Человек в чёрном и не такое видел, чтобы отворачиваться и высказывать пренебрежение. В большинстве своём ритуалы, возвращающие к животным началам, вполне привычны для миров, сдвинувшихся с места. Даже если эти миры когда-то были самыми высокотехнологичными, в их истории уже случился тот самый пик, после которого — стремительный упадок на дно самой глубокой впадины. Если хочет демон — пусть, его право, всё равно оракул — хранитель говорящего круга — сбежал куда-то, как только почуял силу, с которой точно не справится. Рунты предназначались оракулу, потому что Уолтер считал себя выше того, чтобы лично отваживать его от круга. Ну, так даже проще.
Естественно это и авансом назвать трудно, да только Уолтер не из тех, кто станет трепетать перед кем-то, пусть даже и перед демоном из самой Преисподней. Если так прикинуть, то Преисподняя — не более и не менее, чем одна из шестерёнок на спицах стержня миров, и каждую такую шестеренку можно переломить, отправив в ан-тэк. Человек в чёрном и собирается это сделать: методично отправить каждый мир в жернова, работающие без устали и выходных, наблюдая за тем, как очередное существование миллионов обрывается кровавой полосой и брызгами на челюстях механизма.
Порядок через боль. Это высказывание истинно как никогда, если собираешься методично склонить всех и каждого под единый режим. Некоторые существа — да те же кан-тои, почему бы и нет, - буквально созданы для того, чтобы подчиняться. Существа независимо от принадлежности к расе придумывают себе вожаков, лидеров, деятелей и героев, потому что им нужен кто-то, за кем они готовы следовать. Поставь перед стадом овец одни ворота без забора, и каждая овца пробежит через них, потому что стадный инстинкт подсказывает: надо так, а не иначе.
Может быть время, что Уолтер прожил, скитаясь между мирами, наделило его бесстрашием перед теми, кто может оказаться намного сильнее его самого. Чудовищное количество лет, дарующее квази-бессмертие. Он всё же смертен, но не сейчас и не в ближайшее время. Говорят, если гоняться за смертью, то она испугается и убежит. Человек в чёрном часто пользуется этой возможностью, несерьёзно утверждая, что давно подружился с тем, кто доставляет души [если они существуют] на другой конец тропы. Уолтер знает, что это не старуха с косой, гремящая костями на ветру; Уолтер знает, что это вполне молодой парень, которому просто не повезло умереть самым первым с сотворения самого первого мира, и так как до него Смерти не существовало вовсе, то и некому было Смертью стать, кроме него, самой первой жертвы.
А, может быть, Смерть наоборот побежит навстречу с распростёртыми объятиями.
Пламя, опрокинувшееся с ладони наземь, вылизывает и поглощает знаки, призвавшие демона в этот мир. Пламя стирает переход, любое напоминание о том, что здесь проходил ритуал призыва. Человеку в чёрном действительно будет проще новый круг начертить, чтобы отправить демона обратно, чем оставлять открытым этот и предоставить его для пользования кому-то другому. И только выжженная земля сможет подсказать пытливому путнику, что дело нечисто. Выжженная земля и отсутствие духа-хранителя говорящего круга.
— Да. Всё, что мне нужно, это Синий шар, — повторяет Уолтер.
Он не двигается с места, когда демон обходит его по дуге. Отслеживает взглядом его перемещения, легким поворотом головы вслед медленным шагам. Во внешности человека в чёрном действительно сейчас нет ничего запоминающегося, кроме, может, неестественно белых зубов и крупноватых для человека клыков, да и те он прячет за тонкой, усталой ухмылкой.
— Я бы не стал вызывать тебя, если бы мог достать его сам.
Уолтер разводит руками, одновременно с этим поворачиваясь лицом к демону. Полы чёрного плаща хлопают по голеням и раскрываются подобием чародейской мантии. Рана на левой ладони спеклась, прижжённая огнём, и больше не кровоточит. Только дёргает болью, на которую Уолтер старается не обращать внимания. Впрочем, не обращать внимания на боль невозможно. Чем больше ты стараешься абстрагироваться от неё, тем сильнее чувствуешь. Стоит только принять её, пропустить через себя целиком, и она затихает сама собой ровно настолько, чтобы отойти на второй план.
— Пойди туда не знаю куда, принеси то не знаю что, — нараспев говорит он, щурясь на солнце, а затем новь глядя на демона. — Гилеад пал давно, а шар пропал за пятьдесят лет до его падения. Возможно, ни шара, ни племени, что его хранило, и вовсе больше не существует в этом мире.
Чем меньше остаётся цветов в Колдовской Радуге, тем меньше возможностей у того, кто соберёт её всю. Человек в чёрном не считает себя демиургом такого масштаба, что сможет повторить магию Мерлина и воссоздать всю Радугу такой, какой она задумывалась изначально. Двенадцать цветов и чёрный тринадцатый, позволяющий путешествовать между мирами и слышать тодэшные колокольца. Сейчас цветов осталось едва ли половина. Ну, тем быстрее получится собрать.
— Что ты скажешь на это? — интересуется Уолтер. — Что, если даже ты не сможешь найти Синий? Какой оборот в таком случае примет контракт?