Никто не предупредит, что умирать настолько отвратительно. Нет, представление, конечно, имеется, и у каждого – своё. Но никто не подойдёт, не хлопнет тебя ладонью по плечу и не скажет: «Слушай, чумба, тут такое дело: там нет ни света в конце тоннеля, ни другой жизни – там только ёбанное ничто, в котором ты будешь вариться вечность и ещё немного сверху». Никто не организует тебе человеческие похороны [потому что людей давно не хоронят: сжечь, чтобы тело место не занимало, и дело с концом], а Октавио Пас посмеётся с небес [или из адского котла, если ему в своё время не очень-то повезло]: «Смерть – одна из любимых игрушек и самых крепких привязанностей».

В такие моменты немного жалеешь, что вёл себя как мудак.
«Это начинает утомлять. Чем больше я говорю, что всё окей, тем больше чувствую, что вру».

В ночь перед налётом он снова выбирался на крышу и долго смотрел на неоновый блеск Найт-Сити и чёрную громаду «Арасака Тауэр». Найт-Сити – поражающий своей цветастой обёрткой город, скрывающий за шуршащей фольгой полуистлевшие внутренности. Об этом знают все, начиная от корпоратов, но лучше всего с этим знакомы те, кому приходится каждый день клыками выдирать трахеи у всех тех, кто мешает прожить хотя бы до пятидесяти. Хотя, знаете, пятьдесят – это даже роскошно: в Найт-Сити мало кто может похвастаться смертью от естественных причин. Он уже шутил об этом с лучшим другом, когда того выперли из контрразведки «Арасаки» и даром что не убили [просто он умеет быть убедительным, когда того требует ситуация]:

— ¿Cuál ha sido la causa de la muerte de este individuo?
— De muerte natural.
— ¿Cómo que de muerte natural? ¿Usted no ha visto las puñaladas?
— Si, claro. Es que con esas puñaladas lo natural es que se muriera.

Он даже толком не осознаёт, что послужило причиной.
Привет от «Траума Тим» калибром 12,7 мм.
Или осколок стеклянной крыши «Компэки Плаза», застрявший в кишках.

— ¿Cómo murió? — En una pelea. — Tú, ¿cómo sabes? — Porque el letrero dice «SEPELIO», pero no dice con quien.

Ёбанное ничто посреди грёбанного ничего. Отличная страница истории, о которой никто и никогда не узнает, как в той самой книге, где каждая глава состоит из пары предложений, и самая знаменательная глава - «Падение». Текст этой главы прост до безобразия: «Упал». Система из нулей и единиц, крашащихся пикселей, многократно повторяющегося эхо и абсолютной пустоты. Пустоты не только внешней, но и внутренней [говорят, что мертвецы не рассказывают сказки, но готовы поведать о многом, только бы их слушали]: темнота для эпилептиков, потому что даже эта темнота способна закоротить сознание. Что есть сознание в сути своей? Повторяющийся алгоритм из нулей и единиц, кодирующий каждую последовательную мысль.

Единственное, что нельзя закодировать: непредсказуемость человеческого фактора.
Всё можно закодировать, даже последовательность действий, но непредсказуемость хер проссышь.

«Ведь сейчас у тебя это есть, а сейчас и есть вся твоя жизнь – сейчас. Ничего, кроме сейчас, не будет. Нет ни вчера, ни, тем более, никакого завтра. Когда же ты достаточно повзрослеешь, чтобы понять это?» Ему нужно было повзрослеть гораздо раньше, чтобы понять, что сейчас – это и была вся отведённая жизнь. Понять это стоило раньше стукнувшего по затылку тридцатника и предложения от Декстера ДеШона. Финита ля комедия, занавес опускается, вы спускаетесь под сцену и наблюдаете мрак. Что вы видите в этом мраке? Что вы слышите? Отголоски того, что когда-то было вашим прошлым, и теперь вы должны [буквально обязаны] как на заевшей плёнке остановиться в одном моменте и попытаться отмотать всё к началу, чтобы на повторном круге не застрять снова где-то посереднине.

Отредактировано Jackie Welles (2020-12-23 15:46:21)

Металлическое перезвякивание, не раздражающее слух, раздаётся как будто на периферии, но это не совсем звук – так могло бы выглядеть движение песка под воздействием вибрации от волн. Так касается имплант любой твёрдой поверхности; так соприкасаются друг с другом несколько толстых золотых браслетов, так задевает о кольцо серьги неожиданно аккуратный крест.

[indent] Padre Nuestro, que estás en el cielo, santificado sea tu nombre, venga a nosotros tu reino;

Это не клетка. Это пристанище нулей и единиц, упорядоченное в свое беспорядочности. Ни один человек добровольно не согласится пребывать в клетке. Это или рабство, или вынужденная мера пресечения, или заскоки разума, котором лишь бы пожёстче да погорячее. Чёрт с ней с физической клеткой, это ещё можно пережить. Клетка разума – страшнее.

[indent] Откуда вообще такие выводы?
[indent] Чёрт бы и с выводами. Кажется, его зовут по имени.
[indent] Джеки. Точно, его зовут Джеки.

Женский голос, отдающий чем-то механическим и неестественным, всё равно воспринимается приятным. Парадоксально, но факт. Этот голос – пока что единственная опора, в сторону которой хочется развернуться и хоть как-то обозначить собственное положение в пространстве без ориентации. Интонация не вопросительная, а, скорее, успокаивающе-утвердительная. Всё так, как и должно быть. Но это не точно.

Почти без удивления обнаруживает, что пространство вокруг – квартира. Он чувствует, что должен был удивиться, но подобного впечатления попросту не возникает; лимбическая система превалирует над префронтальной корой, забивает весь спектр восприятия вынужденным успокоением [наваливающимся тяжестью на затылок], давит привычными образами: дурацкий круглый ковёр на полу, на который не раз и не два падала пинта тёмного лагера, однотонные стены, какие-то мелочи, которые должны были привносить в квартиру уют. Джеки помнит, что жил здесь до недавнего времени не один, а потом перебрался куда-то ещё. Почему перебрался – не помнит, но на секунду пряный и островатый запах чили, ассоциирующийся с квартирой, перебивается запахом свежеоткрытого моторного масла, сухой пыли и компрессией от аквариума.

[indent] Естественно акула сдохла в аквариуме.
[indent] Ей надо плавать, чтобы дышать и жить.
[indent] Аквариум стал ей клеткой для медленной смерти.

Невысокая фигура, сотканная из голубоватого свечения, неоформленная, но эту фигуру Джеки узнает из тысячи. Он не понимает, как женский голос вообще может спрашивать, кто это – всё ведь настолько очевидно, насколько это только возможно.

- Ven aquí, ma, - первые слова даются с трудом, словно он забыл, как это – разговаривать. После речь становится чище, когда кинетико-моторный вербальный анализатор и область Вернике с почти слышимым щелчком переключаются на привычный билингвистический манер. – Почему я снова здесь?

Фигура обретает узнаваемые очертания. Волосы с проседью, мягкая улыбка, удобная и не шибко выделяющаяся одежда. Гвадалупе Алехандра Уэллс выглядит маленькой и уязвимой, но у этой женщины есть кое-что покруче, чем стальные яйца, раз она столько лет находит управу на всех завсегдатаев «El Coyote Cojo». И это не говоря о мужиках собственной семьи [внутри разливается отвратительное чувство вины - как после отменной брехни, правда о которой всё равно всплыла на поверхность]. Хромым станет не только койот, на и любой ублюдок, забывший как себя надо вести.

Хейвуд. Район, где все друг другу – семья.

По квартире даже можно ходить, хотя она выглядит… статично. Самое близкое слово, которое получается подобрать к состоянию. Статичность. Ни сквозняка, ни лишней пылинки, ни того, что называют дыханием дома. Абсолютная стерильность, от которой пробирает дрожью осознания по загривку, приподнимая самые мелкие волоски. Тебе никто и никогда не скажет, как оно – по ту сторону жизни, - потому что едва ли кому-то удавалось вернуться обратно, а свет в конце тоннеля – сказки для успокоения верующих. А на что ещё уповать остаётся, когда высококвалифицированная медпомощь доступна едва ли десяти процентам населения, а рипердоки работают в подпольных условиях и не всегда в состоянии сделать необходимое для того, чтобы тело на лабораторном столе не отправилось на тот свет по стечению обстоятельств в виде шальной пули или оторванной суперважной конечности.

Последние воспоминания не стыкуются. «Компэки Плаза», шумиха и тревога [смерть… чья-то смерть, и тот человек был хорошим знакомым, потому что ядовитое чувство вины усиливается вдвойне], и почему-то эта чрезмерно спокойная квартира, в которой Джеки не жил с тех пор, как… не помнит он, с каких пор, перебрался он отсюда.

Путь до Высшей Лиги представлялся не таким.

Это сложно назвать эмоциями [а если это всё-таки эмоции - то искорёженные неточным воспроизведением эмуляции]. В своё время человечество отказалось от андроидов, идентично похожих на людей от и до: эффект зловещей долины раскрылся во всей красе, когда люди ужаснулись собственному творению. Искусственный интеллект, проводящий десятки тысяч операций в долю секунды, почти живые глаза, эмуляция базовых эмоций и даже дыхания, чтобы машины не выбивались из ряда биологических форм жизни. Во время Четвёртой Корпоративной войны страх подтвердился: с пропажей Бартмосса множество агрессивных ИскИнов [и примитивных, и обретших самосознание] атаковали Сеть, уничтожая данные и разбрасывая битые файлы по всем возможным уголкам. С тех пор у “Сетевого Дозора” одна и та же зацикленная песня: за Чёрный Заслон выходить нельзя.

[indent] Вообще непонятно, зачем “Арасаку” вновь пустили в Найт-Сити.
[indent] В прошлый раз их игрища с “Милитехом” едва не стоили городу существования.
[indent] Токио, Вашингтон, Чикаго. От Рио-де-Жанейро остались только руины.

Привычный уютный мирок разрушается на глазах. Квартирка, мама Уэллс, дурацкие приблуды на письменном столе, встроенная в стену кровать с единственной лампой прямо над головой, диван на котором спал Ви до тех пор пока не съехал на собственную жилплощадь. Запах специй и чего-то горячего распадается в восприятии мерцающими частицами, из которого состоит всё пространство вокруг, а потом эти же частицы обретаются новой явью.

Резкий запах крови, раздражающий рецепторы. Во рту отвратительный медный привкус, от которого хочется то ли сплюнуть, то ли проблеваться, если бы было чем. Острая боль мешает сосредоточиться, дёргает сознание к самому источнику - живот вспорот неаккуратной резаной раной, осколок застрял глубоко [представить: стекло падает вниз со всё возрастающей скоростью, падает ребром на арбуз - прорезает кору и ярко-красную мякоть с такой лёгкостью, будто это - бумага]. Сознание плывёт и смазывается, последним уловить удаётся только сильное беспокойство в глазах Ви и скрип кожаной обивки салона такси Деламейна.

[indent] Он сдохнет. Вот так просто. Сдохнет.
[indent] Принятие информации на уровне должного.
[indent] И всё оборачивается вспять, отматывается немного назад.

То же такси, только из эмоций - досадное разочарование. Они феерически проебали задание, биочип остался в “Компэки Плаза”, а наследничек ёбнул главу мегакорпорации, из-за чего пришлось спешно делать ноги не особо разбирая пути отступления. Зря они так поступили. “Арасака” не прощает ошибок. Вместо участливого и предельно вежливого ИскИна - отвратительно торжествующий оскал Ёринобу, и снова боль, снова руки в крови - Джеки пытается сдержать лезвие катаны, хищно прокалывающее плоть прямо под рёбра, но закалённая сталь из тысячи двадцати четырёх слоёв сильнее, она режет и ладони, оставляя в них раны до пястных костей, и тело, вспарывая до метафизического понятия души.

[indent] Пауза. Откат и реплэй.

Они выбрались из “Компэки Плаза”, но почти проебались, потому что Винсент смертельно бледный, пытается сказать что-то про биочип и вытаскивает его из нейропорта [не любит, когда его зовут по имени, и Джеки уважает это желание - зовёт просто Ви, когда они пересекаются на людях или у тех же фиксеров]. Джек откровенно рычит на Деламейна, потому что ему глубоко поебать, что у ИскИна заранее проложенный маршрут - поебать настолько, что он почти готов выдрать с корнем панель, отвечающую за управление автомобилем по сети, и перехватить на ручное, чтобы отвернуть такси от отеля “Ноу-Телл” и направить в сторону клиники Вика. Дрожащие пальцы Ви втыкают биочип ему в нейропорт, и на секунду зрение застилают помехи всех холодных оттенков.

[indent] Пауза. Откат и реплэй.

Они выбрались из “Компэки Плаза” с золотым билетом в Высшую Лигу - биочип у них, охрана и в полглаза не видела двух наёмников, выбравшихся из апартаментов Ёринобу Арасаки. Воздуха не хватает после забега до парковки, в крови плещется адреналин, а адекватное восприятие ситуации застилает полнейший восторг. Голос ИскИна скрежещет и искажается, поступает информация о том, что в пакет “Эксельсиор” включена бесплатная доставка останков до любого пункта назначения, нужно лишь обозначить адрес.

[indent] Не так. Всё, блядь, было не так.

Взлом льда - с практически слышимым хрустом, после которого твёрдая поверхность исчезает из-под ног и швыряет с головой в ледяную воду. Хруст вторится в голове револьверным триггером [щелчок-щелчок-щелчок], ощущения схожи не с тем, как стреляешь сам - схожи с тем, как целятся в тебя.

Чувство вины - сетевая охрана “Арасаки” нашла Ти-Баг и прожарила ей мозги до золотистой корочки. Острая боль - “Траума Тим” не смогла спасти своего пациента, так попыталась уничтожить потенциальных убийц, а Уэллсу просто не повезло. Золотой билет достался Ви, и в какой-то степени это хорошо. Наверное.

Пространство формируется рывками - Джеки не нетраннер, действует интуитивно, спотыкаясь об собственные ошибки [на самом деле просто представляет привычное место, в котором сейчас хотел бы оказаться больше всего]. Небольшая комнатка с просевшим диваном и низким кофейным столиком, страшно кривая мандала из цветного песка [да, да, Мисти так его задрала с чисткой кармы, что пришлось попробовать - и дело не в просветлении, которым Господь должен был поссать с неба на голову, а в успокоении, растущем пропорционально высыпающемуся из ладони песку].

[indent] Почти готов поверить в то, что сейчас на плечо опустится тёплая ладонь Ви.
[indent] Естественно это не происходит. Винсента нет рядом.
[indent] Концентрация сбивается, и успокаивающий образ рассыпается.

- Красивые спецэффекты, mis respetos, - говорит Джеки. - Может до кучи ещё войну между “Валентинос” и “Мальстрёмом”?

Мерзкий случай был, к слову. Может всплыл просто потому что боль тогда была примерно похожего толка. И тоже – три раза, вот прям как сейчас [не беря во внимание, что одна из трёх настоящего времени – душевная, не физическая]. «Валентинос» знают, что такое честь, уважают Бога и Santa Madre, а «Мальстрём» - абсолютно отбитые, некогда перерезанные инквизиторами остатки группировок, которые собрались в одну наглухо двинутую банду. Джеки ненавидит их, правда.

[indent] Знает, как иметь дело, но ненавидит.
[indent] Ему было девятнадцать, решение уйти не поддавалось сомнениям.
[indent] Зачем оставаться, если можно найти тысячу других вариантов.

Образ собирается вновь – комната, знакомый диван, не менее знакомая фигура, говорящая что-то о деле. Картинка зависает также внезапно, как проявилась до этого, а Джек судорожно пытается вспомнить, кому там надо было позвонить, чтобы… что бы что? Оцифрованные эмоции – не совсем то, что формируется импульсом живого мозга. Эмуляция правдоподобная, не отличимая внешне, но внутри – нет того раздражения, которое должно возникнуть. Вернее, оно есть, но… но как будто просто горит словом в воздухе, вместо того, чтобы тлеть ощущением.

Картинка не сдвигается с места, предлагая варианты выбора. Уэллс не хочет выбирать, он оглядывается, пытаясь ухватить взглядом того/ту, кто с машинной точностью вплоть до тысячных раскладывает происходящее на составные части. Для него пространство – чёрное с синеватыми всполохами; просто не видит того, что на его месте видел бы сведущий [и то не до конца, крепости данных уникальны по структуре и наполненности].  Возникает почти физическое желание найти пульт и отжать кнопку паузы, посмотреть, что будет дальше в остановленном ролике. Это всё равно что смотреть фильм, снятый от первого лица, на самом ближнем к экрану ряду кинотеатра. Можешь сколько угодно махать руками и орать, а главный герой не слышит, поступает по-своему и огребает за собственные ошибки.

[indent] Казалось, что шутки про цифровые рай и ад – это только шутки.
[indent] Мол, куда отправляется душа раннера, когда ему мозги прожаривает.
[indent] Видимо не только раннеры обречены на подобное.

- А если не получится? Останусь здесь? La guillotina me parece humana.

Естественный вывод, в общем-то, можно даже не спрашивать.

- Покажись?

Неудобно разговаривать с воздухом. Даже если воздуха тут как такового нет. Напоминать вот уже в четвёртый раз о том, что он мёртв, смысла особого нет. Это знание всё равно никуда не денется, будет незримо маячить на периферии. Это только в детских сказках призраки почему-то иногда забывают, что они уже много лет как откинулись, а на самом деле понимание вгрызается в сознание стальными челюстями.

Нетраннеры «Арасаки». Mierda, неужели всё-таки не удалось выбраться из Компэки-Плаза. Он помнит, что чип передал, золотой билет, за который Декс должен отвалить приличную сумму эдди, но что же, всё зря что ли. Так дела не делаются.

- Что с Ви? У него… у него не получилось?

Вопрос речитативом сбивается; больше всего хочется, чтобы там всё-таки ничего серьёзного [что может быть серьёзнее смерти, ха; есть дурацкое правило «сделай или умри», которое у долбанутых русских трансформировалось в «умри, но сделай» - и смерть не оправдание, не отмазка]. «Нуждается в помощи» - звучит очень херово, в краткий миг формирует представление о нескольких ответвлениях событий, напоминая простейший алгоритм просчитывания ближайших вероятностей. Пожалуй, на то, чтобы сидеть здесь, у него нет времени, но само пространство тонким намёком на толстое обстоятельство как бы говорит, что понятие времени весьма и весьма субъективно.

Вообще-то Джек не рассчитывал, что его просьба показаться и впрямь будет услышана. Он смотрит на фигуру, возникшую рядом, не задаётся вопросом, откуда она вообще сформировалась в обозримый [но не физический] облик. Явственно различает общие черты, не позволяющие угадывать характерные и мельчайшие: женщина с вибрирующим механическим голосом, кто она и откуда берутся картинки, которых никогда не было – вопрос без ответа.

Удалить или поглотить.

- Обнулить.

Не переспрашивает, скорее, переворачивает фразу в привычное для себя понятие. Это звучит лучше, чем предложенный вариант: «удалить» значит не оставить ничего вообще, очистить память и стереть любые остаточные данные, «обнулить» - значит что-то ты всё же успел в своей жизни сделать, прежде чем произойдёт откат до точки невозврата.

[indent] Это было бы блестящим лечением.
[indent] Если бы пациента не потеряли.
[indent] Так и живём.

Пристанище. Это как перебиваться от схрона до схрона, когда по собственной тупости подставляешься и ещё думаешь, что успеешь выкрутиться. Главное пережить пару дней, ага, а там как-нибудь само рассосётся. Здесь, блядь, уже ничего не рассосётся, абзац без продолжения. Среди своих Джеки не быть – качает головой в несогласии. Для того, чтобы быть среди своих, ему нужно либо каким-то чудом воскреснуть, либо чтобы по ту сторону всех перерезали. И второй вариант пиздец нежелателен.

- Среди своих… es poco probable.

И если с мыслью о собственной смерти ещё можно как-то смириться, то с последующей информацией – едва ли. Звучит как что-то сродни плохому триллеру, для которого подобрали не самого лучшего сценариста. Если бы по этому пространству можно было бы ходить, то Уэллс уже бы нарезал круги – неспешные, с равным промежутком времени между каждым шагом. Вообще-то здесь можно бродить – подбираются даже подходящие образы [недлинная набережная у «Райота», лабиринты Виста-дель-Рей, переулок за «Эзотерикой», где мужик не от мира сего пытается заливать случайных прохожим в уши ну очень уж странные байки] – вот только мысль застревает в голове, что-то не даёт осознать её целиком и полностью.

[indent] О конструктах говорили очень мало.
[indent] Где-то по телику передавали.
[indent] Сказки для богатых, которые думают, что даже от смерти можно откупиться.

- У меня тоже, - Джеки поднимает руку и касается пальцами нейропорта височной кости, - некоторое время стоял этот биочип. Y no pasó nada. – Не укладывается в голове и не растягивается вдоль спинного мозга; конструкт Легенды «Посмертия», переписывающий сознание. Легенды, о которой каждая собака знает, если хоть иногда поднимает морду из-за кучи мусора. - Джонни Сильверхенд… бред какой-то.

Почти чувствует на языке горечь, перемежающуюся с сиропной сладостью. Привет, который больше дурацкое воспоминание, нежели реальный отклик рецепторов. Разбавленный водой «Олд Фешн», красивая история о том, что тебе надо сдохнуть, чтобы тебя запомнили. В Найт-Сити так оно и есть. Интересно, та барменша и правда назовёт «Московский Мул» в его честь или просто посмеялась?

В любом случае, даже если история звучит как что-то, во что можно поверить только после пары стаканов, если дело касается Винса – выбор вообще не стоит. Спектр раздумий от «какого хрена» до «выкладывай, что от меня требуется» считывается с лица едва ли не одномоментно.

- Выглядит как ремейк «Total Recall 2070». Что именно нужно восстановить?

В голос всё равно просачивается замешательство; не совсем замешательство, но лучше назвать это так, чем подбирать определения.