j'ai jamais eu les pieds sur terre
j'aimerais mieux être un oiseau
j'suis mal dans ma peau
blackburn
Сообщений 1 страница 10 из 10
Поделиться12021-04-05 17:06:49
Поделиться22021-04-06 22:07:37
Долгая дорога никогда не была в списке моих главных увлечений.
Разумеется, одно дело, когда есть лишь ты, конь и природа - ощущение свободы и полнота сил, наполняющих изнутри, такое путешествие можно назвать приятным. Но показательные выступления от города к городу, ни в одном из которых мы не остановились, чтобы вдохнуть, лишь испортили и без того не самое хорошее настроение.
С каждым разом я все отчетливее понимаю, что потеряв силу усилителя, я действительно стал слабее. Не настолько, чтобы всерьез начинать переживать, но достаточно, чтобы забеспокоиться. Я никогда не чувствовал себя слабым, и такое изменение неприятным осадком оседает где-то в горле каждый раз, когда приходит понимание, что четыре года назад те же самые фокусы я мог вытворять ничего не ощутив - словно пальцами щелкнул и тут же забыл. Я все еще ощущаю потоки сил — даже острее, чем когда-либо, и потому теперь точно знаю, сколько уходит вместе с тьмой, окутывающей полуденное солнце очередной Равкианской провинции.
Что действительно выматывает, помимо нескончаемой дороги, так это постоянная роль обезьянки. Я всегда делал все для своей страны, но, нужно признать, играть роль Святого оказывается самым сложным делом моей жизни — Беззвездный, прощенный, искупивший грехи [как будто они были], гордо стоит рядом с Заклинательницей Солнца, делающей вид, что она все также призывает свет, и мы оба улыбаемся [хорошо, она улыбается - я скалюсь краем рта], разве что за руки не держимся, какие мы хорошие, воины на страже покоя Равки, несокрушимые, непобедимые, уж точно не Фьерданской армией. Граница с ледяной страной остается все дальше за спиной, и я чувствую, как все выдыхают с облегчением; вот только мне не лучше.
Мы не говорили с той самой ночи, когда Старкова сама пришла в мои покои, и хотя тот разговор показался мне более чем удовлетворительным, с тех пор особых поводов для радости не наступало: она стоит рядом, улыбается так, как когда-то, когда безоговорочно верила мне; но стоит исчезнуть зрителям, как маска Святой ниспадает на пол, показывая все отвращение к моей персоне в такой безобразной близости к солнечной девочке. Демонстративно, брезгливо, она уходит как можно дальше, не давая и слова сказать — боится новых неприличных но крайне соблазнительных предложений? Новых угроз или пыток? Мне остается лишь удалиться к себе, кусая губы — добыча опять ускользнула.
В редкие моменты, когда Алина садится в мой экипаж возле очередного города, мы молчим. Я не начинаю разговор первым, ожидая, когда она не выдержит, прожигая ее темным взглядом; но она лишь задирает подбородок все выше и смотрит в окно, точно меня и не существует, оставляя меня кипеть от негодования и изредка фыркать на ее демонстративное поведение.
Кажется, за три года Святая и сама неплохо разобралась, что такое пытка и как этим пользоваться.
Ледяное спокойствие и привычное одиночество — вот и все, что мне остается в этой поездке. Я смотрю в свое отражение в зеркале и напоминаю себе: это все ради Равки. Мое смирение - ради Равки. Время придет.
И тоже ради Равки.
Сегодняшняя ночь даже тише других, но это не вызывает тревоги — скорее позволяет упиваться холодом, тьмой и тоской, и, воспользовавшись тем, что все выдохлись, я ускользаю из своей клетки.
Мне некуда идти — я и не думаю сбежать, но мне нужно пройтись без тени одного из Кир-Батаров за спиной. Вряд ли меня хватятся до восхода, а к тому времени я уже вернусь. Дом, ставший крышей над нашими головами на пару ночей, остается позади, и я уверенно шагаю прочь. В Равке нет такого уголка, которого бы я не знал или не изучил за свою долгую жизнь, пусть даже последние годы были проведены по большей части в Ос Альте; я помню даже этот крошечный городишко, но сегодня у меня нет желания бродить по улицам Болтовы, я не настолько беспечен; зато совсем рядом распростер свои объятия лес, в тени которого можно вздохнуть полной грудью и собраться с мыслями.
Сегодня это именно то, что мне необходимо. Слишком много планов, слишком мало времени, чтобы их обдумать, и так много соблазнов убить царевича [ах, простите, царя] уже сейчас.
Огромная луна озаряет Болтову своим мертвым светом, и именно она сегодня не дала мне забыться сном — освещала кровать так ярко, что я даже думал призвать тьму, но вместо этого решил, что измотать себя еще больше будет просто отличным решением. Недовольно покосившись на ее бледный глаз, я прячусь в тени деревьев.
Песнь цикад сопровождает каждый мой шаг, навевая воспоминания о странствиях со слишком большим сроком давности. Я не знаю, как далеко я ухожу, ведомый своими мыслями, но ощущаю, как настроение становится лучше с каждым метром.
Пока не слышу чьи-то шаги позади себя.
Я никогда не любил охоту и у меня не было долгих походов ради удовольствия; зато когда-то пришлось учиться выживать, везде, всегда, и потому я ругаю себя, что потерял бдительность и не услышал шороха листьев раньше; ведь я всегда был осторожен и никому не позволял подобраться к себе. В другую ночь я бы заметил слежку быстро, в лесу - моментально, спиной почувствовав шаги человека, но не зверя.
Впрочем, элемент неожиданности все еще остается не на стороне преследователя; я прячусь за деревом, выпустив немного темноты, хотя в этом лесу и нет нужды, все черно — хоть глаз выколи; забыв как дышать, я слушаю; и когда осторожные шаги оказываются совсем рядом, я бросаюсь на невысокую фигуру, и, после далеко не мягкого падения, всем своим весом прижимаю незнакомца к земле.
И затем понимаю, что это всего лишь Заклинательница Солнца.
Внутри все ликует — вот это удача, ради такой возможности стоило выбраться сегодня из-под чуткого контроля людей Николая; мысли роятся в голове подобно рою, перебивая все возможные сценарии дальнейшего диалога; но уже спустя мгновение ко мне возвращаются хладнокровие и отчетливые нотки наглости [власти?] в голосе.
— Милая, да у тебя какая-то навязчивая идея навещать меня по ночам. Что бы это могло значить? — правой рукой обхватываю шею Старковой, будто собираюсь душить ее, но пальцы не сжимаются - лишь остаются льдинами на теплой коже; большим пальцем провожу по подбородку Святой — Тебе стоит быть осторожнее, разве можно слоняться по ночам без охраны? Вдруг кто-нибудь захочет тебя убить?
Поделиться32021-04-07 14:43:49
[indent] Поместья, приемы, пиры — чем дальше от границы, тем они пышнее. Кареты, дрожки и брички рядами выстраиваются у парадных; гости, принадлежащие к одному и тому же блестящему обществу, припадают к окнам в надежде не пропустить зрелище; самые любопытные выходят во двор вместе с хозяевами. И так до бесконечности. Новые усадьбы, новые люди, еды больше, чем я когда-либо смогла бы съесть, и вина больше, и улыбок. Все желают узреть чудо, причаститься к святому. Наша с Дарклингом задача не дать им разочароваться. Мы кружимся в танце — он танцует только со мной и ни с кем больше — я кладу голову ему на плечо и свечусь от счастья — драгоценные камни, украшающие мой кафтан и заколки, особым образом преломляют свет, окутывая меня мерцающим сиянием. Я вижу его в десятках пар глаз, направленных на нас. Я импровизирую. Один раз я подняла руку и нежно заправила выбившуюся из прически Дарклинга белую прядь ему за ухо, спокойно выдержав его взгляд, в котором читалось желание отхватить от меня кусочек. Тогда, украдкой обернувшись на Николая, я заметила на его лице тень беспокойства и испытала прилив гордости: он засомневался — мне удалось обхитрить хитрого лиса.
[indent] За пределами этих вечеров, похожих на балетные спектакли, мы с Дарклингом практически не видимся, а, когда видимся, не говорим. Я еду в карете с Толей, Тамарой или Женей. Иногда к нам присоединяются Николай с Зоей, но никогда — надолго. Николай не доверяет себе и мы оба не доверяем Дарклингу, опасаясь того, что он может сотворить с помощью своей силы, частица которой по-прежнему живет в Николае.
[indent] Имение князя Мелихова в Болтове не сильно отличается от прочих, которые мне довелось видеть. Прием, который нам оказывают — тоже. Князь — рыжий человек, очень толстый и степенный. Он говорит медленно и хрипло, словно словам, чтобы слететь с его губ, приходится прорываться сквозь преграду, но он голубоглаз и этим напоминает мне Мала, что заставляет меня ему симпатизировать. Его жена — женщина лет сорока, маленькая, худощавая, с рано проступившей сединой. Она напоминает мне меня, но не вызывает у меня симпатии. Я стараюсь как можно меньше пересекаться с ней, предпочитая общество ее дочерей, веселых хохотушек. Младшенькая, Аня, впервые увидев нас с Дарклингом, радостно взвизгнула — это вопиющее нарушение правил приличий рассмешило бы меня, но я слишком хорошо помнила, что стало со многими гришами, смотревшими на Дарклинга и на меня, как она — с благоговением и восторгом. Я бы хотела предостеречь ее насчет Дарклинга, но не имела права раскрыть ложь, которую мы все так старательно выстраивали эту неделю. Кроме того, я знала, что ей вряд ли что-то грозит — отказница, будь она хоть трижды княгиня, не заинтересует Дарклинга, пока у него есть Николай, Женя и я.
[indent] Нам приходится разыгрывать представление два вечера подряд. Князь обещает тихий домашний вечер, но в дом набивается еще больше гостей, чем в день нашего приезда. За столом я сажусь по левую руку от Николая и накрываю своей ладонью руку Дарклинга, сидящего справа от меня. Он сегодня еще тише обычного. «Кроток как агнец», — думаю я, наблюдая за тем, как грузный мужчина напротив меня поглощает ягнятину. Проблема в том, что Дарклинг не агнец, это полностью противоречит его властной натуре; он тот, кто отправляет агнцев на заклание. Хотела бы я уверовать в обратное, но я не верю.
[indent] После одиннадцати гости начинают разъезжаться, Николай уходит к себе, а Дарклинг тенью выскальзывает из дома. Я следую за ним, жестом показав Тамаре, что мне не требуется сопровождение.
[indent] Неужели Дарклинг направляется на свидание к Ане? А может, он замышляет предательство? В последнее мне верится гораздо легче.
[indent] Я захожу в лес, не задумываясь об опасностях, которые могут меня там подстерегать. Хищники, глубокие овраги, он. Приходится идти неспешно и осторожно — с теми крохами лунного света, которые проникают сквозь сплетенные ветви деревьев, я едва различаю ямы, овраги и валежник в траве. Я вспоминаю как была с Малом в Цибее, где Дарклинг выслеживал нас, а не я его. Если бы я лучше слушала Мала, если бы он хотя бы постарался обучить меня, сейчас я бы без проблем нашла Дарклинга, а вместо этого я, кажется, заблудилась.
[indent] Меня переполняют жалость и отвращение к себе. До чего же я жалкая. Захотела раскрыть заговор злодея и заблудилась в лесу рядом с домом. В темноте. Одна. Это похоже на дурной сон, но если бы это был сон, я бы проснулась в ту самую секунду, когда что-то набросилось на меня из темноты, а вместо этого я впадаю в ступор. Сердце ухает, как будто всю дорогу от усадьбы я бежала, не сбавляя шаг.
[indent] Дарклинг.
[indent] Если я захочу, то могу расслышать каркающий смех Багры: «Милая личико, жаль, что вместо мозгов каша».
[indent] Мне становится обидно. Я ведь не полная идиотка. Ну то есть хорошо, сегодня я повела себя как идиотка, но обычно-то я ею не была. Я и раньше совершала идиотские поступки — кое-кто даже утверждал, что с этого начинаются все великие деяния — но не настолько же.
[indent] У меня внутри все сжимается. Я ожидаю удара ножом, но то, что происходит, пугает меня куда больше.
[indent] «Милая». Дарклинг не обращался ко мне так до своего воскрешения, зато обращался Николай. Насколько же сильна его связь с ним?
[indent] Я стараюсь не выдать своих чувств. С силой стискиваю кулак.
[indent] — Могу им только посочувствовать, — усмехаюсь я (не могу понять, дрожит ли мой голос), — насколько я помню, ты не выносишь конкуренции.
[indent] Волна паники, накрывшая меня в первые секунды, отступает, я снова чувствую свое тело и лихорадочно перебираю возможности, которые у меня есть. Теперь я осознаю, что он не собирается меня убивать. Я знала это и так, просто не могла внятно мыслить. Живой я полезна ему не меньше, чем королю. Живой я могу подарить ему то, чего он так страстно жаждет, всегда жаждал: любовь народа.
[indent] Я вспоминаю свою последнюю ночь во дворце и слова Дарклинга: «Вожделение делает нас слабыми».
[indent] Мне хочется прошептать «спасибо»: ему — за столь ценный совет, себе — за то, что вовремя вспомнила о нем.
[indent] Я знаю, чего вожделеет Дарклинг. Надеюсь, что знаю. Внутренний голос со мной не согласен. Он шепчет другие слова Дарклинга, больно врезавшиеся мне в память: «ты никто», «отказница». Я слышу его каждый раз, когда подхожу к зеркалу, вот почему в нашем с Малом доме зеркал почти нет, вот почему, а не из-за непоседливых детей, как мы объясняем всем остальным. Но сегодня я не выгляжу как отказница. Благодаря стараниям Жени, я выгляжу как настоящий гриш.
[indent] Я обдумываю свое следующее действие всего один удар сердца, потом, пока яд неуверенности не успел меня отравить, кладу свою ладонь ему на затылок. В перламутровом свете, падающем с полуночного неба, он очень красив. Но не так, как красива я. Другой рукой я касаюсь его лица, веду по нему, точно составляю топографию новой неизведанной области.
[indent] — Я беспокоилась, — шепчу я. Мой шепот должен звучать, как ласка. — В последнее время ты выглядишь… — Изможденным? Опустошенным? Слабым? Что если мне показалось? Что если я выдала желаемое за действительное? Что если все это время он был обычным Дарклингом, уставшим от компании простых смертных? Я не знала наверняка, и это напомнило мне о том, как мало в сущности я о нем знала.
[indent] Я на секунду закрываю глаза, вспоминая себя в Белом Соборе. «Да нет же, мне не могло показаться!»
[indent] Я слегка сжимаю пальцы, лежащие у него на затылке — очень, очень осторожно. Не пытаюсь притянуть его к себе или поцеловать, хотя и такие мысли у меня мелькали, но это было бы слишком наигранно, слишком похоже на дешевый спектакль, который мы показываем князьям.
[indent] Я думаю о своем шелковом кафтане, который наверняка придется стирать, и о том, как буду долго тереть себя в ванной, пытаясь таким образом очистить свой разум от воспоминаний о его теле, но пока эйфория от моего плана заслоняет от меня брезгливость. Я думаю о словах Багры, воспоминания, незваные и ненужные, роятся в голове (почему мертвые вечно настроены против меня?). Мне кажется, что в глубине леса движутся тени, но я не придаю этому значения, уверенная в том, что мой разум играет со мной, оживляя угрожающие тени моего собственного прошлого.
[indent] Четыре дня назад, в доме князя Лазарева, его сын, напившись и став особенно нахален, спросил меня о том, что я видела, когда была мертвой. Я смотрю на Дарклинга, в его темные глаза, похожие на черные впадины, и спрашиваю:
[indent] — Каково это было? Быть мертвым? Ты что-нибудь понимал? — Я отрывисто дышу ртом. Это первый вопрос, который я задаю ему, не преследуя никакой тайной корыстной цели. Мне просто интересно. Как в ту ночь на ферме.
Отредактировано Alina Starkov (2021-04-20 11:37:38)
Поделиться42021-04-13 13:44:44
Внутри что-то обрывается, оставляя после себя лишь ледяную пустоту — я знаю, что она хочет сказать, но не может.
Ты выглядишь слабым.
Раньше не приходилось думать о том, как же я выгляжу - играть не было нужды, я был властным, сильным и вел себя соответствующе; и единственной маской была улыбка перед королями, будто мне не наплевать на тот бред, что они несут; в тот момент, когда водянистые глазки старины Александра встречали мой взгляд, перед глазами стояла восхитительная картина, как царя окутывает тьма, а я собственноручно перерезаю ему глотку, наслаждаясь теплой кровью и невнятными хрипами; на секунду глава государства начинал ерзать на своем золоченом троне; видел ли он тоже самое? чувствовал ли, сколько сил требовалось, чтобы не разразиться смехом, когда Ланцов открывал свой мягкий рот?
ощущал ли мой мрачный взгляд затылком и мурашками по спине?
Я не знаю, но зато даже царь не смел говорить мне, что я выгляжу как-то не так, потому что с огнем играть не хотелось даже ему. Жаль, Старкова не усвоила этот урок в свое время. Возможно, тогда бы мы не оказались здесь, в этом лесу, играя в шаги от притворной любви до преувеличенной ненависти; возможно, сейчас все было бы иначе.
— Не переживай за меня, я просто не люблю улыбаться на публику. Впрочем, ты не хуже меня знаешь, каково это — быть цирковым зверьком. Но все это на благо страны, не так ли?
По спине бежит приятный холодок, когда она зарывается пальцами в волосы, и едва сдерживаюсь, чтобы не сбросить ее руку, но вместо этого продолжаю прижимать Святую к земле, наслаждаясь этой крупицей власти над Заклинательницей. Смогла ли бы она сбросить меня, если бы захотела?
Захотела бы?
Мне кажется, я слышу что-то в глубине леса; но пальцы угрожающе нежно скользят по лицу Старковой, и я забываю об этом: всего лишь ветерок, потерявшийся среди древних стволов мрачного леса; кто будет шататься здесь кроме нас?
Кто рискнет сунуться в двоим Святым, играющих свои роли для одной цели: держать в страхе всех врагов Равки?
Но Алина не желает сдаваться; подобно мотыльку, она летит на свет всепоглощающего огня и задает вопросы, которые не должны были звучать; по крайней мере, не здесь, не так, не теперь, когда между нами повисло лишь звериное ожидание действий другого и неприятное ощущение, что вот-вот один из нас достанет оружие.
Впрочем, мы ведь говорили с той ночи в моей спальне; пусть не по моей вине; но этот момент кажется Старковой подходящим, и она спрашивает меня о смерти.
Что ты чувствовал, когда был мертв?
Отпускаю ее, позволяя подняться: момент упущен. Я не хочу отвечать, потому что не знаю, что могло бы описать то, что я испытал.
Что я не пожелал бы ей оказаться там, даже если бы она вонзила мне нож в сердце еще сто раз?
Что с удовольствием отправил бы туда всех остальных?
Я не хочу, чтобы она знала, насколько тяжело мне дались эти бесконечные три года; я уже и так выгляжу слабым.
Пожимаю плечами и выплевываю очередную ложь так же легко, как и всегда:
— Ничего особенного. Тебе бы даже понравилось.
Ты ведь любишь страдать за эту страну.
Изучаю ее лицо во мраке и не вижу сожаления, от чего хочется выпустить ничегоев, чтобы рассказали ей, что такое быть мертвым; ей просто интересно.
— Не переживай, когда все закончится, и я убью всех, кого ты знаешь, ты тоже узнаешь, каково это было. Просто немного потерпи, - аккуратно, заботливо, вытягиваю багровый листочек из ее волос и растираю его меж пальцев, так буднично, так обычно, словно сделал комплимент на свидании, а не угрожал убить в обозримом будущем. По крайней мере, ей будет о чем подумать.
— Ну, а как провела это время ты? С пользой, я надеюсь?
Святая открывает рот чтобы сказать что-нибудь почти наверняка остроумное, но подчиняясь инстинктам, я грязной ладонью бесцеремонно закрываю ей рот, прижимая теперь уже к дереву; но на сей раз не для того, чтобы насладиться близостью тел или поугрожать, прячась за бесстыжие намеки; теперь я точно что-то услышал, и замираю, пытаясь понять, кто здесь и сколько их.
В кармане возле груди все еще покоится нож Старковой, но мое главное оружие глубже; я чувствую скверну, вырывающуюся наружу с каждым ударом; но ничего не вижу, хотя мои глаза давно привыкли ко мраку.
В лесу стоит гробовая тишина.
Рот презрительно кривится, я знаю, что был беспечен: было глупо полагать, что здесь, вдали от границы с Фьёрдой, мы в безопасности и никто не попытается убить Алину или меня. Скорее, конечно, меня, но это, по крайней мере, было мне знакомо; но сам факт того, что кто-то смеет даже думать о том, чтобы напасть вот так, на двух Святых, один из которых все еще может уничтожить целую армию, поражает меня внезапным осознанием: что, если не одна Старкова считает восставшего из мертвых Беззвездного Дарклинга слабым?
В голове начинают прокручиваться варианты: усилители? Святые? Показательные казни скверной? Нам необходимо не только демонстрировать, как красиво мы играем с освещением, но и проявить реальную силу, которая заставит всех смертных благоговеть только об одной мысли о Дарклинге и Заклинательнице Солнца. И о том, на что они способны.
Все еще никого, и хотя мое нутро кричит о том, что рядом опасность, я пытаюсь обернуть ситуацию в нашу сторону, оставив нападающих в неведении о том, что эффект неожиданности больше не на их стороне.
— Я так по тебе скучал, если бы ты только знала, — говорю это чуть громче, чем следовало бы, не будь эта фраза произнесена лишь для того, чтобы вероятно окружающие нас тени думали, что у парочки святых тут любовное свидание; но говорю так, чтобы было хорошо слышно даже самому глухому из наемников, — я так много думал о тебе... и о нас...
Приближаюсь к ней так близко, что ощущаю дыхание Святой, а затем целую, так, как если бы это было правдой;
но я не чувствую вкуса ее губ.
Мои глаза все еще всматриваются во мрак: я отчаянно пытаюсь понять, откуда будет нанесен удар.
Мои руки не ласкают ее тело, как когда-то - левая все еще прижимает Старкову к дереву, а в правой появляется клинок работы фабрикаторов, который служил мне верой и правдой не одно столетие. Его лезвие в опасной близости к нам обоим, но я лишь едва слышно шепчу ей, на мгновение прерывая поцелуй:
— Возьми.
По мраку леса бесшумно начинаются расползаться ничегои.
Поделиться52021-04-14 17:31:36
[indent] Я вглядываюсь в лицо Дарклинга, но не могу как следует рассмотреть выражение в холодном блекло-сером свете, которым наполнен лес. (Лицо — восковая маска, на месте глаз — пустые блики.) Поэтому я призываю на помощь осязание и воображение, под моими пальцами черты его лица обретают четкость: мне видится смесь надменности и неуверенности, разочарования и печали, но глубоко под ними сокрыто что-то более темное, холодное, как прикосновение мертвеца, одинокое, как начало вечности. Я делаю все, что в моих силах, чтобы сдержать дрожь, сверкаю самой солнечной своей улыбкой:
[indent] — Да, конечно.
[indent] Нет, я с ним не согласна, но сейчас не самое подходящее время, чтобы демонстрировать свое остроумие. Когда мы говорили в прошлый раз, я сказала ему, я буду откровенна с ним, если он будет откровенен со мной. Не знаю даже, на что я надеялась. И все же я досадливо дергаю плечом, а Дарклинг неожиданно отстраняется, высвобождаясь из моих объятий.
[indent] Мое сердце трепещет. «Неужели я так просто смогла его переиграть, просто приобняв?»
[indent] Я встаю и отряхиваю кафтан на бедрах.
[indent] Ухмыляюсь. Снова сарказм — ничего иного я и не ждала. Хотя ровный бесстрастный тон Дарклинга меня немного пугает. Он так спокоен и невозмутим, словно речь идет не о его собственной смерти, словно смерть его больше вообще не заботит. Это потому что ему теперь известен способ вернуться из мертвых?
[indent] Я гадаю, осталось ли на свете хоть что-то, что может его испугать? Вывести из равновесия? Могу ли я? Но обдумать этот вопрос или по-настоящему испугаться не успеваю — Дарклинг делает шаг ко мне. Он снова смотрит мне прямо в глаза, и лицо у него темное, а голос вкрадчивый. Я узнаю эти гладкие интонации, он всегда так говорил, неспешно и размеренно, растягивая гласные, когда не отдавал приказы, а когда отдавал — бросал их кратко и хлестко.
[indent] Я задыхаюсь от ярости. Она рвется из меня навстречу к Дарклингу, как когда-то свет.
[indent] — Ты и понятия не имеешь! — Я готова завопить, готова набросится на Дарклинга с кулаками, — Ни малейшего! О том, что говоришь. Ты вообще знаешь, каково терять близких?! У тебя за всю жизнь был хоть кто-то близкий?! Ты любил хотя бы мать?! Тебе известно, что такое вообще любовь?!
[indent] Я знаю ответ: «Нет» — но хочу услышать это от него, хочу, чтобы он сам это сказал, чтобы признал, что нескончаемые попытки убедить меня в том, что я ему небезразлична — не более, чем стремление сыграть на чувствах бедной сиротки. Чувствах, которых давно нет.
[indent] Но Дарклинг накрывает мой рот ладонью, не давая мне сказать ни слова. Я не знаю, чего он добивается, и не хочу знать. Я больше не собираюсь ломать перед ним комедию, изображая доброту и всепрощение. Пора показать твердость.
[indent] Сначала я рефлекторно отворачиваю голову в сторону, но потом поворачиваю обратно и меряюсь с Дарклингом взглядом.
[indent] — Убери от меня руки или, клянусь святыми… — Мой тихий голос звучит гулко и низко, я не пытаюсь скрыть угрозу, напротив, хочу, чтобы он ее расслышал.
[indent] Что-то происходит. Дарклинг несет какую-то бессмыслицу, и это совсем не похоже на нашу с ним игру «выведи другого из себя». Меня охватывает неподдельный страх. Что я в действительности могу ему противопоставить?
[indent] Страх вынуждает меня умолкнуть. Время исчезает. Мне кажется, что я стою так уже целую вечность — растерянная, испуганная, не решающаяся вымолвить слово, не то что пошевелиться. А потом он меня целует. Я вскидываю руки, чтобы выцарапать Дарклингу глаза или начать его душить, но он вкладывает в мою ладонь рукоять кинжала. Несколько секунд я борюсь с желанием вонзить его ему в грудь.
[indent] Через пять или десять ударов сердца — они пролетают в мгновение ока, потому что мое сердцебиение ускорено до предела — ко мне начинает возвращаться способность трезво мыслить.
[indent] — Что ты делаешь? — выдыхаю я ему в губы. — Что… — Я не могу продолжать, потому что иначе из горла вырвется крик. Я чувствую их, кишащих в зловещей ночной тьме позади Дарклинга. Меня передергивает от отвращения, а ноги подкашиваются. Я упираю острие клинка Дарклингу в грудь.
[indent] — Что… — На сей раз меня прерывает череда выстрелов, ослепительных и оглушительных в ночной тиши. Затем что-то с силой бьет меня под ребро. Удар такой, что я удерживаюсь на ногах только благодаря Дарклингу.
[indent] Охнув, я хватаю его за руку.
[indent] Вспышки мелькают со всех сторон. Кто бы на нас ни напал, их много.
[indent] — Бежим, — хриплю я, увлекая Дарклинга за собой — вперед и вниз. Ребра с левой стороны болят так, как будто треснули. Я боюсь вдохнуть и набрать полную воздуха.
[indent] Конвульсивно сжимаю клинок, который дал мне Дарклинг, в правой руке. Жалкое бесполезное оружие — единственное, которое у меня есть. Из темноты доносятся крики, каких я не слышала три года и надеялась никогда больше не услышать; крики и рокочущий, клацающий верезг ничегой.
[indent] Что-то бьет меня по спине дважды. Я падаю вперед на колени и выставляю перед собой ладони, выпуская из рук руку Дарклинга и свой клинок.
[indent] По ощущениям боль не похожа на огнестрельное ранение. Видимо, несмотря на спешку, в которой проходила подготовка к нашему с Дарклингом «воскрешению», фабрикаторы успели изготовить для наших кафтанов пуленепробиваемую ткань.
[indent] — Твои ничегои справятся? — спрашиваю я, не зная, следует ли мне попытаться встать или наоборот приникнуть к земле.
Отредактировано Alina Starkov (2021-04-14 20:52:43)
Поделиться62021-04-18 21:05:53
под ногами земная твердь —
[тебе кажется]
Вспышек так много, что у меня не выходит сообразить, в какую сторону бежать, и я ругаю себя за эти мгновения промедления; но каждое из них оплачено криками нападавших, разрываемых ничегоями — каждый из них звучит как музыка, трагичная, ужасная песнь, оповещающая о том, что одним врагом стало меньше.
Алина решает все за нас обоих, схватив меня за руку, но знает ли, куда бежит? В этой суматохе я теряю все ориентиры, не понимая, в какой стороне осталась Болтова, и лес, еще четверть часа назад казавшийся тихим упокоением и спасением, превращается во врага, так и норовящего выколоть глаза, словно они помогают в этой темной ночи.
Мысль об утраченной силе Заклинательницы Солнца царапает сердце как никогда раньше — сейчас она могла бы ослепить всех врагов, и мы могли бы сбежать, оставив ничегоев разбираться за нас. А затем приходит другая мысль — куда более страшная:
только бы и нападающие не задумались, почему Святая совсем не использует свои чудесные способности.
Мне хочется проклясть самого себя, ведь этой глупой прогулкой я поставил под удар не только нашу безопасность, но весь план Николая, а, значит, и саму Равку, и от осознания этого сводит зубы. Мы должны быть святыми, должны быть живыми и - главное - сильными. По крайней мере, в глазах других. Вместо этого мы как слепые котята несемся невесть от кого и невесть куда, хороши великие святые. Фьёрде на смех.
Старкова падает, заставляя мое сердце рухнуть куда-то вниз, но пули не пробивают ткань фабрикаторов, и можно выдохнуть: пока жива. Она задает вопрос, на который у меня нет ответа, и я чувствую себя как никогда беспомощным, от чего прихожу в ярость: Дарклинг никогда не был слабым. И кучка наемников не сможет изменить этого.
— Разумеется.
Одно слово, произнесенное так уверенно, так резко брошенное во мрак, точно я знаю, что же делаю; я окружаю нас новыми теневыми солдатами, когда что-то едва ли не падает на меня откуда-то справа; чудом успеваю увернуться от удара в челюсть, яростно вонзая нож Святой в чье-то горячее тело; кровь стекает по руке, но у меня нет времени думать об этом - я вытаскиваю клинок и вонзаю еще раз - теперь уже в шею, чтобы наверняка. Краем глаза вижу все еще лежащую на земле Алину и командую:
— Беги.
А после набрасываюсь на очередную темную фигуру, выбивая из его рук ружье. Мелькает запоздалая мысль о том, что следует носить с собой больше обычного оружия — я так привык полагаться на свою силу, но разве не обратному я старался научить гришей будучи Генералом второй армии? Я слишком хорошо вошел в роль Беззвездного святого - столь могущественного гриша, которому не нужно другое оружие, ведь мы должны быть смертоносными сами по себе, и каждый должен был уяснить это; но теперь было поздно сожалеть о том, что не сделано, и я глубоко дышу, призывая очередных ничегоев, направляя их вперед, в сторону Алины, чтобы они защитили ее. Поднимаю утерянное одним из нападавших оружие и стреляю в очередную тень: чем ружье врага хуже собственного?
Продвигаюсь вслед за Заклинательницей Солнца, но недостаточно быстро; но теперь стволы деревьев и темнота становятся моей броней; я больше не жертва — это я нападаю, это я заставляю этих жалких людей жалеть о том, что они оказались в этом лесу сегодня ночью. Давно мне не приходилось отнимать чью-то жизнь собственноручно, и я успел позабыть это пьянящее ощущение власти над чужой судьбой — когда последний вздох осмелившегося перейти мне дорогу растекается по венам мрачным удовлетворением, и с каждым замахом ножом я чувствую себя все сильнее.
в ней надёжно зарыта смерть,
[тебе кажется]
Оказываюсь на небольшой поляне, озаренной мутным светом луны — что же, мы явно бежали не в нужную сторону, но это уже не имеет никакого значения; выжить — потом будем решать, где осталась ночным гулом Болтова; сейчас я лишь должен избавиться от всех этих людей.
Почти в полной тишине, нарушаемой лишь визгом ничегоев, криками людей и грохотом выстрелов, я убиваю одного за другим, даже не пытаясь сосчитать, сколькие пали от моей руки; пока не остаюсь на поляне совершенно один. Краткий миг передышки, а затем я слышу негромкий вскрик Старковой.
Она совсем рядом — ближе, чем хотелось бы, ведь по моей задумке она должна была убежать от нападавших, и мне остается лишь надеяться, что Боткин в свое время научил ее защищаться, не имея сил. Бегу со всех ног, молясь про себя, чтобы не опоздать; звуки борьбы где-то совсем рядом, но я не вижу Святую из-за деревьев, а когда настигаю ее, чуть не сбиваю с ног. Нет времени, чтобы оценить, не ранена ли она — по крайней мере, жива, и уже за это можно благодарить кого-нибудь из санкта гришей.
Кроме нас здесь еще двое - я успеваю использовать разрез лишь на одном из них, когда второй бросается на Старкову, и у меня есть лишь доля секунды, чтобы оттолкнуть Заклинательницу Солнца и принять удар на себя - голова слева взрывается болью, и струйки крови застилают глаз, но в моей руке все еще нож Алины - тот самый, которым она убила меня,
именно его я вонзаю в сердце последнего врага.
Как иронично.
Тяжело оседаю на землю, протирая залитое теплой жижей лицо, и откидываясь на ствол дерева, тяжело дыша. Очередной ничегой отправляется в лес, чтобы разведать, не остался ли еще кто-то, но нутро подсказывает, что опасность миновала, и я вопрошаю:
— Ты в порядке?
Голос звучит холодно, как и раньше, и я успеваю обрадоваться этому. Святой вовсе не обязательно знать, как сильно я испугался за ее жизнь этой ночью.
Ведь ее жизнь принадлежит мне, и только я однажды отниму ее.
человек или змея —
[каин]
тебе, кажется, нужен я.
[хозяин]
Если смогу.
Поделиться72021-04-20 19:46:32
[indent] «Разумеется».
[indent] «Да, да, да», — я киваю его утверждению и собственным мыслям с безропотностью мученицы. Уверена, на моем лице проступил священный ужас, но я бы не стала переживать об этом, даже если бы Дарклинг мог его видеть, а он не может. Я стою на четвереньках и обшариваю руками холодную комкастую землю вокруг себя в попытке нащупать кинжал, который оборонила, в непроницаемой тьме, призванной Дарклингом. В этой абсолютной всепоглощающей тьме теряется и его голос, и сдавленные крики напавших на нас людей, и даже сухой, пыльный треск роящихся вокруг теней, воскрешающий воспоминания о гремучих змеях, которых я видела в террариумах мастерской фабрикаторов в Малом дворце. Я задеваю ладонью острую грань — «Нашла!» — и кое-как поднимаюсь на ноги, ожидая что в любую секунду в меня вонзиться пуля или лезвие ножа. Сердце колотится, и каждый вдох дается мне с огромным трудом, как будто я вдыхаю вовсе не воздух, а черную пустоту.
[indent] Приказной тон Дарклинга не терпит возражений, но я и не собираюсь возражать. Секундное колебание: «Хочу ли я что-то ему сказать?» Даже если и так, страх сжимает мне гортань свинцовым кулаком. Раз я больше ничего не в состоянии сделать, мне остается только бежать. И я бегу, бегу, не разбирая направления, через чащобу, через змей, жуков, извивающуюся и гудящую скверну с острыми когтями и ядовитыми зубами, от щупалец тьмы, от вспышек света, от лязга, хлопков и воплей. Лица, руки и люди размываются, сливаясь с очертаниями теневых солдат Дарклинга; распадаются на фрагменты — истекающие тьмой лица, сжимающие ножи руки.
[indent] Кто-то заступает мне путь. Темный силуэт — не разобрать, человек или ничегой. Лес озаряет череда ярких вспышек, одна из которых больно бьет мне под дых. Мои защитники ничегои, загородившие меня от выстрелов скорострельной фьерданской винтовки, корчатся и дрожат, меняя очертания. Я почти ничего не вижу от боли и выступивших на глазах слез. Темная фигура ширится и растет — «Приближается?» Я действую, не думая: прижимаю человека, кем бы он ни был, к себе, не обращая внимание на боль, пронзающую мои многострадальные ребра, и, не давая ему отступить, вонзаю кинжал ему в живот — снова, снова и снова.
[indent] Кто-то хватает меня за руки, заставляя отпустить обмякшее тело и бросить кинжал. Я ощущаю чужое горячее дыхание на своей щеке и слышу признание, от которого у меня внутри все холодеет: «Всю жизнь мечтал увидеть, как умирают святые». Передо мной возникает еще одна фигура — еще один убийца — когда тот, кто меня держит, кричит в ночь на чистом равкианском: «Давай убей ее!»
[indent] Я не могу пошевелиться, моя уверенность в собственных способностях к самообороне растворяется в ледяной воде, в которую по моим ощущениям превращается вся кровь в моем теле. Я задыхаюсь от ужаса, которого в жизни не чувствовала или чувствовала, но уже не помню, и в панике зову Дарклинга. И тогда тот, второй, наотмашь бьет меня по лицу, обрывая мой крик на полуслове. От удара я в буквальном смысле прикусываю язык, и мой рот наполняется моей же кровью. Я чувствую себя слабой и никчемной, обреченной. Дарклинг был прав, называя меня ничтожеством…
[indent] «Нет».
[indent] Я слабая и, возможно, обречена, но Дарклинг всегда ошибался на мой счет. Я не сдамся. Бороться я буду до конца.
[indent] Я изо всех сил откидываю голову назад, врезаясь затылком в лицо одному из своих убийц, а второго пинаю в пах. Один из них все еще сжимает мои запасться, поэтому я пытаюсь лягнуть и его — сначала неуклюже шоркаю ногой по внутренней стороне его бедер, но потом попадаю в цель и чувствую, что меня больше никто не держит. Не успеваю я порадоваться этому, как кто-то еще налетает на меня. Я разворачиваюсь, готовая защищаться тем, что у меня есть — ногами, руками и зубами — но вижу перед собой Дарклинга. Это открытие дарит мне большое облегчение. Настолько большое, что я решаюсь легкомысленно пробурчать:
[indent] — А ты не торопился.
[indent] Спустя мгновение я начинаю ненавидеть себя за это.
[indent] Дарклинг прямо у меня на глазах убивает двух мужчин, а я переживаю о своей грубости. У меня и в мыслях нет романтизировать его поступок или его самого — от того, что он сделал, у меня в горле стоят тошнота и крик — Дарклинга заботят исключительно его интересы, сегодня мне повезло: спасение моей жизни было в его интересах — только и всего. И все же он меня спас.
[indent] — Спасибо, — выговариваю я, едва-едва не подавившись языком. Хочу сказать что-нибудь еще, что-нибудь приятное и ласковое, но ничего конкретного в голову не приходит.
[indent] Я хватаюсь за какое-то тоненькое деревце и напряженно всматриваюсь в темную чащу леса, стараясь рассмотреть надвигающуюся опасность. Колени у меня дрожат, и сама я дрожу, а потом у меня случается прозрение. Я вспоминаю один из первых разговоров с Дарклингом. «Ты дрожишь, — сказал он тогда, а когда я ответила, что не привыкла к тому, что меня пытаются убить, удивился. — Серьезно? Я такое уже почти не замечаю».
[indent] Столько лет прошло с того короткого разговора, столько всего случилось, что все произошедшее с нами тогда кажется мне сном. Ночной фантазией.
[indent] Я оборачиваюсь, чтобы ему ответить, и почти жду, что в лунном безмолвии увижу на его лице тень улыбки, но вижу только кровь, залившую ему половину лица. Много крови. У меня падает сердце и все мысли вылетают из головы.
[indent] «Что он спрашивал?»
[indent] Я бросаюсь к Дарклингу и опускаюсь на колени рядом с ним. Мои руки испачканы землей и покрыты кровавой коркой, я не решаюсь прикоснуться ими к его голове и осмотреть рану. Вместо этого я расстегиваю кафтан и пытаюсь оторвать лоскут от длинной блузы, надетой под него. Тонкая ткань оказывается до обидного крепкой. Я озираюсь в поисках кинжала.
[indent] В неверном свете полной луны лицо Дарклинга выглядит совсем бескровным. В лагере под Полизной, где я проходила военную подготовку, нам немного рассказывали о ранениях головы, но я помню лишь часть об опасности кровотечений и еще — об обмороках, но Дарклинг пока в сознании, и мне нужно, чтобы это так и оставалось.
[indent] — Ты будешь в порядке, — говорю я, пытаясь улыбнуться, и сама себе не верю. Значит, и он вряд ли поверит.
[indent] — Ты можешь встать? Сможешь дойти до Болтовы?
[indent] От одной мысли, что он не сможет, у меня пересыхает во рту.
[indent] Мог ли он умереть? Какая-то часть меня этого хотела. Это решило бы проблему Николая и мою, но также, возможно, лишило бы Равку шансов на победу в войне с Фьердой. Я готова была расхохотаться. Судьба страны висела на волоске, который держали мои слабые руки, не способные разорвать кусок льна.
[indent] Я делаю то, что подсказывают мне сердце и совесть: глажу Дарклинга по щеке, стирая кровавые разводы с его подбородка или, скорее, оставляя их. Теплые струйки крови бегут по моим пальцам, я чувствую их, но не вижу, потому что Дарклинг использует силу. Мои руки растворяются в окутавшей его темноте, и я отдергиваю их, как от пожара.
[indent] — Надо перевязать твою рану, — твержу я бесстрашно и убежденно, порываясь встать и идти искать кинжал, — погоди, я сейчас.
Отредактировано Alina Starkov (2021-04-20 22:56:45)
Поделиться82021-04-20 22:01:12
Ты будешь в порядке.
Смотрю на нее так злобно, что если бы не темнота вокруг, по ее спине должны бы бежать мурашки; но моя собственная тьма спасает Святую от взгляда человека, не привыкшего быть слабым. Она продолжает задавать вопросы, говорит что-то о ране, но я уже забыл о крови, на собственном лице; отмахиваюсь от ее прикосновений и отворачиваюсь: мозг лихорадочно соображает.
Старкова что-то ищет во мраке, и, краем уха прислушиваясь к ее шагам [на всякий случай], я обдумываю свой следующий шаг. Вернуться по следам трупов, убедиться, что все мертвы [Санкта Алина не призвала свет, Санкта Алина отбивалась как обычный человек, Санкта Алина лишь притворяется] и вернуться в Болтову как можно скорее. Голова все еще ноет, словно мне стесали полскальпа, но я знаю, что это ощущение обманчиво, и, развеяв мрак, я собираюсь было подняться, когда Старкова прикладывает к моей голове какую-то тряпку. Как в замедленной съемке, я осматриваю ее расстегнутый кофтан, разодранную рубашку и отнимаю лоскут:
— Оставь. Играть в доктора у тебя получается паршиво, да и ты можешь не притворяться, что заботишься о моем здоровье. Нам нужно идти, — цепляясь бледной длинной рукой Юрия за ствол дерева, я поднимаюсь и осматриваюсь. Кажется, все не так уж плохо, и, прижимая ткань к ране, я делаю первые шаги к телам, ощупывая пульс. Оглядываюсь на Старкову и вижу блеск металла в ее руке.
— И кинжал верни.
Правая рука все еще цепляется за нож Алины, но его я возвращать не собираюсь, лишь поднимаю руку и машу им, мрачно ухмыляясь:
— Надеюсь, ты узнала этот милый ножичек, который разок в меня воткнула. Он, пожалуй, останется у меня - сама понимаешь, врагов нужно держать поближе.
И демонстративно убираю клинок в карман, где он лежал последние недели — у самого сердца.
Дешевая театральность, позволяющая спрятаться за этот вечно небрежный тон, и становится легче — словно только так я становлюсь собой: жестоким, непобедимым, опасным. Ничегои исчезают, оставляя нас одних; мрак, призванный силой гриша, растворяется окончательно, и я делаю очередной вдох: слишком много сил сегодня потрачено, а день только начинается, и от осознания этого остается осадок раздражения, но у меня будет время подумать об этом.
Подумать о том, где достать себе, например, усилитель.
Так, чтобы об этом никто не узнал.
Нападавших оказывается даже больше, чем казалось до этого, и кровь на моих руках лишь покрывается новыми слоями мерзкой корки, отваливающейся по частям: касаюсь кожи на мгновение, чтобы вынести свой вердикт: тоже мертв. Темные одежды, самое обычное оружие — ничто не выдает какой-либо принадлежности, и остается лишь гадать, кем были подосланы эти люди да в таких масштабах. Я слышал равкианскую речь, но кто из жителей этой страны так возненавидел парочку воскресших святых? Быть может, всего лишь обычные пешки, взявшие в руки ружье за монеты из рук фьерданцев? Кажется, думать об этом придется не одну грядущую ночь; и не только мне, но и Ланцову, которого возмутит нападение так далеко от границы.
Другая мысль приносит лишь очередную порцию мрачных размышлений: возможно, теперь Николай захочет приставить еще больше охраны, а, следовательно, придется думать, как от нее избавиться. Зато постоянное наблюдение Кир-Батааров за Старковой точно не помешает, вот уж за кем стоит следить беспрестанно. Как минимум затем, чтобы она не следовала за своим старым лучшим врагом в темный лес под светом луны.
Смутно знакомое дерево, к которому я так бессовестно прижимал Алину совсем недавно, появляется словно из ниоткуда, и я вижу еще три тела. Один из мужчин еще жив, я поднимаю его голову, глядя в водянистые глаза и задаю главный вопрос:
— Кто вас послал?
Вместо ответа глухую тишину нарушает лишь низкий хрип, и я бессильно осознаю: ответов получить не удастся. Один короткий взмах, и голова падает на землю, тихим шелестом листов знаменующую очередную смерть. Мне даже не нужно смотреть на Святую, чтобы понять, с какой гаммой эмоций она смотрит на меня сейчас, и душу подступающую злость.
Как обычно, она не поняла.
Заклинательница Солнца считает лишь трупы, что я оставляю, вместо того, чтобы увидеть всю картину.
— Не прожигай меня взглядом, Алина. Ты можешь пугаться чужой смерти сколько тебе вздумается, но правда от этого не изменится. А она заключается в том, что я делаю это ради тебя. Каждый из этих людей подписал себе смертный приговор, напав на нас сегодня, потому что, боюсь, все они поняли, что одна восставшая святая представляет из себя опасность не больше обычной девицы из приюта.
Жестокие слова звучат хлестко; словно каждое из них - нож, что я вонзаю в тело Старковой, точно так, как представлял это не один раз.
Я делаю это ради тебя.
И твои руки остаются чистыми.
Вытираю кровь с кинжала, думая лишь о том, что стоит принять горячую ванну и смыть с себя эту ночь; пережить ее; забыть; идти дальше. Слишком поздно понимаю, что где-то обронил лоскут ткани, так заботливо оторванный от рубашки Святой, и протираю лицо грязным рукавом. Поднимаю голову наверх, силясь рассмотреть среди веток звезды, и когда глаза наконец начинаю видеть эти далекие огоньки, я понимаю, куда нам нужно идти.
— Болтова в той стороне. Лучше нам поскорее вернуться назад, пока еще кто-нибудь не решил, что убийство парочки святых является отличным ночным приключением для каждого желающего.
Поделиться92021-04-21 21:14:17
[indent] В просеке, залитой неровным лунным светом, я без труда отыскиваю то, что мне нужно. Круглая тяжелая осенняя луна играет на узком лезвии кинжала, выделяя его среди метущихся теней, которые отбрасывают на стылую землю ветви деревьев. Я присаживаюсь, чтобы его поднять, но смотрю не вниз, на остывающие мертвые тела, а наверх, туда, где за узором из ветвей и листьев светится отраженным светом громадная луна. Я смотрю на нее, тщась представить, как ее свет — солнечный свет — проникает в меня через кожу, наполняя мое тело силой, а меня саму — уверенностью, которую, подозреваю, я навсегда разучилась испытывать; только вместо уверенности я чувствую грусть; на один миг боль утраты сдавливает мне грудь, остро отдаваясь в сердце, потом я поднимаю с земли кинжал Дарклинга и поднимаюсь сама — идти помогать ему.
[indent] Я останавливаюсь на самом краю света, перед стеной непроглядного мрака, которым окружил себя Дарклинг. Острое лезвие серебрится у меня в руках. Я взрезаю им край своей блузы — тонкую материю с почти неразличимым светлым узором из куполов, скифов и монстров, гибнущих от солнечных лучей — и безжалостно отрываю кусок длиной в локоть. Внутренний голос настойчиво твердит мне повернуть назад, уйти, оставив все как есть, но как раз этого я и не могу. По старой привычке, перед тем как шагнуть во тьму, набираю полную грудь воздуха и иду вперед.
[indent] Мне не приходится просить Дарклинга рассеять мрак — он делает это сам, но до того, как мотки тьмы успевают развеяться, его тело и лицо остаются похожими на набросок импульсивного художника: лицо мешается с тенью, очертания тела дрожат зыбкими неуверенными линиями — многократно перечеркнутый лентами черной темноты. Я стараюсь не обращать внимание на его недовольный взгляд и злобно скошенные глаза. Насколько мне известно, Дарклинг не любит неопрятность и грязь, так что, может, его бешу вовсе не я и мои неуклюжие попытки помочь. Хотя, когда он вырывает у меня из рук импровизированную перевязь, сомнений не остается — все-таки я.
[indent] — Мог бы просто сказать «спасибо», — огрызаюсь я, вставая. Мысленно готовлюсь прочесть ему нотацию о том, что не все люди, такие же бессердечные, как он. Мне не нужно притворяться, будто я тревожусь о его самочувствии, потому что это в самом деле так. Но от наглости, которую он себе позволяет, признание застывает у меня в горле.
[indent] Я вскидываю брови.
[indent] «Серьезно?»
[indent] Расставаться с единственным оружием мне не хочется, но опускаться до просьб я не намерена. Дождавшись, пока Дарклинг уберет мой нож, я с обнаженным клинком подхожу к нему, решительно беру его правую руку и с чувством вгоняю кинжал в ножны, скрытые в рукаве, борясь с искушением распороть ему предплечье до кости.
[indent] Дарклинг нравился мне куда больше, когда мне казалось, что он умирал. «Казалось» — ключевое слово. Он снова сыграл на моих человеческих чувствах — слабости, которой он был лишен — и я снова купилась. От досады мне хочется подойти и побиться головой об какое-нибудь дерево. Может, хоть так мне удастся вдолбить в свою доверчивую голову одну простую истину: «Дарклингу нельзя верить. Никогда».
[indent] И все-таки за одну вещь мне следует быть ему признательной. Из-за того как он играет с остатками моего терпения, мои мысли не зацикливаются на том, что он проделывает с трупами. И на самих трупах. Раздражение становится моим доспехом и не хуже пуленепробиваемого кафтана защищает мой разум от того, что нам пришлось сотворить.
[indent] Я иду позади Дарклинга, задумчиво глядя на него, и думаю о своей недавней ошибке. Как мне пришло в голову, что Дарклинг может умереть, когда даже дети знают, что истинное зло не умирает. Я вспоминаю его голос, в котором не было никаких чувств, естественных для человека на пороге смерти, никаких чувств вроде тех, что он продемонстрировал в Каньоне — ни трепета, ни сожалений, ни даже испуга. Как…
[indent] Вопрос Дарклинга прерывает мои размышления, потому что адресован он не мне. Я ускоряю шаг, внутренне холодея, но до того, как я успеваю приблизиться, Дарклинг расправляется с последним выжившим. Полная и окончательная победа — вот только я не уверена, победа это или поражение.
[indent] Моя ладонь взлетает ко рту. Я не знаю, что сказать, зато Дарклинг знает. Всегда знал и до сих пор знает, как будто до сих пор может заглядывать мне в душу так же легко, как когда мы были связаны. Я касаюсь ошейника, словно хочу убедиться, что это не так. Это просто один из его трюков.
[indent] — Не ради меня, — тихо, но очень твердо говорю ему я. — Или ты пощадил бы его, если бы меня тут не было?
[indent] Если бы меня тут не было, оказался бы Дарклинг в лесу? Или неотступно следовал бы за Николаем, надеясь склонить его на свою сторону?
[indent] Меня, мои сердце и душу, пробирает озноб. В памяти разом всплывают все слова Багры: «он древний», «благодаря тебе в нем осталось меньше от человека, чем когда-либо раньше», «беги и никогда не возвращайся».
[indent] — Не пытайся переложить свою вину на меня, — говорю я, будучи до конца уверенной, кого пытаюсь убедить, его или себя. В моем голосе звучит тьма.
[indent] Я не должна поддаваться на манипуляции Дарклинга. Моя жизнь и так почти полностью состоит ошибок, сожалений и стыда. Они растут и множатся с каждым днем, что бы я ни делала, какие бы решения ни принимала.
[indent] У меня перед глазами все плывет. Одно мучительное, обманчиво длинное мгновение я почти верю, что вижу на месте Дарклинга Мала в потрепанной мантии Апрата, шепчущего о своей готовности убивать и умирать ради меня.
[indent] Этот призрак воспоминаний о гражданской войне, которые я запрятала так далеко, как только смогла, убивает последние светлые чувства, которые у меня были. Во мне не остается ни единой светлой частицы, которая бы не пылала ненавистью к Дарклингу. Я подхожу и плюю ему в лицо, а потом иду в ту сторону, в которую он указал.
[indent] Поднялся ветер. Он продувает мою тонкую блузу насквозь, но, несмотря на пробирающий холод, я не запахиваю кафтан. Это мое наказание. За то, что пошла за Дарклингом. За то, что лишилась силы. За то, что заставила его убить всех этих людей.
[indent] Я иду первая и первой вижу Тамару и Толю, встречающих нас у кромки леса. Первой вижу их искаженные злостью лица и только тогда понимаю, что, должно быть, видят они. Подол моей блузы разорван и выпачкан кровью, об остальном лучше не думать совсем.
[indent] — Это не Дарклинг. На нас напали, — выпаливаю я скороговоркой, преграждая им путь. — Нужно разбудить Николая и остальных, а мне ну… нужно переодеться.
[indent] Оглянувшись назад и пересилив себя, прошу Толю осмотреть рану Дарклинга, а затем позволяю Тамаре увести меня в усадьбу князя. Совсем скоро мне придется спуститься и снова терпеть общество Дарклинга, но я благодарна даже за эту краткую передышку. Сейчас, когда почти ничего в моей жизни от меня не зависит, приходится изыскивать радость даже в таких небольших подарках судьбы.
Отредактировано Alina Starkov (2021-04-22 00:22:26)
Поделиться102021-04-25 19:37:18
Шелест листьев под ногами нарушает гнетущую тишину, нарастающую между мной и солнечной святой, и я будто все еще слышу ее слова.
Ты пощадил бы его, если бы меня тут не было?
Часть меня признавала, что мне хотелось убить каждого из этих людей просто для того, чтобы показать, что будет с каждым, кто посмеет даже думать о том, чтобы убить меня. Или Старкову. Но позволить ей быть правой? Опять сделать из меня монстра? Я обдумываю свои следующие слова, чувствуя, что устаю от этой вечной игры в доказательство того, что не я главное зло на этой земле. Но Алине было бы слишком невыгодно это признать, ведь тогда бы оказалось, что и она далеко не идеал героя, наша безгрешная заклинательница солнца. Если она хочет и дальше носить шкуру овечки, пусть. Я готов подыграть, по крайней мере, сегодня.
— Мне не было бы нужды убивать их всех до единого. Кто-то же должен рассказать остальным, что не стоит покушать на мою жизнь.
fine. make me your villain
Алина делает то, чего я ожидал от нее — цепляется за эту ниточку к злому и жестокому Дарклингу, заглатывая расчетливо брошенную приманку; но я не рассчитывал на такой уровень презрения: Алина плюет мне в лицо, от чего рука тянется к кинжалу, и мне стоит невероятных усилий не разрезать ее на месте. Эта девчонка забывает, с кем говорит; не отдает отчета в собственных действиях; и злоба душит так сильно, что мне требуется несколько секунд, прежде чем я могу сделать хотя бы шаг. Уверенная в собственной неотразимости, Святая уходит, наслаждаясь моим перекошенным лицом.
Она не знает, как ей повезло, что я не убил ее на месте.
Нужно было указать ей в другую сторону, чтобы она заблудилась. По крайней мере, я получил бы глупое удовольствие от мысли об испуганной потерявшейся солнечной девочке, зовущей свою Тамару в ночной глуши.
Или нужно было позволить наемникам сделать свое дело. На одну головную проблему стало бы больше. Я напоминаю себе в который раз, что Старкова теперь лишь смертная, и уйдет из моей жизни также, как и другие, всего через несколько десятков лет. Надо было избавиться от нее сегодня же - рано или поздно. Какая разница?
Закрываю глаза, вытирая лицо рукавом.
Я не должен убивать Алину Старкову. Сейчас. Ни за то, что она предала меня; ни за то, что пронзила сердце ножом; ни за этот плевок, от которого мне расхотелось ее когда-либо видеть.
Она нужна этой стране, также, как и я - в виде смышлёной обезьянки, выполняющей трюки, и я ее не трону. Пока.
И пусть у нее сил, я больше не позволю ее власти надо мной расти или вообще существовать; больше не стану ждать разговора с заклинательницей солнца; не буду прикасаться нежно, почти любовно.
Воды заледеневшего озера душат, и я не могу вдохнуть полной грудью и останавливаюсь, цепляясь за ближайшее дерево. Мне стоит успокоиться.
Впереди, совсем близко, я слышу, что Алину встретили ее друзья, но не собираюсь видеть из кислые лица или уж тем более осматривать себя [слышу, как она просит об этом Толю], и, закрывшись тьмой, сворачиваю в сторону, чтобы сделать крюк. Не то чтобы мне не хватило этих ночных прогулок; но
до имение князя Мелихова я дойду сам.
Мне есть еще о чем подумать.
Отредактировано Aleksander Morozova (2021-04-25 19:37:42)