OST
[indent] В Новой Серене пахнет гарью.
[indent] Дымом. Смогом. Прогрессом, как любят говорить, изгаляясь и выворачиваясь чуть ли не наизнанку. Жгут, топят, гудрон, кажется, забился в самое горло, да там и застыл, оставив горьковатый привкус. Константину все чаще кажется, что он попросту задыхается, от смога или же от пыли, кашляет куда как сильней, да и вообще лицо по ту сторону зеркала его с каждым днем радует все меньше и меньше.
[indent] Он уверен - это от работы. Он чахнет в этом кресле, медленно, но верно, словно растение, которое убрали подальше от солнечного света и обильно залили водой, от чего оно начинает погибать. Запертый в этих четырех стенах, что давят, на самые плечи, заставляя горбиться, ему все сложней с каждым разом натягивать на себя эту улыбку, полную подобострастия, перед тем, как встретить нового гостя, нового посла, чиновника, кого-нибудь еще запредельно важного для Торгового содружества, которого нужно срочно облизать с головы до пят, потешить эго и убедить в его исключительности. Врать Константин умел, ему, конечно, не нравилось, но приходилось, точно так же, как и делать вид, словно он не замечает этого надменного взгляда, словно не понимает, какого именно о нем и Серене мнения эти самые послы, в любой момент готовые донести своим наместникам, какую очередную оплошность совершил сын принца.
[indent] И никому из этого не вытащить. Курсион лишь только улыбается, мол, что поделать, вы теперь наместник, а значит нужно выполнять свои обязанности. Моранж так вообще предпочитает не появляться во дворце, наслаждаясь тем, что всю свою работу скинула на молоденького и глупого, несомненно, Константина, теперь это его проблема вот здесь вот. А он скрипит зубами, даже не зная толком, как ему разобраться со всем, что свалилось сверху. И каждый раз, когда подрывало все бросить, в голове звучал голос отца, безразличный, полный презрения, он говорил, что так и знал, что Константин ни на что не способен, что он не справится, да и вообще, лучше бы это его забрала черная зараза, опутав своими лозами и утянув на тот свет.
[indent] Кулаки сами сжимаются, от боли, от досады, от обиды, так никому и не высказанной... ну почти никому. Константин вновь смотрит в широкое панорамное окно, пусть и завешанное тяжелой гардиной, но через небольшую полоску проглядывает Новая Серена и восточная стена, за которой раскинулся опасный и такой манящий лес. По широкой дороге мерно идут повозки - в город и из него, везут лесозаготовки, будущее, что стремится ввысь новыми домами, новыми улочками, полными грязи и строительного мусора. Вот он - их новый мир, их новые заботы и ему нужно удостовериться, что Новая Серена станет больше, успешнее, живее, чем то умирающее чахлое создание, которое они покинули на корабле много месяцев назад, бросили, словно умирающего зверя. И, признаться, Константин не жалеет, не щемит у него сердце от покинутой, всегда ненавистной родины, полной змей, которые перебрались и сюда, но, хотя бы, не в таком большом количестве.
[indent] Константин недовольно морщится, возвращая рукав на место, неприятная боль все еще стучит где-то у висков волнением. Ненавидел он это взятие крови. Он вообще кровь ненавидел. Как и боль, неважно какую, даже Курт и его вечная муштра с мечом не выбили из него этого странного ощущения липкого страха при виде красных пятен, растекающихся по земле и камням. Слабак он, все-таки, хорошо, что давно со своей натурой смирился и не пытался как-то себя переделать - все-равно бесполезно.
[indent] Двери скрипнули, грохнули, Константин тихо вздохнул, он же просил не пускать с прошениями, пока здесь находится этот немой мозгоклюв, отошедший к окну, чтобы хоть что-то видеть в своей маске. Как будто она и правда может спасти от заражения - все уже давно знали, что малихор в любом случае проникнет, если захочет. Но вместо очередного подобострастного лица мелькнула пыльная и знакомая шляпа, лицо, что казалось за годы знакомства не особо так поменялось с зеленой меткой на линии подбородка.
[indent] — Моя дорогая кузина! - он улыбнулся, впервые за несколько дней по-настоящему. Де Сарде принесла на себе запахи леса, дорог, пота и крови, но это были поистине запахи удивительные - полные приключений, тех самых, которых его лишили и о которых он грезил маленьким дитя, что проснулся на корабле и вновь заснул в этих залах. Константин раскинул руки в приветственном жесте, хотелось обнять кузину, но монетная стража все еще тут, да и новые друзья Де Сарде тоже, так что Константин просто кивает в сторону мортуса. — Ты веришь, все же позвал одного из этих воронов, как ты и говорила. - Просто потому, что он видите ли стал слишком бледным, но Константин знал, это просто от того, что никуда не выходит, он ненавидел этот дворец, сжечь бы его...
[indent] Мортус оборачивается, его длинный чуть изогнутый клюв на солнце кажется абсолютно черным, но, что куда важней, кровь, что должна быть красно-карминовой, внутри колбы плещется абсолютно черная, густая, как гудрон, которым смазывают крыши Новой Серены, которым все здесь пропахло.
И мир перестает существовать, лишь только удары собственного сердца отдают где-то в ушах.
[indent] [indent] Один удар.
[indent] Он чувствует, как знакомые руки хватают его за плечи, трясут, как родной голос пытается докричаться до него и умоляет сказать, что это не его кровь сейчас плещется в колбе, в пальцах безразличного ко всему врача.
[indent] [indent] Второй удар.
[indent] Он ощущает липкую патоку, подкатывающую к горлу, кажется, что он сейчас будет плеваться этой черной кровью, пачкая дорогие ковры и свой вышитый камзол. Голос Де Сарде отдаляется, словно уплывает по реке.
[indent] [indent] Третий удар.
[indent] Он ощущает черные лозы. которые растут внутри его тела, обвивают органы, медленно, но верно, добираясь до глазных яблок, так, что все плывет, а комната теряет свои краски перед абсолютной тьмой.
[indent] [indent] Четвертый удар.
[indent] Константин вздрагивает. Его лицо, кажется, еще бледней. чем было всего мгновение назад и сам он себе кажется другим. Живым трупом, которому просто забыли сообщить пренеприятные вести и теперь он и сам не осознает, что происходит. Пальцы на плечах сдавливают еще сильней, так, что ногти проходят через ткань, наверняка оставив ему синяки на бледноватой коже. Хотя, какая теперь разница...
[indent] Он стряхивает руки кузины, смотрит прямо на нее, только сейчас осознав, что она упала перед его троном на колени.
[indent] — Я умру. - Это даже не звучит так горько, как казалось. — Как твоя матушка... как все на Серене.
[indent] Перед глазами старшая Де Сарде, отчахшая, сломленная, черные вены, которые не скроет самое целомудренное платье, с глазами мутными, давно переставшими видеть белый свет и болью, такой дикой и жгучей, что можно лишь только мечтать о забвении как о избавление. Боль, страх, отчаяние, вот и все, что останется после него, после мальчишки, который хотел стать великим, а в итоге умрет в одиночестве, без дома и в полнейшем забвении. Константин тянет руки вперед, к кузине, ему хочется обнять ее, еще раз, как раньше, почувствовать тепло ее тела, осознать, что он все еще здесь, но собственные руки кажутся грязными, передающими смерть касанием и он резко одергивает их, заглядывая в глаза Де Сарде.
[indent] — Я не хочу умирать.
[indent] Шепот похож на скулеж, но какая теперь разница. Константин подскакивает с трона, внутри лишь только боль и досада. Нет, еще рано... так рано...
[nick]Constantin d'Orsay[/nick][status]ваши боги мертвы[/status][icon]https://i.imgur.com/ccrcCDY.gif[/icon][sign]
Город сводит с ума, заглушает песню твою.
Город тебе отомстил. Прощай, мой последний друг![/sign][fandom]greedfall[/fandom][char]Константин Орсэй, 21[/char][lz]В шаге от порога средоточие порока, ходят слухи, что люди разгневали всевидящее око бога.[/lz]
Отредактировано Anduin Wrynn (2020-08-08 00:56:34)