are you death fool me once
fool me twice or paradise?
I LET IT BURN, YOU'RE NO LONGER MY CONCERN
FACES FROM MY PAST RETURN
ANOTHER LESSON YET TO LEARN
Отредактировано Aleksander Morozova (2021-03-29 18:09:57)
BITCHFIELD [grossover] |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » BITCHFIELD [grossover] » Прожитое » are you death or paradise?
are you death fool me once
fool me twice or paradise?
I LET IT BURN, YOU'RE NO LONGER MY CONCERN
FACES FROM MY PAST RETURN
ANOTHER LESSON YET TO LEARN
Отредактировано Aleksander Morozova (2021-03-29 18:09:57)
[indent] Меня одолевает усталость, но тревожные мысли напрочь отгоняют сон. Я не могу перестать думать о словах Николая, о мягких увещеваниях, которые он использовал сначала, и о завуалированной, но сознательной угрозе, которую оборонил в конце нашего разговора, когда понял, что изощренное остроумие и словесные уловки не дадут ему того, к чему он так стремился: моего согласия. Он хотел использовать мое имя, хотел, чтобы равкианцы, фьерданцы, шуханцы и остальные — все, в ком еще жила вера в святых — пошли за мной, как за знаменем, нести которое будут другие: он сам, его генералы или, может, его новый союзник Дарклинг — кто угодно, только не я. Он предложил мне место рядом с собой, во главе войска, в самом центре событий, но я знала, что буду лишь говорящей головой — во главе войска, которое не будет мне подчиняться, в центре событий, на которые я никак не смогу повлиять.
[indent] Я еложу и ворочаюсь в тщетных попытках удобнее устроиться на мягкой перине. Это не то, к чему я привыкла. Я пытаюсь вспомнить, что почувствовала, в первый раз зайдя в одну из роскошных спален Малого дворца, какой восторг испытала, увидев огромную кровать размером с крестьянскую телегу, пытаюсь вызвать в себе этот восторг, но не чувствую ничего, кроме угрюмого равнодушия. Всплывшие в памяти вымученные отрывки кажутся далекими и чужими, словно принадлежат какому-то другому человеку, которым я не являюсь. Алине Старковой.
[indent] Светлые стены спальни, которые видны мне с моего места, напоминают пепельно-серые лбы спящих великанов, по которым ползут темные тени. Эти тени — всего лишь отсветы огня, потрескивающего за чугунной решеткой камина, я знаю это, знаю, но ничего не могу с собой поделать — тревога вспыхивает во мне с новой силой. Я думаю о Николае, о событиях, которые нас свели и которые мы пережили вместе, о его словах, всех словах, не только сегодняшних, и данном им обещании. Почти три года прошло. Время меняет людей. Время изменило меня. А его?
[indent] Я гоню прочь эти недостойные мысли. Сомневаться в Николае все равно, что сомневаться в Мале или в себе. Но я помню, как сомневалась в себе, когда была связана с Дарклингом, а Николай… он тоже связан с Дарклингом, и, судя по тому, что рассказали мне Женя и Зоя, сейчас их связь крепка как никогда. Подобное притягивает подобное.
[indent] Я встаю. Несмотря на зажженный камин, пол в спальне холоден, как заледеневшее озеро. Натягивая шерстяные носки и портки, я злюсь на Николая, но еще больше — на Женю и Зою за то, что они увезли меня из моего уютного дома и притащили сюда, убедив, что Николай прислушается ко мне, а еще — на себя за то, что позволила себя убедить.
[indent] Я подхожу к окну и поднимаю глаза к небу. Шесть неровных шпилей Южного Дворца расчерчивают небосвод, как циферблат. Я вспоминаю комнату с потолком из черного обсидиана и перламутровыми созвездиями и почти неосознанно поворачиваю голову к двери, запертой на все замки, засовы и задвижки. Возвращаюсь взглядом к звездам. Самой смешно. Вероятно, я была рождена под звездой малодушия.
[indent] Прямо под моими окнами раскинулся лабиринт из живой изгороди, вдалеке белеют стены восстановленной часовни. У меня холодеют руки. Перед глазами проносятся видения: тень с дырой вместо рта, чье-то лицо, застывшее в крике. От слез меня отделяет всего пара ударов сердца. Я чувствую стыд, гнев и страх, но совсем не чувствую сонливости. Тогда я решаюсь. Подхожу к стулу, на котором висит одежда, в которой меня привезли и которую я привезла с собой. Крестьянская одежда вызовет много ненужных вопросов, но облачаться в платье прислуги мне не хочется, поэтому я просто заправляю хлопковую сорочку в штаны и кутаюсь в платок из плотной шерсти.
[indent] Толя сидит посреди гостиной. Очертания его головы, возвышающейся над спинкой резного кресла, как маяк, отчетливо вырисовываются на фоне изразцовой печи. Вот уж кто не изменился. Все так же носит длинные волосы. Все так же напоминает ожившую гору. Все так же больше смотрит, чем говорит.
[indent] — Я хотела бы осмотреть новую часовню, — твердо говорю я, и он просто кивает. Я благодарю настоящих святых за это.
[indent] Мы выходим из дворца, и первый же порыв ветра заставляет меня пожалеть о решении пренебречь кафтаном служанки. В момент слабости я оборачиваюсь назад, на раскинувшийся позади Большой дворец — такой же некрасивый и отталкивающий, как всегда. Я решаю, что не хочу возвращаться и засовываю озябшие ладони под мышки. Толя предлагает мне свою куртку, но я не могу ее принять. Не потому что я великодушная или святая — просто не хочу снова надевать армейскую форму.
[indent] Уже поднявшись по ступеням, я цепенею, застываю, белокаменная стена нависает надо мной, грозясь обрушиться. Кто-то подхватывает меня под руку, лишь спустя пару мгновений я запоздало осознаю, что это Толя. Он предлагает мне уйти, но я отрицательно качаю головой. Толя распахивает тяжелую дверь передо мной, и мы вместе заходим во мрак.
[indent] В часовне глубокая тишина. Несколько сотен свечей освещают далекие стены, колеблющиеся в свете пламени. Я в который раз благодарю святых за то, что Толя поддерживает меня под руку, и в первый раз — за сколько месяцев? — с горечью вспоминаю о своих утерянных силах.
[indent] Я не знаю, чего мне хочется больше: побежать к Николаю и потребовать казнить Дарклинга или сбежать из дворца насовсем, сейчас. Я спотыкаюсь обо что-то, под ногами расстилается тьма, она гудит, и клацает, и…
[indent] Толя сажает меня на одну из лавок. У меня нет ни сил, ни желания ему сопротивляться. Я одариваю его слабой улыбкой: «Извини».
[indent] Мы сидим почти перед самым алтарем с красочным триптихом. Когда я была здесь в последний раз, лица святых было почти невозможно разобрать, а сейчас они предстали передо мной во всем своем великолепии. Конечно же, мое внимание привлекает беловолосая девушка с оленьим ошейником. Санкта Алина. Я даже встаю, чтобы лучше ее рассмотреть, и чувствую легкий укол обиды: изображенная на алтаре девушка мало похожа на меня. И все же я не могу отвести от нее глаз.
[indent] По щекам текут слезы. Я плачу. Плачу обо всех погибших в Каньоне: об Алексее, которого волькра утащила прямо у меня на глазах, и тех, кто был до него — сотни лет подряд; обо всех погибших в гражданской войне; обо всех, кто является мне в кошмарах и упрекает в том, что я их не спасла. Плачу о себе и Мале, о невосполнимой потере, которую мы пережили, о связи, которую мы так и не смогли восстановить, несмотря на все наши усилия. Я плачу обо всех жертвах, которые мы принесли, и тех, которые готовы были принести. Плачу и шепчу, что не позволю, чтобы все это было напрасно.
[indent] Я приняла решение.
[indent] Я срываюсь прочь из зала, подальше от укоряющих взглядов святых, слетаю по ступенькам, игнорируя холод и слезы, застилающие глаза, я почти не вижу белую гравийную дорожку, хрустящую под ногами, мой взгляд и мои мысли устремлены ко дворцу. Наверное, даже скорее всего, Толя спешит вслед за мной, заставляя стражников расступаться перед нами — мне все равно.
[indent] Только вбежав на третий этаж, я делаю короткую передышку. Пытаюсь вспомнить замысловатый путь, которым Женя и Зоя вели меня в покои Николая. Я могла бы спросить дорогу у Толи, но я не хочу с ним говорить — не хочу на него срываться. Вместо этого я упрямо шагаю по пустынным коридорам, положившись на свое чутье картографа. Ковры, которыми застелен пол, скрадывают мои шаги. С висящих на стенах портретов на меня смотрят какие-то мужчины — должно быть, предки Николая. Я не обращаю на них никакого внимания, пока краем глаза не замечаю знакомое лицо. Короткие волосы, золотистые раскосые глаза. Я успеваю сделать несколько шагов вперед, прежде чем меня настигает понимание.
[indent] «Тамара».
[indent] Я разворачиваюсь, едва не уткнувшись лбом в широкую грудь Толи — все это время он не отставал от меня ни на шаг.
[indent] Я смотрю на неприметную дубовую дверь, из-за которой виднеется обеспокоенное лицо его сестры-близнеца. Видимо, ее внимание привлекли мои шаги. Или мое сердцебиение. Я чувствую, что мои сердце и диафрагма яростно и быстро сокращаются, но все равно едва могу дышать.
[indent] «Дарклинг». Он знал меня лучше, чем кто бы то ни было. Он буквально проник мне в голову, поселился в моих мыслях. Но это в прошлом. Заботы и обязанности моей новой жизни перекрыли собой воспоминания и скорбь о нем. Лишь иногда, очень-очень редко, накатывала тоска, ноющая, как боль от застарелого перелома или зарубцевавшейся раны.
[indent] Я подхожу к двери и толкаю ее. Командую:
[indent] — Отойди.
[indent] Я стараюсь, чтобы голос звучал уверенно, но у меня горят щеки и болит правое плечо, и я совсем не уверена, кому теперь преданы близнецы. Тамара делает шаг назад. Одно краткое, но бесконечно ужасное мгновение я представляю, как она захлопывает дверь у меня перед носом. Но затем она открывает дверь шире и отступает, позволяя мне пройти.
[indent] Я стою посреди маленькой натопленной гостиной и не знаю, что делать дальше. Озарение, настигшее меня в коридоре, встревожило меня, но теперь я в ужасе. Пялюсь на единственную дверь, за которой…
[indent] Дарклинг.
[indent] Я хочу — и не хочу входить в ту комнату. Хочу — и не хочу видеть Дарклинга.
[indent] Что если он спит? Тогда я прирежу его во сне. А что если не спит? Тогда он сможет прирезать меня — ему даже не понадобится клинок.
[indent] Я боюсь. Боюсь, что если промедлю еще хоть сколько-то, близнецы вытолкают меня из покоев, поэтому я задерживаю дыхание и толкаю дверь.
[indent] В комнате Дарклинга царит мрак. Когда мои глаза привыкают к темноте, мне удается рассмотреть темный силуэт у окна. Он даже не обернулся узнать, кто пришел. Признаться, я уязвлена. В то же время я могу его понять. Я и сама люблю сидеть у окна, наблюдая, как на улице, под солнцем, резвятся и смеются сироты, которым мы с Малом подарили дом. Это наполняет меня, нет, не радостью, но неким умиротворенным спокойствием, позволяет ненадолго почувствовать единение с детьми, играющими на лужайке, взрослыми, работающими в приюте, и всеми остальными окружающими меня людьми, совершенно обыкновенными, не ставящими целью меня использовать или убить. Мне нравится смотреть за беззаботными играми детей и представлять себя такой же беззаботной. Что представляет себе Дарклинг, глядя на освещаемый звездами сад?
[indent] Я хочу сказать ему: «Если раздумываешь прыгнуть — не раздумывай».
[indent] Хочу посмеяться над ним, отыграться за все его насмешки надо мной, но напоминаю себе, что пришла не за этим. Поэтому я говорю:
[indent] — Это ты его надоумил.
[indent] Мой голос не дрожит — удивительно. Зато дрожат руки. Пытаясь это скрыть, я с силой сжимаю предплечье левой руки кистью правой, не помня, что где-то там, под большим пальцем, скрыт крошечный шрам — от первой раны, которую он нанес мне.
Отредактировано Alina Starkov (2021-04-02 21:32:32)
Николай ничего не говорит.
Конечно, мы заключили союз, а не стали лучшими друзьями, и я делаю вид, что нетерпение не снедает мои кости, пока я с почти каменным лицом слушаю его планы касательно приближающейся войны с Фьердой. Все мое нутро протестует, но мне приходится признать - бывший моряк и правда отличается от своих предшественников как минимум по двум параметрам: он не полный идиот и он не только желает Равке процветание, но и действительно трудится на ее благо не покладая рук.
Даже немного жаль, если придется его потом убить.
Николай по-прежнему молчит.
Нет, он болтает много и даже по делу, но не рассказывает самого главного, словно специально изводя меня; конечно же, он знает, о ком я хочу спросить, о чьей тихой жизни с ее следопытом в каком-нибудь укромном уголке нашей прекрасной страны я догадался, стоило только кому-то произнести ее слово; тогда, оставаясь во тьме, я ловлю эти растерянные взгляды членов команды по спасению страны с королем во главе, и все понимаю.
Нутро обжигает досада: будь они оба мертвы было бы справедливее. Наверняка приглядывают за детишками, бегают по зеленой траве, не думают ни о каких великих делах и называют это счастьем.
Она убила меня и отправилась в светлое будущее со своим неотесанным крестьянином.
Поджимаю губы, но Николай не успевает этого заметить - наше небольшое собрание прерывает Зоя. Пожалуй, лишь она не разочаровала мои ожидания - ее амбиции всегда оказывались впереди нее, а древняя сила, которую я сразу же почувствовал в ней, прекрасно дополняет ее образ нового Генерала. На зубах играет неприятный скрежет, и все же приходится признать: она вполне достойная замена, и вжилась в роль просто замечательно, хотя свои покои я ей все равно не прощу. Есть и еще одна проблема - Назяленская явно не на моей стороне и никогда не будет, а потому ее тоже придется убить. Даже жаль: такие таланты пропадут. Каждое ее движение вызывает страх у окружающих, и мне это даже нравится.
Но их страх, когда они смотрят на меня, нравится мне еще больше.
Как всегда, я играю роль молчаливого наблюдателя, внимательно рассматривая лица - едва заметное волнение Генерала, осознание Николая, что что-то произошло, и вот меня уже отправляют в мои покои. Пусть я и союзник, я также и пленник, хоть и в очень большой, очень золотой и очень безвкусной клетке. Моя комната не отличается от остального убранства этого места - такая же тошнотворная, и попросил убрать все лишнее, и все равно эта мебель душит меня, заставляя каменную коробку сжиматься, и тогда я призываю тьму.
Она окутывает меня, обнимает, точно старый друг, и я чувствую себя комфортно. Что сказала бы Багра? Что смерть плохо повлияла на меня, заставила отступить ледяное спокойствие?
Правда же заключается в том, что тело, в котором я уже обжился, как и в этой спальне, по-прежнему остается не моим - в нем неудобно.
Только во мраке я чувствую себя действительно собой: слишком длинные и худые ноги исчезают, а руки больше не кажутся бессильными и никчемными.
Злость, которая только копилась последние недели, немного отступает, и я прислушиваюсь к тому, что происходит снаружи - пусть массивные двери и забирают множество звуков, но за время пребывания здесь я превратился в слух - это стало одним из немногих способов узнавать новости.
Я буквально чувствую ее - свою стражницу с топорами, чье имя я не потрудился запомнить. Зато я теперь узнаю ее шаги из тысячи, чувствую ее силу сердцебита, ощущаю, как она касается своих топоров - к ней подходит кто-то и роняет всего одну фразу:
— Она приехала.
Мне не нужно пояснять, о ком речь. Все становится на места, и мне даже досадно, что я не догадался сразу - казалось, что я не вижу Зою и Женю, потому что они меня избегают, но на самом деле они покидали Ос Альту. И нетрудно догадаться, зачем.
Санкта Алина вернулась в мир живых.
Тьма отступает, и я поднимаюсь на ноги, в какой-то момент неуклюже хватаясь за кровать - разум снова забывает, что оболочка не та. К тому же, после того, как я остался в каньоне один на один с волькрами, сила перестала подчиняться, как раньше - я все еще чувствую ее потоки, чувствую ее в других, но порой тьма словно высасывает из меня жизнь, заставляя появиться на высоком лбу крошечные капельки пота.
Это беспокоит меня, но не делает значительно слабее - просто еще одна проблема, которую нужно решить. Пусть их скопилось уже слишком много, но я все еще самый сильный гриш в этой стране, пусть Зоя и пытается составить мне конкуренцию.
На небе уже поют первые звезды, и, открывая окно, я ощущаю нежное прикосновение ветра, словно даже он старается меня успокоить, но вряд ли с этим вообще может кто-то справиться, даже я.
Знает ли великодушная и добрая святая Старкова, на что обрекла меня? Три года в жизни могущественного Гриша - ничто, но три года между жизнью и смертью превращаются в срок длинною в вечность, и никакой шепот Елизаветы, спасшей меня, не мог сделать этот адский сон более приятным.
Знает ли «отдавшая жизнь за Равку», как сильно мне хочется вернуть долг, вонзив нож ей в сердце - поступить также, как и она? Алина потеряла свои силы, свое могущество - и все ради того, чтобы убить меня. Когда-то ради этого же она поцеловала меня.
А я все равно не трону ее, не смогу причинить вред [следопыт не в счет, конечно же], и отчаянно жажду увидеть ее снова.
И за это я начинаю себя ненавидеть.
Придет ли она ко мне сама? Осмелится ли? Сможет ли посмотреть мне в глаза - глаза человека, которого она так стремилась убить и на какое-то время даже достигла своей цели?
За окном становится все холодней, и очень скоро я перестаю чувствовать руки - но это даже приятно, словно выбраться из тела Юрия. Мне нравится и видеть умиротворенную Равку - так, словно ничего не происходит; и так было всегда: жизнь людей продолжается вне зависимости от того, что надвигается война, их тревожат беды, которые не дают спать царевичу, но прямо сейчас им нужно успеть решить более насущные вопросы - запастись едой, одеждой, поцеловать на ночь сына или же успеть на свидание к любовнице. Такие мелкие, простые вещи, из которых складывается серая жизнь обычных смертных.
Жизнь, которую Старкова предпочла могуществу и правлению вместе со мной.
От этой мысли окно хочется захлопнуть так сильно, чтобы стекла задрожали, подобно врагам, которые некогда осознавали свою скорую кончину от моих рук; чтобы этот звук рассек тишину в моих покоях, подобно лезвию, и внезапно стало больше воздуха.
Я делаю глубокий вдох.
Алина придет ко мне, хотя бы для того, чтобы снова убить. Что же, я буду ждать.
Жизнь во дворце постепенно замирает, и я задаюсь вопросом: сколько прошло времени? После смерти оно течет совсем не так, как раньше, и все чаще я словно выпадаю из русла, утопая в собственных размышлениях, очень часто которые по крупицам складываются в планы на будущее: кого я убью, кому предложу перейти на свою сторону, или более масштабные - как я верну себе власть.
Лечь бы спать - но разве удастся в такую ночь? Кровать превратится лишь в очередную ловушку, и невольно вспоминаются древние времена, когда спать приходилось на голой земле, и спалось так сладко, как никогда - давно уже святые не посылали мне такого спокойного и безмятежного сна [впрочем, они же ненастоящие] - он все больше походил на зыбкое забвение, которое серой и холодной дымкой окутывало меня ночь за ночью, не давая уставшему разуму отдохнуть даже ночью. Слишком много дел, которыми стоило бы заняться.
Все же оглядываюсь на кровать, когда слышу что-то за дверью; в ночной тишине дворца все звучит ярче, и то, что осталось бы незамеченным днем, сейчас эхом разрывает мрак коридора:
— Отойди.
Я узнаю ее голос мгновенно, словно слышал его лишь вчера; в нем все также мало уверенности в том, что можно приказывать; в нем меньше света, чем я помнил; в нем больше жизни, чем хотелось бы.
Я не оборачиваюсь, не зная, что я увижу; не зная, что она собирается сделать; не зная, как следует поступить; кулаки яростно сжимаются, но она этого не увидит, я не позволю. Мой голос звучит так холодно, как я разговаривал всегда с со всеми другими:
— Три года прошло, а хорошим манерам ты так и не научилась?
Эти слова повисают в воздухе, создавая ощущение, что мы вернулись к началу: она простая сирота, внезапно оказавшаяся в Ос Альте, в великолепии дворца и абсолютно не знающая, что делать; а я играю роль учителя, отчитывающего за слабые успехи. Прошлого не вернешь, но от этого вспоминать не менее приятно. Складываю руки на груди и медленно поворачиваюсь к своей незваной, но крайне желанной гостье:
— Не поздороваешься, не узнаешь, как мои дела и... ну не знаю... не извинишься за то, что убила меня?
Волосы темны, как в первый день нашей встречи; но черты лица немного изменились, и я невольно подмечаю это очередное сходство: мы оба выглядит узнаваемо, и все же не так, как должны. Вот только ее силы я больше не чувствую, и это напоминает мне о том, что я потерял, даже не обладая.
Сорочка наспех заправлена в штаны - долго же святая собиралась на ночное рандеву; или же вовсе не думала поначалу приходить?
Ночной сумрак, обволакивающий нас, заставляет вспомнить, как когда-то нежно, но требовательно я касался ее; целовал, словно владел заклинательницей солнца, жадно вдыхал ее запах, и, казалось, я нашел то, что искал, обрел все то, что нужно; как для достижения грандиозных планов, так и для себя. Это миг мог бы длиться вечно, если бы Алина только захотела.
Нужно было всего лишь выбрать меня.
— Что ж, я покажу тебе хороший пример. Как поживаешь? Как там твой пастух? Ох, прости, следопыт, конечно же. Должно быть, вы жили счастливо, пока я валялся мертвым. Хотя, что бы могло помешать вашему счастью? Ведь ему больше нет нужны мечтать о том, чтобы исправить тебя.
Вернуть бы ей силы, она бы увидела то, что всегда было ясным для меня: заклинательница солнца лишь пугала простого парня из приюта; она была удобна для него лишь будучи такой же несчастной сироткой; ведь что он мог дать ей, кроме самого себя?
Он бы снова желал, чтобы она потеряла силы, и она увидела бы это.
Я сказал ей когда-то:
Я видел тебя настоящую и ни разу не отвернулся. Никогда.
Может ли он сказать то же самое?
Правда заключается в том, что я не врал. Я бы снова предложил ей быть на моей стороне, быть со мной, даже без ее сил.
Вот только если бы она сказала «да», я бы уже никогда этому не поверил.
Отредактировано Aleksander Morozova (2021-04-01 11:37:58)
[indent] Этот голос… Гладкий и темный, как осколок обсидиана.
[indent] Я качаю головой, скорее изумляясь, чем отрицая. Все это время какая-то часть меня отказывалась верить в то, что он на самом деле мог возродиться, но теперь я вынуждена признать: Дарклинг вернулся. Мой самый страшный ночной кошмар воплотился наяву.
[indent] В памяти оживают воспоминания: пальцы Мала, сомкнувшиеся вокруг моего запястья; стальной взгляд Дарклинга и костяшки его пальцев на моей щеке; голубое небо, темный песок; милосердие и расплата. Я ощущаю нарастающее стеснение в груди, ощущаю пульс, бьющийся в горле, пытаюсь дышать — делаю вдохи и выдохи — но не могу надышаться. Мне чудится, что воздух, тишина, тени и даже само время в комнате сгустились, стали угрожающе плотными. Чувство такое, будто меня погребают заживо — сейчас он обернется, и его безупречно красивое лицо будет последним, что я увижу перед тем, как меня навсегда окутает мрак.
[indent] Реальность возвращается вместе со звуком его голоса. Дарклинг наконец оборачивается ко мне, но в сумраке безлунной ночи я вижу лишь нечеткие очертания его головы, а вместо лица пятно тьмы. Я ошарашенно всматриваюсь в эту тьму, не веря собственным ушам. Он серьезно спрашивает меня об этом? В интонации — ни иронии, ни насмешки и ни малейшего намека на раскаяние. Поучение — вот оно слышится явно, убежденность в собственном превосходстве — возможно, но ни тени сожаления. От удивления и злости я не сразу нахожусь, что ответить. Мне на ум приходят десятки, нет, сотни людей, который убил он. Я перевожу взгляд на окно и перед моим мысленным взором возникает бесконечная вереница имен, выведенных кроваво-красным на белых церковных стенах. Накатившая на меня злость смывает остатки оцепенения и страха. Но прежде, чем я успеваю его перебить, Дарклинг задает вопрос, лишающий меня равновесия.
[indent] «Как поживает мой следопыт?» Хотела бы я знать. В начале, когда мы только-только отпраздновали победу, мое счастье было так велико, что заслонило собой пустоту, которая образовалась в моем сердце — там, где раньше горел огонь и светило солнце; постепенно опьяняющий восторг и радость победы схлынули, но это не разделило нас, ведь мы наконец могли оплакать нашу утрату, вместе — во всем мире он единственный понимал меня, и я любила его за это; но время шло, а я так до конца и не примирилась с потерей своих сил — Мал жил дальше, я радовалась за него, правда, радовалась, но самым темным и пустым уголком своего сердца испытывала разочарование. Мы все больше отдалялись друг от друга, и я не знала, как это исправить, но будь я проклята, если позволю Дарклингу пронюхать об этом.
[indent] «Хорошо, что я сняла кольцо».
[indent] — Он мертв, — отвечаю я тихо, почти смиренно. У меня пересохло во рту, и в животе неприятная тяжесть, словно я проглотила пуд горячего железа. — Я убила его, или ты забыл? — спрашиваю я и изображаю губами нечто, не слишком похожее на улыбку.
[indent] Мне кажется, что я стою у самого края пропасти.
[indent] Я шагаю вперед. Затем снова. Ближе, ближе. На расстояние удара.
[indent] Подхожу достаточно близко, чтобы видеть его лицо, но не так близко, чтобы он мог меня коснуться. Звезды на своем посту. В их свете я могу рассмотреть нового воскресшего Дарклинга. Он все так же высок, все так же изящен, у него по-прежнему светлая кожа без единого изъяна и аристократические черты лица. Мелкие волоски на моих руках встают дыбом, а кожа покрывается мурашками. Из открытого окна веет холодом осенней ночи. Я ощущаю на языке привкус ночного запаха. Его запах. Я вспоминаю другую ночь, холодную и лунную, и другую комнату. В ту ночь в той комнате мир был видимым и бледным, но я видела только Дарклинга. Я презираю себя за это, потому что знаю: только значимые вещи вспоминаются. Надеюсь, на моем лице не проступила гримаса отвращения.
[indent] Я тянусь рукой назад, делая вид, что поправляю платок, а сама нащупываю рукоять ножа из стали гришей, того самого, который я когда-то собственноручно всадила Дарклингу в сердце. Умрет ли он, если я сделаю это снова?
[indent] Я обхватываю рукоять. Убьет ли меня Дарклинг, когда я его вытащу? Мысль о близкой смерти меня странным образом успокаивает. Николай вряд ли простит ему мое убийство, а потом гриши найдут способ его победить.
[indent] Я вытаскиваю нож, заткнутый за пояс, и бросаю вниз, как в пропасть.
[indent] Я должна знать наверняка.
[indent] Показное благодушие Дарклинга не способно меня обмануть. То, что за красивым фасадом кроется безжалостный и мстительный убийца, я выяснила очень давно. Его невинные вопросы обо мне, о Мале, о нашей с ним жизни станут хорошим дополнением обширной коллекции моих страхов и еще не раз прозвучат в моих кошмарных снах.
[indent] — Я отвечу на твой вопрос, если ты ответишь на мой, — говорю я, делая еще один шаг вперед. — Почему ты не умер? — «Как мне тебя убить?» — Я видела, как твое тело сгорело на костре вместе с останками Санкты Алины. — «Руби». Я сглатываю ком в горле и заставляю себя приблизиться к Дарклингу еще на шаг. — Никакой могилы, как ты и хотел, Александр. — Я тоже могу манипулировать.
[indent] Мне не удается заставить себя дотронуться до него. Эту грань я переступить не готова. Но я смотрю ему в глаза, позволяя свету знакомых созвездий озарять мое лицо и шею. Еще один дешевый карнавальный фокус — все, что у меня осталось.
Отредактировано Alina Starkov (2021-04-03 00:02:48)
На лице появляется тень улыбки - злобной, насмешливой,
потому что я не верю Солнечной Святой.
Даже немного обидно, что она смеет держать меня за идиота. Слепого, глухого, и не умеющего складывать два и два - я вижу на ее лице невнятную тень - что-то определенно произошло; может, Алине просто не нравится говорить со мной о своей драгоценном солдате; но я не вижу и следа глубокой печали - она бы страдала, будь ее слова правдой, и я бы увидел это.
Страдала ли она по мне?
Старкова никогда не была безжалостной, хоть и пыталась убить меня так отчаянно; но неужели я не являлся к ней во снах? Неужели где-то слева в груди не болело?
— Разумеется, мертв. Прости, что надавил на больное, - ухмылка не сходит с моего лица: я хочу, чтобы Святая знала, что я не хочу даже делать вид, что принял ее слова за правду.
Хочу, чтобы она испугалась за своего драгоценное следопыта, ведь будь у меня хоть малейшая возможность, я убил его не задумываясь. Просто чтобы выпустить свою злость.
Пусть думает о том, что я могу сделать с ним. С ними обоими.
Алина подходит ближе - недостаточно близко - и я перестаю дышать: хочется преодолеть еще пару шагов, а потом выставить ее за дверь, как провинившуюся девчонку. А потом жалеть о содеянном.
С нарочито безразличным видом взглядом слежу за ее руками - так странно, казалось, что клинок, который всадили мне сердце, должно узнавать с первого взгляда, но я смотрю на серебристый отблеск во мраке комнаты и не имею ни малейшего представления, тот самый ли это нож. Едва слышно выдыхаю - кто ж разберет, чего ждать от этих воскресших святых? Я и правда не знаю, не попытается ли Заклинательница Солнца снова убить меня, и лишь когда ее руки - безоружные - вновь опускаются, понимаю, что последние мгновения был наготове, подобно зверю, готовому к прыжку в любой момент, ожидающему решающий момент жизни или смерти.
— Ну, - насмешливо округляю глаза, откровенно издеваясь, - я ведь Святой. Тебе ли не знать, как это бывает - сегодня ты для всех мертв, а завтра находится кто-то, вытаскивающий тебя на свет божий из могилы.
Разница только в том, что ее смерть была куда приятнее моей.
— Так и будешь стоять посреди комнаты? Раз уж ты решила провести эту ночь в моих покоях, не стесняйся, присаживайся. Можешь даже на кровать, — конечно же, она выберет кресло, если вообще не хлопнет дверью, оставив меня одного в этой холодной комнате, — зажжешь свет или мы собираемся приступить к чему-то более интересному, чем болтовня о былом?
Досада и обида так сильно гложат изнутри, словно сотня ничегоев забралась под самую кожу, и хочется расчесать тело проклятого Юрия до крови; мне стоило бы остановиться, прикусить все еще незнакомый язык, но меня несет подобно течению; самообладания хватает, чтобы голос звучал также безжизненно, как и поднявшийся холодный ветер за окном; я опять позволяю себе быть слабым.
Слова звучат раньше, чем мозг успевает их обработать.
Впрочем, я все еще не прикоснулся к ней, хотя буквально изнываю от желания; а картины, где я аккуратно стягиваю край сорочки с ее бледного плеча, и целую его, сменяются теми, где тонкие пальцы сжимаются на ее хрупкой шее, забирая себе воздух, которым дышит Святая. Приходится закрыть глаза на пару секунд, отвернувшись, и, положив руки на темную, массивную раму окна, закрыть ее, чтобы прогнать эти видения.
Сажусь во второе кресло, развалившись в нем, словно этот дворец - мой, нагло глядя на Старкову:
— Так и в чем же я, по-твоему, виноват? Я про нашего царевича. На что же я его надоумил? Позвать тебя? Это не было моей идеей. Ты, возможно, удивишься, но я не склонен к добровольным встречам с теми, кто так много раз пытался меня прикончить, что разок даже удалось.
Видишь ли, быть мертвым мне совсем не понравилось, и я собираюсь прожить еще как минимум шестьсот лет, пережить и Николая, и тебя, и твоего пастуха и всех ныне живущих. Уже меньше чем через век вы превратитесь в прах, а я останусь. Разве что, Зоя все еще будет здесь, но и она, прожив пару сотен лет и потеряв всех, кого знала и любила, поймет, что нам незачем быть врагами, - мне хотелось бы сказать все это, но слова застревают в горле, и очень вовремя - Алине совершенно незачем знать, сколь долгими были эти три года, как сильно я хотел вернуться к жизни и как отчаянно цепляюсь за нее теперь.
— И называй меня также, как и все другие - Дарклингом. Не заслужила, - мой голос все еще тих, но слова звучат так резко, словно оглушительная пощечина; они будто рассекают все вокруг, оставляя шрамы и привкус сожаления.
Не заслужила.
Не заслужила называть меня по имени.
Имя, которое я так опрометчиво открыл, снова принадлежит лишь мне, и моя собственная убийца не смеет больше называть его - потеряла это право, когда произнесла его в последний раз, позволяя мне умереть.
Я, видимо, должен поблагодарить за отсутствие могилы, и это вызывает очередную порцию гнева, который я мгновенно подавляю.
Не заслужила.
пустышка и льдышка — сердце моё
— И надолго ты к нам, в Ос Альту? — пусть чувствует себя здесь гостьей, которой всегда и была, пусть помогает спасти страну или проваливает обратно к следопыту.
пустышка и льдышка, пустышка и льдышка
Пусть знает, что я не рад ее видеть. Что предпочел бы, чтобы она и правда сгорела на костре вместе с моим телом.
Только бы не знала, что больше всего на свете я хочу поставить Николаю условие: что за свою помощь я хочу, чтобы Старкова осталась во Дворце. Так долго, как только я пожелаю.
Отредактировано Aleksander Morozova (2021-04-02 22:42:39)
[indent] Давить на больное — в этом ему не было равных.
[indent] Я сжимаю челюсти и резко мотаю головой. Не исключено, что со стороны это движение больше походило на судорожный спазм, чем на осмысленное действие. Пусть думает, что хочет, но повода сомневаться в правдивости моих слов я ему не дам.
[indent] «Святой». — Я не выдерживаю и фыркаю. Если Дарклинг святой, то я следующая королева Равки.
[indent] — Ты не святой, — возражаю я, копируя его выражение лица, — но хорошо. Не хочешь отвечать — не отвечай, держи свои тайны при себе, просто знай: я буду честна с тобой настолько же, насколько ты будешь честен со мной. Будешь держать меня в неведении — я отвечу тем же, и мы оба будем блуждать в темноте. — Я всматриваюсь в его глаза, как когда-то он всматривался в мои: пристально, требовательно, с затаенной надеждой. Не отвожу взгляд. Однажды я уже победила его и теперь точно не буду той, кто отведет глаза первой.
[indent] Дарклинг в очередной раз наказывает меня за мою самонадеянность.
[indent] «Зажжешь свет?»
[indent] «Зажжешь?»
[indent] Внутри меня растет крик: «Как я его зажгу?!» Надорванный темный крик несправедливости и обиды, неслыханный крик одинокого зверя, погубленного ни за что. Тридцать три месяца минуло, а рана, которая осталась у меня на душе после того, как я лишилась сил, так и не закрылась полностью.
[indent] «Как?!»
[indent] Довести до отчаяния парой слов — это надо уметь.
[indent] Меня начинает трясти. Мурашки ползут по рукам, поднимаясь к щекам. Будто по моим рукам ползут тысячи насекомых. Будто я снова в хватке ничегои. Что же со мной будет, если эта тварь ко мне действительно прикоснется?
[indent] Я должна взять себя в руки. Должна справиться. Как я собираюсь победить, если даже словесную дуэль проигрываю?
[indent] Я пытаюсь придумать достойный ответ, только думается с трудом. Правое плечо тревожно пульсирует. Пока я решаю, как лучше ответить на оскорбительное предложение Дарклинга, проходит, как мне кажется, целая вечность. В конечном итоге я просто остаюсь стоять, всем своим видом показывая, что не собираюсь идти у него на поводу. Задерживаться надолго в его опочивальне тоже.
[indent] Дарклинг сидит впотьмах в высоком кресле, и я снова ничего не могу рассмотреть на его лице за завесой теней.
[indent] Николай не царевич, он король, — исправляю я непроизвольно.
[indent] «Ты бы знал, если бы воскрес пораньше», — хочется добавить мне. Яд, скопившийся в сердце, ищет выхода, так и просится на язык.
[indent] Дарклинг снова и снова припоминает мне свою смерть, но чего он добивается? Рассчитывает вызвать у меня чувство вины? Смешно. Я не в силах изменить наше прошлое: то, что Багра раскрыла мне глаза на него после последнего зимнего праздника во дворце; то, что он сотворил в Новокрибирске с моей помощью; и то, на что это толкнуло меня: на жадную погоню за силой, которая обернулась крахом. Не в силах изменить его прошлое: полное опасностей детство и воспитание Багры, которое превратило молчаливого неулыбчивого мальчонку в жестокого и честолюбивого эгоманьяка. И о последнем я жалею, а о том, как поступила с ним — нет.
[indent] Я уже открываю рот, чтобы, проигнорировав очередную шпильку, рассказать о планах Николая, тех самых, к которым он якобы не имеет отношения, но слова застревают в горле костьми. Я и так взвинчена до предела, высокомерное замечание Дарклинга становится последней каплей.
[indent] «Как он может быть таким самоуверенным?»
[indent] Бурлящее во мне негодование наполняет уверенностью меня, я выпрямляю спину и смотрю на Дарклинга с презрением. Я — само презрение. Но мне этого мало. Осмотрительность и благоразумие покидают меня, вытекая, как кровь из груди Мала, как свет из глаз Николая, как моя сила в его черном Каньоне.
[indent] Я подхожу к креслу и наклоняюсь к самому уху Дарклинга:
[indent] — Можешь сколько угодно изображать обиженную невинность, но я была в твоей голове. Я вижу твои мотивы точно так же, как ты — мои, Александр. Ты просто недолюбленный одинокий мальчишка, от которого отвернулась даже мать. Ты не можешь мне приказывать, — отчеканиваю я и почти что жду, что его руки сомкнуться на моем горле. Как ошейник из костей и плоти.
[indent] Я даю ему несколько секунд на раздумья. Возможность отомстить и продемонстрировать всем во дворце свою истинную сущность (на случай если кто-то вдруг забыл, если кто-то смог забыть). Затем я отодвигаюсь, чтобы видеть его глаза, блестящие во тьме. Я все еще убеждена, что правде, владыкам и врагам нужно смотреть в глаза и не отводить взгляд.
[indent] «Как тебе такая правда?»
[indent] Я буду звать его Александром. Я заслужила это право, когда восемнадцатилетней девчонкой осмелилась бросить вызов самому могущественному гришу на земле, потому что больше было некому, потому что то, что он творил, ужасало, потому что он сам не оставил мне выбора; я оплатила его кровью людей, которых я не уберегла или которых отправила на смерть. И пусть я больше не заклинательница Солнца, но я и не забитая сирота из княжеского приюта. Я не буду обращаться к Дарклингу по титулу, потому что он этого не заслуживает.
[indent] — Я буду здесь до тех пор, пока мы не покончим с тобой и твоей скверной, — выплевываю я и лишь после понимаю, что сказала. Если я останусь, Николай заставит меня участвовать в его спектакле, изображать Святую Алину. Мне вспомнилась говорящая голова и ясно представилась моя, нанизанная на пику. Я призываю на помощь воображение и представляю рядом голову Дарклинга. Такая картина меня вполне устраивает.
[indent] — Увидимся завтра, — говорю я, собираясь уйти, но не могу сдержаться. Снова наклоняюсь и шепчу ему на ухо:
[indent] — Надеюсь, тебя будут мучить кошмары.
Отредактировано Alina Starkov (2021-04-03 15:43:26)
Людям нравится придумывать сказки.
Они возводят выбранных жертв до уровня Святых, не особенно разбираясь, что же это значит. Люди поклоняются умершим, которых при жизни лишь боялись, и считают это справедливым.
Ты не святой.
Мне бы хотелось рассказать, скольких Святых с повстречал за свою довольно длинную жизнь, и ни один из них не был настоящим чудом - просто миф, возведенный в степень абсурда. Но не самой ли Заклинательнице Солнца не знать об этом? Девочке, ставшей святой так скоропостижно? Неужели она чувствует себя поистине возвышенной настолько, чтобы ей возводили алтари даже в гришебоязненной Фьёрде?
Моя наглость злит Алину, и внутри все мелочно ликует — ровно до тех пор, пока она не раскрывает рот, и тогда мне хочется схватить ее, прижать к полу и сжать ее губы своей ладонью [замолчи, закрой рот], но я лишь бесшумно сглатываю, чуть наклоняя голову в бок, точно наблюдаю за умилительно тявкающим щенком; Старкова проигнорировала просьбу зажечь свечи и мы остались в темноте; будь это иначе, она бы узнала в моем взгляде ту ярость, что во мраке скрывается вполне успешно, словно я нарочно его прячу; и его сила столько велика, что заставила бы замереть на месте наглую девчонку, так и не решившуюся даже сесть.
Ты просто недолюбленный одинокий мальчишка, от которого отвернулась даже мать.
Я ни за что не удостою ее ответом, лишь надменно фыркнув на ее слова, не отводя взгляд, пусть в этот момент мне хочется видеть даже эту ужасную комнату, Большой дворец с его мерзким убранством; только не Старкову. Мир словно сужается до одной точки, а в висках пульсирует кровь: может, она права, она права, она права, может...
Пальцы, сжимающие края подлокотника, белеют под натиском эмоций, и я в очередной раз вспоминаю слова матери, твердящие о контроле, но тут же забываю их — Заклинательница Солнца права. Даже мать отвернулась от меня, и как бы много печали не принесла мне ее смерть, я больше не буду вспоминать ее нравоучения, и уж тем более — следовать им. Она учила меня никогда не останавливаться, а после удовлетворения амбиций сразу приступать к другим; но когда я добился высот, не снившихся ни одному другому гришу, Багра испугалась. Как изменилось тогда ее лицо, когда она осознала, что я открыл для себя скверну и оценил все возможности ее использования. И это было не только обидно, но и лицемерно — говорить о моем великом предназначении, но позорно отступить от него при первых признаках чего-то неизведанного.
Святая продолжает, а я остаюсь неподвижен; кажется, если хотя бы моргну, то весь бушующий океан, копившийся так долго, обрушится на Заклинательницу огромной лавиной; и тогда девочку и Керамзина уже ничего не спасет, я утоплю ее в том мраке, что притаился внутри; позволю ничегоям выбраться наружу и разорвать хрупкое тело на мелкие кусочки. Но ее наглость - не только источник злости, но и мой спасательный круг; и как бы ей не хотелось выбить меня из колеи, стоит ей приблизиться ко мне настолько, что она шепчет мне на ухо, как все возвращается на круги своя и я снова становлюсь собой.
— О, милая, — я хватаю ее за шею, но не чтобы заставить замолчать; лишь причинить боль, сзади, чтобы задержать возле себя, и, нежно целуя ее в щеку, шепчу в ответ, — надеюсь, тебя тоже.
Не отпуская ее, чувствуя мягкость волос под пальцами, я немного отстраняюсь, но мы все еще близко, точно любовники, и, касаясь своим носом ее, я продолжаю:
— Твой нож все еще здесь. Давай, возьми его, сердце Юрия прямо тут, - хватаю ее руку и прикладываю к груди, - покончи со мной здесь и сейчас, раз ты так хочешь. Ведь иначе, — провожу пальцами по щеке, где еще недавно ее кожи касались мои губы, — я не просто буду мучить тебя, оставаясь монстром, которым ты так жаждешь меня видеть: я буду нежен, ведь я помню, как когда-то ты хотела меня. Даже зная, кто я. И, сдается мне, из этого может получиться неплохая пытка.
Для нас обоих.
Выдавливаю из себя подобие улыбки - очередная гримаса человека, которому не доводилось скалиться искренне, - наслаждаясь тем, что вижу в ее глазах. Одна рука все еще лежит на шее Святой, а вторая убирает волосы с ее лица — так нежно, так трепетно, словно мы вновь просто Дарклинг и Алина, какими были четыре года назад. Вот только тогда, хотел чтобы она принадлежала мне и была идеальным оружием; теперь я хочу, чтобы это доставляло ей боль.
И чтобы это нравилось Старковой также, как и тогда, в те времена, когда я еще не знал, как много всего можно испытывать лишь из-за одной маленькой девчонки, не прожившей и десятой части того, сколько отходил по этому свету я.
Убираю руки, демонстративно поднимая их вверх: не то чтобы показать, что на сегодня касаний хватит; не то намекая, что нож, как и мое сердце, все еще здесь и опциональны для совместного использования.
— Кажется, ты собиралась уходить? Впрочем, мы все еще можем изменить наши планы, - нагло и похотливо смотрю на нее, — если захочешь.
Наверное, подло делать такие намеки каждые несколько минут, но остановиться - выше моих сил. Под руками все еще горит жар ее кожи, а губы отчаянно жаждут продолжения одного издевательского поцелуя.
Она сама ко мне пришла.
Отредактировано Aleksander Morozova (2021-04-03 17:17:38)
[indent] Из-за того, что застывший в неподвижности Дарклинг даже не пытается мне возражать, я теряю бдительность, и ему снова удается меня подловить. Я вскрикиваю скорее от неожиданности, чем от реальной боли. Я была готова к угрозам, даже к грубости, но такой жестокой издевки не ожидала. Как же я его ненавижу.
[indent] Он заставляет меня смотреть прямо на него. В непринужденной невозмутимости сквозит высокомерие, но я вижу напряженные жилы на его шее, вижу раздувающиеся ноздри и думаю о нечеловеческих коварстве и жестокости, которые побуждают его вести себя так, будто у него есть чувства.
[indent] Дарклинг ловит мою руку раньше, чем я успеваю влепить ему пощечину.
[indent] Мое первое побуждение — вырваться; закричать. Тамара и Толя должны будут отреагировать, они ворвутся в комнату и увидят меня… нас — ну уж нет. Мне приходится воззвать ко всем своим запасам хладнокровия, стремительно тающим. Я заставляю мышцы расслабиться, заставляю себя не сопротивляться. «Он просто играет с тобой, — убеждаю я себя, — как и всегда». Дарклингу не привыкать использовать чувства людей в качестве оружия. Ведь он считает их слабостью. Но что ему ведомо? Какие чувства есть в его ограниченном арсенале? Жадность, тщеславие, вожделение. Он использует двусмысленные намеки, чтобы меня проверить, или смутить — ждет, что я клюну или наоборот отступлю? На маленькую неопытную сиротку могло бы подействовать и действовало — сиротам вообще свойственно привязываться к тем, кто выказывает к ним хоть толику любви и участливости — но она выросла и набралась опыта. Теперь я тоже умею играть в эту игру.
[indent] Его рука, сжимающая мою, теплая и слегка влажная — и ничего больше. Я чувствую мозоли, очевидно, не принадлежащие Дарклингу. Так легко поверить, что он всего лишь человек. Так легко обмануться, но я слишком хорошо помню животный рык Багры: «Он древний. У него было полно времени, чтобы научиться врать одиноким наивным девчонкам». Воскрешаю его в памяти каждый раз, когда чувствую соблазн ему поверить. Один раз он меня обманул, но я учусь на своих ошибках.
[indent] Я слышу его прерывистое дыхание совсем рядом. Мы оба слышим дыхание друг друга. Его сердце бьется под подушечками моих пальцев. Его предложение звучит по-настоящему соблазнительно, но Дарклинг не способен воздерживаться от угроз дольше нескольких секунд. Моя шея болит, но я горько улыбаюсь. Когда он меня отпускает, я задерживаю руку на его щеке на одно короткое мгновение.
[indent] Я ненавижу его так же сильно, как до этого маленького спектакля, который он для меня разыграл — Дарклинг всегда был искусен в театральных приемах — и мне его не жаль, не должно, не может быть жаль, просто грустно и горестно, что смерть его совсем не изменила. Горестно, что ему все-таки удалось в конце меня одурачить: три года назад, в Каньоне, мне показалось, что я увидела в его глазах раскаяние или хотя бы понимание.
[indent] Я бросаю быстрый взгляд на нож, ловлю себя на желании его забрать. Мне не хочется оставлять Дарклингу ничего, хочется стереть все следы моего пребывания в его покоях этой ночью. Но это глупо и мелочно, и я оставляю нож и ухожу, почти что убегаю, бросив на прощание желчное:
[indent] — Нет никаких нас.
[indent] Близнецы встречают меня бодрым кличем. На их лицах я вижу облегчение и сама чувствую примерно то же. Тамара заключает меня в жаркие объятия — если не считать произошедшую недавно короткую встречу в этой самой гостиной, мы не виделись почти год. Передо мной вдруг появляется ее обеспокоенное лицо, я понимаю, что все то время, которое она меня обнимала, дрожала от усталости: разговор с Дарклингом вытянул из меня все силы.
[indent] Я прощаюсь с Тамарой, обещая, что мы обязательно поговорим завтра, и прошу Толю отвести меня в отведенные мне покои. Пока мы идем по полутемному дворцу, я думаю о Дарклинге. Я не могу понять, почему он вообще стал со мной говорить. Разве лишившись силы, я не превратилась для него в ничто? В моей голове крутятся вопросы, которые я могла и должна была ему задать, но не задала, и я то и дело вздыхаю о своей нерешительности.
[indent] Пока нас не было, камин в моей спальне успел погаснуть, но Толя снова разжигает его для меня. Уже лежа в кровати, я задаюсь вопросами, как моя жизнь успела так измениться всего за несколько дней? Еще неделю назад меня волновало, кто ворует сахар из мешка в чулане и какие подарки купить детям к празднику Святого Николая, а теперь на кону снова судьба Равки и жизни ее жителей.
[indent] За окном начинает светлеть. Наверное, часа четыре. Я больше не могу сопротивляться своей усталости. Я молюсь, чтобы мне не пришлось увидеть кошмары с участием Дарклинга — лучше пусть меня разрывают волькры или сжигают заживо на погребальном костре. Я готова даже заново пережить смерть Мала, только бы не видеть его.
[indent] Я закрываю глаза и отдаюсь на милость святых.
Отредактировано Alina Starkov (2021-04-03 22:47:08)
Ее быстрый взгляд на нож выдает Святую.
Не один я в этой комнате смешал страсть с невероятным желанием убить или хотя бы причинить боль, и приходится невольно задуматься о словах, что были сказаны так давно.
— Ты могла бы сделать меня лучше.
— А ты мог бы сделать меня монстром.
Так ли много осталось от той солнечной девочки, которую я встретил четыре года назад? Так ли сильно успел изменить ее, прежде чем умер?
И что изменилось в ней за то время, что она жила со следопытом?
Пытается задеть меня напоследок и выскакивает из комнаты, точно мои слова обожгли ее, и я удовлетворенно усмехаюсь. Неспешно тянусь через подлокотник, бегая пальцами по шершавому ковру, пока не чувствую холода лезвия. Выпрямляюсь в кресле, осматривая нож в лунной свете, изучаю каждую линию, зазубрину, царапину — неужели и правда это старый друг?
Касаюсь пальцем самого кончика и надавливаю чуть сильнее чем следовало бы — в ночи кровь кажется черной, и она медленно стекает сначала по пальцу, а затем по ладони, но я лишь обессиленно слежу за полосой ее пути.
Нет никаких нас.
Разумеется, она как всегда не права, даже смерть и потеря сил доказывают это: всегда будем мы. В разных смыслах, в разных обстоятельствах, но мы двое останемся навсегда.
По крайней мере, пока один из нас окончательно не умрет.
Прячу нож в карман, и это кажется даже ироничным: клинок, некогда пронзивший сердце моего настоящего тела, теперь будет подле сердца нынешнего. Багре бы понравилась эта мрачная поэзия на грани жизни и смерти, хотя почти наверняка она назвала бы меня идиотом.
Кровать так и остается нетронутой, а в голове раз за разом прокручивается ночная встреча, слова Старковой раздаются в тишине снова и снова, и лишь когда за окном начинает светать, а птички петь, я осознаю, что все это время смотрел в одну точку; и тогда я сдаюсь и наконец ложусь.
Холодный и липкий туман обволакивает меня, погружая в спасительное, но мучительное забытие.
Отредактировано Aleksander Morozova (2021-04-04 22:27:15)
Вы здесь » BITCHFIELD [grossover] » Прожитое » are you death or paradise?