[icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/e7/78/1025/676483.png[/icon][indent] Во снах Саския остервенело вгоняет наконечник кинжала в чужую грудь:
меть глубже, не жалей, и польётся наружу не кровь, а чёрная премерзотная жижа — настоящесть, говоря вольно.
[indent] Самый непреднамеренно выпяченный страх любого правителя — страх быть обманутым. Потерпеть предательство, что ляжет семенами, из которых — спустя года, а может и недели — взойдёт горькое поражение. Саския не боялась, рубила с плеча, говорила от сердца. До поры до времени это действовало на Верген словно гипноз.
[indent] На Саскию же действовал гипноз другого толка.

[indent] Филлипа допустила роковую ошибку и кинжал оказался обоюдоострым: пленённая полным контролем, она обозревала картину едва ли лучше Саскии, чей разум затуманила магией.
[indent] Народ избрал вергенскую деву не в последнюю очередь благодаря тому, что она отчаянно полагалась на силу. Выбирая её, они не думали о том, насколько она проигрывала всем соседям в дальновидности, — они любовались её силой. Они жаждали её, не разглядев источник практически былинной подоплеки, — а Саския не жалела: много было той силы, слишком много, и она делилась ей, как привыкла делиться всем на свете.
[indent] Эйльхарт слыла хитрейшей и потому ни одну из сил не воспринимала всерьёз.
[indent] Обе проиграли свои битвы ровно в тот момент, когда каэдвенцы подступили к границам Аэдирна — Саския лишь немногим позже. Мечты о власти — будь то благодетель или одержимость — обернулись несбыточностью. Несбыточности полагалось быть отомщённой, она должна была обрести своё место кинжалом в чьей-то груди. Но Саския не успела.
[indent] Отмщению обманутого правителя полагается быть страшным, горячечным. И ошибочным.

[indent] И даже после всех переворотов да переделок Верген остался способен дышать. На целую весну ужились в нём, как Саския и мечтала, и люди, и эльфы, и краснолюды.
[indent] Она была одержима этой идеей. Если понадобится, говорила она себе, мы займём любую равнину, горную хребтину, долину, что придётся нам по вкусу. Тремя пальцами в краске по обрывкам атласной ткани — наш флаг, наша кровь, наша граница. Неважно, окружит ли нас лесная чаща, окружат ли нас камни или пахучие степи. Везде найдём приют, если останемся едины.
[indent] Так говорила она себе.
[indent] А премерзотный жидкий смешок беспокоил всё внутри. Наивностью города не берут, милая.

[indent] Шли за ней эти равные люди, эльфы и краснолюды. Полозом тянулись скрипучие телеги, оставляя борозды, тащились мешки по земле — едва ли больше сотни душ наберётся. Голодные и грязные недобитки войны. Шли за ней, липли к их лицам жирные мухи с ноготок, липло комарьё и липла пыльца. Чихали, кашляли, матерились. Искали новый дом, стало быть.
[indent] За спиной остался Верген. Пережил он северную дележку, пережил он хитрость и обман, а вот армию, в несколько раз бьющую численность всех, кто находился в распоряжении Саскии, не пережил. И шанса не было. За одну ночь их мечты о свободных землях Нижней Мархии треснули под нильфгаардской поступью.
[indent] Саския билась рядом со всеми. Раскинула крылья, обратила небеса в гарь. И этого всё равно было недостаточно.
[indent] В тёмный рассвет она что-то клятвенно обещала вернуть, плевалась проклятиями, по виску бежала кровь, а голова нездорово отдавала жаром.
[indent] Бойтесь дракона в обличье девы.

[indent] Теперь беспокойно спящий в слабом теле дракон мерно раскачивается в седле, из груди, как из жерла, гляди вот-вот запышет огнём. Но сил нет, ни капли из, казалось, бесконечных хтонических запасов. Краснолюды поодаль рявкают и вскидывают пальцами, стоит волне беспокойства прокатится через общий строй. Саския поднимает внимательный взгляд на деревья, словно каждому стараясь вглядеться в глаза. Она знает, кто обитает в здешних лесах. И чьи стрелы, вероятно, полетят в их рёбра.
[indent] Знает, кто расставляет ловушки, мажет стволы смолами и особливо страстно высчитывает сколько людей можно сжечь на одной ветви.
[indent] Союзники "белок" на птичьих правах беспокоят их вотчины, но Саския слишком уставшая и озлобленная, чтобы заботиться о шаткой дипломатичности. Как никак бок о бок воевали — ко всей иссохшей на солнце настороженности плетётся следом тихонькое: «это другое». По крайней мере, с конкретным командующим у них особые, восхитительные в своей негласности доверенности. Может, как раз от этого столько проблем — они полагались на тактику относительно друг друга, но никогда друг на друга.
[indent] Саския резво спрыгивает на землю. Демонстративно и методично складывает нагрудник, складывает меч. Выходит на обозримое место, от которого предусмотрительно расступаются её солдаты. Руки расставлены — погляди, прямо-таки с объятиями пришла. Ну ду-ура, выскакивает чей-то шепоток. Сильная-сильная, дополняет следующий.

[indent] — Нильфгаардцы взяли Верген, — говорит.
[indent] Прямо, без предисловий.
[indent] Йорвет с нильфгаардцами должен быть знаком не понаслышке. Сейчас именно это ему хочется вменить, вонзить внутрь вместе с наконечником измазанном в едкой злобе. Прижечь, словно раскалённым прутиком к открытой ране. Да толку-то.
[indent] — Добейте нас, — рассекает ладонями воздух под взволнованные ахи: не хватает им, едва выбравшись из одной войны, помирать в новой. — Или вспомните, что когда-то мы делили с вами наш общий дом.
[indent] Обманутые правители горячечные, самонадеянные и сами на себя не похожи. На Саскии ещё виднеются следы прошлой битвы — гарь, запекшаяся кровь, торопливо смазанная вниз по щеке. Глубокая, уродливая синева, залегшая под глазами. Нездоровыми, страшными, съеденными паранойей глазами.
[indent] Йорвет будто бы её зеркало. И, как бывает с отражением, которое всегда показывает тебе даже самую горькую правду, она бросает ему такую же:
[indent] — Дом, который вы выбрали покинуть.
[indent] Охи затихают, воздух становится туже и натягивается, как тетива в луках замерших "белок". Саския в будущем не простит себе эту отрешённость, но они и вправду ничего не способны противопоставить даже одному отряду эльфов — если битвы не избежать, то они мертвы. У них в хвосте женщины и дети, с их телег роняются яблочки и катятся по земле. Вокруг так тихо, что, кажется, даже рядом слышно: плюх-плюх. С таким же, только в пару раз тяжелее, слетело с коня тело подстреленного. Саския ничего не видящим взглядом глядит в его сторону. Глядит долго, напряжённо.
[indent] — Мы просим помощи у скоя'таэлей. Ещё раз.

[icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/e7/78/1025/676483.png[/icon][indent] Достаточно нескольких мгновений, чтобы волна озарения прокатилась вдоль поднятых голов и навострённых ушей. Глаза поочередно вспыхивают пониманием грядущего, рты непослушные ойкнули, айкнули, кто-то цокнул под нос, сплюнул на землю кислючий яд смирения с нуждой.
[indent] Отвращение, оно явственно рисуется на людских лицах, застывает под слоем засохшей грязи на щеках. Только сейчас, после рассветов в скитаниях и закатов в дороге, думается с трезвостью — родина осталась где-то там, далеко за спиной. Впереди, если повезёт да вдруг окажутся благосклонными звёзды, Каэдвен. Хенсельт, поди разбери, то ли примет благодушно (и затребует за это свою цену), то ли убьёт на самом пороге. Они шли за призрачной надеждой. За шансом быть раздавленными окончательно. И вот, в самом начале пути, из лесных теней вырастают фигуры эльфов, глазеют волками. А им, что им остаётся? Этим неприкаянным недобиткам проигранной битвы. Стоять тут смирненько да скулить о помощи.
[indent] О чём же ты просишь, королева? Известна ли людям хоть одна история, в которой скоя'таэли кому-то кроме себя помогли?

[indent] Саския даже не отбивается от наглого прищура, что должно статься хлесткой пощёчиной для едва успевшей познать королевский титул девы. Лишь ведёт плечами, стараясь и в отчаянии держаться твёрдо: больше для себя или для глазеющих — загадка владык. На деле, хоть всё её положение да сама она противоречит этому, ей становится легче.
[indent] Во взгляде Йорвета нет презрения. Этого более чем достаточно, чтобы вновь попытаться отыскать хлипкое понимание.
[indent] — Едва ли больше сотни, — тихо качает головой, окидывая взглядом толпу за спиной, и махом скидывает с себя: и корону, и норов, и громкие восклицания. Слегка утихшую, но чернющую зыбкую паранойю всё же держит наготове.

[indent] Группка краснолюдов чуть поодаль практически синхронно скрещивает руки на груди. Их взгляды не так критичны, как недоверие и отвращение, сквозившее от людей, но до сих пор никто не смеет проронить и слова.

[indent] Понадобилось время, чтобы смирить народ с самим принципом союза: скоя'таэли не просто займут отрезок общей земли, а внедрятся в жизнь Вергена, не став новой угрозой. Королеве требовалось доказать, что её громкие обещания имеют под собой основания, но вдвойне труднее добиться толка, если твой ближайший соратник — военный преступник, убийца и носитель таких титулов, от которых любой мирный человек обращается в искренний ужас. По отношению к Йорвету всё было явственно и громко: "это бок о бок с нами?"
[indent] Саския, должно быть, одна из немногих, кто понимала — или же ей казалось, что она понимала — истинность поступков Йорвета. Она также знала (и второе, к сожалению, было яснее первого), что люди, коих эльфы годами резали на просёлках и лесных тропах, не станут слушать её доводы. Попытка учесть интересы всех и каждого выворачивается в непривычные формы и сходится на уродливом ультиматуме, в котором скоя'таэлям, ответственным за преступления, полагалось понести наказание. А затем возвратиться. Домой. С чистой совестью.
[indent] Йорвет, разумеется, слушать её тоже не стал.

[indent] — Мы направлялись в Ард Каррайг, — ей будто хочется оправдаться, но она вовремя сжимает зубы и уводит взгляд за плечо эльфа.
[indent] Хенсельт единожды продемонстрировал благоразумие и принял условия Свободного Государства. Саския, конечно же, не могла знать как громко и раскатисто он смеялся над её инсургентской инициативой. Наверняка делал ставки на скорый развал — возможно, своим появлением новоявленная королева стёртого в гарь и сажу Аэдирна лишь окажет ему услугу. В фантазии ярко, со всеми деталями рисовалось его довольное пухлое рыло с широкой ухмылкой, победоносные насмешки, извергающиеся из его рта, а она...
[indent] Она кривится, торопливо стряхивает наваждение.

[indent] Филиппа всегда знала как следует поступать с подобными проявлениями будущей королевы. Она мягко владела её привычкой рубить с плеча, взращивая нежный ядовитый цветок.
[indent] Ненавидь, дорогая, ты имеешь полное право ненавидеть.

[indent] — У Хенсельта многочисленная армия, — которой он, правда, не умеет управлять. — Затем мы решим, что делать с нильфгаардцами, засевшими в Вергене.
[indent] Доберёмся, сможем, решим. О потенциальном будущем говорить так легко. Разобьём, сожжём, отомстим. Ненависть застилает взгляд и душит всякий здравый смысл. Вмиг глаза Саскии начинают смотреть на Йорвета совершенно иначе: с блеском ожидания загнанного в угол хищника, которому в запале не будет дела ни до народа, ни до жертв, водружённых на алтарь собственной недальновидности. За рану в животе полагается отомстить. За униженное достоинство полагается отомстить стократ свирепее. Это желание должно быть Йорвету знакомо.
[indent] Саския глядит пристально и ищет, ищет в нём то самое хлипкое понимание, которое свело их когда-то.
[indent] В их первую встречу она была жалкой: раненной, поверженной, слабой. Но не для того она водрузила корону на голову — не для того, чтобы вот так беспомощно скулить и ждать несбыточного. Йорвет ей нужен и, может, сама судьба упорно подталкивает его ближе. В моменты, когда Саскии наиболее всего нужно на кого-то положиться. И кого-то понять.

Отредактировано Saesenthessis (2020-10-06 19:21:29)

[icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/e7/78/1025/676483.png[/icon][indent] Неважно, что думал Йорвет.
[indent] Неважно, что думала Саския.
[indent] И уж тем более неважно, что сделал когда-то Хенсельт.
[indent] Кем он был или является — тоже неважно. Ей не нужно благоразумие Хенсельта, как и не нужны его преступления перед Севером. Ей нужно лишь, чтобы у Хенсельта были уши, которыми он сможет слушать. В этой ситуации Хенсельту даже не нужен рот. То, что она попросит — очень просто и притягательно, как может быть простым и притягательным наличие лишнего пушечного мяса в условиях неминуемой войны.
[indent] Но Йорвет, он смотрит на неё не то свирепо, не то неверя, а ей отчего-то жутко смешно: они могут стоять так вечность и столько же эльф может глазеть на Саскию, но будто бы у неё есть выбор.
[indent] Гордости не место вне поле боя. Об этом не слагают красивые легенды, не сочиняют десяток побасенок и в тавернах не перебирают по струнам. Доблестный герой приходит когда становится слишком поздно — серые вздутые тела растаскивают с пепелища; доблестный герой спасает только тех, за кем пришёл, и уходит на рассвете. Красоту неизменно портят детали: героя ведь кто-то купил, и героя кто-то куда-то послал. И герой пришёл, а до этого кто-то решил, что войне — то есть его почве для героизма — суждено случиться. Но оканчивают как мир, так и войну самые негорделивые решения — пожимаются руки, маслятся в пальцах золотые, заключаются взаимовыгодные союзы, притаптывают землю до новых сражений.
[indent] Саскии пришлось понять это быстро и без лишних прелюдий, поэтому сейчас ей как никогда сильно хочется огрызнуться, едва ли не прошипеть:
[indent]  [indent] Что же тебе дала твоя гордость?
[indent] Огромных усилий стоит, меж тем, не бросить указующий взгляд на эльфов, что волочат своё существование в лесах и в тени собственного величия — стократ пережившие людей и в мудрости, и в силе, чем они заняты теперь? Пытаются изгнать вредителей из — и ведь своего по праву! — жилища, но неизменно мажутся в собственной отраве.
[indent] Злоба тоже проста и притягательна: презреть, задеть за живое, наблюдать и вкушать боль чужих переживаний. Однако вместо этого Саския обращается плохо скрываемой тоской: размышляет сначала про гордость, а затем про пользу, которая гордость несёт, когда настаёт пора обычный кусок земли обозвать своей родиной.

[indent] Для Саскии — Саэсентессис в её природе и сути — никакой родины на земле не водится. Она простирается где-то над головой, бесконечная и лёгкая. Скрывается в пространстве, куда единожды сбежали старейшие существа, испугавшиеся враждебности примитивного мира. Если бросить в это камень, оно разозлится, — и оно злилось, поэтому несколькими веками позже появились ведьмаки. Но ни ведьмаки, ни злобные крики и палки в брюхо были не в состоянии отнять у них мир.
[indent] Для тех, кто шёл за Саскией, родина — почва, окроплённая кровью предков. Это дома, в которых умерли бабка и дедка, в которых рождались их сыновья и дочери, по которому затем будут бегать их внуки. И если те дома разрушены, а земля уложена трупами, значит возвращаться больше некуда, некому.
[indent] Саския врёт, когда твердит о понимании — никакого понимания между ними быть не может. Но она отчаянно жаждет его. В сущности это несусветная глупость, наивное заблуждение, которое может позволить себе только долгоживущее существо, против собственной природы тянущееся к тем, кто столь примитивен и глуп.
[indent] Саския думает: ну и что? Она ведь жаждет — это горькое понимание и сладкое заблуждение, — а потому решает остаться с ними. Она падает и в момент падения суть дракона мешает ей быть человеком, но она истово пытается — ради них, но куда больше ради собственного любопытства. В момент падения она теряет привилегию смотреть на людей, эльфов и краснолюдов со свойственной величавой снисходительностью, которую может себе позволить, например, не привязанный ни к гербам, ни к землям Виллентретенмерт.

[indent] Эта мысль застаёт её в момент отрешённого наблюдения: люди постепенно успокаиваются, дети перестают вопить и затихают на руках матерей; они льнут к свету костров, околевшие мотыльки, и осторожно проскальзывают мимо напряжённых эльфов. Краснолюды вкрапляются в эти осторожные группки, стараюся вклинить шуточку то там, то тут. Ярпен нет-нет да мелькнёт где-то поодаль, стрельнёт на Саскию напряжёным вопрошающим взглядом. Им предстоит познать мир хрупкий, словно истлевшая в костре веточка.

[indent] Голос Филиппы, на время стихнувший, замыленный разговорами о сквозном будущем да преднамеренной жертвенности, разрождается смехом. Звонким, перекатистым, он ударяет по всем чувствам разом. Одно упоминание из уст Йорвета и эта едкая, ядовитая дрянь разливается по глотке — Саския готова пролететь на другой конец света, лишь бы отыскать противоядие. Сомневаться в каждом шаге — безумие, которым её наградила чародейка. Чего ради?
[indent] — Даже не смей упоминать Эйльхарт, ты понятия не имеешь каково это! — вмиг она взрывается, указательным пальцем утыкаясь в чужую грудь; в собственной же сворачивается чешуйчатый клубок и горит, и горит, и горит. — Быть её... Её...
[indent] В голубых глазах драконицы зреет боль. Ошарашенность человека, которому прокрутили лезвие под самое ребро. Она не слышит Йорвета, слышит только чародейку. Слышит, как та с комфортом обжилась в чужих речах, а значит неразрывно связана с Саскией. Велик ли страх, что никто не вспомнит королеву драконицу, но вспомнит как играюче той управляли, будто глупенькой марионеткой?

[indent] Злоба проста и притягательна. Злись, ненавидь, имеешь полное право. Разрушь все хрупкие мостики, обрушься огнём и самым ужасающим врагом. Тонкая смуглая рука рассеивает лицо Йорвета, будто то нарисовано песком на стекле. Ласково приглаживает светлые волосы и говорит: успокойся, ты бьёшь мимо. Саския делает глубокий вздох, отстраняется, успокаивается.
[indent] Возможно, она смогла бы понять возмущение Йорвета, если бы совладала с собственным.

[indent] — Хенсельт всего лишь человек, — не без усилий освободившись из хватки, хладнокровно произносит Саския.
[indent] Плоть слаба. И это — единственно верная истина, на которую она может положиться в полной мере. Истина, не требующая доказательств, блужданий в смыслах и игры в чёрные ящички. Оттого, должно быть, и противная Йорвету.
[indent] — Неважно, что он сделает со мной, — она мотает головой. — Даже если попытается. У него не будет выбора, кроме как принять мою просьбу, а если нет...
[indent] А затем кивком указывает им под ноги: туда дотягиваются последние телеги, кроны деревьев степенно тонут в закатном золоте, неспешно разворачиваются кульки с запасами и стынут усталые разговоры.
[indent] — У них хотя бы будет шанс на место, в котором их смогут защитить.

[indent] С усталым вздохом Саския возвращается к сути; с чувством, словно её вынуждают объяснять очевидные вещи.

[indent] — Я благодарна тебе за помощь и мы не станем злоупотреблять гостеприимством. Но с тех пор как Нильфгаард начал по кускам присваивать себе Север... Глупо надеяться на самих себя. Демократии не будет.

[indent] Злоба проста и притягательна.
[indent] Злись, чего же ты медлишь?

[icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/e7/78/1025/676483.png[/icon][indent] Ведьмак как-то спрашивает её, почему именно Йорвет.

[indent] По следам эльфа с хрипом волочатся десятки обескровленных тел, нескорых на реакцию стражей, головорезов северных отрядов. Из всех возможных он — о, он потрясающе худший выбор. С чего бы вдруг, имеет ввиду ведьмак, да и не опасаешься ли за собственную голову? Саския, до краешка опьянённая Эйльхарт, ещё не успевшая как следует отряхнуться от пепла очередной битвы, всерьёз оскорбляется. Она думает, неужто считаешь меня настолько глупой? Неужто решил, что я не ожидаю кинжала в шее от этого преступника?

[indent] Тогда паранойя вонзается в разум лишь тонкой несмелой иглой. Саския поначалу даже не обращает внимания. Слишком занятая попытками обойти саму себя на шаг вперёд, она не замечает, как слабеет надутый шарик её героизма. Как воздух и свет покидают тело, как накрывает глаза сероватая грязная пелена лжи, замкнувшейся в самой себе. Она не слышит чужие слова и слепа к чужим эмоциям. И собственные люди оказываются бесконечно далеки, ведь они всё ещё — пф — люди, а она — ух! — дракон. Существо, способное сотворить с ними что пожелает. Растоптать их дома, сжечь заживо запертые внутри семьи, низвести всю ценность их жизни до обгорелых костей, припорошенных землёй. Пусть только слово вякнут поперёк.

[indent] Тугим узлом где-то под грудной клеткой ноет выбор блаженного неведения. Абсолютное безучастие. Сложить ответственность вместе с доспехами — когда-нибудь кто-нибудь подберёт её меч и решит придумать ему собственную глупую легенду, и случится та всяко лучше правды. Спрятаться в облаках родного мира, клеточкам шахматной доски предпочесть поля. Обождать полвека. Да чёрт бы с ними — с людьми, эльфами, краснолюдами, со всеми — пусть гниют.

[indent] В любом из вариантов Саския, разумеется, не слишком задумывается над истинностью своего ответа.
[indent] Ведь в самом деле она никак не готова к кинжалу в шее.
[indent] Тем более от этого преступника.

[indent]  [indent] Ведьмак как-то спрашивает её.

[indent] Ночь влажная, душная, жужжащая над ухом то чужими разговорами, то комарами. Она размышляет о собственных словах, тон которых старается забыть ближе к утру. Эти жалкие ответы, брошенные из уст загнанного в угол существа, из которого всеми возможными способами выскабливают страх. Существо бросает взгляд наверх и видит перед собой лицо Йорвета — оно, впервые за всё время их знакомства, искажено отвращением. Хватка Саскии дубеет под подбородком самой жалкой версии себя: смотри, смотри внимательнее, ничего не пропусти.

[indent] О ней шепчутся несмело. О Йорвете не заикаются даже эльфы. Душный ночной воздух догорает на затухающем костре, выступает испариной на чужих лбах. Саския так и не находит сна, но ближе к рассвету ей делается спокойнее. Пляшущие по земле тени перестают опасно перекликаться с кошмарами — когда ты последний раз смеялась в унисон хоть с кем-то из них? — тени веселы и беззаботны — когда последний раз интересовалась хоть кем-то, кроме себя? — от них веет домом также, как зовёт к себе тёплый оранжеватый свет окна в контрасте кусачих морозов. Ни одна из этих теней не заслуживает участи, которую предвещает им Саския: ни она истинная, ни её самая жалкая ипостась. Йорвет прав. Как бы сильно Саския этого не хотела, но Йорвет прав.

[indent]  [indent]  [indent] Почему именно он.

[indent] Рассвет щекочет кончик носа свежестью, предоставляя их лицам маленький шанс походить на живых. С тяжёлым выдохом рядом с Йорветом подминается трава, к его плечу аккуратно прислоняется другое. Саския всё ещё хмура, но на этот раз предельно сосредоточена. Будто с этих пор каждое её слово имеет вес, а движение — смысл; будто она действительно начинает верить в шанс вернуть себя обратно. Несколько минут проходят в утробном молчании, пока Саския обворачивает вокруг пальца длинную упругую травинку, вперившись взглядом в землю.

[indent] — Мы пойдём за вами, в Новиград. Постараемся особо не мешать, не беспокойся, — горечь мажется по речи, но на самом деле не имеет ничего общего с уколотой гордыней.

[indent] Ведьмак бы не понял её тогда, да и она не смогла бы метко ответить. Возможно, он всё же знал сказку про скорпиона и лягушку, и боялся, что Саския окажется жертвой Йорвета, так легкомысленно согласившись на союз. Возможно. Но куда скорее — Геральт вкладывал в неё ошибочный смысл.

[indent] — Я доверяю тебе. И доверяю тебе действовать согласно своей природе. В твоей натуре — не утопать в сомнениях, бить наверняка. И один раз это уже сделало нас сильнее. В этом заключается моя просьба: не позволяй мне быть слабой. Только тогда я смогу отыскать для них дом, который не растрясут через пару месяцев.

[indent] Она всё ещё не решается посмотреть на Йорвета прямо, сидя с той стороны, где повязка закрывает от обзора половину лица. Небо над их головой постепенно прибавляет в яркости, Саския щурится, прикрывая глаза ладонью. А затем внезапно морщится.

[indent] — Ну и несёт же от тебя спиртягой. Господи.

Отредактировано Saesenthessis (2021-07-08 22:07:53)