[indent] мужчины пишут первыми - так, вроде бы, принято, но здесь осторожности ты не проявляешь. берешь у отца пару шариковых ручек, почерк от которых становился менее изящным, приобретая угловатые черты и слишком сильный нажим, и задаешь свои первые вопросы. все то, что не вошло в ту анкету у магглы-сводницы. не слишком личное, не слишком банальное, искренне интересное, но не столь важное тебе. заданные скорее из понятного любопытства - спутника всякого нового знакомтства, в особенности тех, что человек ищет с особым рвением. ты спросила о том, чем ему приходилось завтракать всю неделю, причиняет ли что-либо ему сейчас физический - в душу лезть еще рано, это моветон, а так всего лишь вежливость, особая формулировка привычного "как ты".

[indent] тебе хотелось знать, какие вещи лежат прямо сейчас перед ним и какого цвета неба над его головой. узнать всего и много. но ничего. что могло бы слишком его описать. никакой внешности или тональность голоса. ей казалось это ненужным тогда. в их первые недели знакомтсвта, когда он был приятным голосом в ее голове, читающий утренние письма. были открыты эти письма отнюдь не утром. ты дала себе обещание, что до обеда даже мысленно ты не будешь касаться особенной почты, усердно работая. бумаги самой собой не исчезнут, ведь над антивандальными чарами всех своих контрактов вы работали изрядно. приходилось оттого ждать заветного обеда. проверять наспех письмо согретое телом в кармане мантии, хватать палочку и быстрым шагом отправляться в ближайшее маггловское заведение. заказывать новое блюдо и непременно начинать новое письмо с него. но перед тем с легким трепетом смотреть на запечатанный конверт. удивительно, как пьянят тебя эти белоснежные листы, сложенные втрое в таком же белом конверте. вы больше сотни их извели за все то время, и ты чувствуешь, что тонешь. пропадаешь в этом общении, в постоянном ожидании, в жизни, заключенной лишь в этом жалком часе в день между очередным безразличным разговором по поводу контрактов и принятием еды. в двадцати минутах, за которые ты чуствуешь гораздо больше, чем за все уик-энды, которые проходят в молчании, и говоришь больше важного и больше правды, чем за весь день. в каком момент строки какого-то маггла стали так кружить твою голову? почему на душе без его выдуманного голоса в голове так пусто и тихо, что одиночество - привычное за последние годы - заявляло о себе с новой силы, подобно пьяницу, знаменующему свой приход распахивающейся дверью и невнятными вскриками. оно пугало, в особенности, когда ты знала, что писем ждать не придется. из-за работы, на которой он иногда пропадал слишком долго, из-за семьи, которая собиралась будто бы назло еще чаще обычного. или тебе так только казалось, потому что раньше сборы уизли в чьем бы то ни было доме приходились на большие праздники, вроде дней рождения, а теперь вы виделись едва ли не два раза в месяц. вероятнее всего дело было в постоянно растущем семейном древе волшебников, но тебе казалось, что все это лишь насмешка судьбы, препятствующей твоим коротким просветам радости. ты и правда чувствовала себя в общении с ним совершенно иначе. чувствовала, что тобой действительно заинтересованы как диковинным животным. он был осторожен, и иногда ты чувствовала себя чересчур вызывающей и смелой в своих вопросах, а порой и ждала подобного безрассудства и с его стороны, но не настаивала. боялась порой, что с одним неверным словом все будет разрушено, и внутри снова будет пусто, как на стадионе после матча.

[indent] проклятую пустоту не заполняли ни десяток уизли, то и дело появляющихся без просьб, ни подруги, регулярно выгуливающих тебя по выходным, ни джордж, который каждое утро приносил завтраки вам троим, порой приготовленные даже молли. глядя на любовно упакованный для каждого свой бокс с едой, ты невольно представляла, как она сгребала для тебя пережаренный пришкваренный картофель где-нибудь со дна огромной кастрюли. нерадивая невестка, которая не в состоянии даже заботливо покормить своих двух мужчин. куда уж ей принести счастье для ее сына? ты переживала о словах молли порой, привыкшая нравиться всем людям и болезненно переносящая критику, которая совершенно не билась с твоим собственным высоким мнением о себе. а потом смирилась. позднее и вовсе стала соглашаться с молли, ты и правда не можешь ничего поделать с собой и джорджем, более того, не хочешь. оказалось гораздо проще отойти чуть в сторону и найти местечко под солнцем поодаль. тебе не опротиво жить с  ним, нет. джордж имел уйму положительных и привлекательных качеств, но не будоражил в тебе былых чувств. а может быть и выдуманных тобою чувств.

[indent] больше всего в джордже тебе нравились его к тебе отноешние. его неприкрытое к тебе влечение,  которое он подтвержал действием. и ты упивалась этим. любила быть желанной, привыкла являться для людей таковой еще с самой школы. без зазрения совести ты называешь себя самой красивой на курсе, думаешь про себя, что и во всей школе могла бы затмить каждую ученицу, но куда важнее было чувствовать себя привлекательной в глазах других. одни юноши открыто тобой восхищались, другие любили тихо, и о последних ты либо вовсе не узнала, либо узнавала из сплетен. и тебе хотелось снова чувствовать себя кем-то желанной. и дуглас - тот самый маггл, переписку с которым ты затеяла больше полугода назад - это ощущение возвращал. бесцеременно становился самым вожделенным в твоей жизни. с понедельника по пятницу в нескольких письмах. в одних он писал ответы на твои вопросы: простые, банальные, личные и изредка запретные - задавал свои, а порой клал в конверт помимо основного текста еще один или два, вроде эссе. абсолютно разных по объему и содержанию, становящихся приятным бонусом к беседе. их можно было читать вне контекста, перечитывать снова и снова по вечерам, если ты среди рабочих бумаг приносила и письма с собой. такое бывало редко, только лишь когда удавалось побыть дома одной, когда вечер принадлежал тебе всецело и не было риска оказаться пойманной за руку.

[indent] тебе казалось, что существующая между вами переписка не нарушает немых предписаний хорошим женам. ты ведь не делала ничего выходящего за рамки приличия. все, что было в твоей голове. там и оставалось навсегда, а карать за мысли не принято. так ты себя успокаивала. что нет ничего кошмарного в том, чтобы мысли занимал один-единственный человек, который приходился тебе никем. ты не причинишь джорджу боль письмами, ведь это не измена. всего лишь тексты, к которым ты иногда льнешь губами от нахлынувшей вслед за прочтением нежности. его тексты приобрели для тебя статус интимности незаметно, уже не хотелось читать их за обедом. тебе нужно было время наедине, и ты нашла его в часе перед окончанием рабочего дня. как поощрение за выполненную работу ты раскрывала конверты и зачитывалась так, что возвращалась домой на час позже. зачитывалась и опьяненная эмоциями писала ответ.

[indent] первое письмо оказалось самым тяжелым, вводило в ступор и взваливало на тебя слишком большую ответственнсоть, ведь первое впечатление самое важное. здесь тебя встретят не по одежке, а по уму сразу, и моментально исправить ситуацию не выйдет. он либо ответит, либо отправит в мусорную корзину, как назойливое объявление, вложенное в дверь квартиры. на обратной стороне он будет читать, представлять тебя именно такой, сотканной из обрывистых текстов, и решать. а даже сейчас, после короткого его текста в анкете, он тебя тронул. задел что-то в твоем сердце незримой печалью в строках. его самопрезентация была на грани отчаяния. или же тебе так лишь показалось через призму собственных проблем и чувств.

[indent] первое письмо ты пишешь быстро, запечатываешь в конверт и только после этого без особого желания принимаешься за еду. оставляешь в синий почтовый ящик на улице слегка отмокший от снега конверт и погружаешься в странное ожидание. едва тревожное, но ненавяызчивое, от которого было еще легко отмахнуться. к лету это было уже невозможно. и именно тогда он сообщил, что должен отправиться куда-то. и не будет его почти две недели. письма в другую страну так быстро не придут, вы оба это знали. на душе стало тоскливо, и ты писала в стол. перечитывала и обещала их никогда не отправлять. письма наполнились излишними сантиментами, которые до этого ты себе не позволяла или не осознавала до того, как вам не пришлось друг для друга замолчать. тогда ты поняла, что пропала.

Отредактировано Angelina Johnson (2020-11-12 09:19:20)

else - paris

ты замечаешь к середине года, что разговариваешь дома ты все меньше. приветствуешь утром джорджа в постели аккуратным щипком за ухо с беззлобной усмешкой, прежде, чем начать предработные сборы, со стуком входишь в спальню фреда младшего, чтобы растрепать сонные кудри и вытянуть неизменными изо дня в день словами из кровати. говоришь дежурные фразы за завтраком и убегаешь раньше всех, скорее к бюро, к своему кабинету через пару дверей и плотно сидящей на кокосовых ирисках хейди в приемной. ее голос и без того приторный, так еще и запах ее тянучек добавляет сладости каждому слову - не хочется тратить запас своих на ее пустую болтовню. даже заклинания, пусть на то и уходит больше концетрации и сил, ты предпочтешь использовать в невербальном варианте, будто бы ты ограничена в количестве слов за день. хочешь сохранить как можно больше мыслей и емких, точных слов, которые обязаны передать все ему. все важное и произошедшее за день, будущие события, мысли, чувства, переживания и желания.

говорить о желаниях с д.ф. было твоим любимым. даже сравнить не с чем, хотя отдаленно напоминает написанию писем санте до того, как ты приехала в школу. маленькое волшебство в мире магглов. папа всегда отправлял эти письма за тебя: загадочно похлопывал по нагрудному карману черной куртки с карманами, поправлял фуражку того же цвета с шахматным ободком и уходил на работу. а через несколько недель в сочельник ты непременно находила озвученный в письме подарок. магия не меньше. и с д.ф. было также. казалось, что любые желания, выведенные на белом листке, сбудутся. правда, выполнять их чаще приходилось самостоятельно, и превращались рождественские пожелания в своеобразный чек-лист. она упоминает о мелочах, вроде помады, заодно узнавая о его любимом оттенке, о кончающимся парфюме, которого увы больше нет в продаже, о городах, которые хотела бы посетить, и о блюдах, которые желала отведать. говорить о желаниях было в новинку - мама всегда учила никогда и ничего не просить у людей, добиваться всего самостоятельно, потому-то всего один вопрос о том, что бы ты хотела попробовать до своей "большой тридцадки",  поставил тебя в затруднительное положение. так мало всего, что ты попробовала, что и представить новое было тяжело. ты обещала подумать и составить до конца года список того, что необходимо будет осуществить до 28 октября 2007 года. и взяла с него слово тебе помочь в этом. он не обманывал, а точнее, никогда не давал тех обещаний, что не мог бы выполнить. не прыгал выше головы в отношении тебя, не давал ложных надежд, хоть ты и стала желать с начала лета большего. удивительно, как мало понадобилось времени, чтобы начать по нему тосковать.

необъяснимое чувство тоски порой не восполнялось даже несколькими письмами за раз. похожее на желание съесть что-то сладкое, но не определеннуйю сладость, когда ты, ко всему прочему, еще и не голоден. вы не говорили о своих внешностях почти никогда, лишь изредка задавались вопросы об отдельных частях тела. ты поймала себя на мысли, что в вас обоих есть особый интерес к рукам. о пропорциях ладони, проступающих сквозь тонкую кожу венах и родинках на плечах. носишь ли ты длинные рукава или запястья чаще открыты? любит ли он перчатки и мерзнут ли у него руки? он просил рассказать о каждой татуировке на руках, а после рассказала, через пару писем, в постскриптуме заявил, что хотел бы когда-нибудь дотронуться губами до каждой из них. от последней строки письма с пометкой "сорок третье" неописуемая дрожь по всему телу прошла. заставила напрячься всеми мышцами и ощутить на шее такой жар изнутри, будто бы в тебя силком влили пинту бодроперцового зелья, и оно едва не сжигает тебя изнутри. с последней строчки письма с пометкой "сорок третье" ты и осознала, что ты зашла слишком далеко в своем желании найти нового собеседника. грань приличия в одночасье была переступлена тобой, когда ответ но это письмо все же был написан. не в один день, но благо у тебя было время подумать, пока д.ф. был в отъезде. твое письмо окончилось вопросом, и отныне письма делились надвое.

"какую одежду ты охотнее бы снял, чтобы прикоснуться губами к каждой моей татуировке?"

и он ответил не в меру красноречиво, приложив к письму мягкий сверток размером с небольшую диванную подушку. посылку приняла хейли от маггла-курьера, и ты не удивишься, если ты увидела ее содержимое не самая первая. шуршащая бумага и черная шнуровка спешно отправились в урну к старым контрактам, а белая рубашка большего размера еще несколько дней видела за зеркальной дверью в шкафу, и несколько дней подряд ты проводила пальцами по рукавам, борясь с желанием носить ее не снимая, работать, ужинать, спать и принимать ванну в ней. но она была слишком особенной, чтобы тратить на нее обычные дни.

а потому в пятничное 8 июля, когда джордж вместе с фредом младшим отправился в нору на выходные, а ты, если верить твоей лжи, отправлялась с алисией и кэти на этот уик-энд в спонтанную поездку во францию, организованную спиннет для школьных подруг, ты без колебаний отправила в сумку эту рубашку. сняла номер в гостинице travelodge london в 10 минутах ходьбы от того ресторана, хоть и не с первого раза - запнулась на вопросе о количестве спальных мест. преданные подруги, хоть и не до конца были посвещены в твои планы, но все же без лишних колебаний были готовы врать напрополую всем и каждому о своих уик-эндах. рубашку дополняешь легкой юбкой до колен черного цвета и, глядя в зеркало, невольно вспоминаешь школьную хогвартсткую форму. не хватает только красного галстука. отражение в зеркале раздражает. ты пожалела о трехдневной краске от мадам примпернель - выбеленные волосы выглядели ужасающе, и ни одни развеивающие чары не действовали. маскирвока не удалась, и путей к оттуплению не было. а ты боялась ему не понравится, поэтому помедлила у входа в ресторан, задумавшись о том, что можешь быть отвергнута, что желаешь чрезмерно много. сбежать - это казалось правильным,  мудрым и совершенно нпростительным решением. правильно было бы оставить все это за золоченой броской вывеской ресторана, в полсотне писем и снах, где самые смелые желания воплощаются в туманных образах. ты должна была бы сделать это ради своей семьи. но для себя ты делаешь шаг вперед.

billie eilish, khalid - lovely

дрожащим от волнения голосом просишь хостес показать стол и идешь внешне твердой походкой. на деле ноги едва держат тебя, а в какой-то момент одна и правда подкашивается, когда ты видишь своего д.ф. за столом. и у тебя была секунда, чтобы отвернуться и бежать со всех ног, оставив его одного там. была та секунда, когда он еще не видел тебя, и мгновение, когда он еще не осознал, кто ты есть. тогда ты должна была уйти навсегда. сжечь все письма, стереть себе память, сменить рабочий адрес, а лучше сбежать из страны. от всепоглощающего стыда, от осознания тяжести собственного проступка. оно пришло полностью лишь в тот момент, когда в своем
pen pal ты видишь давно знакомого человека. с которым вы оборвали связь уже очень давно по не вполне понятным тебе причинам. но ты не горевала, нет. оливер вуд никогда не был тебе достаточно близок, чтобы утрата общения с ним причинила бы тебе сильную боль. он был лишь приятным воспоминанием из школьных лет, пары лет, в особенности, покрытых ностальгическим флером и приятным детским трепетом. с оливерм не связано ничего плохого в твоей жизни, так от чего тебе так сокрушительно больно?

оттого, что д.ф. стал слишком реальным, слишком близким, что отказаться от него уже было тягостно. оттого, что он должен был быть далек от твоей реальной жизни, от магического мира, от твоей семьи и всех знакомых и друзей. оттого, что теперь все становится слишком сложно. он идет нетвердой походкой к тебе, и боль в душе врывается в тело. а глазах извращенная радость - ты и правда рада ему. тому парню из школы, который вечно твердил о воле к победе и силе духа, тому блистательному игроку в квиддич. парню, который внезапно оказывается настолько близким и нужным, чье прикосновение в щеке должно длиться вечно.

-вуд,- губы в томном улыбке льнут к его руке. нежно касаются их в коротком поцелуя, а рука накрывает его ладонь. ты ее убираешь и тянешь за собой к тому столу, за которым минуту назад сидел оливер. от неловкости удается избавится не сразу. ты вдруг осознаешь, что не можешь до конца осознать, что олли вуд - капитан гриффиндорской команды и загадочный д.ф. - один и тот же человек. и ты не знала, с кем сейчас должна общаться и хочешь ли этого. сомнения стараешься прятать за радостной улыбкой.
- ты здесь уже бывал? - от липкого ощущения ужаса спасает лишь плутливая игра в друзей. вопросы - такие простые и легкие - сыпятся на оливера с поддельным спокойствием, будто бы на встрече старых друзей, на которую кроме вас двоих никто не пришел. он тебе подыгрывает. может быть тоже ощущает подобную тревогу, может быть прямо сейчас думает о джордже.

правую руку буквально прибивает от волнения к твоему телу, а холод с нее не согнать никакими прикосновениями. ты пару раз нервно проводишь по правому плечу, а потом ловишь себя на мысли о том, что не стоит так привлекать внимание оливера, который уже бросил непонимающий взгляд. потому ты и не говоришь о его травме - слишком неприятная тема для вас обоих, но в какой-то момент все шаблонные дружественные вопросы заканчиваются, а ты все боишься, что он спросит с язвительным укором о уизли. одно дело не замечать брака далекой незнакомки, живущей лишь в заглавной букве имени в конце писем, но совсем иначе смотришь на жену давнего друга. так просто было быть другой. узнавать заново и не иметь границ, а теперь столько тем для разговоров между вами закрыто, и ты не знаешь, как преодолеть этот барьер. как перестать видеть в нем вуда.

- почему д.ф.? - вдруг спрашиваешь ты, впервые спустя почти сорок минут бессмысленных аккуратных фраз и ожидания блюд произносишь ты. опускаешь взгляд в тарелку, и, честно говоря, так немного легче, когда не смотришь, - я думаю, нам нужно поговорить. потому что все, что произошло и происходит - это очень сложно, и я не могу просто сделать вид, что все нормально и так, как должно быть, - паста на тарелке совсем не манит, хоть последний раз ты только завтракала в отеле, перечитывая все письма с самого первого, боясь что-то упустить при вашей встрече. в горле стоит ком от тревоги, и ты по-прежнему не поднимаешь глаз, - прости, что порчу аппетит, - ты не знаешь, как и с чего начать, и лишь беспомощно касаешься ладонью виска, прикрывая глаза, - это сущий кошмар, оливер, и я с трудом верю в то, что такая шутка могла произойти с нами. слишком много совпадений, я знаю, но... но мы не можем просто продолжать общаться, - ты говоришь, что должна. как любая хорошая девочка, как любая приличная женщина, но в душе ты просто молишь о том, что он возразил. тебе страшно показать реальные чувства, которые есть к оливеру и которых уже нет к джорджу, ты не можешь быть отвественна за них, и тебе нужна его помощь. только даже сказать об этом у тебя не хватает смелости. куда делась  та безрассудная девочка, готовая всегда рваться в бой и идти только вперед. в какой момент все стало так сложно?

- я хочу это продолжить, и я бы продолжила, не будь ты собой, - рука тянется к его и сжимает  так крепко.ю как только можно, вкладывает в это прикосновение все извинения и сожаления, что только может передать, - я хотела видеть тебя больше, чем чего-либо, но ты не тот, на кого я расчитывала. ты должен был быть никем, просто магглом, не имеющего ничего общего с нашим миром. ты должен был быть безопасным, - в голосе мелькает вина. он оказался не тем, испортил все тем, что он оливер вуд, хоть он и не мог быть никем другим. как же ты ненавидишь его за это, хочешь просто выхватить палочку и стереть всю его жизнь до, чтобы он мог принадлежать только тебе. но ты не можешь. хотя бы потому, что палочку оставила в дорожной сумке.
- а ты вуд. вуд, который взял меня в команду, который отрекомендовал меня макгонагл как капитана после себя. вуд, за которым мы с подругами иногда следили, потому что одна из нас была в тебя влюблена. вуд, с которым мой муж по крайней мере раз в сезон пьет пиво в "дырявом котле" и никогда не зовет девчонок, - ты переходишь на крик на последних словах и бьешь по столу ладонью от злости так, что она начинает гореть от боли, а перечница падает на бок. трусливо так и смотришь вниз на стол, вбок на ноги затормозившего официанта, только бы не на него. ты не вынесешь этого взгляда. ты уверена, он не менее беспомощный, чем твой, потому что он просто не может не быть собой. и это для вас обоих только хуже.

а мысль о том, чтобы стереть себе память, уже не кажется такой безумной.

Отредактировано Angelina Johnson (2020-11-15 21:21:26)

TSOY - позови меня с собой

картинка складывается наконец. маленькие пробелины на шероховатом полотнище с его портретом забиваются нужными красками, а черные пятна - непонятно откуда взявшиеся, без объяснений и причин, наконец меняются и приобретают смысл. ты на удивление много знала об оливере, хоть и не подозревала об этом до непрошеной встречи. вот тебе и правда, за которой ты с азартом заигравшейся кошки гналась. только вот вуд совсем не игрушка, не фантик, небрежно брошенный тебе в игру от вселенной, и ты с горечью это понимаешь. ты ему причинила боли больше, чем самой себе в жалких попытках найти эфемерное счастье. ты отвергала его не единожды, но это были дела давно минувших дней, всего лишь детские влюбленности, безобидные шалости. такая глупость, тебе кажется, любит в шестнадцать, а еще большая глупость отчего-то помнить эти промахи. так и хочется ему прокричать, какое идиотство помнить каждое ее предательство - он говорит об этом так, будто бы она и вправду ему нож в спину вонзала, смеясь.

на деле вонзала в самое сердце, и если верить лирикам ушедшего века, боль от разбитого сердца хоть и не убивает, но заставляет мучиться от агонии умирающей любви. но удары твои оказывались недостаточно верными, точными или сильными, что внутри вуда все еще тепляться детские чувства. непреднамеренные муки, но ведь не обязана ты с ним быть только лишь от страха причинить боль. столько раз на школьных матчах приходилось локти поперек ребер людям вставлять, что всякая эмпатия пропадает к игрокам в квиддич. а он ставит выбор тебе в вину, на счастье лишь не зная обо всех, на кого ты его, как оказалось, поменяла. обхваченное под столом пальцами предплечье отдает легким жжением, когда доведеные до предела нервы вынуждают пальцы впиваться в кожу, но боли ты не чувствуешь. доходишь внутри себя до пика бессильного гнева с помесью недовольства и нетерпения, находишь остатки гордости, чтобы бесстрашно, а главное - молча, взглянуть вуду в глаза за секунду до того, как он пробудет вселит это странное чувство, будто бы все это уже было. он снова склоняется к тебе, только отпрянуть ты не в силах. замираешь в попытке казаться бесстрашной, когда как под ребрами душа сжимается до жалких размеров снитча и вот-вот со снитческой скоростью из тебя выпрыгнет. ногти пуще прежнего и уже совершенно контролируемо впиваются в кожу, в те же продавленные лунки с больным желанием себе так навредить. будто бы слов оливера недостаточно, чтобы ссохнуться от пламенеющей ненависти. боль впрочем тупится где-то далеко, не в силах перебить стоящих гулом слов уходящего мужчины, оставляющего тебе на прощание сигаретный запах, забившийся уже в волосы, полупустую бутылку вина и вину. неуместные каламбуры уходят, когда последняя капля из бутылки заполняет под твоей вялой рукой бокал гораздо выше, чем то рекомендовал бы каждый сомелье. одновременно с бокалом глаза наполняются слезами, и ты топишь в каждом равнодушном глотке всхлипы, так и не вырвавшиеся с полной силой наружу. оставляешь на столе едва влажную белую салфетку и встаешь нетвердо, по привычке проходясь рукой по левому боку, не припрятавшему для тебя на этот раз палочки.

ты для него даже рассталась с магией на этот вечер, так почему смелости просто остаться с ним у тебя не хватило? зато для себя ты совершенно четко решаешь - это была ошибка. которая была тебе нужна, вероятно, но предстоит еще узнать, для чего. ты сидишь, закованная в тревожный кокон мыслей, а затем ожидаемо выходишь на улицу. летняя духота забивала грудь остывающем в ночи воздухом, вынуждая тебя вздыхать так часто и волнительно. а рядом проходит пара, в которой юноша с заботой и неприкрытым желанием угодить спутнице набрасывает на тонкие плечи мужскую куртку.  за углом пара жалких попыток трангрессировать предшествуют тяжелому взгляду поверх голов малочисленных прохожих, скользящему по крышам маггловских домов. нужно идти в отель - думается тебе, когда шум неподалеку привлекает твое внимание. ты ни минуты не колеблешься, ощущаешь этот порыв, будто бы тебя окунули в ледяную воду, чтобы дать возможность проснуться. избавиться от липких оков и бежать вперед, потому что приходит осознание того, что оливер вуд в своих таинственных строках дарил тебе чувств больше, чем все люди вокруг вместе взятые. больше, чем ты могла бы просить. и ты в них задыхаешься, погибаешь, а затем снова возвращаешься с тем живительным глотком воздуха, который слаще верескового меда и бодрее тягучего гватемальского кофе. и ты бежишь к нему, чтобы наконец ощутить все это сполна. не просто быть опьяненной от плоских строк на письменном столе за обедом, а ощущать его сполна.

за терпко-холодный хвойный запах его кожи с горечью табака и пряным вином - в нем будто заточено самое грустное роджество. он так манит и пьянит, и ты не борешься с желанием вжаться крепче с бешеным биением сердца  и лишь удерживаешь слезы. они здесь ни к чему, только все усложнят или испортят - один глубокий вдох помогает утихомирить нутро, но руки все равно мертвой хваткой сжались на его спине, вздрогнувшей раз от твоих порывов. ты не хочешь его слушать сейчас, не в состоянии что-либо решать или думать, шепчешь полоумно и едва различимо  "замолчи" через каждое его слово, когда он заставляет тебя смотреть в его утомленные и молящие глаза.

- я не оправдаю твоих надежд, - она вновь, как в первые секунды встречи, касается губами его горячей ладони и выдыхает тяжело и неровно. прикрывает глаза на пару секунд и снова поднимает взгляд, - я не могу обещать тебе всего, что ты бы хотел, я не могу быть твоей полностью, ты понимаешь это? - больно снова сказать ему нет, больно рубить саму себя по сердцу, отказываясь от него. борьба морали с собственным отчаянным желанием быть счастливее, чем сейчас. ты не думала тогда, пять лет назад, что будет так паршиво. рука сжимается на его шее, ты так жадно всматриваешься в его лицо, стараясь найти в нем отрицание твоих слов.
- скажи, что ты хочешь? подумай хорошенько, ведь все, что я дам тебе, это вечер где угодно и достаточно далеко от всех прочих людей. и это будет постоянно причинять тебе боль. и мне.

а ты ее не заслуживаешь вуд, и без того наглотался яда.
он либо законченный безумец и идиот, либо ты и правда значила для него слишком много. и кажется так было всегда, ты уступала только квиддичу в этой гонке за внимание оливера вуда, а теперь стала ее безаппеляционным победителем не прося этот трофей. ты целуешь его жадно и жгуче, потому что выносить его слов просто не можешь. вкус предательства на губах оказывается столь незначительным по сравнению с дурманом в голове от влюблнности. тебе может быть до ужаса стыдно завтра или даже через пару часов, но ты готова поступиться совестью сегодня. может быть оттого, что тебе нечего терять? ты тянешься к нему, выдыхаешь в губы неровно и касаешься рукой талии, сжав ткань от переполняющих эмоций, тянешь оливера слгка ниже к себе. отстраняешься от его губ, чтобы прикоснуться к щеке и вдохнуть снова тот дурманный запах его кожи и намеренно тихо и томно произносишь у его уха, едва касаясь:

- я остановилась неподалеку в travelodge, буквально за углом позади меня. ты увидишь это здание, - ты не боишься говорить, что у тебя на душе, в конце концов, с ним в письмах ты всегда могла делиться своими желаниями. да и не стоило врать себе о том, что ты не такая и что никаких усилий для полировки своего внешнего вида не было приложено - ты ведь даже выбрала ту одежду, кторую он охотнее бы с тебя снял. и вопрос почему именно эта рубашка, которая теперь, как ты можешь понять, принадлежала ему, задается по десятиминутной дороге до номера. он не снимает напряжение между вами, скорее наоборот, горячит больше прежнего. вуд сдержан, вы не прикасаетесь друг к другу, даже не держитесь за руки. только когда ты задерживаешься перед дверью в номер в пустынном коридоре, оливер склоняется к шее, убирает волосы с напряженного плеча и касается губами неприкрытого рубашкой участка смуглой кожи. это совершенно не помогает тебе в поиске ключа в сумке, но ты все же продлеваешь этот момент. прижимаешься после полушага назад к его телу, склоняешь голову к его плечу и касаешься его левого запястья, призывно поднимая его руку к своему животу. он обнимает тебя, и вы стоите так несколько мгновений, прежде чем переступить порог комнаты, укутанной уютным мраком завершающегося дня.
ты снова его целуешь за захлопнувшеся дверью - не так требовательно и горько, как на улице, скорее просишь молча немного времени. гладишь его щеку и касаешься пальцем губ, легко улыбаясь своим мыслям.

- душевая слева, - он скрывается за дверью, а ты избавляешься от туфель, оставивших на твоих стопах выразительные красные следы, и идешь спешно к балконной двери, распахивая и впуская лондонскую ночь в комнату. темные шторы слегка задергиваешь и лишь легкий тюль под потоком воздуха вздымается вверх, не пропуская полностью слабый свет уличных огней. тяжелые серьги ложатся в ящик и вслед за кольцами, в том числе обручальным, задвигаются в прикроватную тумбу, а ты продолжаешь в ожидании смотреть на мрачную зелень деревьев и раз за разом прокручиваешь в голове каждый поцелуй.