[indent] Отвратительный запах сожженного лука тут, кажется, въелся не только в стены и мебель, но и в посетителей заодно. Разбавленное кислое пиво на языке оседало неприятным осадком, оставляющим послевкусие в виде рвотных позывов, а может дело просто было в том, что в него просто не лезла уже четвертая пинта подряд, да еще после вина и какого-то рома, который ему подсунули несколько навтов, ушедших в увольнительную, пока их судно стоит пришвартованным в порту. Когда-то давно он мечтал, что уплывет вместе с навтами, запрыгнет на их корабль и отчалит от этих берегов, только его и видели, навсегда позабыв об этом месте, об этих улочках и о том, что был когда-то Орсэем, возьмет себе новое имя, менее помпезное, более короткое, научится вязать узлы, ставить паруса и определять по ветру, сколько до земли осталось. И никогда более, никогда не вернется обратно в Серену, от чьих узких улочек, пропахших плесенью и мочой его уже тошнит нещадно.
[indent] Константин растирает усталое лицо свободной от кружки ладонью, надавливает на глазные яблоки из под прикрытых век, чувствуя, как тяжесть наваливается и пол с потолком медленно плывут. У него разбитые костяшки саднят очень сильно и он правда не помнит обо что или, еще лучше, об кого он их разбил. Да и не хочет вспоминать, если завтра к резиденции придут новые плакальщики, что расскажут о его очередном приключении, то в любом случае сам все узнает, возможно от Курсийона, что будет его отчитывать, возможно от отца, что вновь попытается за такое с грязью его смешать, а может и от кузины, у которой в голосе будет та самая пресловутая жалость.
[indent] Он ненавидел, когда его жалели.
[indent] Но сейчас всего этого нет, оно исчезло в этом отвратительном запахе и гомоне голосов, громком смехе и чьих-то спорах. В углу какой-то наемник монетной стражи подскакивает с места, так что стул грохается оглушительно на пол, отзываясь в голове, взмахивает руками и кидается с кулаками на того, кто сидел напротив, карты летят во все стороны, со стола и из рукавов, король пик прилетает прямо за его испачканный стол, чуть ли не под руку, суровое и расплывшееся лицо с карты смотрит осуждающе, Константин щелчком пальца отправляет его подальше от своего стола, пусть свои молчаливые нотации читает в другом месте, у него и без него своих уничижителей полным полно. Окружающие на драку не особо так обращают внимание, только трактирщик кричит, так что толстые мутные стекла дрожат, что выкинет их обоих, но перед этим они ему стоимость всего ущерба возместят вдвойне, на ходу пихая локтем какого-то громилу, чтобы словам своим вес придать. Константин убирает вытянутые ноги с прохода, чтобы не мешать и все так же безразлично рассматривает мелкие пузыри по краям кружки.
[indent]  — Они перекрыли улицу... еще одну. Говорят, там теперь трупы будут сжигать.  — Травожный шепот перекрывает общий ор, он куда как более интересней, чем очередная порция ругательств, которые оппоненты изрыгают друг на друга и Константин откидывается назад, голову запрокидывая и рассматривая грязный в копоти потолок, прислушиваясь в разговору позади себя.
[indent]  — Просто замечательно, эта улица прямым путем вела к северным воротам. Они просто перерезают путь и закупоривают город.  — Второй голос был надрывным, хрипящим, словно воздух со свистом выходил из глотки говорившего вечнобольного.
[indent]  — Зачем?  — трактирщик, наконец, смог разнять дерущихся по ту сторону и все поутихло, довольный представлением народ вновь рассаживался обратно по местам, получив свою порцию хлеба и зрелищ.
[indent]  — Чтобы никто не смог уйти, конечно же.  — Константин закидывает ноги прямо на стол, все-равно он грязней не станет и отрывает передние ножки стула от пола, балансируя на задних.  — Я говорил с хикметским аптекарем, малихор не проявляется сразу, он может ждать неделю или даже две, прежде чем появятся первые симптомы, а за это время можно заразить не только себя, но целый квартал. Возможно уже весь город болен, просто этого не знает и тогда...  — голос становится надрывней, испуганней,  — проще нас тут всех запечатать и просто дождаться, пока передохнем сами собой.
[indent]  — Бред!  — собеседник пытается доказать, что это не по человечески, так народ бросать, но тут бы уже Константин мог поспорить, его отец в первую очередь делец, а только потом уже человек и все прочие качества, коими наделяют людей, дабы они казались лучше. И жители бы точно заметили, если бы внезапно из города стали бы утекать активы и товары, ведь их бы спасали в первую очередь, а не людей, что, как известно, товар заменяемы. Орсэй старший так долго и упорно это впихивал ему в голову, что они в первую очередь торговцы, а потом уже все остальное, что между человеческой жизнью и выгодой нужно выбирать второе, что аж зубы сводит и тошнит уже далеко не от количества выпитого алкоголя.
[indent] Константин устал брыкаться, на самом-то деле, устал пинаться и сопротивляться происходящему. Если раньше он поднимал громкий крик по поводу того, что ему не нравится, то сейчас все чаще лишь только соглашается, нацепив на себя дежурную улыбку, в мыслях думая, чтобы делали что хотели, лишь бы от него отстали со всем этим. Не всегда, конечно, его бунты никогда не заканчивались, просто теперь они менее масштабные и затрагивают отныне только его фигуру и так в глазах окружающих на самое дно опустившуюся. Трактирщик прекрасно знает, что у него тут сидит сын князя Орсэя, но пока Константин не буянит и не лезет в драку, ему плевать, пусть хоть до посинения глаза себе тут заливает, лишь бы платил исправно за алкоголь, крайне низкого качества, нужно сказать, зато пьянит лучше самого дорогого бренди, от которого пахнет клопами за столь малую цену.
[indent] Константин прикрывает глаза. Сейчас самая главная схватка между ним и его рвотными позывами.
[nick]Constantin d'Orsay[/nick][status]ваши боги мертвы[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/e7/78/1091/140632.gif[/icon][sign]
Город сводит с ума, заглушает песню твою.
Город тебе отомстил. Прощай, мой последний друг![/sign][fandom]greedfall[/fandom][char]Константин Орсэй, 21[/char][lz]В шаге от порога средоточие порока, ходят слухи, что люди разгневали всевидящее око бога.[/lz]

Отредактировано Anduin Wrynn (2020-12-29 21:53:17)

OST

[indent] Въедливый запах алкоголя и чего-то кислого, в носоглотку забивающего, перемешивается с удушливым ароматом цветов, розы и магнолии, рвотные позывы вызывая. У Константина нюх всегда хороший был, даже слишком, "аристократический" - как любят выражаться, когда знатные дамы и господа надушенными платочками нос закрывают и претворяются, словно эти запахи ранят их чувство прекрасного посильнее пинка под задницу. Он же головой только ведет, а может его уже просто мутит достаточно от этого разбавленного пива, в которое доливают браги, чтобы в голову сильнее било и чтобы народ еще заказывал. Окружающие заняты своим - окружающим на него наплевать - это знание душу греет достаточно хорошо, среди рабочих и толпы навтов, что на следующее утро отчалят на своих кораблях, среди тех, чья жизнь крутится вокруг чего-то мимолетного, но такого приземистого, он растворяется, становится ничем, без взглядов оценивающих каждый шаг и слово, без возможности претворяться тем, кем не является.
[indent] Рядом оказывается официанта, подперев голову кулаком она начинает о чем-то щебетать, о чем точно и сказать нельзя - в этой какофонии все звуки смешиваются, а алкоголь не способствует более ясному пониманию происходящего. Сегодня Константина одолевает хандра, а может, усталость. А может, как многие опасаются, он уже болен малихором и черная как гуталин кровь уже с трудом проталкивается по венам, пока сам он задыхается, уже в гробу, но пока еще не осознал этого. Его похоронят помпезно и с почестями, запрут в склепе, вместе с остальными Орсеями, что не дожили до этого дня и забудут, так что только в каком-нибудь темном углу и останется его портрет и только. От таких мыслей становится еще более тоскливо, они весь разум заполоняют.
[indent] Знакомый голос заставляет приоткрыть один глаз, кузина нависла над официанткой и втолковывает ей что-то, как обычно растягивая сладкие речи. Однажды кто-то из придворных сказал, что родись она принцессой вместо Константина, то его отец был бы намного счастливей. Он даже в этом не сомневается, в отличие от него, кузина умела производить на людей впечатление, даже если была одета далеко не в яркие наряды двора.
[indent] — Просто.... думаю. — Константин грустно смотрит на опустевший стакан, на дне которого плескается грязный осадок. Он и сам понять не может, о чем же думал, мысли словно блохи на сковородке скакали, от чего-то неимоверно важного, до чего-то крайне незначительного. Горло сжала тошнота, но он все же поднял голову, улыбаясь Де Сарде хотя бы так. — Я извинюсь перед тетей, обещаю. И перед Куртом... хотя перед ним бесполезно.
[indent] Иногда казалось, что их учитель по фехтованию был скалой, такой же твердой, непоколебимой и абсолютно бесчувственной, а иногда в нем просыпалась квохчущая над цыплятами курица и он начинал кружить над ними, недовольно ворча, что за это ему не платят. Когда он был более юным, то это даже казалось очаровательным, чужое беспокойство о нем, пусть даже от людей, которые по сути своей, ему никто, согревало. И ради мимолетного участия он готов был прощать многое... пришлось несколько раз обжечься, чтобы научить себя так легко не доверять другим, а улыбки и тревожно-обеспокоенный взгляд, который участливо кидали, не принимать за чистую монету. Словно на извечном маскараде, за очередной маской дружелюбия рассмотреть нечто настоящее.
[indent] — Еще несколько улиц перекрыли. — Константин внимательно смотрит на кузину, пытаясь понять, волнует ли ее это или нет - жизни других, тех, кто сейчас в этой таверне собрался и за ее стенами, те, кто может так легко исчезнуть и быть спаленными в мешках у канала, чтобы не распространять заразу. В последние дни ему снится один и тот же сон: малихор внутри него, он пожирает изнутри, медленно убивает, лишает его нюха, обоняния, зрения, в конце осязания и он остается один в темноте, наедине с болью. Только он и его собственная боль... — Не помогают ни хикметские лекарства, ни телемские молитвы, куда не пойдешь - везде одно и то же. Народ страдает, неважно, бедный или богатый, а сильные мира сего не могут ничего сделать. Тебе не кажется это... показательным? — сын князя слабо улыбается, взмахивая рукой и отклоняясь на стуле назад еще сильней, так что ножки жалобно заскрипели. — Отец всегда учил нас, что мы лучше остальных, что мы родились такими и по праву нашей крови должны быть достойней любого другого, но на деле... когда сила, настоящая сила, вторгается в нашу жизнь, все эти важные и достойные дрожат, словно испуганные дети.
[indent] Возвращается официантка, держа в руках две кружки с местным фирменным пивом, от запаха которого где-то в желудке начинает медленно скручиваться ком, грозящийся вырваться наружу. Константин мило ей улыбается, протягивая деньги, намного больше, чем положено, таким образом давая понять, что на этом их милые беседы закончены. Девушка недовольно надувает губы, впрочем, ничего не говорит, скользнув взглядом по его кузине и уходя в поисках других приключений с другими завсегдатаями. Константин знает, о чем она подумала, многие распускают сплетни и похуже.
[indent]  — У меня сегодня достаточно грустное настроение для подобных развлечений, если ты не заметила.  — Он вновь все внимание возвращает на Де Сарде. — Я не хочу сейчас возвращаться во дворец, прямо чувствую, что сделаю что-то.... не так. Давай лучше посидим тут, только ты и я. Как когда-то давно... помнишь?
[indent] Эти воспоминания словно не его - чужие, отголоски разума, что еще надеялся если не на счастливый конец, то хотя бы на что-то спокойное. На мир, в котором для него найдется место, где он не будет ненужной деталью огромного механизма по сути своей не делающей ничего путного для общего блага.
[nick]Constantin d'Orsay[/nick][status]ваши боги мертвы[/status][icon]https://i.imgur.com/ccrcCDY.gif[/icon][sign]
Город сводит с ума, заглушает песню твою.
Город тебе отомстил. Прощай, мой последний друг![/sign][fandom]greedfall[/fandom][char]Константин Орсэй, 21[/char][lz]В шаге от порога средоточие порока, ходят слухи, что люди разгневали всевидящее око бога.[/lz]

[indent] Общая какофония врывалась в сознание, гомоном, нестерпимой бурей, смывающей все собственные мысли. Так что чужой смех, пьяный и больше схожий с ишачьим криком, забирался в сознание, перекрывался пьяным гомоном, заторможенными речами, в которых там много пауз. Окружающие пытались в алкоголе топить собственные мысли точно так же, пытались убежать от реальности, в которой пахнет сладким трупным запахом и палеными волосами. Пытались отделаться от вида птичьих клювов чумных докторов с огромными стеклянными глазами, за которыми не видно лица. И конечно же от вида кораблей, что увозили поселенцев в новый свет, где, если верить, настоящие чудеса творятся, в том числе и то самое лекарство от ужасной болезни. Порой казалось, что малихор выел у людей остаток мозга, если они и взаправду верят в какое-то чудо, находящееся за океаном на таинственном острове. Но, с другой стороны, что им еще остается делать, если не верить в нечто неизвестное, ежели уж не помогли ни современные исследования, ни магия и жаркие молитвы.
[indent]  — Она сильная, я знаю. — Константин слабо улыбается, самому себе это кажется очень натянутым, но что еще делать. Он знал, что кузина любила свою мать, а тетушка любила ее. Те самые теплые отношения родителя и ребенка, что со стороны были такими желанными для него, но такими далекими. В некотором роде он даже завидовал кузине, за то, что получала поддержку и любовь, ту самую, которой он никогда в своей жизни и не знал. Ту самую, которую мог только наблюдать со стороны, рассматривая, словно неведомого зверька, с интересом поистине детской и точно такой же обидой. Кажется, после стольких лет, он так и не вырос…
[indent] — Это особый талант, отточенный за годы хождения по кабакам и самым злачным местам. — Он подмигивает Де Сарде, прежде чем опять зарыться в кружке, разбавленное пиво отдает чем-то кислым, ухает в абсолютно пустой желудок, отдает привкусом чего-то давно испорченного. На замечание об отце, он только машет рукой, как о чем-то незначительном. — Как будто он хоть когда-то был мной доволен. Честное слово, скорее пророк опять воскреснет, чем мой отец проявит к своему единственному сыну хоть каплю отеческой любви.
[indent] Это больше не звучит так горько, как много лет назад. Когда Константин еще пытался получить его любовь и уважение, хотя бы мимолетный взгляд. Он ненавидел того мальчика за эти ничтожные и жалкие попытки добиться любви, подобострастие по отношению к низкому и отвратительному человеку, но что взять с ребенка. Ему следовало стать самым лучшим во всем, но, к сожалению, принц обнаружил одну очень гадкую особенность - лучшим он не был, ни в учебе, ни в других дисциплинах. Курт постоянно чесал затылок и повторял, что его ученик делает все нормально, сойдет, десятки точно таких же делали точно так же, вот только для его отца подобная констатация способностей сына казалась чем-то унизительным. Настоящий наследник должен быть лучшим абсолютно во всем и никаких компромиссов в данном вопросе не намечалось.  Константин знал, прекрасно, что он не станет таким же талантливым, как и его старший брат, таким же сильным или умным. В детстве это очень сильно обижало, заставляло сердце сжиматься в отвратительной боли и он правда ненавидел брата, которого никогда в своей жизни не знал, за то, что отобрал любовь, которой никогда пользоваться не сможет, потому что умер, так и не став тем, кем следовало, чтобы его, Константина, наконец-то оставили бы в покое. Почему бы мертвым не оставаться просто телами, нежели постоянным примером его собственной неполноценности и некомпетентности?
[indent] Кошмар. Насколько же он жалок.
[indent] Константин залпом выпивает кружку, громко ей о грязный стол стукая.
[indent] — Ты просто не понимаешь всего плана, — он стучит пальцем по самому краю глиняной грани. — Так намного проще опьянеть. К тому же, меня теперь так просто не запустят в погребы после последнего приказа отца. — Пришлось вновь откинуться назад, ножки скрипнули, но выдержали. — Я помню все это, конечно… мои самые счастливые воспоминания. Мои единственные счастливые воспоминания… всегда с тобой. Только с тобой...
[indent] Многие считали, что Константин должен ненавидеть кузину, точно так же, как где-то в глубине души ненавидел и своего давно умершего брата, но, если честно, он просто не мог. Даже не смотря на все старания отца, постоянно намекающего своему отпрыску, насколько Де Сарде больше соответствует его представлениям об идеальном наследнике. Она была лучше его - во всем - к чему пытаться отрицать очевидное? Даже в том, как относится к окружающим - как относится к нему. Он просто не мог ненавидеть единственного человека, готового ему дарить  хоть какую-то любовь, заботу, хоть какое-то ощущение семьи, настоящей и теплой. Даже если с его стороны это выглядело действительно жалко.
[indent] — А помнишь, мы как-то собирались сбежать и жить в лесу, но все закончилось на попытках построить свое первое жилище и та хижина грохнулась прямо на нас из-за обилия веток на ней? - Константин слабо улыбнулся, прикрывая глаза. - А Курта заставили нас искать и ему пришлось прочесать весь лес и когда он это делал - его погнал кабан, причем, прямо на нас. И как мы все втроем от него потом удирали.
[indent] Константин тихо рассмеялся, давние теплые воспоминания грели его лучше, чем алкоголь, плескавшийся в желудке.

[indent] Чума забилась в ноздри, запахом разложения, удушающим и выворачивающим наизнанку, сладковатым гниением, стерильными нотками окуривателей, кислым алкоголем и оттенками горелой плоти и древесины. Серена превратилась из просто города, заполненного людьми, в чумник, где сгружают трупы. Там, где раньше росли цветы, теперь лежат завернутые в парусину тела, которые пойдут в костер, возможно, если хватит дров, если не пойдет очередной протяжный дождь, под которым разбухшие тела продолжат гнить, весь свой трупный яд сливая в канавы, и так заполненные лишними людьми. которым не досталось в конце концов даже права погребения по-человечески. И только жирные, отъевшиеся на трупах крысы, будут сновать туда-сюда, выбирая куски посочней. Серена оскалила свое болезненное изуродованное лицо, которое отчаянно пытаются припудрить высшие чины, продолжая организовывать балы, словно ничего не происходит, словно можно игнорировать смерть. Его отец делает вид,словно бессмертен, а в глазах читается неотвратимый страх, потому что болезнь не разменивается на сословия и малихор может просочиться в его вены черными миазмами и густой, застоявшейся кровь.
[indent] — Ох, какая разница, —  он раздраженно машет рукой, словно отгоняя надоедливую муху. — Сколько бы я не старался, никогда не стану даже и на йоту ближе к тем идеалам, которые он выстроил в своем сознании в графе идеального сына.
[indent] Никогда не станет таким же прекрасным, как и покойный старший брат - почивший крайне подозрительной смертью, но никто такого вслух не скажет, а вместо этого произнесет какую-нибудь завуалированную обиду. От объема лести и уколов шипастых начинает болеть голова, ему абсолютно не хочется строить витиеватые предложения, складывать из них подобострастную ложь, которая должна удовлетворить чужое эго и ожидания человека, в глазах которого он никогда не будет достаточно хорош. Он старался, в детстве, правда, вытягивал из себя все жилы, лишь бы заработать хотя бы крупицу любви, протягивая вперед руки и прося ласки, натыкаясь на холодные колючие стены, что оказались очень болезненными, если сравнивать с тем, что он видел со стороны, с обращением настоящих родителей по отношению к своим любимым детям. Константин никогда не был любим ими, наверное потому обида превратилась в презрение с двух сторон. Нет человека, которого бы он презирал больше, чем великий князь - его отец.
[indent] — Мы можем подкупить капитана какого-нибудь корабля, — он подмигивает Орианне, — и он отвезет нас на этот остров, который не так давно открыли. Говорят, там настоящие чудеса происходят и живут звери, которых не должно существовать. А еще там есть магия! Не такая, к какой мы привыкли, другая, с ее помощью можно говорить с животными. И еще что-то… уже забыл.
[indent] В последнее время только и разговоров, что об этом острове, Тир-Фради, если ему не изменяет память, Телема и Альянс наперебой кинулись на него, побыстрее расселяясь и расставляя свои границы, продолжая спорить и ссорится, как они обычно это умели. Отец же только внимательно следил за ними, выжидал. Словно и сам пока не понимал, что делать с этим открытием. может, их дружелюбные соседи решат изничтожить друг друга на острове, где нет по сути ничего, кроме сказок. Сказки всегда были неотъемлемой их частью, только и они, в итоге, остались, в этих чумных землях.
[indent] Кто-то из захожих решает устроить бучу и попытаться обдурить монетную стражу, а может у этих дуболомов сегодня было крайне взрывное настроение и они выбрали себе в жертвы доходягу, которому крайне не повезло попасться им под руку. В любом случае, это могло бы пройти мимо них, тут постоянно бьют друг другу морды - в этом есть небольшой шарм, который сам Константин был крайне очарован, но, увы, кузина решила поиграть в дипломата, в очередной раз, вмешиваясь в спор, а он не успел толком перехватить ее, только рука мазнула по пустому пространству, где мгновение назад как раз сидела де Сарде. Константин тяжко застонал, закатывая глаза к грязному потолку - и это еще его она сейчас упрекала в проблемности, в то время, когда сама себе нашла приключений. Константин вздохнул, допивая остатки своего кислого пива, вставая из-за стола и обходя спорящих по кругу, покуда кузина пыталась взять их харизмой, очень плохое решение для тех, кто живет в казарме, а обществом себя окружает либо таких же дуболомов, либо проституток. Константин расплачивается за бутылку виски, после небольшого осмотра удовлетворенно кивая, хорошего для этой дыры, выдержки долгой, а еще очень тяжелой. Мгновение и бутылка приземляется прямо на темечко одного из стражников, что в помещении сняли свои металлические головные уборы себе же на зло. Стражник удивленно икает, прежде чем завалиться с грохотом вперед.
[indent] — Какого хр… — второй не успевает договорить, кабацкие драки научили Константина лишь одному - бей первым, Курт научил второму - бей правильно, всем туловищем, вкладывая весь свой вес в удар. второй отшатывается, хватаясь за нос и тряся головой. Возиться с третьим времени нет, он занят тем, что пытается из ножен достать свой ржавый меч, при этом матерясь. 
[indent] — Бежим! — Константин хватает кузину за руку и резко дергает на себя, бежать к выходу долго, вместо этого он толкает ее к раскрытому окну, который демонстрирует прекрасный вид на стену соседнего дома, толкая де Сарде в раму и сам перемахивая через нее. Под ногами столп пыли и несколько крыс с возмущенным писком разбегаются в разные стороны. Он переплетает ее пальцы со своими сжимая крепко и дергая за собой, кто-то позади бранится со всей силы и обещает кару неимоверно красочную. — Удивительно, и это еще я создаю проблемы!? Что тебя вообще дернуло влезть?
[indent] Об этом получше он подумает потом, когда они сбегут отсюда. А пока и правда следовало бы уносить ноги. Удушливо сладковатый запах ощущается еще сильнее, тут, на улице.

[indent] Сын и прямой наследник должен вести себя достойно.
[indent] Эти слова раскаленными гвоздями впиваются в разум, с нажимом надавливая изнутри чувством вины и собственной неполноценности. Он привык быть разочарованием с того самого момента, как на крышку гроба насыпали земли, вперемешку с алыми цветами, колокольным звоном оглушающим вбивая в его сознание, что но теперь единственный. В тот самый момент, когда все эти взгляды, до того момента абсолютно равнодушные, обратились к нему, словно впервые видели. Когда холодные глаза отца скользнули по нему и тысячу тонких игл под кожу словно вогнали, давая понять, что с этого момента Константин самая главная проблема.
[indent] Недостаточно хороший.
[indent] Слишком ветреный, не очень умный, совсем не складный, благо что мордашка более менее нормальная, конечно, не такая, какая была у старшего брата, да и харизма где-то на нуле. В общем вложение крайне невыгодное, не особо значимое, да только выбора более нет. Мать елейным голосом говорит, что все будет хорошо, если Константин постарается, но дело в том, что не желает он стараться, он пытался заслужить эту любовь, до слез, до хриплой истерики где-то в темной комнате, пока никто не видит, он так пытался быть идеальным, что в какой-то момент перестал ощущать самого себя, как будто издалека, смотря на собственное тело как на что-то крайне неприятное и отвергаемое. Он научился ненавидеть себя так, как никто другой не мог, даже отец, испытывать к себе презрение поистине всеобъемлющее к каждому своему действию и движению, в зеркале рассматривая истинного монстра, что тошнота к горлу подкатывала.
[indent] Он бы сам никогда не научился любить себя вновь, это как откопать тот самый труп, вытащить его из гроба и водрузить всем на обозрение, делая вид, что он все еще жив. Но де Сарде напомнила ему, что вообще значит любить, что значит быть привязанным к кому-то, желать быть ближе, радуясь чужим успехам, возможности прикоснуться этому хотя бы стороны, восхищаться, ребенком хлопая в ладоши, вспоминая, какого это - радоваться жизни, любить ее.
[indent] От долгого бега грудь больше не сдавливает болью, не бьет под дых кулаком в латной перчатке, Курт позаботился об этом, муштрой, столь знакомой для любого из монетной стражи, князь Орсэй отдал достаточно золота, чтобы научить отпрыска хотя бы тому, как постоять за себя, ноги несут быстро под чужую брань где-то за очередным поворотом; можно петлять, можно выискивать темные углы, запутывая мышей в лабиринте из чумных улиц, но многие перекрыты, заколочены, там, где раньше была просторная проходная сейчас полусгнившие доски из-за которых видны белые плащаницы и красные знамена, что тут больше никого в живых не осталось.
[indent] В повозке воняет чем-то слежавшимся, солью и водорослями, мышиным пометом у самого днища, а накинутый сверху брезент и того хуже. Константин утыкается носом в камзол де Сарде, от которого пахнет парфюмом и недавней чисткой, княжескими вещами, не привычными в забытом порту, в затхлой повозке. Он прижимается сильнее, стараясь не прыснуть от смеха и не выдать их местоположение и чужое тепло согревает, напоминая, что даже на этой проклятой всеми богами земле осталось еще хоть что-то хорошее.
[indent] Она извиняется, а Константин смеется, поправляя растрепавшиеся волосы, звонко, так что кто-то мог бы услышать, не уйди отсюда их последний преследователь, а морякам и подавно оказалось плевать, по крайне мере тем, что все еще оставались в порту.
[indent] — Теперь только в таверну ходить и будем. — Константин продолжает смеяться, щуря глаза, она перед ним растрепанная, раскрасневшаяся от долгого бега и от чувства опасности у самого горла, смотрит так повинно, словно сама является создателем всех проблем, а не тем самым идеальным дитя, о котором так явственно грезил князь, смотря словно на очень полезный и крайне мультизадачный инструмент. Константин не умел так на нее смотреть, он не мог видеть соперника, имеющего все, чего не было у него, не мог заставить себя ревновать остальных к ней, наоборот, все чаще замечая, что это их он не хочет видеть рядом с той, кто слишком хорош для окружения клубка ядовитых змей.
[indent] — Что бы я делал без тебя, дорогая кузина, наверное, умер бы от скуки в застенках двора. — Иногда, всего на мгновение, словно яркой молнией оглушающее окружающее пространство, он думает о том, как же жаль, что они родственники, что единственное возможное он может получить - это объятия семейные и ничего более. Но просветленный говорит, что даже за такие мысли можно отправиться прямиком в ад и гореть на вечном костре, а общество, что в этом есть нечто грязное и порочное, так что Константин просто замирает, сметает эти мысли туда же, где вечное раздражение на отца, холодность матери и презрение окружающих, то самое место, где прячутся все его демоны - в этом месте таким мыслям самое место.
[indent] Константин фыркает, поправляет растрепавшиеся волосы и пытается сморгнуть накатившую апатию, алкоголь выветрился и от этого становится слишком тоскливо. Возвращаться смысла нет, опять наткнуться на тоже самое еще и с лихвой, так что остается только обратно во дворец, туда, где черными тучами собралось все самое ужасное.
[indent] — Нам пора… кажется, на меня давно уже не орали и не напоминали о том, насколько я бесполезен. — Это не должно было звучать настолько горько, но все же прозвучало. Тяжкий вздох из легких выпускает весь воздух. — Как бы мне хотелось стать кем-то другим, изменить все это. Получить то… чего я желаю…
[indent] Теперь это и правда было похоже на скулеж, Константин только головой мотает из стороны в сторону, пытаясь мысли эти выбить, неправильные, дурные.