как и я, пусть и выглядел безобидной овечкой, но был прекрасным шквальным, и столь же отважным как и все в нашей семье. Именно с этой мыслью я покидаю покои и направляюсь в столовую, чтобы получить свою порцию еды и животрепещущих новостей, читай сплетен, без которых Малый дворец не был бы собой.

[indent] Там я сразу нацепляю на лицо улыбку состоявшей из доброжелательности и привычного столь мне веселья. Такой привыкли меня видеть во дворце, а значит, не стоило им и знать, что порой и вечно улыбающаяся Надежда Жабина может быть не в духе. Поздоровавшись с друзьями, я тут же попадаю в водоворот новостей, которые пропустила вчера из-за тренировки. И пока одна - Ольга - тараторит мне самые животрепещущие новости, я спокойно накладываю утренний завтрак из свежего салата и сладкого сока. Она говорит о нескольких солдатах, из второй армии, что приехали сегодня еще до восхода солнца. Я могу даже поклясться, что вижу на ее щеках румянец, который будто бы кричал: она снова влезет в неприятности, а после будет страдать у меня на плече о своем разбитом сердце.

[indent] - Прошу, только не прыгай к ним в постель. Побудь хоть немного гордой, - повернувшись к ней, проговариваю я, мягко улыбаясь.
Это не было чем-то заурядным для нее. Тут, во дворце, порой бывало скучно. А мальчики, что вернулись с войны, пусть и не надолго, всегда желали одного, если им не перепадало в их отряде. И Ольга. по велению случая, всегда оставалась этим "чем-то", и зачастую с разбитым сердцем, что влюблялось в каждого, кто посмотрит на нее. Я смотрю на Ольгу серьезным взглядом, и только сейчас боковым зрением вижу знакомое очертание фигуры. В какой-то момент я думаю, что мне даже показалось, поэтому позволяю себе отвлечься от подруги, чтобы в следующую секунду мое сердце сделало кульбит и забилось с новой силой. Нет, это была не Тамара. Это был тот, как я думала, кто давно погиб за идеи сумасшедшего гриша. Мой друг, моя опора. Тот, кого я обещала убить, если он не вернется обратно.

[indent] Антон распахивает руки, называет меня по имени и говорит, как я выросла, но все что я могу - стоять как вкопанная, отчего Ольга сначала пугается, а после поворачивается к мужчине, и соблазнительно улыбается. Не знаю, что на меня нашло, но именно в этот момент я грубо ее одергиваю и прошу оставить и меня, и причину такого поведения. Я сжимаю губы, не позволяя себе улыбнуться и чуть щурю взгляд, словно бы готовясь напасть на Антона. Но даже то, что он был на другой стороне баррикад - не играло роли. Сейчас, все это, было совершенно не важно.

[indent] - Антон... - произношу я и делаю несмелый шаг в его сторону, а после в мгновение ока оказываюсь в его объятиях, чуть ли не сбив с ног, прижимаюсь к нему всем телом и прячу лицо в его, совершенно точно не чистом, кафтане. - Мне стоило бы припечатать тебя ветром к стене. Но я слишком соскучилась за тобой. - я все же поднимаю голову, чтобы посмотреть на него, моментально оценив не появилось ли новых шрамов на столь милом мне лице. - Я думала ты погиб...

[indent] И мне становится плевать, смотрят ли на нас люди, шепчутся остальные гриши. Сейчас я не могла поверить, что это не иллюзия, не мираж уставшего после вчерашних тренировок сознания. И что тут передо мной настоящий и живой Антон Уваров, заноза в моей жизни, к которому я прижималась всем телом, обнимая.

+4

4

Я не узнаю гриша рядом с Надей, да и она не представляет никакого интереса. Она улыбается, а я только краем глаза отмечаю то, как на это реагирует Надя (ее движения и тон делают мне приятно), но не вмешиваюсь ни во что, оставляя за ней право следующего шага. Ее подруга уходит, а шквальная делает шаг ко мне, и я смыкаю руки, чтобы поймать ее в объятия и не отпускать так долго, как это возможно. Утыкаюсь носом в ее светлые волосы, вдыхаю их приятный аромат. Я соскучился по ней сильнее, чем думал.
А ведь она не из тех, с кем я целовался по ночам в беседке, но именно она мне была всех дороже в этом чертовом дворце. Я все еще помню, как она просила меня вернуться, а я ей ничего обещать не мог, да и некогда было (мы потом и не говорили). В глазах ее я ищу горечь моего предательства, пусть себя предателем и не считаю. Но для Нади это могло выглядеть именно так.

- Ну можешь, конечно, и припечатать, но я думаю, что так нам будет гораздо приятнее, - я смеюсь, а она поднимает голову, всматривается в меня. - Не ищи отметин, на лице их нет, - но их умело скрывает кафтан, шрамы, оставшиеся после плотного общения с дрюскелями. Количество их голов можно зарубками отмечать, но не на чем, да и нечего. - Как видишь, живой, дышу, обнимаю тебя.
На губах горчит вопрос, почему не пыталась найти? Ведь могла задать вопрос Назяленской, ведь могла поискать, мое имя непременно бы всплыло, а она предпочитала думать, что я мертв. От этой мысли неприятно становится, и пальцы сами собой чуть крепче сжимают ее плечи, на миг исчезает кое-какой контроль. Но я заставляю себя успокоиться.
Вдох.
Выдох.
Мы тут не для ссоры.

- Прости, дорогая, вряд ли от меня бы письма долетели. Мы вообще на границе питаемся крохами новостей, даже странно, что меня затребовали домой, - наконец, я отпускаю Надю. Слишком много любопытных взглядов, слишком много чужих вопросов на лицах, от чего хочется спиной развернуться, чтобы никто не видел наших собственных лиц. Я аккуратно беру девушку за локоть: - Пройдемся?
Это звучит вопросом, но не вопрос на самом деле, я сознательно увожу ее прочь от завтрака (потерпит немного), неожиданно понимая, что Надя сейчас моя возможность узнать много новостей за один присест.
- Мне нужно как-то избавиться от событийного вакуума, совершенно не понимаю, что происходит в Малом дворце, да и в Равке в целом, - за нами тянется шлейф любопытных взглядов, от которых хочется избавиться на грани здравого смысла, но устраивать шоу сердцебита не к месту, и я только оглядываюсь с улыбкой. Увожу Надю прочь из зала, из дворца, на тропинку, ведущую к той самой старой беседке на полпути к домику Багры (все мы от ее получали тычки клюкой, чтобы стать кем-то), ее давно нет, а домик остался, наверное, памятником прошлому женщины, подарившей миру Дарклингу.

Я не выпускаю Надю из рук, если не обнимаю, то держу за локоть, усаживаю ее на скамейку:
- Итак, поведай мне, подруга дней моих суровых, что тут у вас происходит?

+4

5

[indent] Неожиданность встреч всегда выбивало меня из колеи. Я терялась в собственных эмоциях, в желаниях хорошенько пройтись мощной пощёчиной по его самодовольной роже, и в тот же момент в желании оказаться в объятиях, по которым безумно скучала. Я злилась на Антона. Злилась за его желание идти слепо за Дарклингом, за то, что он оставил меня одну в Малом Дворце, за то что так просто врывался снова в мою жизнь. И вместе с тем, мне было совершенно плевать, что сейчас думали о нас другие гриши. Чувствуя его запах, вперемешку с дорожной пылью, я ловлю себя на мысли, что он дома. Я дома. Я ловлю себя на мысли, что без него все вокруг было совершенно не так, как должно было быть. Что без него, я терялась в тенях, начиная их боятся, начиная терять саму себя в серости будней. От этих мыслей мое сердце начинает биться чуть сильнее, а я сама неосознанно прижимаюсь к мужчине чуть сильнее, прекрасно понимая: если он только захочет, он услышит этот стук, и тогда уже я не смогу стереть с его лица самодовольную улыбку, которая одновременно бесила и грело сердце.

[indent] Я не перестаю высматривать шрамы на его лице, даже после того, как он просит не искать их. Я ищу не только их. Я ищу новые морщинки, что-то, что покажет мне насколько сильно изменился Антон за время его отсутствия на берегах спокойной жизни. Я внимательно всматриваюсь в его глаза, ловя его взгляд, но даже не думаю отводить его в сторону. Пожалуй, я была единственной, или хотя бы одной из немногих, кто мог выдержать его взгляд и переиграть Уварова в гляделки. Мы часто занимались этим, пока я была еще совсем ребенком, пока не могла контролировать силу и не могла похвастаться своими умениями в инженерии. Забавно, что именно такой он и оставил меня тут, по крайне мере, я всегда так думала: для Антона я была маленькой девочкой, которая боялась всего, которой нужно было показывать и рассказывать все от «а» до «я», просто потому что иначе я не отставала. Он оставил меня тут еще задолго до начала войны, до появления Алины, до появления Тамары в моей жизни. Он пропустил столько много, но в его глазах я не вижу, что он хотя бы осознает частицу изменений.

[indent] - Ты живой, лишь потому что я еще не решила, насколько рада тебя видеть, - буркую я себе под нос и тут же отпускаю Антона, на секунду отворачиваясь, чтобы он не смог прочитать искреннюю радость в моих глазах.

[indent] Мне нужно сделать пару вдохов, чтобы сердце перестало так бешено биться, то ли от радости, то ли от злости. Чтобы я перестала так жадно рассматривать его, пытаясь будто уловить любое изменение, боясь что стоит мне закрыть глаза - и он исчезнет. Боясь, что Антон - лишь чертово воображение моего разума, которому давно пора дать отдохнуть. Я делаю еле слышный выдох, коротко оглядывая друзей, которые косо поглядывали на эту умилительную сцену воссоединения, держась от перешептывания только лишь потому что мы тут присутствовали. А после возвращаюсь взглядом к Антону. Его слова о крохах новостей, о том, что его затребовали домой, лишь эхом отдаются где-то на задворках сознания, но я все равно едва заметно хмурю брови. Мне так хочется припечатать его к стене, что чешутся ладони. Он говорит о новостях, в то время, как мы были по разные стороны баррикад. Он говорит о доме, который чуть не уничтожил вместе с Дарклингом, следуя слепо за тем, что тот говорил. Мы воевали, мы были врагами и я давно похоронила друга, пусть и могла узнать о его здоровье, стоило только захотеть.

[indent] Я похоронила того, кого знала. Того, кто решил идти против меня, моего брата и того, о чем мы так когда-то давно мечтали. И сейчас передо мной стоял совершенно другой Антон, пусть он и продолжал хорохотится. На его предложение пройтись, мне хочется ответить отказом, но отчего-то вместо этого я лишь нерешительно киваю. Я не успеваю опомнится, как он берет меня за руку и уводит из зала для завтраков. Он продолжает улыбаться, и я чувствую, как каждый раз, стоило мне увидеть эту самую улыбку, я начинаю все сильнее злится на него. Я позволяю себе успокоится лишь тогда, когда мы оказываемся в беседке, где я так часто застукивала Антона, что крал чужие сердца. Он держит меня за локоть, даже тогда, когда мы остаемся одни. будто боясь, что я сбегу. Будто бы это поможет ему удержать меня на месте. И я лишь взглядом провожу от своей руки к его, аккуратно пальцами другой ладони разжимаю его хватку и позволяю себе едва заметно отсесть от Антона, словно бы демонстрируя тем самым: граница, которую мы когда-то прочертили в начале войны - все еще была между нами.

[indent] - Тебя только интересуют новости Малого дворца? Разве в письме, когда тебя вызвали домой, твой генерал не объяснил тебе, зачем ты тут нужен? - я хмурю брови, едва прищуривая взгляд. Сейчас, когда не было лишних взглядов, когда мы были наедине, мне не обязательно нужно было сдерживать собственные эмоции. И все же я сдерживала их. - Что ж. Мы продолжаем принимать гришей, воспитываем их, учим. Отправляем на войну.

[indent] Я делаю паузу, смотря не на самого Антона, но на его красный кафтан. Он был похож на кровь, которую мне приходилось видеть, и которую я до сих пор не могла нормально воспринимать. И вместе с тем, этот кафтан, этот цвет, давал многим гришам надежду на что-то светлое в будущем. Что-то, ради чего стоило терять собственную жизнь. Я качаю головой, отбрасывая ненужные мысли прочь и поднимаю взгляд, смотря на Антона.

[indent] - Дарклинг и Святая вернулись. Это ты хотел услышать? Узнать, есть ли тебе ради чего воевать снова? - я говорю спокойно, держа под контролем собственное сердцебиение и не позволяя Антону до меня дотронутся вновь.

[indent] Я не знаю, что конкретно хотел услышать Антон, что ему пришлось отводить меня в эту старую, разбитую беседку. Я не знала, что именно он хотел узнать от той, что не собирала слухи по дворцу, пропадая днями и ночами на чертовой площадке для тренировок или в башне инженеров. Но так или иначе, я не спешила уходить. Любопытство, что было присуще мне с раннего детства, не позволяло просто встать и уйти, посчитав, что это единственное, что так хотел узнать Антон.

+3

6

Надя угрожает и это так мило, ничуть не умаляя ее возможностей, я просто усмехаюсь. Потому, что неожиданно приятно слышать подобное, пусть и не особо хочется оказаться брошенным порывом ветра прочь из-за плохого настроения штормовой ведьмы. Но ее глаза не обманывают, в них есть доля радости, еще больше - растерянности; она понятия не имеет, как реагировать на мое появление, как прощать свои обиды, нанесенные мной. Нам придется об этом поговорить, но чем позже, тем лучше, по крайней мере, в отсрочке есть шанс на то, что она поймет чуть больше, а я найду нормальные слова для нее. Наверное, мог найти раньше, на границе с Фьердой холодно, иногда не спится, можно было бы зажечь свечу, написать письмо, каковы были шансы, что она меня не пошлет вместе с ним, что прочтет, а то и ответит? Слишком малы, чтобы тратить на это время, слишком большой казалась пропасть. И сейчас она не меньше, но держать Надю за локоть равно возможности чувствовать ее тепло и верит в лучшее.
Я не хочу терять друга.
И тем более, нечто большее.

- Как скажешь, дорогая, - насмешливо парирую я, признавая за Надей право выказывать свое недовольство любым доступным ей способом.
И все же, что-то я делаю не так, и Надя отстраняется уже в беседке, возводя между нами стену, от чего хочется зажмуриться и рассмеяться - идиот, дурак, ну что еще сказать. Хорошая память, женские обиды, я променял ее на Дарклинга, я променял ее на то, во что верил, пока она бегала по горам да равнинам со своей святой, к которой у меня как раз нет веры. Поджимаю губы, чувствую, как собственный взгляд становится холоднее, но все еще стараюсь удержать капли тепла в груди, удержать радость при виде Нади.
- А генерал разве только мой?
Я не сажусь, остаюсь стоять, опираюсь на перила беседки на безопасном расстоянии - не из страха, но не желая отвлекаться на все (у Нади волосы пахнут чем-то давно позабытым, когда она успела вырасти в такую привлекательную девушку?), что становится неучтенным фактором. Скрещиваю руки на груди, тяжело вздыхаю, ну да, конечно, они делают добро, а Дарклинг хотел творить зло. Свежо предание, как обычно, в нем есть хорошие и плохие, а разглядеть нейтральные цвета все еще дано не каждому.
- И нет, меня просто вызвали, но не объяснили почему. Насколько я поняла, наш генерал собирает Вторую армию под своим крылом. На аудиенцию меня не зовут, может, все-таки поделишься знаниями. Ты ведь близка к Триумвирату.

Ну вот и все, вот и выдал себя, что знаю чуть больше, чем хотел показать. Впрочем, выдаю это целенаправленно, вскрываю карты по одной, ожидая хода Нади. И все же, сколько не жди, а когда слышишь все, сердце сбивается неровным ритмом.
- Что?
К подобной новости я оказываюсь не готов. Да, по всей Равке расползся культ Беззвездного святого, но веры в него у меня нет, и я точно не собирался нести знамя Дарклинга в столь странной компании. Он умер, мне казалось, что это необратимо, как смерть Святой Алины (ее ведь превозносили этой смертью, этой жертвой, правда ли...). Недовольно прищуриваюсь, интересно, конечно, мысль не хочет покидать голову, как ни старайся от нее отвертеться, я чувствую себя идиотом, веру которого обманули пышными похоронами, забыв сказать, что так тоже может быть. Усмешка походит на оскал, пусть в зеркале я себя и не вижу (ну да, ну да).
- А они вообще были мертвы? Или так, шоу для страждущих и жаждущих ответов и красивой сказки?

Ее сердце бьется ровно, а меня раздражает, что разговор как-то изначально свернул не в ту степь. Надя держится неприступно, от чего хочется только сильнее протянуть руку и снова поймать ее локоть, развернуть к себе и посмотреть в глаза. Вместо этого я пожимаю плечами и задаю другой вопрос, не отвечая на те, что озвучила она:
- А разве иной точки зрения не может быть, Надя? Только твоя и твоей святой?
Я все еще не понимаю: Алина Старкова (бесполезная) чем-то так тронула Надю, что она отказалась от того, кто дал ей все, многим из нас дал все. И теперь сидит вся гордая на скамейке, воинственная и настроенная на то, чтобы придушить меня только за то, что я не на ее стороне - но у меня сейчас нет стороны, я вообще пытаюсь хотя бы понять, что из этого, черт возьми, правда.

+3

7

Я никогда не позволяла себе открыто кому-то угрожать. Никогда не позволяла себе скалить зубки, показывая свой не самый доброжелательный настрой. Это просто было не в моем характере, что когда-то навязали мне родители. «Ты должна улыбаться, Надя!», «Не выказывай недовольства, Надя!», и коронное: «Ты будущая жена, мужу будешь также перечить!?». Мои родители, которых я практически не помнила и давно стерла из своей памяти, постарались на славу. Да так, что спустя многие года после нашего последнего с Адриком визита к ним,  я не помнила их лиц, но помнила их наказания, как должна вести себя настоящая гриш, по их мнению. Но сейчас...

Сейчас, когда я смотрела на Антона, все чего мне хотелось, так это язвить на каждое его слово. Мне хотелось стукнуть его по голове, назвать идиотом и бараном, потому что он не понимал. Не понимал, как я скучала по нему, не понимал, что однажды, выбрав войну своим призванием - он оставил меня тут одну. Для него я всегда была маленькой девчонкой, которая когда-то увязалась за ним во дворце. Он не понимал, что значил для меня чуть больше, чем должно. А я не спешила об этом говорить. Не спешила говорить, что боялась его когда-то не увидеть. Что молилась святым, пока Тамара спала в нашей постели, чтобы с ним все было хорошо. Не говорила, что сохранила его последний подарок, который тот подарил перед самым отъездом, пока мы не разошлись по разным сторонам баррикад. Все что я могла сейчас, это смотреть спокойным, ровным взглядом, и точно также говорить с ним, держа волну эмоций под четким контролем.

Интересно, гордился ли он мной сейчас, что я так хорошо держусь, или будет и также дальше пытаться вывести меня из тихой гавани, к которой я привыкла?

От его «дорогая», я чуть нервно прищуриваю взгляд и тихо выдыхаю. Конечно, генерал был не только его. Но я так отчаянно пыталась не лезть во все эти разделения, не лезть в эту армию, что даже не заметила, как она меня засосала. Зоя бывало просила ей помочь. Она была также и моим генералом, только тем, кто уважал мое нежелание проливать попросту чью-то кровь. Я едва качаю головой, не осознавая, как в эту же секунду поднимаюсь на ноги и слегка тычу пальцем в красный кафтан Антона.

- Не смей ставить мне это в укор, Антон. То что я близка к Триумвирату не значит, что я знаю все решения генерала. - я тихо хмыкаю, и снова сажусь на скамейку, тихо добавляя. - Если бы знала, то твой приезд не был бы для меня такой уж большой неожиданностью.

Я едва слышно фыркаю и складываю руки на груди, будто стараясь продемонстрировать свою закрытость. На деле мне было просто холодно, я не собиралась выходить так рано во двор, а потому на мне не было теплого кафтана. Да и недовольство завязавшимся разговором не оставляло попыток хоть как-то согреться, будто бы вся кровь от сердца перешла в разум, который то дело и шептал стукнуть Уварова посильнее и просить его не приближаться. Откуда бралось такое недовольство другом - я понятия не имела. То ли от того что он выбрал Дарклинга, то ли от того, что привел в беседку, где целовал всяких жаб. И лишь то, что сейчас мне не хотелось говорить об этом открыто, останавливало меня от попыток разобраться, что же конкретно бесило меня именно  в этот момент.

Его реакция заставляет меня замереть на мгновение и, кажется, даже перестать дышать. Он удивлен, он не знал о том, что эти двое, что разбили многие семьи на два лагеря - вернулись обратно. Он не знал, не подозревал, и отчего-то его выражение лица заставляет меня тихо ликовать. Хоть где-то я оказалась первее его. Хоть где-то именно мне удалось разбить его розовые надежды, на спокойное и высокомерное отбывание времи на Фьёрде. Я даже не замечаю, как уголок губ едва ползет вверх, складывая мои губы в усмешке, а я едва задираю подбородок, мол: «смотри,  и я могу заставить тебя проглотить язык».

- Ты не знал... - я говорю это так тихо, будто бы мне действительно жаль, но это не так. Я поднимаюсь со скамейки, потому что уже начинала продрагивать и подхожу к Антону. Едва касаюсь пальцами его острой щетины и смотрю в глаза. - Удивительно, что твой господин, ради которого ты оставил всех, кто тобой дорожил, не сказал тебе, что ты можешь следовать за ним снова.

Тихий хмык срывается с губ, а я отдергиваю руку, словно бы щетина старого друга была похлеще огня. На моем лице нет ни капли соболезнования, что Антон узнал это не первым. Он не последний, это уже должно греть его душу. Тем более, я скорее всего подготовила его к разговору с Зоей, если тот состоится. Так что, не важно, сказала то я, или услышал он это еще от кого-то, он был теперь в курсе. Это должно было согревать его, хотя бы немного.

- Мне все равно, было то шоу или нет. Заклинатели вернулись, а это значит, что скоро все встанет обратно на свои места. И прошу, - я внимательно смотрю в его глаза, едва дернув головой. - Не нужно этого. Решения Алины, ее взгляды не равно моим. То, что я выбрала ее, а не Дарклинга - значит лишь то, что наши с ней взгляды в чем-то совпадают. Как твои с Дарклингом, ведь ты тоже выбрал его, будучи уверенным в единственно верном его решении. Не так ли?

Я вспоминаю те короткие моменты, когда оказывалась в гуще событий. Вспоминаю крики, вспоминаю страх, который тонкой иглой забирался мне под кожу. Вспоминаю Машу... Мою дорогую подругу, которая осталась со мной и помогала Алине. Ту самую, кого теневые твари Дарклинга вспороли живот на моих глазах. От этой картины, что живо встала перед моими глазами, меня начинает мутить и я шумно втягиваю воздух, не позволяя панике подобраться к разуму. Сейчас было светло, не было теней, не было того, что мне стоило бы боятся. Даже Антон и его суровое выражение лица, будто бы я наступала на больную мозоль, меня не должно было испугать.
Чуть дернув головой, я снова смотрю в глаза Антона, пытаясь найти в них что-то, что подскажет мне, что скажет - он вернулся сюда не только из-за приказа. Но не нахожу. Возможно, я попросту разучилась читать его, как когда-то умела. Ровно также, как он разучился читать меня.

- Знаешь что самое печальное, Антон? Я молилась. Молилась всем святым, чтобы мы не пересеклись с тобой на фронте, ведь тогда бы или мне, или тебе, пришлось убить другого. Я молилась, чтобы ты остался жив... - я снова щурю глаза. - И вот ты тут, передо мной, и все что мне хочется - это треснуть тебя по твоей пустой голове. Ты как и тогда, не понимаешь почему я пошла за ней, хотя я говорила тебе. Ты как и тогда ставишь мне в укор мое собственное решение, будто бы ты мне отец и все что я должна делать - подчиняться. - я едва приближаюсь ближе к Антону, снова улавливая его запах, и добавляю шепотом. - Только я не та больше маленькая девочка, которую ты оставил.

Мне хочется надавить на это ключевое "ты", да вот только по правде и я его оставила, когда решила пойти за Алиной. Когда писала ему в письмах, пытаясь объяснить свое решение, а когда не была услышана - перестала пытаться. Объяснить, почему кто-то идет против того, кто дал тебе все, кто дал тебе кров - практически невозможно. Ты можешь хоть сто лет распинаться в словах, но пока Антон не увидел, кем на самом деле являлся Дарклинг, что он из себя представлял - все это было чрезмерно глупо. И все же, где-то в глубине души я понимала на что именно злилась, и надеялась, что Антон поймет это также просто и без слов, как когда-то очень давно он умудрялся понять и меня.

+3

8

А Надя изменилась, но я все еще не понимаю, хорошо это или плохо. Нравится ли мне повзрослевшая штормовая ведьма или лучше бы не надо. Она дает отпор одним лишь тоном, заставляет признать, что в целом она права - не ему ставить в укор ей близость к Триумвирату, каждый находит свое место и держится. Почти жаль, что я так не смог, но мои принципы тоже не были непоколебимы, я не стал кричать о вере в Дарклинга после его смерти (смерти ли?), позволил себе скрыться в белизне границ, чтобы не получать две сотни вопросов, чтобы не отвечать за совершенные поступки.

Укор Нади звенит в ужас, сбавляет градус раздражения, оставляет терпкое чувство вины за несправедливое обвинение в адресу девушки. Тру переносицу двумя пальцами, не такой должна была быть наша встреча. Мы должны были делиться впечатлениями о том времени, которое не виделись, новостями о прошлом, планами на будущее, вместо этого спорим на тему разные взглядов на жизнь и святых, и от этого становится неприятно, прохладно. Я выдыхаю, старательно очищая мысли от разной ерунды и все еще звонкого ощущения, что я не дома, совсем не дома.
- Да, ты права, - поднимаю руки в жесте капитуляции перед Надей. Она выглядит так, будто с радостью придушила бы меня, но почему-то этого не делает. Впрочем, нас учили, что повернуть свои возможности против себе подобного - это предательство, и все же, мы так и поступали с другими, ведя гражданскую войну, а должны были находиться на одном пути, быть единым целым, но все разрушило появления солнечной девочки, на хрен никому не сдавшейся.
Вот только говорить об этом с Надей кажется делом бессмысленным.

Какой-то жест, какой-то взгляд, делаю было шаг к Наде (она же мерзнет в своем тонком кафтане, вот я дурак), но ее взгляд меня останавливает, и я снова делаю шаг назад (хорошо, девочка, пока можешь оказывать сопротивление). У нее, наверное, холодные руки, у меня, наверное, опять в голове бардак.
- Я, конечно, талантлив, во многом талантлив, Надя, но я не умею заглядывать в чужие головы. И да, я не знал, что Дарклинг жив. И что Алина жива.
Хорошо бы, чтобы выжил только он, а не эта сиротливая дурочка. Но теперь внутри саднит неприятной мыслью, что мне никто ничего не сказал - слова Нади падают на вскрытую рану, вызывая оскал, который трудно сдержать.
- А тебе, видимо, приятно знать, что мой господин ведет себя так, будто бы ему плевать.
Будто. Или плевать. На миг отворачиваюсь от Нади, рассматриваю спокойную гладь озера, от которой туманом растягивается зима, странно, что снегом все не засыпало, но Малый дворец вообще странное место на самом деле. Тут и погода с характером, как и некоторые белокурые гриши - сидит на скамейке вся такая гордая, мерзнет, а молчит упрямо. Подходит ближе, смело протягивает руку ко мне, я уже и перехватить готов, но пальцы ловят только воздух: Надя одергивает руку и я только досадливо фыркаю.
Боится?
Чего?

Наверное, мне стоило узнать, нет ли у Нади кого-либо. Гриши редко когда рано женятся, но в целом им никто не запрещает неуставных отношений. А Надя... Надя слишком прекрасна, чтобы оставаться одной, и где-то внутри неприятно вспыхивает ревность к тому, кому достанется это сокровище, бунтующее, конечно, но сокровище. Но ладно, не хочет прикасаться ко мне, пусть.
Сторонится? И с этим можно справиться.
- Да, Надя, я вижу, что ты уже не та маленькая девочка.
А лучше бы не видел.
- Но вопрос не в этом. Не в том, что ты выросла. Надя, - в этот раз я уже не останавливаюсь, протягиваю руки и ловлю ее объятия, готовый к сопротивлению (черт, она и правда замерзла), - я бы не убил тебя. Не смог бы и даже не пытался бы. Я понимаю, что ты вспоминаешь весь ужас тех дней, но не стоит считать, что Дарклингу и всем, кто пошел за ним, доставляло удовольствие убивать тех, кто были их семьей. Но иногда выбора не остается, когда возникает непонимание, и с этим не справится словами. И все же, - я поднимаю голову Нади за подбородок, чтобы видеть ее глаза, - я бы не причинил тебе никакого урона.
А как бы поступила она? Впрочем, выяснять на практике я не хочу.

Момент длится дольше пары секунд, Надя все еще в моих руках, и я тушуюсь от слишком долгой близости. Разрывать ее не хочется, но все же, моих рук недостаточно, чтобы согреть девушку, и я неловко стягиваю кафтан, чтобы накинуть ей на плечи. Удивительно, как она меняется: ее собственный кафтан оттеняет цвет глаз, делает ее нежнее, обманчиво слабой, хотя это все ложь, и мы оба это знаем; красный цвет добавляет ей долю агрессии, вскрывая все запасы ее собственной силы, обнажая ее стержень. Знает ли она о том, сколько в ней всего сокрыто.
- Тебе бы пошел красный кафтан. Но признаюсь, в нем я тебя опасаюсь гораздо больше.
Я улыбаюсь, стараюсь шуткой разрядить атмосферу, но этот разговор еще далек от окончания. И да, стоять рядом с Надей становится неспокойно, мешает думать и говорить. Отступаю, опираюсь спиной на перила, складываю руки на груди. Итак, возвращаясь к нашим проблемам: есть вернувшийся с того света Дарклинг, который не пытался ни с кем из своих сторонников связаться (вот долбанутые и обкуренные поклонники Беззвездного буду рады), есть солнечная святая, чтоб ее, а есть Надя, которая молилась, чтобы не встретить меня на поле боя.
Надя, Наденька, Надюша, есть ли что еще, что ты можешь мне сказать о себе?

- Ты права, - я встряхиваюсь от всего этого очарования странной близости, - я не понимаю, почему ты пошла за ней. Но всегда готов послушать твои доводы, если ты готова об этом говорить дальше.
Кажется, от коротко объятия на мне остается запах Нади, чутко уловимый мной, отстраниться от которого трудна - мягкая свежесть так и манит к ней прикоснуться.

+3

9

Антон когда-то был моим самым близким человеком в этом дворце. Это потом уже была Мария, Зоя, Алина, Тамара и остальные. Первым - был он. Мне кажется я до сих пор помнила тот самый день, когда переступила с Адриком порог Малого дворца, восхищенно смотря на массивные колонны из чистого мрамора. Я до сих пор помнила, как шла по залу, широко раскрыв рот и смотря во все глаза, да так, что не заметила Антона. Кажется, я врезалась в него тогда, а он звонко засмеялся. Я не помнила ни дня, чтобы мы ругались с ним ровно так, как начали ругаться, когда в нашей жизни появилась Алина. И нет, я совершенно точно ее не винила, ведь она открыла многим глаза на политику Дарклинга, которому все слепо поклонялись. Но ее появление в нашей, в моей жизни - перевернуло все мое мировоззрение с ног на голову, что я до сих пор не могла вернуться обратно.

Что я до сих пор не могла понять, почему Антон не хотел понимать меня. Почему он не пытался даже выслушать, вставляя в каждую мою фразу свои колкости, и кривясь от имени «Алина Старкова», словно бы съел самую ужасно-кислую конфету во всей Равке. Даже сейчас, когда я, по правде говоря, была глубоко довольна собой и реакцией Антона, он умудрялся задеть меня своим напусканным спокойствием. Он пытался держать лицо, внимательно рассматривая меня, отчего мне казалось, будто я та самая истеричка, какими были все его дамы сердца. Что я устраиваю ему скандал на пустом месте, не позволяя даже думать принимать собственную сторону и отстаивать собственные взгляды, на которые он имел полное право. Я чувствовала себя маленьким ребенком, который топал ногой и просил то, что на самом деле было ему не нужно.

И меня это злило. Злило спокойствие, злил оскал Антона на мои слова, отчего я даже не пытаюсь удержаться и парирую его фразу:
- О да, безумно приятно. Я аж в экстазе.

Я не слежу за языком, да и это сейчас не так важно. Меня трясет от холода, от злости и обиды, которую я не хочу выплескивать на старого друга, но не могу удержать все в себе. Забавно, ведь когда-то я старалась избегать таких разговоров. Я старалась держаться подальше от возможных всклоках, считая, что каждый имеет право верить в то, что хочет. А потом случилась война. Потом, тот мир в котором я росла, который ценила и почитала - дал трещину. И эта трещина до сих пор никак не хотела оставаться позади, как и не хотела покидать мою собственную душу. Я смотрю на Антона, буквально кожей ощущая, что между нами пропасть. Буквально ощущая каждой клеточкой собственного тела, как хочу утопить в этом самом озере, на которое он смотрит, потому что оно отнимает его внимание от меня. Глупо, безрассудно и совершенно по-детски. Антон не был моим, я не видела его несколько лет, а теперь жадно хотела, чтобы каждый его взгляд и вздох был обращен только ко мне. Это было настолько эгоистично, что я не сразу одергиваю себя в собственной голове, буквально позволяя кричать внутреннему голосу одно единственное имя: «Тамара». Я заставляю вспомнить себя о жене, которая любила, как мне казалось, меня всем сердцем и кому я дала обещание быть рядом. И это немного сбивает спесь.

Но лишь на мгновение. Стоит Антону притянуть меня к себе, в крепки и теплые объятия. как мои попытки сопротивляться выглядят жалким подобием защиты. Я пытаюсь оттолкнуть его от себя ровно секунду, после чего прячу холодный носик где-то в его груди, внимательно слушая каждое его слово, что заглушало мое [или его] сердце.

- Ты говоришь, как проклятый военный, - он злит меня своей рассудительностью, но я понимаю, что выбить из него военного не получится ни у кого. Ни у меня, ни у очередной почитательницы, ни даже у Дарклинга, если это взбредет в его голову. Он поднимает мою голову за подбородок, и я чувствую как сердце предательски пропускает удар. Это не длится долго, и Антон все же выпускает меня из своих теплых объятий, отчего я невольно ежусь. - Ты не знаешь, что было бы, встреться мы на войне, Антон. Вот так вот, как сейчас, лицом к лицу. Ты военный, ты не смог бы нарушить приказ...

Эти слова сами срываются с губ, но я прекрасно понимала, что в этом есть толика правды. Есть, потому что военные, что я встречала на полях нашей гражданской войны - не могли нарушить приказ своего генерала. Как бы сильно не хотелось, как бы не пытались, каждый из разделенных лагерей сражался за одно дело, свое дело. И такие как Антон Уваров - никогда бы не отступили.

Но это не меняло мое отношение к нему. Даже если бы мне пришлось погибнуть от его руки, я была бы не против. Потому что это был бы Антон. Пожалуй, он был бы единственным, кому я не сопротивлялось, если бы на то пошло дело. Поэтому я не сопротивляюсь, когда он накидывает на мои плечи свой кафтан, хотя и готовлюсь возмущенно ворчать о том, что он заболеет. И только я хочу раскрыть рот, возмутиться столь джентельменскому поступку, как он сбивает всю спесь глупой шуткой. Той самой, которая заставляет меня улыбнуться, вспомнить за что я нежно любила Антона как друга. Я не могла на него долго злится. Не могла дуться, и не могла использовать свою силу на нем. Он был сердцебитом, он был тем, кого хотелось удавить, но стоило ему улыбнуться и глупо пошутить, как вся злость - сама испарялась, оставляя после себя лишь доброе ворчание о невозможности его характера.

- Ты невыносим, - тихо шепчу я одними губами, сильнее кутаясь в его кафтан и втягивая запах Антона, который останется со мной после. А после поднимаю на него взгляд, смотря на то, как он отступает, будто бы боясь нарушить мое личное пространство. - Сколько раз за этот час ты сказал что я права? Мне начинает казаться, что ты сильно бился головой, Антон.

Я слабо улыбаюсь и тихо выдыхаю. Я когда-то мечтала о красном кафтане, хотела быть значимой, хотела быть рядом с Антоном, не чувствуя на себе взгляды остальных. Но это так и осталось мечтой, не поддающейся моему собственному характеру. Я выбрала путь наименьшего сопротивления, тогда как Антон показывал настоящий стержень собственного характера. Мне не хочется продолжать разговор об Алине и Дарклинге,  но Антон не оставляет мне другого выбора. Он не оставляет мне выбора рассказать ему о своей жизни, о своих начинаниях. Не дает вернутся в те разговоры, что были связанны общим восхищением. Наверное, сейчас просто не время. Наверное, если Антон не спрашивает про мою жизнь, ему это не так и интересно, и то что он стоит тут передо мной, надев на меня свой кафтан - ничто иное, как банальная вежливость, о которой не слышал никто ранее. Ведь раньше, заметь нас кто-то. пошли бы смешки.

- Ты правда хочешь об этом говорить? - мой голос уже не звучит так воинственно, Антон умеючи сбил эту спесь злости с моей души. - Разве это так важно? Мои доводы? Хорошо, - я тихо выдыхаю. -  Поступки Дарклинга, его методы, его желание, чтобы нам поклонялись, только потому что мы гриши - это не то, что я хотела, Антон. Я не хотела глупой войны с Фьёрдой, запугивать других, кто и так нас боится, играя на собственной силе. Я хотела, чтобы нас не боялись, но не теми способами, которые вел он. Я хотела спокойной жизни, чтобы Адрик был в безопасности, мои друзья, ты, - я делаю к нему шаг, заглядывая в глаза.  - Разве этого мало? Алина дала мне надежду...

Я не жду, что он поймет меня. Не жду, что захочет понимать. Но появление Алины, пусть и внесло разруху в нашу жизнь, но вместе с тем, она дала виток к новому. Она стала моей подругой, той, ради которой я действительно готова была рисковать. Я аккуратно подцепляю пальцы Антона своими, не сводя с него взгляда и чуть качаю головой.

- Я не жду, что ты поменяешь мнение, Антон. Но мне больно, что мы все еще по разные баррикады. Возможно, если бы ты слышал слова Дарклинга, был бы там сам, мне бы не пришлось тебе объяснять. - я едва улыбаюсь, чуть хмуря брови. - Этого разговора и не было бы. Но тебя там не было... И тебе явно не достаточно моих слов, той, кто слепо следует за святой. ты ведь так думаешь обо мне?

Я говорю совершенно беззлобно, тепло его кафтана меня немного успокаивает. Но я и вправду не знаю, то заставит его поменять свое мнение и решение, что не отправит его обратно в холодную пустыню, что была так далеко от меня.

+2

10

- Я и есть военный.
Все мы солдаты Второй армии. Всех нас собрали в Малом дворце, чтобы учить воевать за свою страну, за свою правду. И если Надя смогла найти в себе иное призвание, то я - нет. Такой был, таким воспитали, такой и остался. Я лишь улыбаюсь и качаю головой.
- И все же, оставляю за собой право утверждать, что я бы не стал причиной твоей смерти, Надя.

Я благодарен Дарклингу, что мне не пришлось, благодарен удаче, что отвело весь ужас подобной встречи. Да, и я, и Надя в этой битве длиной в несколько месяцев потеряли друзей только потому, что они были на передовой, но в то же самое время, это было неизбежно. Так. Бывает. На. Войне.
Я повторял себе это постоянно, убеждая себя в том, что все правильно, что все потери закономерны. Кто не с нами, тот против нас, и променять Дарклинга на святую, променять величие гришей на какое-то непонятное существование - значит, получить наказанием по заслугам. Все это переставало работать, когда я думал о Наде. Я был готов отыскать ее, чтобы вернуть ей ясное течение мысли, был готов вместе с ней встать на колени перед Дакрлингом, чтобы он принял покаяние.
Судя по всему, сейчас все будет иначе. Но, возможно, будут перемены. Мне нужно встретиться со своим генералом (не Назяленской), но это потом...

Смеяться выходит легко, как ни странно, несмотря на серьезный разговор. Качаю головой:
- Да, я тоже начинаю подумывать, что сильно бился головой в последнее время. Знаешь, эти дрюскели крутые парни, что иногда управится трудно с ними. Но я бы списал на усталость с дороги. Или мои попытки тебя умаслить, - подмигиваю Наде, снова все сводя к шутке. Ее это бесит, а мне легче выравнивать наш разговор, хотя я все равно стараюсь оставаться на линии серьезности, чтобы не потеряться, чтобы разобраться.

В словах Нади есть зерно смысла. Я понимаю ее, понимаю причины, по которым она поддержала Старкову, хотя легче от этого не становится. Ее пальцы приятно греют мои руки, я забираю ее ладони в свои, они такие маленькие, они тонут в моих, когда я сжимаю их, пытаюсь согреть. Наверное, это и правда была плохая идея, идти говорить на свежий воздух, лишая нас обоих завтрака, но я солгал бы, скажи, что об этом жалею. Ни о чем не жалею, как и не тороплюсь возвращаться в Малый дворец. Если принципы обучения не изменились, то скоро мимо нас цепочкой жизни и будущего потянутся юные гриши, чтобы начать свои занятия. И до этого у нас еще есть время.
Рук Нади из своих я не выпускаю, но и глаз на нее не поднимаю.
- Нет, дело не в том, что мне мало твоих слов. Я не знаю, что думает Назяленская или Ланцов, но войны с Фьердой не избежать, и начнем ее даже не мы. Политика, что нас не должны бояться, не работает, иногда только устрашение способно сыграть решающую роль в бою. Фьерданцы не слабы. Ос Альта слишком далеко от границы, а разведка доносит лишь частично, когда ты слишком близко к ним, ты видишь больше. Там, где ты видишь слабость Дакрлинга, я вижу силу. И наоборот в случае Старковой. Святые появлялись тогда, когда кто-то из гришей либо добровольно жертвовал собой во спасение отказников, либо становился жертвой этих самых отказников. И вторых случаев было больше. Ты говоришь о том, что слепое поклонение плохо, и я с тобой согласен, Надя. Но проблема в том, что иногда это единственно правильный вариант. Прошлый царь слишком многое упустил, этот царь пока еще не набрал ничего достойного. У нас столько внешних проблем, что... - я все-таки отпускаю руки Нади, развожу своими руками. Я никогда не хотел, чтобы она меня считала слепым фанатиком, но все же, и мои слова сейчас не все искренни на сто процентов. Отказники, если им дать власть, снова устроят массовые сожжения, а отпустить Надю гореть на костре - сродни кошмарному сну. - Он не во всем был прав. Но я все еще считаю, что то, что он в нас воспитывал, кем она нас воспитывал... где бы мы с тобой были, Надя, если бы не он?

Я бы застрял в тошнотворном мире торгашей, от которого только изжогу можно заработать. Надю мы вытолкали замуж, рожать детей и носить тапки мужу, когда он с охоты вваливается в гостиную в сопровождении выводка собак. Что-то мне подсказывает, что ей это было бы не по душе. Но я не уточняю пока, оставляя Наде возможность самой решить, что она думает на этот счет.

+1

11

Иногда мне казалось, что Антон знал меня слишком хорошо. Он знал, как можно меня умаслить, какие слова сказать, чтобы остановить бурю в моем сердце и оставить там тихое спокойствие, от которого я лишь сильнее кутаюсь в алый кафтан, что так прекрасно подходил под его янтарно-карие глаза. Он знал мой буйный нрав, что я прятала под личиной милой, где-то глупой девчушки, потому что так было проще. Проще было улыбнуться, где-то промолчать, вместо того чтобы кричать о равноправии в решениях и действиях. Он знал меня слишком хорошо, а я успела это позабыть за время его отсутствия.

Тихий вздох срывается с моих губ, но те предательски расплываются в улыбке. и я лишь сильнее сжимаю его мизинец, передавая тепло, которое дарил мне его кафтан. Я не смело поднимаю голову, чтобы посмотреть на него еще раз, запомнить каждую линию его подбородка, скулы, забавно морщающегося носа, когда он пытается в очередной раз пошутить. Я смотрю на Антона, и внутри становится теплее. Мне его не хватало. Не хватало вот так стоять вдали от всех, наплевав на разграничения в армии, на негласные уставы, по которым мы бы не смогли обедать с ним, не напоровшись при этом на осуждение. И в то же время, я вспоминаю, как мы это делали. Вспоминаю взгляды, шепоты за спиной. пока он не отправился на войну, и в голове разносится шепот совсем недавний. Кажется, до меня только сейчас начинало доходить, как именно выглядело мое недо_похищение из зала, какие взгляды были устремлены в нашу сторону и какой шепот пошел по помещению, когда я его обняла на глазах у всех. Я невольно зажмуриваю глаза, называя себя глупой девчонкой, которой более было не позволено так себя вести. И не потому что я повзрослела, и, как любила говорить матушка, взрослым леди не престало вешаться на шею к мужчинам. Нет. Проблема была в другом. Совершенно другом.

Сердце предательски делает глухой «ух», уходя в пятки, и я судорожно хватаю воздух ртом. Мне нужно помнить свое место. и то, кем я теперь была.

- Твои попытки достаточно успешны, - мягко произношу я, оглянувшись в сторону тропинок, по которым совсем скоро пойдут юные гриши.
Забавно, как быстро пролетели года, как быстро нам пришлось повзрослеть, беря на себя ошибки прошлых лет и поколений. Я понимаю, почему Антон не хочет слышать меня и не хочет принимать мою веру в Алину. Понимаю, как сложно ему предать то, во что он верил годами, к чему он так долго стремился. Его семья не могла дать ему ничего. кроме очередной жизни торговца, которую он не терпел всей душой. Моя семья... Моя семья не могла дать мне ничего, лишь отдать, по их мнению, за хорошую партию и больше не думать о моем существовании. И сейчас, когда я смотрела на Антона, отчего-то мысли о том, что желание родителей все же исполнилось, в какой-то мере, пусть и я была не замужем, а избранница моя была женщиной - я все еще оставалась той, кто не нашел свой истинный путь. Той, кто мог бы с гордостью сказать, что это именно то, что я хотела.

- Я не отрицаю его заслуги, Антон. Но стала бы я при нем той, кем я являюсь сейчас? - я тихо хмыкаю и отхожу от него, провожу рукой по волосам и на мгновение прикрываю глаза. Мой путь был не так однозначен, как его. Моя цель, все еще была скрыта за проклятыми тучами, словно месяц, который не может осветить путь через тьму, потому что я упорно не хотела ее видеть. Упорно пыталась отрицать то, кто я и на что способна, нося маску милой девушки, готовой только смеяться и нетерпящей боль. - Не важно, не отвечай. - я поднимаю руку. не желая слышать очередную тираду о том, что мы всему обязаны Дарклингу. Это я и так понимала. - Просто... ты  же знаешь, я не люблю войны. И там, где можно решить вопрос дипломатией, почему бы не попробовать?

Снова риторический вопрос. Разговор о Дарклинге и Алине это не совсем то, что мне бы хотелось обсуждать. Но не обсуди мы это с Антоном, и вряд ли мы сможем двигаться дальше. Вряд ли он будет понимать каждый мой порыв, каждое «да» на безумную идею Алины, когда той приспичит отправится куда-то подальше от Малого дворца. Надеется, правда, на то что она вспомнит конкретно обо мне сразу - было глупо, ведь у той же Тамары было куда больше опыта в походах. И все же... И все же, я понимала, что засиделась в теплом и слишком комфортном месте, стараясь пережить весь тот кошмар, что коснулся меня во время гражданской войны. Я отворачиваюсь от Антона всего на минуту, чтобы привести свои мысли в порядок, почему-то я не могу этого сделать, когда просто смотрю на него. А когда поворачиваюсь снова, уже слышу отдаленные голоса, молодые гриши идут на тренировку.

- Пообещай мне одно, прошу, не уезжай так быстро. - я едва улыбаюсь кончиками губ, совершенно не уверенная в том, что имею права его об этом просить. - Когда и если генерал скажет тебе отправляться в путь, уговори его, чтобы он позволил тебе остаться. Я знаю, ты мертвого убалтаешь, если захочешь. Просто... Побудь здесь, в Малом дворце, посмотри чего мы добились без пролития крови. - я аккуратно снимаю кафтан с плеч, протягивая его Антону. Не нужно, чтобы кто-то видел, что я надевала его. - Я по тебе очень скучала, Антон.

Мои слова равносильны тому, что он мне нужен. И это было правдой. Я скучала по нему, пусть и не позволяла себе открыто показывать это, кроме как спокойных слов тет-а-тет. Пусть и сняла его кафтан, не позволяя дойти в нем до тепла, оставляя себе лишь его запах, который мне придется смыть, когда я окажусь в своих покоях. Но мне правда был необходим мой друг, с которым я могла быть собой, и совершенно не важно, чью сторону мы оба занимали. Сейчас, пока нашим главным врагом оставалась Фьёрда, пока не было громких всклоков со святыми заклинателями, мы могли пожить спокойной жизнью, тут, в Малом дворце, который когда-то нас приютил.

+2

12

Я внимательно наблюдаю за всеми переменами в лице Нади, пытаюсь по ним угадать, что она думает. Ловлю брошенный на тропинку взгляд, вспоминая, что время идет, и ее, видимо, беспокоит, что нас кто-то увидит в этом месте. Вот что мне никогда не импонировали при Дарклинге - стойкое разделение орденов, но справедливости ради, я никогда не ратовал за равноправие. Меня просто раздражала необходимость держать дистанцию с Надей, открыто не позволяя себе проявления чувств. Впрочем, и в этом были свои плюсы: например, тайна объединяла нас, чем-то окутывая, оставляя нам нечто, что принадлежало только нам.
Говорят, что теперь в Малом дворце все не так, что равноправие и объединение орденов как стиль жизни, но мне все еще это немного чуждо. Видимо, придется привыкать.

Надя закрывает глаза, Надя делает шаг в сторону.
Надю что-то беспокоить, и я могу лишь гадать, делая ставку, что ей есть, что скрывать. И совсем не государственные тайны. Что-то более личное. Это возвращает меня к вопросу, который я все еще не задаю, к вопросу о том, что происходит там, за завесой общественного, есть ли у нее кто, свободна ли она. Забавно, как этот момент начинает меня волновать, ведь раньше мне хватало дружбы. Что изменилось? Мы? Или обстоятельства? В любом случае, ничего в том зазорного нет, так бывает, когда растешь рука об руку, а потом находишь возможность посмотреть на перемены, и они либо тебя отталкивают, либо становятся слишком привлекательными и манящими.
Кажется, мой случай второй.

- Ты пока не бросаешься в мою поддержку, - усмехаюсь в ответ. Но, наверное, если бы Надю так легко было уговорить, я бы огорчился. Ее упрямство (упорство? как правильно?) делает ее еще более привлекательной. Я качаю головой. Вопреки просьбы Нади не отвечать, мне есть, что сказать, есть, чем ее озадачить. И хотя сейчас это не продолжение разговора, я все равно бормочу под нос: - Но довольна ли ты тем, кем стала сейчас?
Почему-то кажется, что нет.
Мне не хватает в ней убедительности, и именно это наводит меня на мысль, что все же, не все, что хотела, Надя получила. Но когда я пытаюсь сделать шаг вперед, она будто бы отступает. Остается довольствоваться, чем есть.
- Увы, дипломатия не всегда работает. Но я был бы рад, если бы именно так это решилось. Для этого нужно согласие обеих сторон, - а я что-то не помнил, чтобы прекрасная Алина Старкова или лучезарный Николай Ланцов пытались договориться. Но это я думаю про себя, предпочитая промолчать. Этот разговор можно продолжать бесконечно. Мы будем к нему возвращаться, мы будем спорить, но не сегодня. Дорожная усталость накатывает волнами, я даже есть не хочу, адреналин закончил питать мою кровь, и все, о чем я думаю, что проспал бы до вечера, хорошо бы генералу я не понадобился пока.

Как странно, стоило подумать о Назяленской, и голос Нади упоминает генерала. Приходится выдернуть себя из прострации, улыбнуться подруге.
- Ну, детка, тут уж как повезет. Характер у генерала так себе, если надумает поджарить мой зад молнией, я не смогу ее даже придушить. Нельзя.
Шутка выглядит плоской, другой у меня нет. Я хочу обнять Надю, но все, что выходит, это принять обратно свой кафтан - шквальная легко уворачивается от моих попыток. И я больше не пытаюсь. Натягиваю кафтан, прислушиваюсь к голосам. Коротко подытоживаю просьбу Нади: - Я постараюсь.
Но ничего не обещаю. Обещать в наши дни бесполезно, есть риск не сдержать его.
- Я тоже скучал по тебе, Надя.

Она уходит первой, я все еще сижу в задумчивости. В моей голове медленно вырисовываются два пункта плана, пока только два: остаться в Малом дворце как можно дольше, значит, суметь сладить с Зоей, и встретиться с Дарклингом, и это тоже, кажется, во многом зависит от все той же Зои. Что ж, в чем-то Надя права, убалтывать я умею.

+2


Вы здесь » BITCHFIELD [grossover] » Прожитое » handsome "hello"


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно