И хочется пошутить и сказать что-нибудь вроде «столько не живут», но в случае с Адамом как раз таки живут.
Сам же Манфред не вполне уверен в том, что протянет хотя бы до пятидесяти. Конечно, это не было бы проблемой, будь Стоун вовлечен в какую-нибудь другую деятельность. Но в его нынешнем положении даже вопрос «кем вы видите себя через десять лет?» звучит как издевательство.
Хотя, не то чтобы это его так уж сильно парит. Но все же немного начинает в тот самый момент, когда Адам упоминает это трехзначное число.

Только вот сейчас совершенно не время и не место для подобных экзистенциальных мыслей – Манфреда в принципе не часто подобные посещают, потому что он попросту не привык думать подобными категориями. Как-то не приходилось прежде.
Изменится ли что-то теперь? Может быть. Но, возможно, и нет.

Так или иначе, но предаться безудержной рефлексии о скоротечности жизни он всегда успеет.
Хотя, с другой стороны, умудрился же он как-то не откинуться в «Артемиде», несмотря на то, что к этому были предпосылки? Может, ему все же везет?

– Какое упущение… – фыркает Манфред, невольно чуть откидывая голову назад, сильнее открывая доступ к шее. Он запускает пальцы в волосы Адама на затылке, слегка их оттягивая и царапая кожу. Сдерживаться уже становится все сложнее и сложнее – да уже и бессмысленно. И потому Стоун начинает подаваться бедрами навстречу, хоть и получается немного рвано. – Охренеть – получается, больше восьмисот лет никого и ничего не было? Сколько же придется наверстывать… – добавляет Манфред, несдержанно рассмеявшись, и в следующий же момент кончает с хриплым стоном, вцепившись в волосы Адама.
Однако почти сразу же рука расслабляется – а вместе с ней и как будто бы все тело разом. Шумно выдохнув, Манфред утыкается лбом в плечо Адама, замирая так на несколько секунд. И он лишь мимоходом ощущает струи воды, летящие на них из душа.

– Не знаю, как ты, а я бы реально прилег лет эдак на восемьсот, как минимум. Можно чуть меньше, окей, ну ты меня понял, – глухо произносит Стоун в плечо Адаму, после все же поднимая голову, чтобы взглянуть на него. Он не отводит глаза секунд десять, внимательно изучая, будто бы видит его впервые (хотя, это как посмотреть – в какой-то степени именно так впервые), а после, усмехнувшись, добавляет: – Ну что, с началом плодотворного сотрудничества? Или тебе больше нравится термин «партнерство»?

Возможно, термин «сотрудничество» действительно звучит несколько странно, если учитывать все то, что сейчас произошло между ними. Сухо и как-то слишком по-деловому? Возможно. Но для слова «отношения» Манфред чувствует себя слишком уж прожженным.
В принципе, они ведь неплохо сконтачились еще в «Артемиде» (и не только в плане секса). Конечно, Стоун не берет в расчет самое начало, когда к его горлу был приставлен столовый нож – но даже в этом была своя особая изюминка, пусть в тот момент самому Манфреду так не казалось.

А после, когда они разбирались с Ниццей и Франклином?
Сейчас, прошествии некоторого времени, Стоун думает о том, что сам он вряд ли бы справился. Или справился бы – но не настолько хорошо, как вместе с Адамом. Да, он может сколько угодно выделываться и строить из себя самого крутого в мире – но подобные разборки это совершенно не его стезя. Привычная его стихия – это деловые переговоры на миллионы долларов в вычурных интерьерах, на которых редко, когда может случиться что-то экстраординарное.
И покореженный глаз – последствие одного такого исключительного случая.

В ответ на слова о «страшном сне», Манфреду очень хочется как-нибудь экспрессивно возразить, но он практически сразу же лишается такой возможности, потому что Адам вдруг начинает намыливать его голову гелем.
Первые секунды Стоун стоит в ступоре – потому что, блять, какого черта происходит вообще? Нет, это, конечно, все очень даже приятно, но параллельные рассуждения настраивают на совершенно другой лад.
И потому он так и продолжает стоять, ничерта не понимая и сверля Адама озадаченным взглядом, пока тот распинается.

Желание возразить, перебить, выругаться и взорваться становится почти невыносимым, но Стоун каким-то чудом сдерживается. И все же, когда Адам, наконец, заканчивает говорить, проходит еще несколько секунд, прежде чем Манфред находит, что сказать и с чего начать.

– Так, окей, я... Блять! – начинает было Стоун, но в этот момент в глаз попадает шампунь, который тут же начинает разъедать все на свете. – Зараза…

Зажмурившись, он отставляет шампунь куда-то на полку, не глядя, и встает под душ, чтобы смыть с себя все.
– Во-первых, в нынешнее ебанутое время проблемы с головой есть у всех, так что не обольщайся, – произносит Манфред, попутно пытаясь промыть глаза, которые все еще нещадно щиплет. – Да, твои проблемы, возможно, более выебнутые, но все же. Не аргумент, вот вообще. Во-вторых, – продолжает Стоун, развернувшись лицом к Адаму и попутно промаргиваясь, – меня вполне устраивает секс с тобой, и ты зря думаешь, что это не является весомой причиной для того, чтобы продолжать это все. Но дело, конечно, не только в этом.

Прочистив глаза настолько, чтобы можно было не умирать от разъедающей боли, Манфред, наконец, поднимает взгляд на Адама.

– Когда я говорил о сотрудничестве, я именно это и имел в виду. Там, в «Артемиде», я видел тебя в деле – а если еще прибавить ко всему этому бонус в виде бессмертия… Это же охуенно, с какой стороны ни посмотри, – вздернув бровь, произносит Стоун, зачесывая назад мокрые волосы. – Проще говоря – мне нужен тот, кто будет прикрывать мою задницу, а ты для этого идеально подходишь, как мне кажется. Конечно, это все равно не является стопроцентной гарантией того, что меня не грохнут однажды к херам, но тем не менее.