BITCHFIELD [grossover] |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » BITCHFIELD [grossover] » Фандомное » shunya company
Snow is the ultimate in whiteness; no dyeing will make it any other color. Lacquer is the ultimate in blackness; it will never become white. But how different is the human heart in its fickleness! It can be dyed by either good or evil. |
[icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/e7/78/1114/41903.jpg[/icon][sign]l'amitié brûle d'obtenir ce que l'amour frémit d'entendre[/sign]
Отредактировано Lelouch vi Britannia (2020-12-17 05:05:04)
A
Голос звучит в темноте. Представь.
Голос звучит для сидящего в темноте. Ты помнишь, как ты родился?
В кокпите Гавейна настолько тепло и уютно, насколько это возможно в утробе железной машины. Многие умирают, но как много людей рождается в железных машинах? Он помнит: побег из дворца
Мать, прекрасная Мать, Махамайя, живет чтобы подарить Сиддхартху миру в прекрасном саду и умереть. Сиддхартха заключен - оберегаем от мира - в своих трех дворцах. Жизнь во власти иллюзий - не этого ли хотела Мать? - оберегаемых от Сиддхартхи. Снаружи его ждут свидетельства: болезней, мучений, старения, смерти.
RA
Как много людей умирает и рождается в железных утробах? На его руках: контракт, на ее лице - печать выстрела, текущая красными восковыми каплями. Ее голос звучит (для сидящего в темноте): что ты будешь делать? Возьмешь ли? Примешь ли проклятый поцелуй Кундри? Он помнит: побег из школы, солдаты и выстрел, для него, все - для него, всегда - для него, без него, вне его; вокруг него
Сценарий разворачивается, как и положено, по Вагнеровским правилам, и он облачается: в черное, символ воли, надевает шлем, символ, конечно, головы. Он облачается в символ, и прячет себя между складок, между модуляций частот, между рутины указаний и исполнителей, между окон в расписании, между пешек и ферзей. Он прячет себя: в храме Куруруги, в простых одеждах, в горечи, злости, обиде, в других.
В самоубийстве нет власти, значит ли это, что в властеубийстве невозможно найти себя?
PA
Смертельно унизительное испытание - быть познанным. Узнать себя в другом, узнать другого в себе. В сближении с другим, человек теряет себя, находя себя в другом. Так можно перекладывать с себя на другого то, что тебе ненавистно, и уничтожать, оставаясь безупречным - и неуязвимым - для себя и своего отрицания. Так можно перекладывать с себя на другого то, что тебе дорого, и оберегать, оставаясь безупречным - и неуязвимым - для других и чужого отрицания. Даруя автономию другим - узнавая в других других - освобождая других от себя —
Освобождая себя от других, убивая других
Каждый раз пуповину приходится перерезать заново.
Мудрец Асита, пришедший посмотреть на младенца Сиддхартху, увидел и сказал: он станет либо великим царем, либо великим святым. Что ты видела, когда приходила посмотреть на нас, в саду у храма Куруруги?
Персиваль принимает поцелуй Кундри, сад превращается в пустыню, нора оказывается волчьей; он возвращает ее поцелуй. Их рты разделяют время и лукавые слова, которые они говорят, и не познанные ими слова, которые они не говорят, это не романтично, нет. Лелуш знает - он не Персиваль, нет, в его девственности нет добродетели, в его стойкости нет чистоты, как в его словах - правды, а в сердце -
CA
Сад превращается в пустыню с тихим стоном упавшей боеголовки, с оглушающим звуком тишины там, где еще секунду назад была невинность - запрятанная в другом человеке, в другом себе, скорбь от потери себя в другом сильнее, чем любая скорбь о себе, громче, чем любой крик, грязнее и глубже, чем самая поганая ядерная воронка.
Голос (звучит для сидящего в темноте): dienen dienen dienen dienen dienen dienen dienen
Повторяет, как заводная. Роли Хозяина и раба проявляются перед лицом смерти - в страхе; поцелуи, которые он отрицает, и отрицает, и отрицает, уже умерев не единожды.
“При жертвоприношении жертвующий отождествляет себя с поражаемым смертью животным. Таким образом, он умирает, глядя на то, как он умирает, и даже некоторым образом - по собственной воле, всем сердцем заодно с жертвующей рукой.” В самоубийстве нет власти, в цареубийстве нет себя, в сострадании нет избавления; чтобы уничтожить систему - стань системой - уничтожь себя; он спрятан, спрятан, спрятан. Его воля - больше, его тень - темнее, его голос - громче, чем он сам, чем когда-либо был, чем когда-либо являлся, и - теперь - уже не явится никогда.
Хочешь жить? А ты умрешь.
Хочешь умереть?
NA
Свет разрезает сырость пещеры на священной Нарите; на - напоминание о том, что имена исчезли; истинная природа имен не может быть потеряна или найдена. На языке, от зубов отскакивает поцелуем по слогам - тайное явное имя - по каплям по пальцам. Истина раскрывается посмертно - la beauté sera convulsive ou ne sera pas - как лепестки ликориса - красными тонкими струями - в баптизме. Ее голос звучит во вскрытой темноте. Я не помню совсем ничего.
Повтори.
Повтори еще раз, с нежностью, как будто собрался хранить в своем сердце.
Представь: страдания жизни и смерти ведут к освобождению; земные страсти ведут к просветлению.
Повтори, как мантру, как песню, узнай, объяви, оживи, умертви.
Повтори так, как будто не обманешь.
Смертельно унизительное испытание: и слова падают тяжелыми каплями, и холод струится по лицу, и нет в них ни честности, ни нежности, ни мягкости. Ах. Как. Жаль.
А хотелось бы?
[icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/e7/78/1114/41903.jpg[/icon][sign]l'amitié brûle d'obtenir ce que l'amour frémit d'entendre[/sign]
Отредактировано Lelouch vi Britannia (2020-12-17 05:54:29)
Десерт на тарелке.
Заветренный белый завиток взбитого зефира.
Сахарная помадка. Сахарный белый фарфор, сухой и шершавый. Гладкая без изъянов глазурь.
Колонны торжественного зала, стройные. За колоннами не видно дворца. За пустотой помещения не видно своей величины.
Он не имеет своей величины. Он сжимает кулак - привычное действие. Не подносит его. Не возносит себя. Не держит никого, кроме себя.
Эмоции приходят и схлынывают, приступами, перекрытым дыханием, грудь сжимает знакомой тоской - крепкими ремнями безопасности. Эмоции, проебанные, забытые, забитые прикладом и каблуками; ключи от сердца упали в дырявую решетку воспоминаний в вонючую Лету, с кольцом, с брелком; вопросы звенят в связке.
Звенит чашка, сахарный невесомый фарфор, о блюдце. Звенит серебряная ложечка. Стучит по зубам. Вставляется между зубов, чтобы не дать откусить язык.
Вопросы, так и не прозвучавшие, хлестко бьют по щекам горячей отторженностью; вопросы, озвученные, складываются лепестками салфеток; временная недостаточность и избыток времени на руках - течет сквозь пальцы песком, стирает, моет, сглаживает. Сладкая свинцовая слюна застревает в горле, занимая все место, выталкивая воздух, подталкивая стенки желудка ближе друг к другу. Виски сжимает корона. Голову распирает лучезарный венец.
После всего, после всех дней и всей близости, после всех слов и жалости: отказ - в малом - действительно, зачем ей пиздюк - не смотрит - конечно - не отвечает - не улыбайся, не спрашивай.
Он облизывает обиду, как крючок на леске. Острый край, женский изгиб, узел. Пробует на зуб. Глотает, с комом, с зефиром. Запивает чаем.
Он не хочет думать о своей смерти - он бы хотел, чтобы та стала сюрпризом, он бы хотел, чтобы его удивили, но, из всех привилегий, этой у него нет - не в этой жизни - он вынужден думать о ней, думать об этой процессии, все, что он будет делать в день своей смерти - заранее прописано в его памяти, на линиях в ладонях Сузаку, в программке парада; он знает, как и куда войдет лезвие, он знает, каким грузом он повиснет на нем, от какого груза освободит всех.
Вопросы, пропущены сквозь кольцо, через ушко, вышиты на рукавах. Зачем тебе это, зачем тебе кто-то, кто не может выполнить свою часть контракта, один из вереницы, обрекающий, обманывающий, оставляющий-
Она уходит - удаляется - и тянет леску за собой, не зная, и острое жало рвет его горло, и металл в его прикушенном языке тянет его за ней, и острые слова слетают быстрее, чем он может понять, что предлагает заведомо недостижимое:
- Хочешь, - говорит он, вскидывая голову, закидывая свою наживку этим обесценившимся словом, сжав пальцы, сжав в кулаке белоснежную расшитую ткань на груди, замерев, не зная, не смея знать о том, что говорит.
- Хочешь, - говорит он, глотая, сглатывая, пытаясь заглотить свою обиду глубже, до самого своего коварного сердца, чтобы выдернуть его, как гнилой зуб на веревке. - Поменяться, - решается он, нагло, и по-детски наивно и слепо к собственной жестокости, - местами?[icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/e7/78/1114/41903.jpg[/icon][sign]l'amitié brûle d'obtenir ce que l'amour frémit d'entendre[/sign]
Вы здесь » BITCHFIELD [grossover] » Фандомное » shunya company
