гостевая
роли и фандомы
заявки
хочу к вам

BITCHFIELD [grossover]

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » BITCHFIELD [grossover] » Прожитое » cry-y-y little brother


cry-y-y little brother

Сообщений 1 страница 7 из 7

1


uchiha itachi & uchiha sasuke

逃げて…逃げて…生にしがみつくがいい。
Foolish little brother, if you want to kill me, despise me, hate me. Run, run... cling to live and survive in an unsightly way. Then someday, when you had these same eyes, come to me.

[icon]http://s7.uploads.ru/wQJ9h.gif[/icon]

+1

2

Вообще-то Саске почти всегда торопился домой, в своё "поселение в поселении". Ему нравился дом. Ему нравился его клан. Ему больше нигде - даже в академии - так не нравилось, как на улочках родовой резиденции, где кругом не было никого, кроме Учиха. Здесь мальчишка ощущал себя свободным, причастным, в безопасности, может быть не нужным, но... своим. Здесь он оживал, здесь черпал мотивацию, здесь находил все то, что любил; за воротами его дома заканчивались интересы Саске, заканчивался его мир. А почему так происходило сказать не мог: то ли дети всё-таки видят чуть больше, не понимая этого и непроизвольно реагируя на косые взгляды огораживанием от мира, что им не доверяет, или просто что-то ещё. Если совсем честно, то наследственный шиноби даже в Академию ходил только потому, что так Учиха смогут гордиться им, потому что для них это важно, потому что они - сильнейшие, и ему непременно стоило стать таким же. Другие дети, как и сенсеи, Саске интересовали мало, мнение их для него цены не имело вовсе, он не искал их контакта и не стремился узнать, всегда думая о том, как вернётся домой и поговорит с родителями, со старшим братом, с тётей и дядей; как будет больше тренироваться, набивая ссадины и синяки, чтобы заслужить хотя бы минуту внимания. Особенно отца, лучше всего отца. И даже если его в очередной раз проигнорируют - дома - это будет ничего страшного, потому что тогда мальчишка постарается ещё лучше, будет тренироваться ещё больше, потому что он - Учиха. Иного Саске не знал. Иного не искал. Иное ему было чуждо и не нужно. Потому Учиха Саске всегда торопился домой, натягивая на лицо улыбку и стараясь отбросить всё то, что его беспокоило, словно такого и не было вовсе.

Сегодня мальчишка задержался допоздна. В Академии у него снова лучшие результаты, и учитель на этот раз решил дать Учиха внеурочную программу, сказав, что если он справится, то покажет ему кое-что ещё по сюрикенам. И Саске, конечно же, не позволил себе не справиться: пришлось показать ученику один из приемов после-после занятий, а дальше вдохновлённый мальчишка занял себя сам, ещё несколько часов провозившись на тренировке. Вот же, наверное, отец будет гордиться! Он в последнее время обращал на младшего сына чуть больше внимания, чем прежде, хоть и делал это с какой-то грустью (Саске чувствовал), и всё же. Непременно стоило бежать домой, воодушевленным и переполненным ожиданиями о реакции на свои успехи. А потом, а потом, а потом он непременно покажет всё на практике, и будет тренироваться ещё больше, и тогда, и тогда, и тогда...

Прибежав домой, Саске обнаружил, что никого не было. Свет везде погашен (это странно), тишина стояла гробовая (это странно) и... воздух перенасыщен странным запахом. Мальчишка ещё не знал, что больше никогда его не забудет, но его преемственная генетика шиноби уже понимала, что что-то пошло не так. Ведь, кажется, так пахла кровь. Смерть. Рассказы отца и брата о войне.

- Папа? Мама? Дедушка?... Кто-то? Нии-сан? - ни ответа, ни привета. Одна только тишина.

Когда Саске начал обнаруживать знакомые лица - тела, вернее - одно за другим, то внутри него что-то застыло. Отключилось, вынужденно притупилось, заставляя идти по улочкам, высматривать среди изувеченных  тел знакомые и отчего-то идти  к своему дому, где были отец и мать. Так сделал бы любой ребенок, не так ли? Нормальный, любящий свою семью и свой клан, чей разум очень бы хотел, чтобы всё было в порядке, а оттого способный отрицать некоторые... тревожные, морозившие всё нутро и душу факты. Его уже раздирала тихая истерика. Он уже не замечал, как простые шаги стали бегом. Он уже не игнорировал, что знал, что произошло. Что все они - все части его мира - мертвы.

А кругом кровь. Ещё не засохшая, в темноте под луной разве что похожая на лужи или тёмные пятна. Юный Учиха понимал, что его оцепенение начало сдавать позиции, ощущаясь тряской в ногах и желанием бежать ещё быстрее. Для того, чтобы заставить его воспринимать то, что он видел и понимал, многого не нужно было.

- Мама?... Папа?... - но ответа не последовало, в который раз. Пришлось дойти до комнаты родителей, не встречая да не слыша ничего, кроме окутывавшей звенящей тишины. На секунду задержаться, прежде чем в решительностью большей, чем Саске испытывал на деле, приоткрыть дверь.

А? Живая душа, знакомая фигура. Это... Итачи. Мальчишка было обрадовался и собрался подбежать к нему, но в следующее мгновение заметил тела отца и матери. Они были неподвижны и, кажется, там... там тоже лужи крови. Итачи не успел, опоздал, прибыл слишком поздно? Ему что-то известно? Чёрт подери! Но зато он жив. А значит, способен что-то сделать, непременно что-то знал и... это же старший брат, он очень сильный! Успевшая дойти до точки кипения паника отчаянно выплеснулась наружу, когда один самых близких, но по-детски ненавистных людей нашелся среди всего этого Ада. Теперь мальчишка отвлекся на него, зацепившись словно бы как за единственный сучок, как за последнюю надежду.

- Нии-сан, что... что с папой и мамой? - напряжение и легкая дрожь во всём теле, но он не обратил на это внимания, цепляясь, цепляясь, цепляясь; весь мир сошел до точки, все стадии принятия в голове смешались. Слишком много всего за слишком короткий срок, Саске ничего не понимал, но вопрошал о помощи и спасении - не себя, но других - у того единственного, кто точно мог что-то сделать. Кто здесь был. Они вместе смогут, они же братья. Они же Учиха. - Почему, что... произошло, кто вообще мог такое сделать? - сжатые в кулаки руки буквально в кровь из-за перенапряженных пальцев, когти въелись в кожу. Но... в момент оказались разжаты. От удивления, от неожиданности. Потому что раздался звук и произошло то, чего мальчишка не ожидал вообще. Внутренняя паника и ужас переключились на что-то ещё, чего Саске никогда прежде не испытывал. Он растерялся ещё больше. Это... Что... Сюрикен? [icon]http://s7.uploads.ru/wQJ9h.gif[/icon]

+1

3

[icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/e7/78/1070/71669.gif[/icon][nick]Ichiha Itachi[/nick][status]границы за вымиранием[/status][fandom]naruto[/fandom][char]Учиха Итачи, 13[/char][lz]Убей во мне слабость, убей во мне совесть. Я выйду прочь.[/lz]Клан Учиха пребывал в кризисе, находясь в упадке. Давно, почти хронически. Тоже самое можно было сказать и о Конохе, и о мире в целом. Однако, что Коноха, что мир в целом хотя бы стремились поддерживать какой-никакой, а порядок. Кроме того, Учиха - это лишь клан, а не всё население. Помимо них имелись тысячи других семей, десятки тысяч судеб. Учиха - это лишь клан, однако сильнейший и способный принести множество проблем. Пролить - снова, вне отведенного им квартала - кровь, устроить беспорядок, изменить систему к худшему или к лучшему, но исключительно силовым, радикальным методам. А ещё Учиха - это лишь клан, который больше не способен быть дать Итачи ничего. Молодой шиноби превзошел всех своих ровесников и даже старшее поколение. Шисуи, представлявший некоторую конкуренцию и мотивацию, мёртв, а отец... Отец был главой клана и не имел права на собственное мнение, когда люди почти хором чего-то от него требовали. Такова его участь; с тех самых пор, как даже сильнейших шиноби вроде Мадары изгоняли за нежелание следовать боле клана. Как глупо, как примитивно, как... стадно. Итачи мог бы этому сострадать, но состраданию шиноби не учили. Тем более не учили этому Учиха. Только если для них всех клан - превыше всего, то гений этого самого клана пошел дальше. Он видел, чем кончалось бытие "деталью" и козырем, он видел, чем кончались войны, чем кончались проскальзывавшие в клане амбиции; часто бывал на кладбище и видел куда больше большинства, чтобы не иметь высоких ожиданий от своей семьи. От  деревни не имел тоже, но... в борьбе между глобальным и личным побеждать стоило первому, не так ли? Итачи был мощнейшим орудием, коему нет равных, но стремился своей силой принести мир. И приобрести ещё больше силы. Потому что мог. Потому что не исчерпал своих лимитов. Ощущал, что и близко не добрался до таковых. От этого было и душно, и в каком-то смысле грустно одновременно. А ещё... Ещё у Итачи просто не было выбора, кроме как думать исключительно в подобном направлении. Почти с самого начала. Жанр - с самого начала трагедия.

Учиха конец. В любом случае. Если бы это не сделал Итачи, то сделали бы АНБУ, другие шиноби, наемники, сами Учиха, когда стали бы пытаться делить власть и проливать кровь, отмывая её разве что новой кровью поверх не высохшей до того. Никто в этой системе не мог дать Итачи ничего большего, чем у него имелось. А он способен дать обоим сторонам всё; и не получить в итоге ничего хорошего взаимен. Но что нужно было давать ему, что в теории могли бы пригодиться? Итачи не думал, он слишком много думал прежде; все свои прежние годы. Да и в конце-то концов ни то ультиматум, ни то выход, ни то предложение сами решили к нему в руки. Данзо предложил то, от чего невозможно отказаться, а Итачи согласился. В том и роль винтика системы, бойца и наемника, блюстителя мира или просто исполнительного человека - делать равно то, что тебе приказали. И даже если в его случае всё куда более запутанно и сложно... Хорошо.  Это станет последней миссией Учиха Итачи как шиноби Скрытого Листа  и части АНБУ. Не думать, не сомневаться. Ему всю жизнь нести эту ношу, боль и тяжесть оставит на потом.

Саске. Младшего было принято не замечать и недооценивать, что понятно и не лишено объективности (как много младший не понимал, счастливый; ему до сего дня досталось беззаботное, почти недоступное другим шиноби детство, какого не имел ни Итачи, ни почти всё его окружение, и было бы странно винить Саске в том, что он являлся ребенком, пускай даже в подобном Учиха милитаристском клане). Однако Итачи наблюдал за ним достаточно внимательно, видя то, чего другие не замечали. Для чего у него имелось несколько причин. Разного уровня сердечности. Слишком противоречиво и неоднозначно окунаться в них каждый раз, и... пока стоило лишь констатировать: этих причин оказалось достаточно, чтобы имя Саске прозвучало из уст Данзо. Этого оказалось достаточно - сердечно и прагматически - чтобы Итачи перешагнул всё личное, все сомнения; чтобы отбросил иные варианты. И просто взялся делать то, что в деревне желали провернуть давно (с самого начала). Так тому и быть. Итачи сильный, ему рано или поздно станет тесно (уже) что в клане, что в деревне, к которой юный гений всё-таки испытывал достаточно тёплые чувства. Он взвалит на себя и это. Он сможет. Он... Эта миссия сделает его сильнее. У Учиха ведь сила - это главный критерий, не так ли? Если так, то Итачи Учиха более чем полностью. Прилежный, образцовый сын; ставший тем, кем и следовало стать, только с обратной стороны.
***
Этот Мадара - не важно, тот ли самый - оказался полезен, взвалив на себя немалое. Если отбросить все то, что испытывал Итачи - всё то, что частица за частицей умирало в нём, трескалось, крушилось и представляло собой агонию жизни, развалившейся на сотни осколков с каждой новой смертью - то этот Мадара ощущался... равным. Учиха не уверен, что испытывал подобное прежде; может, с Шисуи - нечто похожее, однако у этого дельца в самом деле имелось, чему научиться. Не только мастерству, но и тому, как он это делал. Так, словно не Учиха против Учиха. Ни боли, ни сомнений, но формальностей: быстро, отработано и, кажется, даже с некоторым наслаждением. Это ужасно, но, чего отрицать, по-своему завораживало, Итачи тоже так мог. Ужасно ли признать, что сам не без этого в процессе? Не-важ-но. Не думать. Сделать дело, закрыться в себе и отрезать прошлое. Лишить себя будущего. Всё потеряет значение. Зато оно - будущее - будет хотя бы у Саске. Будущее, которое он решил ему подарить, навязать, взять в свои руки, выстроить. Так, как был способен. Никто, кроме Итачи. Это и станет его жизнью. Мотивацией, причиной, поводом и тренировкой. Подросток даже сам пока не понимает, насколько многое вложил в это. И, если честно, немного ненавидит Саске прямо сейчас. Не будь его с самого начала, всё правда могло бы пойти иначе. И для Итачи, и для клана. Он, однако, был, и старший брат ни за что в жизни не смог бы младшего проигнорировать. Обойтись как со всеми. Они ведь особенные братья. Чёрт подери, у него столько мыслей, столько противоречивых эмоций, столько всего, что, кажется, он пустеет на глазах с каждой секундой; к последним убийствам - родителей - кажется, опустел вовсе. Выплакал, выстрадал, не искупил, но доделал всё, что у него было и что полагалось. А смысла плакать или отрицать содеянное, когда ещё теплые трупы уже повалились на пол, а руки - Итачи почти готов поклясться - в ночи отливали красным, не было.

Кажется, этой ночью он сошёл с ума. Процесс, начавшийся так давно, сегодня завершился.
Так казалось Итачи, знавшему, что он способен это сделать. Сделавшему это.
Он думал об этом до того самого момента, пока не увидел Саске.
Внутри что-то оборвалось, а руки сработали лучше, чем планировалось, чем идеальная машина для убийств, достойный сын, ожидал от самого себя. Он всё делал правильно. Раз правильно, значит, хотел этого. Итачи не привык ошибаться.

- ... мой глупый младший брат, - глаза открываются, и взгляд медленно переведён на Саске. Шаринган в действии, тьма кругом, а луна подсвечивала разве что тела покойных родителей. Учиха спокоен. Он правда спокоен. Он осознавал этот момент максимально; реален, настоящий, происходил в самом деле. Клана Учиха более не существует. Из-за Итачи. Он убил всех, кто были ему братьями по крови, и отнял жизнь у тех, кто дал ему её. И сейчас перед ним был последний, тот, кто...

Сердце пропустило удар - предатель это, а не сердце; всё  в хозяина, стало быть - и шаринган мелькнул в своей наивысшей из форм. Итачи не сомневался в том, что делал. Он знал, что поступал правильно. Что выхода не было. Он знал, что ненавидел клан, ненавидел Саске, ненавидел войну; знал, что всё же был частью клана, всё же любил Саске и что сам являлся идеальным оружием войны. В нём много всего, сошедшего в одну точку в обвалившемся - ещё давно, на самом деле, державшемся на соплях - внутреннем мире. И всё это "много" не имело значения: важно лишь действие.

Сейчас Итачи ненавидел Саске, потому что гению клана Учиха было невыносимо больно. Пускай - допустим, за это, если в иных причинах Итачи разбираться опасно - хотя бы это будет достаточным поводом, чтобы погрузить невинного светлого ребенка, непризнанную надежду зашедшего в тупик клана, в самое страшное из того, что он способен пережить; кое-что более ужасное, чем смерть.

"Смотри, Саске. Запоминай каждое мгновение того, что стало с твоим миром. Запоминай каждое мгновение того, что отныне станет твоей жизнью".

Непоколебимость. Шаринган горит во тьме. В ней же слышатся крики, что в тысячу раз хуже криков самых жесточайших из предсмертных пыток. Итачи больно. Но Итачи ненавидит. Себя ли, брата ли, войну ли - не имело значения. Шарингану дает силу ненависть. Итачи - сильный. Самый сильный. Значит, ненависти в нём тоже имелось в достатке. Более ничего не имело значение. Пускай и Саске поймёт это тоже; по-настоящему. Цукиёми.

+1

4

[icon]http://s7.uploads.ru/wQJ9h.gif[/icon] От него никогда не требовали быть умным. Владеть стихией, показывать силу, подражать Итачи, пытаться догнать его - да. Думать - никогда, это не входило в предназначение и функции младшего, не такого талантливого - а значит, вообще не талантливого - сына. Саске никогда не говорили, что весь их клан могут вырезать; чем питался шаринган, что такое посттравматика (о ней никто вообще не знал), что свои могут убивать своих - не на страницах книг, не в семейном архиве, а по-настоящему. Никто никогда не предполагал, что Итачи... что Саске... что...

Саске не... Саске не... Саске не... не... не... НЕ. НЕ Не. Не. НЕ.

Шиноби всегда готовы к войне, самый сильный клан всегда готов применить свою силу. Это нормально. В теории каждый из них готов умереть - во имя клана и долга - в любую минуту, и временами на миссиях в самом деле (редко) умирали родственники, на похоронах которых приходилось присутствовать. Мальчишкой это воспринималось как... рутина? Ведь его учили, что это - нормально; что так бывает (если ты недостаточно силён), но пока есть семья, пока есть клан, пока есть сила, единство, воля и иерархия, пока ты крепок духом, пока любишь свою кровь - всё в порядке. Что у них, Учиха, всё по определению могло идти только правильно.

Но то, что сейчас происходило, не было правильным.

Саске не понимал, что произошло. Он знал - это смерти; весь район убит. Его семьи больше нет. Но знание - это не принятие, это не полка точного понимания, это... Мальчишка ещё десять минут назад планировал рассказать о своих успехах в школе матери. Отец, конечно же, не будет слушать, а нии-сана в последнее время дома не было, а особенно не было его для Саске, даже когда оба, казалось бы, находились совсем рядом. У него случилось хорошее настроение, куча энергии, запал; о, каким хорошим должны были стать остатки вечера и... во что обернулись всего за несколько минут. Что. Это. Что. Это. ЭТО. ЧТО?!

У него не оказалось времени на то, чтобы принять происходящее, чтобы сориентироваться, чтобы вникнуть, чтобы подумать, чтобы, чтобы, чтобы... Мир, пол, комната, в которой находился младший из их ветви Учиха, потеряли свою реальность. Все откатилось назад, стало шумным, подвижным, красным. Болезненным. Пропитанным смертью. Моментами ухода жизни; жаждой, мельтешением, чем-то еще в изобилии, чего понять в силу возраста и опыта пока не мог. Но запомнил. Саске вспоминал миссии, на которые Итачи соглашался его брать и... и.. всё это... походило, ощущалось, выглядело как одна из них. Отработано, быстро, слажено: так расправлялись с врагами, так зачищали, так избавлялись, так не оставляли шанса ни сбежать, ни увернуться. Это воистину могло восхитить - тем, насколько чисто исполнено; как шиноби, как бойца. Но Саске не восхищался, потому что это был его клан. А то был нии-сан. Его нии-сан, на которого он пытался походить, если не ровняться, то хотя бы прыжком дотянуться,  сделал это всё с... его кланом? Собственной семьей? Ото-сан и ока-сан? Они все... Это всё...

Резня. Скотобойня.
Небо залито кровью. Ею же залита земля.
Копошение болью отзывались в глазах, в руках, где-то внутри.
Саске не понял в первый раз, отрицал во второй, попытался закрыть глаза на третий, но картина повторялась из раза в раз, на каждом новом кругу Ада обрастая деталями. Отвратительными, мерзкими, скрупулезным, страшными, ужасающими.
От простой растерянности, непонимания и паники Саске перешёл в состояние, которое ранее не испытывал. Ему хотелось прекратить. Ему хотелось выдавить себе глаза, проткнуть перепонки. Ему хотелось бежать. Ему было страшно. Больно. Обидно. Странно. Д и к о . Ему не нравилось то, что происходило кругом; то, что не мог отвернуться; то, что нии-сан, которым он так восхищался, применил это восхищение для тако... это всё в самом деле сделал Итачи?

Прекрати.
Прекрати.
Прекрати.
ОСТАНОВИСЬ.
ХВАТИТ.

Казалось, что эта пытка - нет, мальчишка понял, что это не реальность; не реальность настоящего, но недавнее прошлое, зачем-то показанное ему едва ли не сотни раз - продлилась вечно. Казалось, что она никогда не закончится. Он не знал, когда начал кричать, когда плакал; когда у него закончились силы, когда единственной опорой стал пол. Сначала для колен, после - для рук, после - для щеки. Не знал, на каком кругу каждый_чертов_момент, каждый_чертов_крик_удар_звук отпечатался в мозгу, сколько бы Саске не пытался - судорожно, из последних сил - изолироваться или закрыть глаза. Это не прекращалось. Повторение одного и того же - единственного, чего он боялся, но о существовании чего (этого страха и связи_ не_догадывался) - стал его всем, потому что другое растерялось. Странно, что он не поседел. Странно, что не умер от остановки сердца. Учиха - это сила. Они живучие. Они питались болью, не так ли? Саске не понимал этого, не знал; его жизнь, кажется, являла и должна была являть противоположное, отличное от предыдущего. Но в момент потеряла... всё. Будь то ценность, фокус, знание, опору. Её же - опору - потеряло и тело, как и силы. Не сопротивляться, не пытаться прекратить, лучше бы даже не дышать, потому на это, казалось, его не хватало.

О том, что на самом деле прошло меньше минуты, мальчишка конечно не знал. Имело ли оно значение? Боль являлась болью независимо от того, реальна она или нет. О чём он прежде не знал тоже, чем и не захочет интересоваться. Ведь Саске жив. Он, чёрт подери, жив - это единственное, что стало понятным, когда комната вернулась к прежнему состоянию, когда реальность - что-то потерявшая - вернулась, буквально обвалившись поверх рухнувшего на пол мальчишки; обслюнявленного, в севшим голосом, изодранной глоткой, мокрыми глазами, разрушенным миром и когтями, стертыми до крови.

- Почему... - сначала тихо, потому что не хватало ни воздуха, не понимания. Отдышаться. Сомнений нет: это сделал нии-сан. Сомнений  в том, что все мертвы, у юного, но всё же шиноби, не имелось с самого начала тоже. Теперь картина понятна, ясна, кристальна читаемая, словно бы слезами Саске смыл кровавый налет, дав ему стечь, дабы рассмотреть. Он понял, почти принял (на это ему понадобился ещё какое-то время, подсознание объединилось с сознанием и ушло в изоляцию, дабы спасти себя) то, что случилось. Так бывало с миссиями. Так бывало в истории. Саске только не понимал, не мог найти причины... - ПОЧЕМУ? - громко повторил, сжимая кулаки и чудом найдя в себе силы для того, чтобы оторвать щеку от пола, кое-как подняв ни то лицо, ни то взгляд замутненных глаз на Итачи. - Нии-сан, почему... - слезы выплаканы; он бы заплакал ещё, но сейчас ни в голове, ни из глаз ничего не лилось. Сухо, внутри скрипело, шершаво, ужасно, что хоть кровью плюйся да увлажняй пересохший рот. Такой же кровью, как и та, коей пропиталась земля на всей улице. - Почему ты так поступил! - это был бы почти крик, если бы голос не съехал, ни то хрип, ни то звон; надорвался, и без того надломленный - это без сомнений.

Нужно собрать все силы и что-то сделать. Узнать, почему, узнать, что... нет. Ведь Итачи всех убил. Захочет убить и Саске? Если честно, то о подобном мальчишка думать не мог. Он вообще думать не в состоянии, пытаясь просто рассмотреть нии-сана, упершись в него не желавшим проясняться взглядом да щурясь, чтобы хоть как-то сфокусироваться на тёмной, казавшейся невероятно высокой фигуре на фоне ночного неба, что луной и звездами подчеркивало своим блеклым светом очертания теней мёртвых родителей и кидали тени во тьме. Итачи.

Отредактировано Uchiha Sasuke (2020-02-03 18:18:54)

+1

5

[icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/e7/78/1070/71669.gif[/icon][nick]Ichiha Itachi[/nick][status]границы за вымиранием[/status][fandom]naruto[/fandom][char]Учиха Итачи, 13[/char][lz]Убей во мне слабость, убей во мне совесть. Я выйду прочь.[/lz]
- не плачь, саске. твой старший брат здесь, чтобы защитить тебя, несмотря ни на что.

заблуждение номер раз: шаринган - в своем пыточном проявлении - может применяться через силу. ложь. заслуждение. полное непонимание того, что он являлся на самом деле. это сильная техника, требующая не только чакры, но и соответствующего... наполнения. будь то ненависть, презрение, надменность или абсолютная уверенность в собственной правоте, коли вам нужно прикрытие для собственного удовольствия. шаринган - не безобидный, но не вовсе не разрушающий личность на своих первых запах - при становлении мангекё начинает требовать... некоторых внутренних изменений. он и сам меняет пользователя, заставляя того насыщаться тем, чего не было прежде, или что было, но не являлось абсолютным наполнением. итачи слышал, что прежде те, кто пробуждали мангеке, нередко [в разной степени] сходили с ума: оказывались слабы, будучи не в состоянии вынести ни того, что совершили, ни того, что требовала сила эта глазах для того, чтобы обеспечивать ею и после. учиха испытал это всё на себе, отдав часть себя данью силе. у него имелись амбиции, имелось непонимание, а ещё имелась ненависть по отношению к войне. ненависть столь сильная, что итачи был готов стереть в порошок [почти] кого угодно в [почти] любом исчислении, лишь бы тот ужас, что он увидел собственными глазами в прошлом, не повторился. не на его веку. и ради этого можно было пойти на многое. если же абстрактной - для кого-то - ненависти не хватало, то... ещё у итачи была система. клана, деревни, анбу. всегда и в любом случае давящая, всегда и в любом случае ограниченная, бесстрастная. безликая. подавляющая. как других, так и итачи. даже и особенно его. при том обеспечивающая - поразительно - какой-никакой, не совершенный и шаткий, но мир. а потому ненависть итачи, потому амбиции итачи, потому его болезненный опыт и принятые решения - всё это правильно. он ещё очень молод, но давно умнее положенного, чтобы подавить в себе сомнения [объективе желание сомневаться] и прийти к тому, что иного выхода не существовало.

в конце-то концов, он учиха.
в конце-то концов, его сила являлась голодной прорвой требовавшей развития и подкормки ненавистью.
в конце-то концов, вне абстрактного мира у него имелась мотивация. искаженная и своеобразная, сейчас лежавшая на полу, заплаканная, в слюнях и почти помешательстве.

иного выхода нет. и не будет. больше никогда. может быть не было с самого начала.

никто никогда - даже итачи сам себе - не признается в том, что юный гений испытывал, применяя пытку на брате. его техника еще несовершенна. ему потребуются годы на то, чтобы растянуть ее во времени и муках, усовершенствовать и довести до идеала, но уже сейчас - технически - это не могло не кормить тщеславие. способен ли хоть кто-то из ныне живущих и только что убиенных учиха на подобное? способен ли кто-то - пускай даже не совсем в одиночку - вырезать сильнейший клан менее чем за одну ночь? здесь совсем не важно, что новью нападают лишь крысы, потому что ночью большинство людей спят, будучи в проигрышном положении. это не важно. итачи просто облегчил им страдания, превентивно позаботился о шуме и... последствиях для себя. дело не в трусости или страхе оказаться поверженным: рационализм, прагматика и ничего личного. а ещё в ночи не видно ничего, кроме бросаемых крох света луны и десятка горящих, налитых кровью глаз. он не хотел видеть.

кажется, итачи всё же сошёл с ума? кажется, в этом всё же имелась некая эстетика?

он никогда - никто, никогда - не признается в том, испытывал ли больше удовольствия или боли такого уровня мазохизма, чтобы упиваться ею, когда погружал саске в то, что того непременно сломает. точно также, как когда-то сломала итачи война. только младший не застал её, а значит старший - из заботы и лучших побуждений, разумеется - покажет ему сам. на понятном примере, с реальными последствиями и тем единственным, что понимало сердце малого мальчишки. итачи поделится травмой, болью, ненавистью и отчаянием. раз он принял решение, то распорядится его последствиями так, как посчитает нужным. сам себе не сможет ответить, что именно отсчитывал (в первую в очередь): секунды нахождения братца в иллюзии, секунды, на которые хватало его чакры [это проверка собственных сил], повторы событий, что прокрутил и усилил... в итачи всего было слишком много, слишком противоречиво и тяжело, чтобы в итоге оно смешалось в ничто. в пустоту. в сухость. в... реальность. в конечном счете, ничего более не имело смысла. это настоящее, и в нём учиха поступал так, как следовало. так, как правильно. так, как решил.

проклятие ненависти никого не обходило стороной; ненависть и сила. это кредо учиха. это опора всего мира шиноби. ящерица по кругу жрет сама себя, их раза в раз отращивая новых хвост, но выживая.

кровавые глаза, ловящие лунные блики, потухли, оставшись лишь двумя черными дырами, такими же темными, как и тени, падавшие на и с ещё свежих трупов. кажется, в голове пусто, ничего конкретного. кажется, это собственный защитный механизм. кажется, кажется, кажется. взгляд лишь тупо, непроницаемо уставлен на тельце саске, что не потеряло сознание, а продолжало за что-то хвататься. почти интересно, что ему способны дать ответы, ведь они ничего не изменят. однако и это - часть продуманного итачи. и это - часть необходимого. ему безумно хотелось удалиться отсюда как можно скорее, чтобы не тонуть в агонии собственной души и раздражении к чёртовому глупому брату [почему он существовал; зачем родился, отчего не ровня; почему для дела ему необходимо выжить; насколько ошибочно было бы обнять его или молча удалиться прямо сейчас].

- ты и я, саске. особенные братья. я для тебя это преграда, которую ты должен пытаться превзойти. и мы всегда будем существовать вместе. даже если ты возненавидишь меня из-за этого. это и значит быть старшим братом.

какое-то время тёмные, опустевшие, каменные глаза так и смотрели на попытки мальчишки ни то подняться, ни то нащупать реальность, ни то подползти, ни то встать, чтобы убежать: в тех других темных глазах тоже отражалась луна, в них тоже боль, вопросы и безвыходность; точно такая же, как и в самом итачи. они так похожи. таких братьев, воистину, больше нет. это - единственная мысль, на которой себя словил итачи, и она - снова - молнией по омертвевшему внутреннему миру впечаталась в сам позвоночник.

- я хотел проверить свои способности, - ложь и правда одновременно. учиха давно учился врать: его карьера, его жизнь, его роль в клане - это один сплошной баланс лжи с долей правды. для других и, в первую очередь, для себя, ведь ни с кем более итачи не находился двадцать четыре часа в сутки, от первого и до последнего дня своей жизни. сейчас он врал: и без того знал, что сильнее любого в клане. но, с другой стороны, на уровне теории ему в самом деле бывало интересно проверить свои силы. пускай в итоге и пришел ночью, пускай не один - немало работы сделал мадара. и тем не менее.

- как же так... только... только ради этого, нии-сан? - у младшего нашлись силы не только на то, чтобы выжить, но и на то, чтобы понять смысл сказанного. среагировать. оставались силы на эмоции. что же... старший брат не пропускал это через себя, выстроив защитную стену, коли собственное равновесие давно пошло коту под хвост; все потом. у него будет много времени для страданий, для анализа, для сожалений или обратного убеждения себя в правильности, в которой он смог убедить себя на данную секунду. так надо. важнее: если у саске оставались силы на реакцию, на вопросы, на то, чтобы двигаться и шевелить языком, значит, хватит и на кое-что другое. - только ради этого ты убил всех?! ото-сан, ока-сан... - итачи неизменно смотрел на брата, однако его фокус давно не на этой стороне. он не видел слез, не рассамтривал деталей, не смотрел на них, но слышал эти слезы в знакомом, таком любимом и таком раздражавшем голосе. это слишком.... прикрыл собственные глаза ненадолго, чтобы невыразительно вздохнуть и отбросить словно бы то, чему быть не должно. он - шиноби. у него задание. послушный сын, винтик в системе. эмоции, сомнения, формальности - всё это лишнее. итачи хорошо усваивал уроки. он был способным учеником. и амбициозным.

- у меня не было выбора, - ни капли лжи. последняя правда, которую саске предстояло услышать от старшего брата по его собственному плану. у него правда не было выбора. то ли сейчас, то ли с самого начала. чем выше потенциал, чем ближе ты к совершенству, тем большее данный факт сдавливал горло, порождая презрение и ненависть даже там, где ей быть не положено. теперь у брата тоже не будет выбора, даже если ему покажется обратное. - такова реальность, саске.

больше итачи не делал и не говорил ничего, так и стоя единственно живой (внешне, оболочкой) фигурой. лишь его рука угрожающе легла на клинок: ну же, глупый маленький блат, беги.

это судьба шиноби - быть ненавидимым.

Отредактировано Uchiha Sasuke (2020-02-05 14:52:39)

+1

6

не понятно. запутанно. истина проста, но как же трудно - почти невозможно - её осознать. перед глазами по-прежнему отпечатанные повторенные - сутки? двое? - раз за разом детальные картины расправы с родителями, с кланом. со всеми, кто был дорог саске и являлся его жизнью. в темноте не было ни одной фигуры, ничего, за что зацепиться, кроме силуэта брата и двух обездвиженных, мертвых тел [ужас холодом пробирается под кожу и трясется внутри], а потому травмированная память судорожно выдавала то единственное, что застряло в ней, отпечаталось на сетчатке и на месте сердца.

им, шиноби, приходилось терпеть боль много и часто. во время тренировок, после тренировок, на миссиях - саске ещё мал, но тоже был весьма терпеливым и усердным в плане выносливости, если не имел целью привлечь внимание, нужда чего проскальзывала в нём предательски понятно и предательски часто. и сейчас, в теории, саске тоже больно. но только это была другая боль: не как от сломанной руки, подвернутой ноги или содранной кожи. эта боль была внутри. размывала все содержимое головы, сжимала сердце, рвала в клочья нутро; саске знал, что от такой боли не существовало целительной чакры или пилюль, потому что ничего не кровоточило, никаких ран или переломов. наверное, было бы гораздо лучше, если бы его сейчас переломали всего подобно кукле, тогда стало бы проще, понятнее, объяснимее, терпимее, ведь каждый из шиноби всегда готов к боли и смерти, и, но... нии-сан отчего-то не спешил добивать его. после целой вечности боли, мук внутри, силы ушли куда быстрее, чем после двух вечностей тренировок. их не осталось совсем, словно бы организм сдался и решил сам себя обезвоживать.

"проверить свои способности... и только ради этого... ТОЛЬКО. РАДИ. ЭТОГО?", - детские мозг не мог соотнести картинку. вот они всей семьей ужинают. вот нии-сан учит его правильно держать лук, потому что совсем маленький саске делает это неправильно, выкручивая свои крохотные ручки. вот они вместе на миссии и младший правда пытается не мешать, завороженный тем, что миссия настоящая, процессом и бытием с нии-саном, который для него почти бог [авторитет отца все равно оставался той самой недостижимой горой, как и полагалось богу полноценному]. вот они вместе спят в обнимку, хотя вообще-то саске долго дулся от зависти и обижался от очередного "в следующий раз, саске". вот оно - так много всего - было, мальчишка помнил это отчетливо, и вот оно всё треснуло, начало рассыпаться, оставляя за собой лишь картину тёмной ночи, запятнанной кровью и телами бога да близких. это... это правда того стоило? как долго итачи претворялся? он говорил правду? как такое возможно? саске в тотальном заблуждении растерянности, от чего его внутреннее - поверх и супротив всего - накрыла паника.

"бежать", - кричит что-то в голове.
"спасаться", - хрипит.
"выживать", - голосом брата, словно бы у самого уха, отчего-то очень страшный, угрожающий, смеющийся холодом. разве нии-сан мог... звучать так? мог. саске не сомневался: мог. он мог все: играть, притворяться, убить всю семью; потому что никого лучше мальчишка не знал. значит... значит, старший брат не врал. почему у него не имелось выбора, почему реальность такова - эти вопросы повисли на языке, так там и оставшись.

взгляд - скорее рефлексами - увидел блеснувшее лезвие. что-то в голове - тяжелой и запутанной - щелкнуло. мальчишка сглотнул [не вся слюна вытекла изо рта, не вся на лице, во рту уже успело пересохнуть]. руки сами уперлись в пол, колени кое-как поддались, движение-другое - силы нашлись - и саске, вскочив на ноги, попятился назад. глаза на выкате, сердце бьется бешено-бешено, дыхание тоже. однако же, рывок назад, к двери, нащупать, разворот туда же и бежать, бежать, бежать... учиха не знал зачем и куда: у него просто имелось это животное необъяснимое желание выбраться на свет, ли улицу, покинуть замкнутое пространство. то ли в надежде там кого-то найти, то ли получить помощь, то ли... учиха не знал. он просто хотел покинуть душное помещение, пропитанное смертью, и ноги сами вынесли его на улицу. покойников.

снова застыл, когда остановился отдышаться, ощущая тряску в коленях: дальше не понесут. к тому же... нии-сан. ужас и непонимание нахлынули новой волной. отчаяние захлестнуло.
[icon]http://s7.uploads.ru/wQJ9h.gif[/icon]

+1

7

беги, саске. беги.
единственный, кто мог позволить себе бежать и бороться. отныне и всегда - пускай бежит.

в его глазах боль и грусть, перспективы и темнота, камень и пустота. зачем решимость, для чего сомнения, когда руки брали и делали, когда действие и движение решали всё? жизнь шиноби тяжела. быть человеком нелегко. балансировать между человек и шиноби - подавно. легких путей не существует - просто только мертвым. ненависть, страдания, боль, утраты, испытания - это то единственное, что в конечном счете влияло на людей по-настоящему. сейчас итачи считал так, сейчас это его собственная реальность, которую он, ни то приняв, ни то подчинившись реальность массовой, распространил на других. на другого. на ещё одного человека, которому теперь оставалось только бежать, чтобы после, когда остановится, разделить этот груз. не красиво ли это разве, с другой стороны? разве нет в этом наивысшей эстетики? разве не приятно знать, что сквозное одиночество на деле вовсе не есть одиночество, ведь у тебя правда есть близких человек. по духу, по желаниям, по боли. связь настолько крепкая, что ты со своей стороны вынудил его жить, а он ненавидит тебя больше самой жизни, никогда не отпуская в желании лишить того, что ты ему подарил. а? как думаете?

на самом деле, у итачи осталось не так много чакры. почти не осталось: даже "сонный" клан потребовал значительных затрат, но ещё больше таковых потребовало цукиеми, что он наложил на младшего брата. эта техника отличалась затратами, учиха понял сие сразу, даже если и ощущал, что ещё не довел её до совершенства, имея, куда развивать; опробовать лимиты - это, в самом деле, о нём. по крайней мере, теперь, когда собственноручно сломал всё, что можно было сломать, что могло цеплять и держать. во имя... деревни? брата? силы? решения всего накопившегося без дальнейшего кровопролития? всё-таки, может, мира ради? не важно.

саске сумел подняться и убежать. итачи же глубоко выдохнул и ненадолго перевёл взгляд на луну. пускай бежит, глупый, слабый, беспомощный и ни в чём неповинный. точно также, как и другие дети клана. вот только  ему [не] повезло являться особенным: родным братом исключительного гения, к тому же обладающим собственным потенциалом, что итачи успел рассмотреть и прощупать. возможно, подаренные мучения саске окупятся; возможно, итачи станет легче, возможно, разделение ненависти ему поможет; а, возможно, лишь усугубит, ведь он оставил сам себе единственный рычаг, единственное ограничение, что так презирал, единственную условность... кусочек чего-то, что заполнит пустоту внутри, истончившись, растянувшись на всю поверхность дыры, но став единственным содержимым? итачи заставляет себя не думать и ничего не испытывать. это не так сложно, как кажется. самое сложное уже совершено, позади.

короткий взгляд на трупы родителей. отмучились. всё же в них гордости было куда больше, чем в этом клане, чем стоило ожидать. достойные. итачи было не в чем винить их; он понимал. как и они понимали его. родители учиха сына учиха. слезы на собственных щеках уже давно высохли, не оставив на месте себя ничего. ему надо закончить. надо завершить начатое, довести до конца, прежде чем вступать в беспросветную тьму, путь к которой сам себе вымостил. без возможности вернуться назад.

один рывок. фигура старшего брата появилась на улице, перегородив младшему дорогу. куда саске бежал? бежал, чтобы бежать. пускай. большего от него не требовалось. пока. остальное должно вызреть. удовольствие, пренебрежение, любопытство и боль смешивались воедино. сердце больше не сжимало, потому что оно уже сжалось до размеров грецкого ореха, дабы не остановиться. иначе функционировать не сможет.

саске замер. недвижимым оставался и итачи. глаза в глаза. сверху вниз. в ночи. с луной. тишина, ветер в лицо. отражение в одинаково темных глазах, непослушные одинаково темные волосы сдуваются. у обоих подошвы в крови. в обоих голова полна смерти. в обоих трещины. итачи ненавидел и успокаивался тем, что саске был; потому что обрёк его - итачи - на страдания и муки, но и он сделал ему тоже самое, при том разделив все напополам. со временем старший непременно взвалит на себя всё; что бы это не подразумевало. 

- foolish little brother, if you want to kill me, despise me, hate me. run, run... cling to live and survive in an unsightly way. then someday, when you had these same eyes, come to me, - немигающий холодный взгляд, аналогичный голос. на секунду прикрытые глаза и, взглянув на саске в последний раз - открыто - активировал мангекю вновь, заставляя того потерять сознание на месте, так и повалившись посреди омертвевшей улицы, что почти два века являлась пристанищем клана.

прости, саске, - внутри оборвалось что-то ещё, а после замерло. учиха развернулся и собирался отбыть, но не вынес: что-то заставило его обернуться ещё раз, посмотрев на тело единственного живого. единственного значимого, как не выкручивайся. к счастью - вос пасение - рожденного, но лучше бы не рождавшегося вовсе.

щеки снова влажные?... пускай. это о них двоих. теперь. никого не осталось. обо всем остальном позаботится итачи. о младшем брате и силе. никто-ничего другого, в конце-то концов, не могло иметь настоящей ценности для учиха. круг замкнулся, замок развалился.

собери всю свою ненависть для меня, саске. до последней капли. я буду ждать.
[icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/e7/78/1070/71669.gif[/icon][nick]Ichiha Itachi[/nick][status]границы за вымиранием[/status][fandom]naruto[/fandom][char]Учиха Итачи, 13[/char][lz]Убей во мне слабость, убей во мне совесть. Я выйду прочь.[/lz]

+1


Вы здесь » BITCHFIELD [grossover] » Прожитое » cry-y-y little brother


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно