fleurie — hurts like hell

«i lost you»

---

поднимаясь из ада, рагуэль должна чувствовать облегчение. должна выдыхать полной грудью, назад не оглядываться, широким шагом идти вперед, к свету. рагуэль должна радость чувствовать, крылья свои широкие расправлять и благодарить всевышнего за милость его бесконечную. рагуэль кривится, слыша о долженствовании, и решетки в сознании возводит, а на концах их – пики. запрещено даже мыслями возвращаться, иначе душе кровить будет, натужно царапаться об острие.

рагуэль горечь на душе скрывает за тоской по дому, чувствует привычную тяжесть за спиной и облачается в возвращенные белые одежды, умело застегивает все пуговицы. у нее вновь клинок в руках, и радости бы сжимать ее сердце, но рагуэль возвышается, закрывает глаза от белизны и золота и чувствует, как разрывается на части.

в аду оставила она не благочестие или решительность оставила.
здравый смысл.

бессмертие рассыпается в ложь и заточение, когда райские врата пред ней открываются, и страж в немом почтении пропускает ее внутрь. рагуэль не стирает слезы, но они не счастливые; непривычно слепит глаза, хочется вновь вернуться в спасительный мрак. глотку раздирает смех – спасительный мрак, прости меня отец за святотатство. я пала в той тьме, раздробила себе колени и душу, губы в кровь стерла, но не от молитв. я отвернулась от себя и предназначения истинного, я пала в грехи самые смертные и взглянула на врага без меча и пламени. я предала тебя, отец, недостойна я и толики этого света лучезарного, не могу я быть обласкана этой благодатью, во мне гнилость и труха, сыплется изнутри, оставляет на тропах белоснежных проклятый след.

рагуэль слезы стирает быстрым движением и привычно поводит плечами. ей за неделю отвыклось от ответственности и тяжести металла в руках, ей белый видится странным и непривычным; судья выносит себе приговор, и вину воспринимает с благодарностью. топит себя удушьем, руки бы наложила, да исполнить наказание некому. кто поднимет руку на нее? кто посмеет голову непослушную с плеч снести? рагуэль готова молить: порази меня отец, в самое сердце, чтобы я не помнила этих откровений и лживых мыслей. чтобы в последний раз взглянуть на солнце и стать памятью для живущих и уроком для будущих.

освободиться бы.

рагуэль чувствует себя запятнанной, но совсем не порицание заботит ее. скорее, его отсутствие. у нее значимость для эдема невероятная, а силы меркнут, как слабнет и искра в душе. ее бы запереть в темницах, отправить в чистилище на передовые, стереть самой жесткой щеткой, чтобы кожу содрать вместе со всеми секретами. рагуэль добровольно пойдет на казнь – потому что умеет жить лишь по законам божьим, по законам, писанным для нее. она преступает все правила, и лихо не боится падения.

потому что уже пала, но не разбилась.
выбила из себя дух непокорный, но от дьявола спасение приняла.

уберег ли он ее?

рагуэль в комнату свою входит, крепко сжимая ручку; не ее это здесь все, чужое. той рагуэль принадлежит, что верою служила небесам и михаила несокрушимым считала. той судье, которая от черного кривилась и нежность дарила ангелам. которая вопросов не задавала и былое не ворошило.
немая та рагуэль была, ослепленная.

эта рагуэль – отражение в разбитом зеркале.
осколок целого.

дверь не скрипит, тихо отворяется в комнату, и являет ей саткиила у окна. у него ладони дрожат, когда он ее обнимает, а в голосе такая щемящая радость, что рагуэль едва унимает слезы. предательскими они ей кажутся, ненастоящими и уж точно искупление не символизируют.

— я знал, что ты вернешься. — не смогла бы иначе. — так михаил сказал мне, «пала она». а я не верил, не может рагуэль справедливая поддаться на дьявольские уловки. не такая она, лучшая из нас.

рагуэль смотрит ему в глаза голубые и глубокие, и лишь искренность в них; ни капли лжи. как сказал михаил? дышать больно становится. ребра ломаются от каждого глотка, и крупными осколками впиваются слишком болезненно, разворачивают нутро наизнанку. рагуэль догадывается, что он все знал; что предвидел такой исход, но упрямо настаивал на задании. михаил сам подтолкнул ее к пропасти и наблюдал за тем, как крылья белоснежные в черноте скрываются. не отрицанием свои михаил сгубил ее; яростным желание сделать сильнее.
ожесточить свою верную слугу.

рагуэль никогда не скажет правду саткиилу, не изничтожить его душу сомнением и болью. она ладонью проводит по его лицу и видит в нем свет; саткиилу не стать судьей, не занять ее место. не позволит. не из гордости или злости, из клятой справедливости – это милосердие его не должно угаснуть никогда. его борьба за лучшее обязана продолжаться. ломаться только ей, и винить в этом можно хоть рай, хоть ад. суть одна:

та рагуэль мертва, крылья растерзали ей скалы на дне.
новая она — отверженная и зрячая. между миров застряла.

ей говорят, что михаил вернется сегодня с поля боя, и судья решает его встретить, как должно. надевает платье, что рукавами почти ладоней касается, и невинностью бы поразило даже самый незатуманенный ум; золото волос расчесывает и оставляет чины свои у кровати. рагуэль встретит его под видом старого друга и с нутром странника; отпускает она стража, становится на его место. рагуэль ступает, и кажется, что стекло под ногами взрывается, опаляет кожу. ей теперь везде геенна огненная; душа у нее тлеет и вот-вот грозится рассеяться. сердце навылет.

но страха нет.
и никогда не было.

михаил появляется под сумерки, не победитель и не побежденный. в каждом его жесте — усталость, во взгляде — пепелище. раньше он ее к себе звал, когда до рассвета несколько часов оставалось, и горизонт лишь слегка серел. он едва слышно рассказывал ей о важном, ладони касался и просил не отворачиваться; напоминать ему о важном. рагуэль держит в памяти каждый момент, предыдущий и следующий за ним. она михаила совсем рядом с собой знает, живого и настоящего. не первого сына, не архистратига и не посланника – она помнит михаила, архангела, что безмерно устал от войны.

в каждом его жесте — пронзительная реальность, но рагуэль не боится этого. теперь ей дышать так больно, что кровь на губах уже кажется привычной. теперь она может смело взглянуть ему в лицо и противостоять, задать все свои вопросы. рагуэль себя новую не хочет обретать, а приходится, и михаил сделал этот выбор за нее. он ей крылья не вырывал, а лучше бы сделал так; ведь его поступок во сто крат хуже. не давая выбора, он ее заставил испить чашу боли до дна.
и недоволен остался результатом.

рагуэль читает в его взгляде «не та», и молчаливо соглашается — «какая есть».

- ты сказал саткиилу, что я пала.

голос – звон колоколов, воскресные песнопения. без укора, без обвинений, констатируя факт. рагуэль не дышит холодом, не идет в сопротивление и не будет его жалеть. рагуэль наблюдает за ним, широко глаза свои распахивает и душу прячет; не дождешься. я слишком тебя люблю, михаил, чтобы так просто обиды свои похоронить. ты моему последователю сказала, что я в ад провалилась и не вернусь оттуда, кружась в демоническом хороводе с князем тьмы. в своем ли ты уме?

- сомневался в моем возвращении?

он не рад ее видеть, точнее не рад ей такой. михаил смотрит на нее и вопрошает «что еще тебе от меня нужно?», а рагуэль не собирается ему отвечать. он смертельно устал от первенства, лидерства и багровых рек на руках. рагуэль больше не облегчит ему участь, не спрячет свое лицо у него на груди и не попросит быть осторожнее в бою. рагуэль даже шаг на встречу не делает, не приближается; опирается на райские створы, крылья расправив, но чистоту собой не являя.

рагуэль – судья. беспристрастность ей к лицу.
не к лицу ей только черные полосы на белоснежном лике. не к лицу ей жесткая правда и адская зола на кончиках пальцев.
не к лицу ей его ложь, его манипуляции и мания обладать вещью целиком.
рагуэль, вновь повторю, не предъявляет, не обвиняет, не порицает.

рагуэль спрашивает и хочет услышать правду, сегодня и всегда. рагуэль ему каждое мгновение истиной являлась, пришло время отплатить тем же. так ответь михаил,
за что ты так со мной?

peter broderick - floating/sinking

---

рагуэль смотрит на михаила и узнает в нем каждую черту. каждая его отрешенность, каждая его боль, каждый его сумрак – она внимает всем его мотивам. рагуэль знает, что он сейчас с войны, войной и дышит; в райских садах нет места скверне, но бойня эта чудится ему везде. нет покоя архистратигу даже во сне, даже в пенатах своих – нигде. он никогда не остается сам с собой – везде чудища, и глаза у них горят. им бы крови михаила, им бы добрать вглубь него, разодрать клетку и сердце выдрать.

михаил в каждом из этих монстров.
михаил в ней.

рагуэль знает, что в каждом из ангелов уживаются две сущности, в каждом из них борются предназначение и истинность, переливаются эти битвы, словно стекло на солнце; чешуей покрывают доспехи. внутри михаила тысячи воинов, и борьба у него не только снаружи, за вратами рая; борьба у него внутри. рагуэль тошно, ей горло саднит и сводит, она привыкла забирать себе хоть немного его истязаний, чтобы он на долю мгновения забыл о ненавистной гари. чтобы хоть на секунду сомкнул глаза и вспомнил, что в раю тихо и благодатно.

рагуэль его любит – аксиома. рагуэль любит всех ангелов, независимо от их чинов и положений. рагуэль не знает плотской любви. ее искренность под небесами, каждый жест – откровение. рагуэль - не лучшая, не первая и не самая. ей была дарована участь стать архангелом и немного возвыситься в своих залах, чтобы нести свет другим и наставлять их, когда мрак темно-синей ночью накрывает эдем.

- я знаю, что ты сделал, михаил.

я теперь вижу.

он называет ее другой, кривится, но не отворачивается. ему не нравится такая судья, она ему омерзительна; словно изуродована. на деле же – мечена другим. рагуэль не испытывает стыда, потому что стыдится ей нечего. несмотря на то яростное желание принять забвение, она вновь возвысилась. она смогла отказаться и даже поблагодарить за урок. рагуэль, преступая порог рая, запрещает себе рисовать иные варианты: раз выбор был сделан – иди до конца.

михаил знал, что она падет, но не предотвратил этого. михаил знал, что огненная бездна ей глаза раскроет, но не опередил демонов. михаил лгал ей, туманил взор, уводил все глубже в заводь и вопрошал, доверяет ли она ему. «иди на мой голос, рагуэль». она и шла, а потом захлебнулась. руки в тине запутались, не выплывешь, и на дно летела самостоятельно, без чьей-либо помощи. да и дна того не было, только черная вода вокруг и голос его в сознании:
ты все еще со мной?

люцифер не рассказывал ей про украденные вспоминания, она сама догадалась. каждый раз когда видела в его глазах отблески, словно картинки, чувствовала подвох; князь мгновенно подавляет собственную реакцию и вид делает, будто бы да, все нормально. так и было, я к тебе никогда не прикасался. я тебя никогда не звал с собой. я не был тебе близок. меня не было рядом. никогда.
рагуэль не знает, что таит ее прошлое, и острием пики вздымаются в грудной клетке, когда она силится вспомнить, но там лишь пустошь белоснежная и речи михаила. там всего лишь глас его, команды и усталый вид. в ее прошлом лишь архистратиг, никого более, и рагуэль хочется его ударить. толкнуть в эти доспехи замаранные, вынести приговор, зачитать свои права. хочется спросить, зачем он так сделал, и попросить вернуть каждый драгоценный миг – до остатка все то, что когда-то забрал.

ей хочется помнить.

- я всегда была на твоей стороне, даже когда этого не требовалось. я всегда была подле, всегда за тобой шла и не сомневалась. словно тень, была готова последовать даже на поле боя и умереть за тебя, если бы ты попросил. а вместо этого, ты бросаешь меня в преисподнюю, чтобы сделать сильнее?

рагуэль сознательно его не обвиняет, лишь спрашивает. оттого больней: и ей, и ему. рагуэль уважает михаила, и никогда бы не смогла говорить с ним с высока, будто бы со своей судейской трибуны. рагуэль так сильно любит михаила, что гневаться долго на него не в силах. лишь в первые секунды, когда небо на нее падает, она ладони сжимает и дышать перестает; обещает себе не смотреть на него вновь, не подходить больше, не приближаться. а потом все-таки понимает:
даже если рай обрушится, михаил, я все равно буду на этой стороне.

не только из-за тебя, но и потому что господь в каждом. господь учил нас всепрощению, учил справедливости и достойной жизни. мы несем в себе его крест, его знания и никогда не сойдем с намеченного пути. нам в этой бесконечности разыгрывать одну карту, баловаться с ней на разные лады, но возвращаться всегда к истокам. мы можем уподобляться людям, походить на демонов, предаваться злости или пороку, но всегда выживаем. всегда принимаем истинное обличье, надеваем белые одежды не как искупление, а как принятие, и идем вперед. нам неведом страх, для нас нет горизонта. у нас знамя – белое с золотом, но на них не твой лик, михаил, и ты его там видеть точно не хочешь. в тебе гордыни нет; лишь злая усталость на весь этот проклятый мир.

рагуэль не строит вокруг себя тайн; на ней платье простое, без узоров и вышивки, и крылья за спиной все такие же – белые-белые. она михаила не пустит за врата, пока он ей душу не откроет, потому что в эдеме он с ней отказывается говорить. так и не позволит она ему ступить через порог, пока он ей не явит то, что гложет его давно. она себе обещает не подходить к нему, держаться в стороне, но это неправильно. в раю каждый находит спасение и принятие. рагуэль делает шаг, затем еще один, все ближе.

рагуэль сминает дистанцию, откидывает ее и знает, что ей уже давно безразлично, какой у него чин. она обнимает его, виском к щеке прикасается; дыхание на своем лице чувствует. рагуэль дом превыше всего ставит, а михаил – его часть. михаил – ее брат, ее ближний, ее архистратиг. и она действительно всегда будет рядом, никогда его не оставит.

прощает поэтому, но не забудет никогда.
иллюзии строить перестанет.
и беспрекословно за ним теперь не пойдет.

рагуэль учится на ошибках, своих и чужих, долгое время босая по раскаленным углям идет, но не жалуется. ей этой дорогой до самого конца путь заказан, и она пройдет его с высоко поднятой головой. каждый из них ошибается, каждый из них порой падает, а потом вновь на ноги поднимается. вот только люцифера за его грехи скинули вниз, а михаил продолжает их всех вести за собой. где наша цель, светлейший? есть ли у этого конец?
рагуэль прощает его, потому что не несет в душе мрака, хоть и теперь там гораздо меньше света. она прощает его, отчасти потому что видела люцифера и не смогла держать на него зла. не смогла его ненавидеть, не смогла ему противостоять. потому что любит она и люцифера, не боится себе в этом признаться. об этом догадывается михаил, читает в ее глазах.

мы были вместе изначально, и никакие миры не отнимут его у меня. даже ты, стерев воспоминания, не смог забрать у меня любовь.

рагуэль обнимает его, сквозь тонкую ткань металлические доспехи чувствует, пятная себя в краски войны. ей все равно, ей больно от другого, но она держится. потому что у михаила последний оплот – рай, да ближние. последний его бастион – она.

- тебя давно тревожит иное известие, я вижу. ты злишься не на меня и не из-за меня. что-то произошло михаил. – она заглядывает ему упрямо в глаза и дает понять, что больше не отступится; теперь до конца. – расскажи мне, я выслушаю. расскажи мне, и будет легче. найди дорогу к господу. обрети ее во мне.

я вознесусь с тобою снова

рагуэль хочет ему сказать многое, высказать строчки прямо в лицо, болью-помешательством сбить с толку.
обычно она приходит к михаилу, чтобы обрести его покой, чтобы выслушать и рассудить мысли так, как нравится ему. она живет и каждым свои вдохом подтверждает его действия, его войну и каждую каплю крови, пролитую во имя света и рая.
михаилу не до ее переживаний, но она бы и не посмела открыто сомневаться и вопрошать; их встречи – мирный остров, где белые флаги, надежный остов и тихая гавань. михаил для нее всегда великий, априори лучший сын и верный. михаил для нее – имя нарицательное к каждой благодеятели и победы.

михаил для нее не бог.
но следующий после него.

рагуэль смотрит на его золотой лик, не отворачивается и не смеет руками прикасаться; ее белоснежный цвет не идет к его разгоряченным доспехам. взгляд архистратига крошит внутри нее устои, а его прикосновения – сносят все заградительные стены – «сделай так, как я прошу, рагуэль» - и она не может противостоять. потому что закрывает глаза и слепо признает, что справедливость за ним, за лучшим и смелым, и склоняет она свои весы в нужную сторону.

пока кровью истекает иная половина,
густыми реками уходит в преисподнюю и манит за собой рагуэль; фактически приводит ее туда, но не совершением греха.

ибо истинно это, - повторяет про себя судья, но долго лгать не может, истинный только михаил и их рай, истинна каждая боль, что выносит ангельский легион и долгожданный рассвет, символизирующий бесконечное начало каждого сражения.

истинна ли она, рагуэль? или она и есть истина?

в моменты слабости вопрошает она к господу и просит михаила в его лице отпустить ее, не душить; ослабь свою хватку. но лик архистратига суров, и он лишь крепче сжимает ладони.

рагуэль должна быть правдой в первой инстанции, самой непорочной и неподкупной, лентами непроницаемыми ее дворец пронизан, на входе не увидишь весов – они в ее душе. рагуэль была рождена, чтобы измерять и выносить лишь справедливые приговоры. в ней – ни капли фальши, склочности и//или ненависти. рагуэль должна быть святой и таким же суровым взглядом взирать на провинившихся.

но ладони у нее мягкие, а в глазах – печаль, поэтому михали качает головой. еще не готова, пока не время. он обретает свое предназначение в ее всепоглощающей любви и думает, что если задушит это чувственное начало, то обретет верного солдата в сильных рядах армии. рагуэль покорно идет вперед, но никто из них не признает –

такая судья ему не нужна.

михаилу хочется, чтобы она сносила головы предателям и карала врагов, а потом позволяла ему к себе прикасаться и улыбалась бы, не прекращала.
михаилу хочется видеть ее стальной, почти что статуэткой, которую на шахматной доске всемогущий правитель может передвигать под любым углом. но в тот же самый момент ему необходим ее укор, ее протест, ее скрытое недовольство  - не хлыстом, не оводом, а компасом они указывают ему благой путь.

михаилу хочется, чтобы рагуэль и пламя, и лед – но из преисподней она возвращается такой же; оттуда она возвращается собой, лишь угольная пыль блестит на кончиках пальцев. все глобальное начинается с малого, и рагуэль знает, что он увидит это; что не захочет принимать и будет винить лишь ее в произошедшем.

рагуэль хочет, чтобы он видел – «смотри, великий, не отворачивайся» - но наказывать его нет сил.

рагуэль внутри вновь бунтует, но когда видит сломанные мечи и отголоски войны, когда видит усталость на плечах и михаила, который не божий сын и архистратиг, который просто михаил и прикасается к ее лицу, который тот самый михаил – именно его она превозносит и не смеет обмануть.

я смогу выстоять, клянусь.

они так близко, что когда михаил сокрушает на ее голову правду, то, кажется, перестают дышать одновременно; рагуэль смотрит в его глаза и ищет подвох, нет-нет, такого быть не может, я не верю. смейся, михаил, и позволь рассмеяться мне. так просто быть не может, это за гранью.
мы ее никогда не перешагнем.

- что ты такое говоришь?

вырывается у нее, бьется между двумя телами, а михаил успокаивающе, словно родитель, ласкает дитя, сбивает с толку, забирает боль. Отец всегда с ними, среди каждого существа, он – в них. часть светлой и непорочной души, оперение крыльев, золотой свет. он – день и ночь, он – суша и океаны, он в людях и в ангелах, он даже в падших, господь везде.

рагуэль качает головой, хочет отшатнуться, но остается рядом с михаилом, не в силах даже отвернуться. она задыхается, сплетает внутри себя каждую правду и чувствует, как против воли глаза обжигает влага. ее пальцы немеют, потому что сжимать доспехи – сомнительное удовольствие, но внутри себя рагуэль не просто застывает,

прекращает существовать.

она помнит благодать отца, помнит его прикосновения и голос. она знает его лик, видела его свет, но когда пытается отыскать эти дары внутри себя – находит пустоту. в памяти ее горит огонь, но тело сжимает холод. там пусто, и она пустая, и смысла больше ни в чем нет. рагуэль хватается за михаила, будто бы может упасть, и от ужаса теряет весь свой запал.

никто не чувствовал этого одиночества, кроме него.
никто не знал.
никто, кроме

михаил устал, и это черными нитями забирает себе рагуэль. он – сын, он полководец и лидер. он оберегал их всех, когда внутри натужно рвалось что-то и завывало ветрами. северными, ледяными, совсем не райским бризом. рагуэль спускает ладонь к его сердцу, сквозь металл хочет добраться до груди, но чувствует – там пустыня, сродни чистилищу. там битвы и схватки, там кровь и боль, там все та же война.

- я всегда буду на твоей стороне. и мы выстоим, потому что так истинно и Он это нам завещал.

я создана была, чтобы стоять за твоим плечом, михаил.
но остаюсь я не из долга или призвания.
я остаюсь ради тебя и всех нас.
ради будущего, прошлого и райских врат.

я остаюсь.