Здесь, в Пайке, что от войны его отделяло?

Крики чаек, шум пристани, тень маяка. Тишина — совсем как та, что однажды ему удалось услышать в клинике Болтонов: засыхающая на губах пациента после лоботомии. Лоботомия их успокаивала, говорил Русе, делала мягкими, будто червивое яблоко, только бессмысленность торчала из глаза вылезшей нитками — Теону тогда очень захотелось дёрнуть. Или поджечь. Смех злел в горле.

Всё внутри злело.

Здесь, в тишине, злеет громче — Теон забавляется, то открывая, то укрывая угли ладонью. Угли оставались серыми. В углях завелись черви — Робб оттолкнул его, оттолкнул отец.

У него не было дома.

— Ну? Чего тебе? — Теон поднимает голову. — Долго будешь стоять?

Аша — как всегда — будто рубанок топора. Тоже серая. Заветрилась, словно выброшенная беднякам краюха хлеба — Теон не помнит, всегда ли была в ней эта усталость. Усталость так просто спутать с гневом, что ему кажется, будто он возвращается в тот же отряд. На волосах — земля из окопа и шум сирены: может быть, эту пыль, что приносит сюда ветер с моря, давно носит по миру, а они на Севере только узнали об этом (они; на Севере; совсем, конечно, отвык от дома).

— Посмеяться пришла? — голос не такой, как он задумывал: обиженный, как у ребёнка, которым его с Пайка забрали. Вы совсем не скучали, пока меня не было?

Почему ты не радуешься моему возвращению?

Когда-то Теон мог сказать, о чём она думает, и не проспорить — у Аши всё выступало на лице некрасивыми пятнами. Следами от оспин. Достаточно было только протянуть руку: гнев, восторг, интерес — всё липло к пальцам, выходил, будто измазанный в перьях и саже. Зато никаких секретов у них друг от друга не оставалось — Аша тоже самое говорила о нём: у тебя, Теон, такое лицо, что всегда ясно, когда кухарка пересолила бульон.

Столько лет прошло, что уже и не вспомнить, какой её гнев на ощупь. Не спутать со смехом и гордостью. Теон выдавливает улыбку — получается росчерк, тот же удар топора, только поперёк лица.

Получается не очень.

— Или за ответом?

Там, на Севере, Грейджоем быть проще: достаточно рассказать байку про морских жён и жестокость набегов — Арья закатывала глаза, Бран сдержанно отворачивался, леди Кейтилин уводила его за руку в сторону — не пугай детей. Здесь нужно платить железную цену — железной ценой оказался Робб; Теон этого не хотел. Лучше было бы остаться в лагере — сделать вид, что выбора нет: он остаётся пленником Старков, дом — неопрятный обрезок воспоминаний.

Лучше бы отца не было. Лучше бы Аша здесь не стояла.

Может быть, наоборот — отец оттолкнул его, Робб оттолкнул, но Робб оттолкнул первым. Резать спящего — трусость, конечно. Резать спящего и самому больно.

— Сомневаешься в моей смелости?[icon]https://forumupload.ru/uploads/001a/e6/8d/2/277405.jpg[/icon]

Отредактировано Theon Greyjoy (2021-02-07 01:21:10)

Теон и не помнит уже: наверное, злоба была когда-то другой. Десять лет назад он забыл забрать её вместе с собой — тогда было не до сборов: набивай карманы, чем можешь — он выбрал воспоминания. Так торопился, что не заметил дырке в кармане — они рассыпались по дороге.

Теон потом долго искал. Белые камни в зелёной траве, чаячьи крики, корабельная тряска. Долго искал, но ничего не нашлось — снег украл всё.

Ничего не осталось.

— Если здесь корабли доверяют беременным женщинам, — сплёвывает Теон, — значит, дела идут совсем плохо. Думаешь, обойти тебя будет так сложно?

На севере снег жрёт даже железо — злоба родилась ржавой и бесполезной. Бесплодной. Вместо улыбки по лицу ползёт маленькая медянка — обыкновенный ужик: Кейтилин такая не нравилась, но Аша и десять лет назад шла на змей с голыми руками. Подбрасывала Теону под подушку сброшенную чешую: он пугался — она смеялась. Злобы и тогда не было. Теон родился со страхом в левом глазу, и он страха этого не избавился.

— Каменный берег, — он поднимается, брезгливо отряхиваясь от пыли. Брезгливое выражение как зацепилось, так и не отдерёшь — пусть Аша видит, что ему всё равно. Снег по дороге растаял — превратился в гнилую воду: Теон боится, что она будет смеяться над ним, и она смеётся. — Кому он сдался? Если хотите атаковать Старков, нужно брать Винтерфелл.

Теон не меняется в лице, представляя реакцию Робба: если север и учит чему-то, то терпеть боль. Змеи умеют сбрасывать кожу — ему тоже пора. Вырасти в глазах Аши из десятилетнего мальчика в кого-то другого. Теон и не помнит уже, почему это важно.

Когда-то ей не нужно было ничего доказывать. Тогда они были вдвоём против братьев. Против Бейлона.

— Я возьму это на себя, если вы все испугались, — Теон подходит вплотную, клонит голову набок. Ищет на её лице следы улыбки, и не находит. — Тогда отец поймёт, что зря оттолкнул меня. [icon]https://forumupload.ru/uploads/001a/e6/8d/2/277405.jpg[/icon]

Не было друзей, не было; Теон не врёт, оставшись наедине с собой: Аша — никто, лишь его отражение, что осталось в лужах, выдавленных в грязи сапогом. Бейлон, должно быть, повредился разумом, хлебнув тогда эту тухлую воду. Не имея при себе ничего, кроме тухлой воды.

— Я ничего не боюсь. — Её прищур кажется незнакомым: железо затянуло ржавчиной, понимает Теон. Нужно избавиться от ржавчины, распахнуть двери оружейного склада, прогнать пауков. Паучих. Улыбка выходит лучше, чем мальчишеская бравада. — Сестрица, это ведь ты на самом деле боишься меня.

Теон хорошо знает женское тело: рыхлое, мягкое, точно ждущее печки сырое тесто; даже мука ещё липнет к рукам, пачкая его новенькие манжеты. Сердце внутри такое же, разумеется: жидкая похлёбка из овощей — без мяса, без соли, льётся из глаз едва тёплыми слёзками. Глупо класть нечто подобное в человека.

Пусть Аша думает, будто у неё получилось спрятать своё под одеждой. Будто от этого она и правда стала рыбьим скелетом, заострённой костью; Теон вытащит её из глотки, бросит к объедкам. Не быть тебе королевой, раз уж ты замужем за топором.

— Ничего страшного в этом нет. В конце концов, ты же беременна, — Теон хмыкает, пожимая плечами. Мысль о взятии Винтерфелла кажется простой, когда представляешь только её лицо — обиженное, разозлённое; отец больше на тебя не посмотрит. — Поэтому ты говоришь о покорности. Да ты ничего другого и не умеешь.

Он резко отворачивается, подходит ближе к обрыву. Море — там, за серым песком — холоднее, чем зимнее утро на севере. Об этом, должно быть, и говорил Бейлон. Теон не станет мужчиной, пока не убьёт первого врага — это вера, что сотни лет поддерживала железнорождённых, — а кроме Старков и Аши у него врагов нет.

— Отец ждёт покорности от тебя, но не от своего единственного сына. Я сделаю его королём Севера, а ты оставайся послушной дочерью.

Отредактировано Theon Greyjoy (2023-03-29 02:49:38)