гостевая
роли и фандомы
заявки
хочу к вам

BITCHFIELD [grossover]

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » BITCHFIELD [grossover] » Прожитое » who saves you <>


who saves you <>

Сообщений 1 страница 10 из 10

1

УБЕРЕЧЬ СЕБЯ ОТ ЛЮДЕЙ
https://forumupload.ru/uploads/0019/e7/78/1039/78681.gif https://forumupload.ru/uploads/0019/e7/78/1039/57145.gif https://forumupload.ru/uploads/0019/e7/78/1039/42747.gif https://forumupload.ru/uploads/0019/e7/78/1039/60803.gif
АВАЛЛАК'Х & ЦИРИЛЛА
СПАСАЕМ ГЕРАЛЬТА И ПРОЁБЫВАЕМСЯ С ПОРТАЛАМИ

НА ЭТОТ РАЗ ТОЧНО ЭКШЕН ЧЕСТНОЕ СЛОВО
УБЕРЕЧЬ ЛЮДЕЙ ОТ СЕБЯ
[icon]https://i.imgur.com/2jk9znn.png[/icon][lz]<center>нам снится как ты <a href="https://glassdrop.rusff.me/profile.php?id=1039">тонешь</a> в болоте</center>[/lz][char]цири, 19[/char]

+5

2

ты живёшь под моими веками,
иногда я страшусь моргнуть

Ноги плавно опустились в мягкую бордово-красную траву и вспышка магии медленно погасла, будто ничего и не произошло. Небо над головой раздирали и рвали в клочья густые темные тучи, где-то вдали сверкали молнии, а на каменной, видимо давно заброшенной, площадке, поросшей травой и колючим бурьяном, было тихо. Только полуразрушенная арка светилась тусклыми золотистыми искрами, будто не хватало магии вспыхнуть настоящим порталом и теперь она шипела и пыхтела, собирая пригоршни сил.
                 Aen Saevherne Аваллак'х толком и не взглянул на испещренные рунами камни, не попытался воззвать к древней магии. Лишь походя ссыпал светло-желтый порошок кругом у арки, а после - совсем потерял интерес. Знающий обернулся на свою спутницу и лицо, скрытое тенями глубокого капюшона, исказилось морщинами. Креван нахмурился, поджал губы, даже посох в руке сжал сильнее, впитывая в себя черты беловолосой девушки.

                Они собирались молча, тягостно, быстро.
В поясные сумки Лис складывал порошочки и зелья, горсть золота, горсть серебра, чернила, пергамент, пару драгоценных камней. Перо он вытащит, если понадобится, из наплечника; превратит ткань в бинты и перевяжет любую рану; поднесет к губам нужное зелье. Аваллак'х среди одежд спрятал шипучие яды, несколько бомб, двимеритовый порошок - он остался еще на кончиках пальцев и теперь неприятно покалывал кожу. От лука только пришлось отказаться, отложить длинные стрелы с тяжелыми наконечниками, острым черным оперением. Креван отказался бы и от меча, ему посох магический служил прекрасным оружием даже в ближнем бою, но уж тут настояла Цирилла. Теперь полутораручная эльфская сабля была в ножнах на левом бедре и пояс оттягивался непривычно сильно. Ходить с подобным оружием ведун не привык, терять маневренность и вовсе не нравилось, но кажется Цири было спокойнее именно так. Ласточка сама проверила ремешки и застежки, дернула несколько раз на поясе, хмуро и грубо кивнула. В другой раз Аваллак'х, пожалуй, на ее действия даже бы и улыбнулся, может спросил ее: не считает ли она эльфа таким уж беззащитным книгочеем, а теперь не до шуток было. От Кривоуховых Топей в обратную сторону пошел временной отсчет и все пески мира устремились куда-то вниз, прорвали стеклянные колбы и отступать больше некуда было. Можно было лишь выбрать условия встречи и Креван их выбирал. Пока Ястреб не успел опередить.
                И все-таки собирались с камнем на сердце, словно так и не договорившись.
                Цири отводила глаза, что-то бурчала под нос.
За несколько дней в спокойствии и сне поправиться телом ей удалось, а вот духом - навряд ли. Креван долго вглядывался в ее глаза - она их отводила; он перехватывал за запястье, проверяя пульс, - Цири мягко освобождала ладонь. Напряженность копилась, слова походили на острые камешки, забирались за шиворот. Креван на карте показывал Zireael их переходы, рисовал строение Нагльфара, перечислял все возможные опасности и подводные камни, а перед уходом все же привлек на несколько мгновений девушку ближе к себе. Обхватил лицо ладонями, обвел пальцем линию изогнутого шрама и взглянул в яркую зелень глаз.

                 - все будет хорошо, - он выдохнул в губы, а поцеловал нахмуренный лоб.
                                                                     дальше было не до разговоров.

Тепло мелькнуло на мгновение, согревая кости изнутри, разливаясь огнем и острыми искрами, да погасло раньше, чем удалось насладиться. Аваллак'х вдохнул аромат волос Цири, словно отыскивая все сочетания трав, которыми он ее потчевал, но пахнуть стало только густой подгнивающей кровью. ( черной, венозной, ошпаренной злобой и ненавистью ). Так же пахла Ласточка при первой их встрече. И при второй, впрочем, тоже.
Лис отстранился от нее и перехватил за руку, сосредоточенно кивнув, отмечая что готов к перемещению. А после исчезли болота, Велен и весь Континент.
             Может песок еще был.
             Медленно падал из разбитой стеклянной колбы на каменный пол.
                                                                    Аваллак'х проверять не стал.

        - идут.

Даже сквозь Пространство Aen Saevherne начинал ощущать приближение драккара, взметнувшуюся магию Карантира и то, как он тянется до Цириллы, отмечает курс кораблю по ее магии. Лис намеренно не стал прятать их с Ласточкой, даже усилил след, пустил глубокие круги вибраций по Спирали, словно ставя жирный крест на небесной карте, отмечая их положение. Им пришлось переместиться несколько раз, отметиться точками, словно желая сбежать, а не встретиться; после - остаться у неактивированного портала, пытаясь раздуть его магию и прыгнуть дальше.

        - дай руку.

Ведун взмахнул посохом, освещая багровую траву и песчаные камни, зашептал на эльфском свои заклинания, а потом две иллюзии воплотились из света, принимая образы Знающего и Старшей Крови. Лис кивнул им и указал на площадку, а сам отошел за колонны и пробитые своды разрушенного дома, увлекая за собой и девушку, чью руку так и удерживал крепко в руке (чтобы не ринулась на опасность раньше времени).
          Место было открытое. Подходящее и для боя, и для того, чтобы рассмотреть корабль, готовый раздвинуть сумрачные облака и прорваться в чужой мир. Лис нахмурился, сам зацепился глазами за небо.

        - я перемещу нас туда как только всадники будут на полпути к нашим двойникам. если среди них ты увидишь геральта, цири, не беги, подожди. он может тоже быть иллюзией-ловушкой.

Аваллак'х сжал женскую ладошку в перчатке, оторвал взгляд от неба и пристально посмотрел на Старшую Кровь. Он уже сейчас чувствовал как бьется сердце, как повышается адреналин в крови, как ее магия начинает пахнуть молниями и электричеством. За спиной Ласточки раскинула руки смерть, занесла острую косу, приготовилась нападать вместе с ней. Увести бы. Спрятать Цири подальше. Не давать ей сражаться с эльфами или людьми, научить тому, что молодость прекрасна, если не заполнить ее до краев слезами и болью. Но учить Цири этому как-то поздно. Да и Лис уже позабыл и о молодости, и о том что такое отсутствие горечи. Теперь просто сжимает женскую руку, не находит в себе возможности вновь повторить лживое «все будет хорошо», кивает разве что медленно и смотрит в глаза. Смерть за спиной у Цириллы кивает тоже.
              приветствует старых знакомых

[icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/e7/78/1039/56239.png[/icon]

+3

3

This will never end 'cause I want more
More, give me more, give me more
[icon]https://i.imgur.com/2jk9znn.png[/icon][lz]<center>нам снится как ты <a href="https://glassdrop.rusff.me/profile.php?id=1039">тонешь</a> в болоте</center>[/lz][char]цири, 19[/char]

Цири думает, что это смертью пахнет, и не хочет думать, что от её собственного запах не отличается. Половину ночи вышагивает по комнате, вторую — снуёт в бестолковых сборах по небольшой лаборатории и не берёт ничего кроме собственного меча; следит за тем, что выбирает Аваллак'х. Трётся рядом призраком и запоминает.
Она хочет сказать себе что всё это глупости и операция: спасение обязательно пройдёт успешно, потому что с момента их встречи всё так и было — у Знающего всё получалось. Уйти заранее, замести следы, свыкнуться с новым миром, суметь отыскать в нём место. Выйдет и сейчас. Эредин обманется, Карантир проебётся, вместе со всеми другими Всадниками. Главное, не решается озвучить Цири, не проебаться самой. Не подвести.

Застёжки она, кажется, затягивает так, чтобы развязать больше никто не смог. Магия это прекрасно, но видеть на эльфе клинок ей куда больше нравится — силы могут закончиться, слова неуклюже сорваться с губ, а сталь останется и сделает свою работу. Цири пройдётся по горке очередных трупов, и будет убеждать себя потом, что не было иного выхода, что они сами выбрали свою судьбу. Жаль Цири не выбирала — ни в пять, ни в десять, и уж точно не в пятнадцать. Скоро она дорастёт до двадцати, и судьба всё ещё выигрывает. Скалится ей в лицо по ночам.

Всю прошлую ночь Цири не спит: слушает дыхание, трёт ссадины, оставшиеся на месте ран, ужом вертится на простынях. Аваллак'х открывает глаза и свои она закрывает, он протягивает руку чуть ближе и она вздрагивает, замирая — не близость ранит, а возможность утратить её. Цири пропитывается чужим запахом, воспоминаниями, страхом, заново прокручивает в памяти всё, что в прошлом успешно просрала. Ей хочется вцепиться в Аваллак'ха зубами, причинить ему боль и вынудить, заставить остаться; или сбежать и сделать всё самой, вернуться потом, выслушать гневную лекцию. Сдерживает только перспектива сделать ещё хуже. Цири не мастер составлять планы, с чужим (не-чужим) шансов остаться в целости у них больше.
Здравые мысли в голове тоже зубами приходится удерживать: она забывается волнующим, неспокойным сном только под утро, и просыпается спустя несколько часов, мрачная и недовольная. Аваллак'х целует её в лоб, привлекает ближе, и Цири сжимается, зажмуриваясь — каждая мышца ноет, давится глухим страхом. Она не смотрит, отворачивается, делает несколько десятков механических шагов. Повторяет план, на самом деле толком его не помня. Если она и правда Смерть, то ей стоит держаться подальше.


If I had a heart I could love you

Цири кивает. На каждое слово, на необходимость укрыться, на потенциальное перемещение. Она чувствует Геральта ещё до появления корабля, и это почти непривычно — прошло больше трёх лет, и Цири думает, что может не увидеть в нём никого знакомого. Чем он жил? Всё так же по трактам? Как дела у дядюшки Весемира, поженились ли они с Йеннифэр, не пользовался ли он больше Правом Неожиданности?
Но она не видит знакомого лица. Глаза застилают грозовые тучи на горизонте, беспокойный взгляд Аваллак'ха, призывы подумать и не бежать стремглав. Цири кивает и всё так же отводит взгляд. У него хватает сил на всё — приготовления, разговоры, разработку планов, — у неё только на то, чтобы суметь отрешиться и сделать назад шаг.
Он останется в безопасности. Цири чувствует, как магия просится в бой, как знакомую с детства песенку на ухо ей поёт сталь: и скоро беглая княжна станет ей не единственным слушателем.

Ужасная перспектива забрать чужие жизни внезапно кажется Цири успокаивающей. Она сделает своё дело. Наконец-то то, что она умеет. То, с чем никогда не возникало проблем. Цири выгрызет Геральта, вытащит Аваллак'ха, напитается кровью, пожнёт урожай. Они сами сложат к её ногам дары — гранатовые зёрна, яблоки, переспелые абрикосы из садов Тир на Лиа; всё эльфское, алое, кровь будет пахнуть по-особенному. Если имя Цири и останется в легендах, то только как существа, умевшего убивать.
Она смотрит на Аваллак'ха краем глаза, осторожно, будто бы не решаясь увидеть его полностью: вот морщины сходятся дорожками на прекрасном лице, и пропадают, когда оно разглаживается. Может он хмурится только когда глядит прямо на неё? Цири вздрагивает: боль бежит по позвоночнику каскадом, она позволяет адреналину перекусить её пополам.
И боль, и смерть, и эльфская кровь будут всегда — любви только крохи достанутся, или ей вообще не удастся их отхватить. Может все уйдут кому-то другому. Ларе Доррен. Воспитаннику. Знаниям.
А смерть и боль будут рядом.

— Нам ведь нужно чтобы Эредин последовал за нами в Tedd Deireadh, да? Геральт наверняка рядом с ним, — произносит, наконец, Цири, сжимая рукоять Ласточки. — Ну вот пусть знает, куда ему стоит направиться.

Она следит вместе с Аваллак'хом — как Всадники реагируют на двойников, покидают корабль, и как она проглядывает все глаза: и не видит среди них знакомых. Эредина она тоже чувствует, почти как Геральта, не так остро, как Аваллак'ха — будто щупальце ввинчивается в мозг, забирается в память, доходит до самой мякоти. Цири стряхивает оцепенение и подавляет желание сбежать; и боли, и гнева Всадникам стоило бы бояться, потому что следом за ними всегда приходит Смерть, и глаза у неё зелёные, и шрам изуродовал черты, которые когда-то могли бы казаться сносными.
Ещё Цири могла бы сжимать в руках ткань времени, или Спирали, но сжимает только знакомую до каждой зазубрины сталь.

— Я.. — и осекается, —.. пойду первая.
Магия скалится почти как судьба, прямой и покорной готовностью: Цири делает в пустоту шаг чтобы выйти из неё прямиком на костяной корабль.

+3

4

будто стрелы и псы — это лишь миражи,
и во снах умереть нельзя.

Тепло еще где-то там.
Под плотной одеждой и шерстяным плащом, за поясом и застежками. Под вязью магических узоров на теле и под белой кожей. Тепло еще есть - глубоко, далеко, за сотней печатей, тысячей самых разных замков. Аваллак'х хранит его так, как могут лишь Знающие: запирая накрепко, накладывая чары даже на память, стирая с языка тени сказанных слов, чтобы даже упоминание не привело к горькой трепетной правде. Чтобы никто не узнал. Чтобы никто не добрался. до цири под кожей.
Было бы, может, немного времени, он бы снова на нее посмотрел и задумался бы о том, что она слишком много заняла в нем пространства, что терпеть ее ворчание, гневные выкрики, грубость деревенских ругательств стало значительно легче - часть пропускается мимо ушей и не оставляет следа. Он бы просто задумался: как же так вышло, что общество маленькой вспыльчивой девочки стало знакомым, привычным, естественным; теперь каждый поток ее чувств резонирует у Лиса под сердцем. Хорошо, что подумать об этом времени нет. Ни к чему это всё. Держать Zireael лучше совсем не под кожей (от опасности просто надо держать ее дальше). Не получается ни то ни другое.

                                                        аваллак'х отпускает руку.
                                                        и ласточка наконец взлетает

Магия порталом открывается у них под ногами; Нагльфар встречает смолой, деревом, дымом и солью. Лис успевает оглушить даже несколько Красных Всадников, прежде чем чья-то голова катится ему под ноги. «Знающие - не убийцы»,  - эту фразу молодой Креван когда-то запомнил отлично. «Им не нужен меч, чтобы убить; не нужны стрелы, чтобы поранить; а достаточно только магии, способной убить, поранить и покорить», - теперь по вписанным крепко словам пошла тонкая сеточка кракелюра. За годы своей собственной долгой жизни,  Лис изрядно переплюнул наставника, стал мастером в сотнях различных занятий, опроверг почти все сказанные им слова или нашел более точные формулировки. Теперь - вспоминает о нем все равно.  Aen Saevherne - титул почетный, заслужить его было не просто, но все регалии и изящные фразы меркнут пред тем простым фактом, что Аваллак'х колдует не ради красивых всплесков узорчатой магии, указавших бы на мастерство, - он колдует на поражение. Посохом бьет одного из  Aen Elle в живот, пускает молнию сквозь доспехи и тело, а потом сталкивается глазами со своим собственным учеником (следом - ищет в сражении цири).
       Креван  колдует.
       Магическим посохом, сброшенным под ноги порошком, своими руками, древним наречием. Силы поднимаются в нем потоками, напоминают хоровод замелькавших жалящих искр: вспыхивает огонь, прорезается воздух ледяными ножами, следом - туманами и песчанками, норовящими вырвать глаза. Карантир отвечает своими ударами. И сражаться с ним Аваллак'ху почти что нравится. Прежде он бы, конечно, сделал несколько замечаний: отчитал бы ученика за грубость его заклятий, за то что предпочитает использовать посох как простую дубинку, безусловно бы оценил краткость и эффективность некоторых заумных пассов руками. Теперь на словесный обмен ударами времени нет. Креван ждет пока Цири отыщет Геральта, а отыскав их обоих глазами, затягивает в портал.
Время рассчитано как нельзя лучше -  Dearg Ruadhri аккурат возвращались на свой драккар.
Вместе с Цири и Геральтом, разумеется, следом магия переносит Эредина и Карантира, а Лис поднимает в воздух каменные плиты, отделяя их маленькое "собрание" от всех прочих эльфов. Но шансы считать все равно не приходится. Мало, мало, мало - они все еще не успевают. Лис сражается магией со своим учеником, заставляет ослабеть Белого Волка, чтобы не путался под ногами (его костяной шлем раскалывается прямо на голове), а вот Ласточке помочь не получается. Ястреб врезается своими когтями в тонкие крылья, сквозь пелену заклинаний ведун на это хмурится и до крови кусает губу.

        - сейчас

Шепот срывается с губ, магия бьет по ногам ударной волной, отбрасывает врагов на несколько несчастных секунд, а Креван носком сапога ломает песчаный круг у портала, заставляя тот наконец засиять пронзительным золотом. Жаль что ускользнуть мгновенно втроем им все-таки не получается. Эредин, словно сам заколдован, не может оторваться от Zireael, та - от Геральта, они комом уходят в портал, а Креван падает в провал спиной, зацепившись за корни деревьев, проросших от магии ученика.
Наверное все решают доли секунд. Капля везения. Капля расчета.
           В колонном зале Tedd Deireadh, среди снега и камня,
                в замороженном мертвом аду, Эредин наступает на Цири.
                И Аваллак'х ничем не может помочь своей Ласточке.
Он блокирует портал и оборачивается вовремя настолько, чтобы отшатнуться к стене, уйти от смертельного удара Геральта, но не уйти от его меча. По груди чертится длинный росчерк, а боль все равно не приходит, только становится почему-то теплее. Мокнет одежда.

        - dwimme

Эльф прижимает одну руку к своей груди, другую - ко лбу Геральта, рискуя не успеть и от нового его замаха лишиться не только крови, но и предплечья. Сонное заклинание наваливается на ведьмака, давая краткую передышку, а Креван пеленает себя в магию и иллюзию, восстанавливает одежды от случайных взглядов Ласточки, проверяет не измотал ли ее Ястреб уже окончательно.

      песок сыпется,  - сам себе подмечает лис
      Голова заполняется монотонной вибрирующей болью, тело - слабостью.
      Применять столько магии, после долгого отсутствия практики,  болезненно.
Но Креван вливает в горло ведьмака горькую настойку, шепчет над ним свои заклинания, пока зрачки мужчины перестают напоминать пустые черные бездны, пока магия Карантира не превращается в дым.

        - цири!

Если уходить, то лучше сейчас.
Каждое мгновение - еще одна песчинка, просыпавшаяся из разбитой стеклянной чаши. Аваллак'х думает, что это не так уж и плохо - им почти все удалось. Если придется остаться среди снегов, в мире охваченном Белым Хладом, истечь в нем кровью и обратиться камнем и льдом, то вмуруется он в этот мир вместе с Ястребом. Не в первый раз им, видимо, оказываться за одной и той же чертой. Креван выдыхает холодный воздух, чувствует как под иллюзией слабеет целебное заклятье, а потом бросает на Эредина путы (слабые, тонкие, порвутся вот-вот).
                          Если молиться, то сейчас - самое время. С последним вздохом.
                          Ну или с последним мгновением упавшим прямо на лабораторный пол.
                                                                            - забери нас отсюда -

[icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/e7/78/1039/56239.png[/icon]

Отредактировано Avallac'h (2020-01-14 22:26:03)

+2

5

это насилие над собой
это пассивная смерть
это осиновый кол вбитый в грудь потому что кому-то кажется, что ты монстр


Говорят, то, что нельзя получить, хочется уничтожить. Руки у Цири обращаются в ножи, рубаха скрывает ещё множество лезвий, они живут под кожей — Цири редко выпускает сталь погулять. Зло заслуживает возмездия. Мститель никогда не рождался из крови Фальки потому что она его за руку на поле боя привела; оставила на лице шрам, раскроила на части, пнула в гущу сражения.
Убей. Забери. Уничтожь его.

Зло должно быть покарано. Цири усеивает себя чужими заветами ровно как Аваллак'х татуировками; только её — невидимые, прячутся от незнакомых глаз, не светятся антрацитовым в темноте. Блестят если кровь ровно в тонкие линии-борозды попадает, и заставляют Цири ненавидеть, и вынуждают её запоминать.
Убей. Отплати. Отплати, отплати, отплати Злу!
А Зла так много, думает Цири. Куда ни глянь, всё до горизонта Зло собой устилает — жаждущее сломить её, поработить, растащить на частицы. Каждому по фрагменту от Госпожи Времени и Пространства. Каждому по осколку судьбы, каждому по ДНК-сегменту. Все останутся довольны, рады, может войны на какое-то время закончатся.
Но смерть их всё равно заберёт. Цири расплетает чужое полотно, одно за другим, распускает и вытягивает нити — и они неровные, некоторые рвутся у самых пальцев. Чья-то отрубленная рука валится под ноги, запах крови оглушает — на зубах словно плёночка, и всё стягивается и немного зудит. Отплати, отплати, отплати Злу! Отруби ему голову. Заставь захлебнуться. Сгореть. Огонь поможет. Огонь будет ласковым, нежным, выжжет каждую ресничку на красивом эльфском лице, превратит Нагльфар в траурное пепелище. Они заслужили быть убитыми. Они загоняли тебя как животное.
Отплати, отплати, отплати Злу![icon]https://i.imgur.com/2jk9znn.png[/icon][lz]<center>нам снится как ты <a href="https://glassdrop.rusff.me/profile.php?id=1039">тонешь</a> в болоте</center>[/lz][char]цири, 19[/char]

это контракт на душу но нет гарантий
это мелочь лежащая на серванте
это ты всё проебал но таков был план


Цири не сразу различает лицо Геральта: а когда замахивается на него клинком то с трудом удерживает руку и просто смотрит. И не может насмотреться. Черты знакомые, только новых шрамов добавилось: и он, конечно, почти совсем не постарел. Наружу всё ещё рвётся огонь, но Цири удерживает его изо всех сил: кажется, даже глаза снова влажные (это становится блядской привычкой) потому что Геральт Цири не узнаёт. Она помнит, что он под чарами, но ей хочется впиться в закованную в доспехи грудь пальцами, и добраться до сердца, и выбросить его вон.
Так много моей боли ты носишь с собой, почти всхлипывает Цири, так много боли и ни одного ответа, а теперь и вовсе не узнаёшь.

Чужой ментальной волной её отбрасывает прочь и она вздрагивает, опомнившись; уворачивается от удара в спину, скалится в знакомое лицо. Огонь возвращается моментально — прорубает себе к Эредину дорогу, пока Цири краем глаза наблюдает за тем, чтобы Геральт не пострадал. Ей с трудом удаётся отвести взгляд от знакомого лица. Палуба Нагльфара не может сгореть, но Цири слышит вопли и видит, как Aen Elle успевают укрыть Эредина щитом; ей кажется, она смогла бы выжечь его изнутри, одной только ненависти хватило бы — но если отпустить Огонь, здесь не останется совсем никого живого.
В толпе она находит Аваллак'ха — как раз в тот момент, когда он вынуждает её провалиться в портал. Цири успевает схватить Геральта за руку, сжаться в комок; а у Эредина просто отвратительные глаза, внезапно думает Цири, точно как у кого-то ядовитого, и лучше бы их вырезать к херам (так что как-нибудь обязательно).

Она вскакивает на ноги следом за Королём Ольх.

И если бы силой ненависти можно было убивать, на свете было бы куда больше таких, как Цири.
Если бы ненависть суметь направлять и контролировать, все Красные Всадники давно трупами рухнули бы к её ногам.

— Essea — Aenyeluned, — выплёвывает Цири в раздражающее её лицо, сейчас не скрытое забралом, — shed esseath eigean weasel.


это слишком сомнительный ценник на твой талант

Голос Аваллак'ха она сквозь оранжевое зарево различает; и кажется, что различила бы всегда, что он добрался бы даже сквозь толщу пламени, что показалась бы кому угодно другому непроходимой и непроницаемой. Она оглядывается в лицо Кревана и словно просыпается от долгого и кошмарного сна, где было много чёрного и много красного — а Цири ненавидит эти цвета. Ускользает от рубящего удара, успевает переместиться к Знающему поближе, вздрогнуть от запаха крови.
Аваллак'х пахнет кровью так сильно что Цири становится страшно. Она могла проглядеть? Отвлечься и не успеть среагировать? Времени на раздумья ей не оставляет магия — глаза Геральта затянуты мутной поволокой боли и неузнавания, и на боль Цири реагирует единственным доступным ей выходом: ненавистью, агрессией и побегом. Она не оглядывается когда хватает спутников за руки и перемещается из мира прочь.
И воздух следующего мира пахнет знакомо: немного домом, немного ведьмачьими эликсирами, немного дурацкими ругательствами и одуряюще много Каэр Морхеном.

Геральту с ними, конечно, опасно. Вернее — совершенно невозможно, только не снова ставить его жизнь под удар. Цири уходит и отсюда тоже, не оглядываясь; лес рядом с крепостью постоянно патрулируется и ведьмаки помогут. А вот ей больше нечем помочь, нечего Смерти делать там, где столько раз другим Жизнь подарили.

Остальное в голове Цири смазывается. Она держит Аваллак'ха за руку так крепко, что точно оставит синяки; они плутают, проходят через чужие порталы, больше не перемещаются с её помощью. Креван спутывает тропы, Цири борется с гневом, застилающим глаза: гневом на Эредина, на Геральта, на себя. Она не злится только на Аваллак'ха, и потом, обещает безмолвно, обязательно попросит прощения за сжатую до боли руку, которую она так и не выпустила.

Стены очередной лаборатории встречают их дружелюбной затхлостью; Цири ёжится, мелко вздрагивает, осматривается по сторонам. В этой она не бывала никогда, но сейчас это кажется неважным.
— Ты в порядке? — спрашивает, оборачиваясь.
(я вот — нихуя)

+3

6

но когда ты рядом, солнце твоих волос
намекает на то, что я восприимчив к свету

Порталы превращаются в сплошной хоровод цветовых пятен.
Аваллак'х держит Цири за руку - или это Цири держит его? - перемещается один раз, потом второй, третий. Мешанина красок и звуков сплетается с глотками воздуха и каждый раз воздух разный. От холода к жару, потом к плесени, следом - затхлость и снова холодный ветер бросается прямо в лицо. Заметать следы Лис умеет, но сейчас едва ли соображает что делает. Хорошо что план продуман заранее, хорошо что он тщательно запоминал все пути отступления, повторял их шепотом даже во сне. Теперь пригодилось.
      Голова наполняется тяжестью, болью пульсирует по диагонали от плеча мимо сердца (перечеркнула, пробила, плеснула кровавыми пятнами прямо в глаза), а расходовать силы поэкономней не получается. Знающий ведет Zireael лабиринтами междумирья, пока не понимает, что переходы скоро закончатся, что их след наконец затеряется в веренице запутавшихся пространств. Можно заново наполнять песком стеклянный сосуд, можно заново ставить точку отсчета и надеяться что и впрямь потерялись (для эредина, для геральта и для самих себя). А еще, в который раз (и самым краем сознания), Аваллак'х подмечает, что без Цириллы не справился бы: остановился на полпути, выдохся, остался бы собирать кровь в ладони и магию с кончиков пальцев. Разум не меркнет лишь из-за Цири; спрятать Ласточку от Эредина - важно, а остальное он как-нибудь сможет наверное пережить. Потому делает новый шаг, вступает из одного портала в другой, зазубренные эльфские заклинания произносит прикрыв глаза, все еще держит Цири за руку.  И выпускает ее лишь тогда, когда они достигают конечной точки. Как было задумано, верно? Креван морщится и повторяет себе самому, что все дело в правильности его расчетов, в том, как он продумал пути отступления; повторяет это себе и сам же не верит. Везения все-таки чуточку больше.

                       предназначение и судьба не оставят в покое.
                                если надо - проведут через ад.
                                если надо - множество раз.

        - все. здесь мы в безопасности. - Лис выдыхает слова и бледнеет, опускается в пыльное кресло и, кажется, на доли секунд погружается в забытье.

Еще одна лаборатория. Меньше, немного уютнее. Если бы не пыль, то казалось бы, что просто украшенный дом, в котором мог быть кто-то счастливым в уединении и покое. На стенах - картины (все больше пейзажи), красочные гобелены, тяжелый бархат портьер. В вазах когда-то стояли цветы; теперь они высохли, за давностью лет превратились в сухие ломкие веточки и помертвевшие стебельки. Книги в строгом порядке на полках, есть чернила, перья, пергаменты, несколько карандашных рисунков - единственный след Аваллак'ха, а он и забыл, что оставил их здесь.
        Лис вяло поворачивает свою голову и встречается с круглым зеркалом у столика, соскальзывает взглядом на духи и румяна - сердце колет немилосердно (в том, конечно, виновата глубокая рана). Собственное отражение Знающему не нравится - выбеленное, блеклое, слишком усталое. А еще он подмечает, что все-таки и впрямь постарел; в этом зеркале прежде отображался кто-то моложе, может даже счастливее. Он моргает, отводит взгляд и заставляет себя сосредоточиться на реальности. В этой реальности Цири что-то спрашивает у него, задает вопрос и приходится задуматься, вспоминая с напряжением чужую речь. Качнул бы головой - да боится что комната поплывет, поэтому только разлепляет медленно губы, собирает улыбку на самые кончики рта.

        - не совсем. мне не обойтись без тебя. - Делает паузу и в задумчивости исправляется, - без твоей помощи.

Магия падает окончательно и разбивается. Лису даже кажется, что в его разуме от этого неприятный и громкий треск. Он опускает глаза на свою грудь и видит, что с последними искрами иллюзия распадается на осколки. Кровь на его одеждах выступает черно-бордовыми пятнами, кривыми потеками и разводами, ткань прилипла к коже - придется отдирать вместе с ней. Быть раненным Кревану совсем непривычно, даже удивительным кажется, что у него может пойти кровь, что смерть может подобраться так близко. А еще что теперь придется местами меняться с Цири, потому что себе самому в этот раз помочь будет слишком трудно. Как иронично. Это не Ласточке на него полагаться - все иначе на этот раз.

        - там, в соседней комнате, наверняка должны лежать инструменты, которые понадобятся. лара всегда оставляла их в лаборатории. - Он поднимает руку, указывая на широкий арочный проем, а потом тянется к посоху, поднимаясь с пыльного стула. - там же должен быть и родник. нужна вода.

Все заклинания теперь на пересчет, запаса сил хватит на одно, может - на два и не больше. Аваллак'х тратит на то, чтобы скорей развести в камине огонь, медленно перебирается к софе у стены, ближе к теплу загоревшегося пламени. В этот раз на обилие пыли поморщиться не находится сил. Эльф бездумно расстегивает свои одежды, часть распарывает небольшим кинжалом, потом долго оглядывает рану с прилипшими нитями тканей по ровным краям. Если бы не магия, то все, разумеется, было бы хуже, но теперь и заклинание стазиса превращается в глухую монотонную боль. Адреналин уходит, силы - тоже. И Лис дрейфует между реальностью, размытыми тенями и светом, почти проваливается в блаженное забытье.  Хорошо что рядом Цирилла. Можно протянуть к ней медленно руку, вглядеться в ее лицо, провести пальцами по пепельным волосам и заправить их за ухо. Еще обвести кончиками пальцев знакомый овал, случайно дотронуться до длинных ресниц. У Ласточки большие встревоженные глаза: два ярких пятна пронзительной зелени среди смазанной серости лаборатории. И еще очень нежная кожа, мягкие губы (когда успела их искусать?), несколько капель крови на шее и на щеке. Лис бы мог ей сказать, что зря Эредин наговорил ей когда-то тех оскорблений, принизил девичью красоту. Цири и правда редчайший и драгоценный камень и нет вкруг нее никакого обрамления из перегноя. Она чем-то похожа на мир, в котором Креван бывал когда-то: там на изумрудную зелень травы падал ночами белый пушистый снег и люди жили в плетеных палатках-домиках, похожих на шалаши из шкур и упругих веток. Белое мешалось с зеленью, одуряюще пахло свежестью и полевыми цветами. Ласточка тоже похожа была на весну. может быть для аваллак'ха.
             Он моргает, отпугивает собственное видение, опускает руку от волос девушки и хмурится, пытаясь сосредоточиться, собрать заново свои мысли. Кревану даже удается чуть приподняться на подушках и вернуть разуму ясность (сколько еще времени до того, как усталость укроет его с головой?).

        - цири, тебе придется обработать и отчистить рану. наложить мазь по краям, она есть в моей сумке, а потом зашить меня и наложить повязку. сможешь?

                Вообще-то выбора особенного-то и нет. Ни в чем нет.
Лис думает вяло, что речь идет сейчас даже не о глупом ударе меча, под который пришлось подставиться. Выбора просто нет. Предназначение, Судьба, Предсказания, Пророчества. И весна. Есть Весна и упавший за ночь на траву белый пушистый снег. Последнее сейчас многим важнее.

[icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/e7/78/1039/56239.png[/icon]

+2

7

потому что метафизический пристав
всё равно ворвётся к тебе в башку

Что-то важное изменяется — вырезает весь фон кроме основной картинки; перед глазами Цири Аваллак'х оседает в кресле, и иллюзия расходится у самой его груди, с мелким, но оглушительным треском. Следующую порцию воздуха приходится набирать в рот сознательно: дыши, напоминает себе Цири и дышит, втягивает воздух носом и выдыхает его обратно ртом. Они так давно делят напополам один воздух, что Цири кажется, Аваллак'ха в нём больше чем чего-либо другого — а ещё сейчас в нём кровь, запах знакомый, и что-то у Цири под языком и в глазницах мгновенно ему отзывается. [icon]https://i.imgur.com/2jk9znn.png[/icon][lz]<center>нам снится как ты <a href="https://glassdrop.rusff.me/profile.php?id=1039">тонешь</a> в болоте</center>[/lz][char]цири, 19[/char]

Смерть расплетает Цири волосы и приходится нервно заправлять их за уши; и уходит, отступает, улетая прочь. Рядом с раненным эльфом Цири остаётся испуганной бабой, столько раз перевязывавшей раны собственные и всё равно ощущающей, как мелко дрожат руки. Запах крови преследует её столько лет, что Цири хочется выскоблить его, стереть и удалить хотя бы от Аваллак'ха, чтобы его это не затронуло. Она не находит в себе сил на ответ и только кивает, даже на знакомое имя не реагирует — уходит в указанную сторону, несколько раз оборачиваясь. Аваллак'х тоже дрожит. И передвигается осторожно, рвано, не так как всегда — идеальная картинка идёт рябью, будто бросили в чистый водоём огромный и грязный камень. Ил поднимется с самого дна, но ничего чистого в той воде больше не останется.
Она зажмуривается и прижимается спиной к холодной стене когда удаляется из его поля зрения; находит местечко без магического освещения, шумно вздыхает, до крови закусывает губу. Дыши, снова напоминает себе Цири. Дыши, забери всё необходимое, возвращайся.

В мире, из которого им так не хотелось уходить, Цири узнала множество новых слов — и помнит, что это, должно быть, паническая атака; таблеток она не принимала чтобы не привыкать, только глубоко вдыхала, держала Аваллак'ха за руку, и приступ затихал. Возвращался, порой, ночами, стягивал с неё одеяло и кусал за пальцы — Цири вымыла чёрную кровь из кожных щербинок, вытряхнула её из волос. Ночь забрала у неё многое,
но только не Аваллак'ха.

просто кусай меня и души
я же не радуга я ушиб
только буквы на грязных стенах

Всё в лаборатории кажется ей странным — и затейливая резьба у мраморного родника, в котором Цири зачерпывает воды в чашу, и каменные украшательства ящика, где хранятся стальные инструменты. Всё ещё остры, всё ещё не заржавели — Цири осторожно ведёт по нескольким видам ножей пальцами и снова вздрагивает, вспоминая, почему-то, Бонарта. Она привыкает к своей крови и абсолютно не знает, что делать с чужой — корит себя за то, что даже не заметила момента, когда Аваллак'ха ранили. В гуще сражения она утратила бдительность, отвлеклась на пустое — рана могла обернуться скорой смертью, так всегда и бывает; ты не успеваешь на доли секунд и дальше успевать уже некуда. Вот Аваллак'х, когда-то, не успел к своей Ларе — цветочная вязь на колоннах и арках осталась без хозяйки, проводившей здесь время.
Цири сгребает инструменты вместе с бинтами, бутылями спирта, несколькими чистыми тряпками — движется быстро, один скальпель роняет по дороге назад. Он заваливается в трещину между каменными плитами, но Цири даже не оборачивается.

Она не сопротивляется когда Аваллак'х тянется к ней — успевает только сесть на софу рядом и обратиться в камень; эльф запускает в её волосы пальцы, гладит лицо, а Цири смотрит на его рану на обнажённой груди и чувствует, как глухо бьётся под рёбрами что-то горячее: часть поднимается к щекам, следует за чужими прикосновениями, а часть остаётся вместе с Цири, глубоко внутри, и причиняет боль. Она раскрывает рот и проталкивает в него слова, но Аваллак'х успевает первым. Фраза застывает на языке — Цири задевает её самым кончиком, затягивает обратно, просто кивает.
Говорить — слишком сложно; она мягко толкает эльфа обратно на подушки и промакивает ткань в тёплой воде. Прикасается к краям раны, вторую руку опускает Аваллак'ху на лоб. Это будет просто, думает Цири. Она делала это когда-то, умирая в пустыне, сумеет и сейчас — это будет просто и недостаточно для Эредина, никак не связано с перемещениями, с её чертовым геном, не дающим покоя Aen Elle.
Крупицы магии, которым когда-то научила её Йенна: замедлить рваный пульс, забрать часть боли. Сквозь чужую магическую защиту Цири проходит так резко, что снова вздрагивает; и сосредотачивается на задаче, на ране, достаёт из раздражающего ящика пинцет чтобы удалить оставшиеся от одежды нити.

Ещё она помнит, что в таких ситуациях обязательно надо говорить. Что если не отвлекать, не улыбаться, то боль всё равно доберётся — и хорошо, если только боль, если смерть так и останется за порогом. И говорить не о том, как страшно, и как она рада, что рана осталась просто раной и не обратилась ничем серьёзнее; нужно болтать о чём-то отвлечённом, как делала придворная лекарша в Цинтре, как когда-то делала Йеннифэр, как часто делал сам Аваллак'х. Цири не убирает руку с его лба, перебирает слипшиеся у висков пряди, и вместе с застрявшими у краёв раны нитями вытягивает ещё и другие — острые вспышки боли, надеясь, что до Знающего они совсем не добираются.

Остаются только слова.

— Ты думаешь, наверное, что я неблагодарная, — начинает Цири, омывая в воде пинцет. — Что только ругаюсь на тебя да возмущаюсь, не стараюсь, вечно устаю на наших занятиях. Ты терпишь ради благой цели, точно как цинтрийские великомученики, а я только что по стенам не бегаю от твоих наставительных лекций. Zireael то, — усмехается, удаляя последнюю нить, — Zireael это.
Она отходит на несколько шагов, достаёт горсть банок из чужой сумки, выбирает ту, что помнит по запаху.
— Я, конечно, сомнительное удовольствие, и общаться со мной не так уж приятно, — продолжает Цири, возвращаясь обратно — смотрит на покрасневшие края раны и напоминает себе, что так и должно быть, что всё будет хорошо. — Да и ты порядочная задница, Аваллак'х: зануда и старикан, изрядно действующий на нервы всем окружающим. Я сношу твои замашки с присущим всем благородным девам смирением. Только что рубашки ещё не вышиваю.
Цири шутит, нанося на пальцы мазь, размазывая её по чистой коже, истончившейся и истаявшей у самых концов. Скоро она доберётся до иглы, нитей, и придётся возвращать руку на лоб, и вспоминать новые шутки, стараться говорить не слишком торопливо, убеждать себя не волноваться.
— Как порядочной деве из баллад, мне стоило бы рухнуть к твоим ногам в обморок от вида ран, но, — она наставительно задирает кверху палец, отставляя баночку, — рана, мягко сказать, так себе, и долго ты с ней не проваляешься. Так, — вздрагивает Цири, — крохотный порез, эльфам полезно, напоминает о смертности.

И отводит глаза, нащупывает иглу пальцами.
— Но небольшой отдых от великих миссий тебе не повредит.
Игла острая.

+3

8

меня не то из петель вынимали, не то прибивали к спине мне
все кресты Голгофы

Магия высохшими листьями опадает под ноги. Слышен только сухой неприятный хруст и в ладонях остается мелкое крошево. Ничего нет. Нет ничего совершенно. Аваллак'х чувствует себя выжатым, до звенящего полым и слишком пустым; кровь из него вышла тоже: перекрасила одежду, сплелась в разводы-узоры, пометила россыпью клякс каменный пол. Нужно теперь собирать магию из воздуха и от огня, от проточной воды и холодной влажной земли. Аваллак'х будет собирать что-то невидимое и эфемерное, самого Аваллак'ха собирать придется Цири. Сшивать острой иглой, аккуратно притягивать кожу к коже, подрагивающими пальцами наносить мази, пеленать в пропахшие травами ткани. Лис смотрит на девушку, а думает все о том, что сшивает она его, кажется, уже очень давно. Может быть год, может два, может еще того дольше. Вместо нитей вплетет Ласточка под кожу ему свои локоны - и тогда картинка сложится окончательно. Старшая Кровь с ним соседствовала столетиями, теперь отпечатается между черных узоров татуировок - пускай.
         И мир сужается, становится горячим и тесным - лихорадочным. Он ограничивается лабораторией, потом освещенной камином комнатой, следом - замыкается на Цирилле и ее голосе. Следовать за словами не просто, за ходом рассуждений - и того хуже. Креван морщится, хмурится, прикусывает внутреннюю сторону щеки и моргает вяло, устало. Закрывать глаза было бы ошибкой чудовищной, а поднять их к потолку, взывая к забытым и древним богам, умоляя их о терпении, - и того хуже. Цири говорит так, словно камешки в воду бросает, ждет что они пропрыгают по водной глади лягушками и булькнутся на дно с веселеньким плеском, а у ведуна даже ответ придумать достойный не получается. Он хмыкает, выдыхает и не смотрит на кровоточащую полосу, на нити, прилипшие к разорванной коже. Упоминание о собственной смертности и правда вызывает в нем удивление; разговоры о собственном возрасте - недоумение. Если вслушиваться, то окажется, что у Ласточки, при этих словах, дрожит голос, но Лис вслушаться не пытается и концентрируется на том, чтобы разомкнуть  бледные губы, хоть что-то ответить ей. Успокоить. Ведь все это - совершенно не катастрофа. Нити запутались и переплелись, но все еще уходят в туманное будущее, все еще не обрываются. Судьба и Предназначение не наигрались друг с другом, а боль, пускай и такую, перетерпеть - вопрос времени.

        - прошу прощения, zireael. несколько дней назад, когда ты ругалась, словно заправский пропойца на новиградской пристани, я и подумать не мог, что сегодня в тебе проснется дева из баллад. постараюсь запомнить, что раны вызывают у тебя такую реакцию.

Он выдыхает, издает слабый смех и от лишних движений кровь длинными каплями катится по груди. От нее на коже словно смолой провели: горячей, липкой, тяжелой. Аваллак'х замирает, перестает дышать и начинает заново лишь когда целебная мазь замораживает воспаленную рану, стирает с глаз белесую пелену.

        - на будущее я учту. вдруг пригодится.

А, ведь, он когда-то учился усидчиво, как положено, всем дыхательным практикам, правильной концентрации, позволяющей уменьшить боль, приглушить любые эмоции, способные лишить холодного разума. На коже Кревана рисовались лей-линии тела, важные точки, нажав на которые, можно блокировать или усиливать что-то. Теперь все силовые потоки у него замерли не в собственном теле - в Цири. Притаились в оттенках напоказ смешливого голоса, на подушечках длинных пальцев, у переносицы. Девочка хмурится - Лис улыбается криво. Видеть ее такой непривычно. Знать, что приходится зашивать на нем рану - тем более. Но у Знающего мир сузился до сидящей с ним рядом Цириллы, а когда она подносит свою ладонь к его лбу, то опускает свою руку поверх, ненадолго все-таки прикрывает глаза и запоминает каждое ощущение. Все уроки многомудрых ученых пошли горьким прахом, обвалились и вымерли. Они закостенели и онемели, эльфские мудрецы превратились в статуи, с ними рядом почетное место почти что успел занять Аваллак'х. Теперь - оживает. Против воли и через сталь. Рассказать бы потом им, что теории не работают, что от боли спасения нет: он искал - не нашел. Еще что скручивать нити и вероятности сложно, говорить и не засыпать, когда сил больше нет, - настоящее испытание, не сравнится с теми, что он проходил лет триста назад, а может и все четыреста. Рассмеяться бы над Советом Aen Saevherne, обозвать каждого эльфа-заучку безмозглым слепцом-теоретиком. Он и сам кичился когда-то, что умел разбирать далекое будущее, предвидеть его, собирать в пророчества, а на поверку, вдруг, оказалось, что ничего не получается, что все предвидения сливаются в мешанину цветастых пятен и расшифровывать их по-настоящему помогает только жестокое время.

        - я только сейчас это понял, цири.

Он отвечает ей невпопад, своих собственных слов не поясняет. Нет сил. На исходе терпение. У Ласточки ладони пахнут чем-то теплым и травяным (наверное им самим, но немного). Вместо этого слабо отталкивает от своего лба женскую руку, открывает глаза. Смотрит сосредоточенно и спокойно - ему н е в ы н о с и м о.

        - шей. будут кривые стежки - придется начинать заново.

На улыбки сил не остается, но Лис хитро щурится. Смотрит в жадеитовую зелень глаз. Чтобы отвлечься - сжимает пальцы в кулак до боли и все еще не смотрит на рану: боль усилится если смотреть. Подобный урок он все-таки помнит.
Еще, блуждая между воспоминаний и разрозненных мыслей, Аваллак'х вспоминает как сам учился целительству. Вспоминает Мастера и подопытных человеческих слуг, привязанных к лабораторным столам, с немым ужасом взиравших на своих врачевателей. Креван не испытывал к ним сострадания, зашивал их раны, но не пытался облегчить боль даже кратким разговором или целебной мазью (все результаты вписывались немедленно). Тонкие руки хирурга брались за скальпель заново, если нити сходились неверно, разрывались и прошивались от раза к разу. Лис учился, конечно же, быстро. Разум ясный не трогали муки, исследования и эксперименты были важнее, люди - не более чем живые игрушки. Теперь с ним самим человеческая девочка обращалась куда гуманнее. Что сказала бы Цири, узнай его настоящее прошлое? Смотрела бы так же?
                    Aen Saevherne дышит поверхностно. Медленно.
                    Рассчитывает даже биение сердца.
     Госпожа Пространства и Времени. цири.
     Может соскользнуть сквозь миры, перешагнуть дни, недели, года.
     Не в прошлое. Хорошо что не в прошлое.

[icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/e7/78/1039/56239.png[/icon]

+3

9

я преклоняюсь перед пустотой твоих
зрачков
, и золотой камзол
не оттенит того, что в нём
— — — — — — — — — — — — — — — — — —

Конец иглы в руках Цири раскаляется — красное на красном, и она смотрит на самый кончик всё время что он остывает, не двигаясь с места. Аваллак'х глядит так спокойно и сосредоточенно, что Цири не может глядеть в ответ; больно должно быть ему, страшно должно быть ему — но трясётся, почему-то, она. Магия убаюкивает, приглушает пульс, и Цири старается не противиться — на несколько секунд возвращает взгляд и снова прячется, жмёт иглу в сухих бледных ладонях. Раны случаются. Со всеми бывает. Цири помнит, как несколько раз сшивала себя, а до этого — Искру, и та постоянно ругалась, сдувала со лба непокорные тёмные волосы. Аваллак'х не станет ругаться — он замирает, врастает в поверхность софы, что-то отвечает ей. Цири улыбается и вздрагивает, улыбается и вздрагивает, вздрагивает и улыбается.[icon]https://i.imgur.com/2jk9znn.png[/icon][lz]<center>нам снится как ты <a href="https://glassdrop.rusff.me/profile.php?id=1039">тонешь</a> в болоте</center>[/lz][char]цири, 19[/char]

Она продевает нить в иглу с третьего раза и хмурится; бледный эльфский материал, так похожий на шёлк, змеёй извивается в пальцах. Начинать нужно с центра. Отступать не меньше чем на шесть миллиметров. Узлы только возле здоровых участков кожи. Цири хочет спросить у Аваллак'ха: а такие есть?

Края раны задевают его татуировки; вязь знаков прерывается, но не спутывается — Цири кажется, если удлинить надрез, разорвать вдоль шва, то символы останутся жить под кожей, линии не переплетутся, даже без защитных покровов всё в эльфе останется верным, правильным.
Опускать одну руку на лоб она больше не может (края нужно придерживать) — потому просто отпускает магию, ослабляет боль и делает первый стежок.

и звонче слова разливается молчанье,
и изголяется горбун, чтоб в колокол
торжественно дубасить
— — — — — — — — — — — — — — — — — —

Дыхание Аваллак'ха такое медленное, что Цири и без волшбы вслед за ним успокаивается. Она приноравливается к дышать параллельно, выжидает несколько секунд после каждого узла, осторожно придерживает иглу щипцами при необходимости. Мазь и поразительное спокойствие Знающего здорово облегчают процесс — он почти не движется, и иногда Цири отрывает взгляд от красного и переводит его на аквамарин. Бледные ресницы Аваллак'ха едва заметно дрожат, и она не хочет думать, что делает ему больно. Потому что, конечно же, делает. В этой комнате постоянно больно всем.
Цири не представляет, как так получилось.

— Что ты понял, Аваллак'х? — решается спросить она, осознавая, что снова сбилась с ритма, что дыхание убежало вперёд; Цири ловит его, утаскивает обратно, притесняет к эльфскому. Ей кажется, что он дышит сейчас вместо неё — пока Цири старается облегчить боль, не ранить ещё сильней, удержать собственное тело и сознание. Аваллак'х медленно втягивает воздух и она торопится следом за ним: иногда замирает если торопится чрезмерно.
Так дышать получается почти что совсем легко. Может с ним всегда было легче — намного легче, чем с остальными; когда дышат не вместо тебя, а вместе с тобой. И это совсем не так как если дышать совсем запрещают.

Голос Цири — тихий, для чутких эльфских ушей; смешливости было достаточно, теперь вязь спутывается, ощущения расплываются — так было когда-то в клубе, и потом ещё несколько недель после: до того, как они решили уйти. Делить одно на двоих пространство это никогда не просто — наверняка не только Цири училась приноравливаться к чужому дыханию, наверняка не только ей стоило это огромных, нечеловеческих усилий. А сейчас, спустя несколько лет, получается будто бы так было всегда. Она, порой, ещё вздрагивает, поспешно отстраняется — но проблема уже не в доверии, нет. Неуверенность и боль это не слишком про доверие.
Это уже про неё, и снова про неё, и снова про неё — и пока Цири не знает, как справиться, хоть и хочет ужасно. Она заканчивает работу и несколько секунд просто смотрит на Аваллак'ха: как поднимается и опускается его грудь, и дышит вместе с ним. Это просто. Это она сдюжить в состоянии. Осталась только повязка.

— Выглядит почти идеально, — усмехается Цири, убирая иглу с нитью обратно в ящик.

и чудищ не страшусь,
и стрелы налету легко ловлю
но расшибаю насмерть лоб о пустоту твою
— — — — — — — — — — — — — — — — — —

Она наносит на повязку ещё немного мази, промакивает её в воде и прикладывает к груди Аваллак'ха. Рана находится достаточно далеко от сердца, но Цири всё равно вздрагивает — ей кажется, что в рёберной сети оно бьётся прямо в её ладони. От пальцев по эльфской коже разносится тепло — то ли мазь, то ли магия, — и Цири укладывает ещё одну повязку сверху, чуть более твёрдую и абсолютно сухую.

— Приподнимись, — бросает она, старательно подавляя неуместное смущение, — чтобы я перевязала.

Она не умеет крепить припарки так, как это делает Аваллак'х — с помощью магии; подавляет неловкость, дрожь, чуть вздёргивает кверху подбородок. Цири кажется, что сейчас он обопрётся на локти, чуть толкнётся вперёд, к ней — и окажется слишком близко, разрежет её эмоции, её невнятные ощущения так же легко, как вскрывал бы рану скальпелем. Из Цири тогда брызнут смерти, гной — и запачкают его.

Она-то уже давно запачкалась.

+1

10

побудь страницей, вырвать которую
я не смог.

Все ароматы перемешиваются, давят друг друга, сплетаются в липкие сети, им связующей - кровь. Перед глазами она тоже стоит пеленой: вспыхивает, бледнеет, распадается на яркие пятна. кровь-цири-кровь. И то у самого края обоняния вереск с полынью путается, то сменяется раскаленной стальной иглой.
Цири зашивает рану, Аваллак'х сохраняет видимость стойкого камня. Но все камни может сточить вода; руки могут сбросить камень с обрыва и вниз. Знающий вяло моргает (в ушах грохот ревущего водопада, а еще голос цири). К своим ранам эльф не привык - напоминает ему об этом каленая игла (стежок_стежок_стежок). Еще напоминает вялое течение времени, кропотливая чужая работа, каждый шов, оставленный на собственной коже. Это, разумеется, скоро закончится, но время все еще замедляется; если закрыть глаза, то и вовсе становится невыносимым клубком прорванных жил, что тянут из груди и наматывают на секунды превращенные в вечность. 
             Торопить их не получается и ускорить не получается тоже.
             Аваллак'х смотрит на то, как Цири сшивает рану на груди.
             Подбивает пухом и магией, еще невыплаканными слезами.
Эльфский ведун выдерживает три ровных стежка, а после - отводит взгляд. Без наставлений у девушки справляться все-таки получается и швы правда выходят ровными, бережливыми. Не понадобились указания, строгие взгляды, менторский голос (лис с этой задачей сейчас справился бы отвратительно плохо). А на ее вопрос отвечает так тихо, что почти невозможно расслышать.

        - ты быстро учишься.

Однажды станет во всем самостоятельной, чужая тень за спиной обернется не помощью, а помехой. Все уроки выучатся, знания - впитаются прямо под кожу. Цирилла освоила прежде мучильню, однажды так же освоит магию; даже сейчас колдует куда лучше, чем с год назад. И не будет нуждаться ни в чьем заступничестве, ни в ком не будет нуждаться. Расправит крылья и полетит. Аваллак'х видит - сейчас уже - как Ласточка ускользает прочь, как летит одна по своему родному миру и остановить ее не получается даже у Геральта. Не получится и у Кревана, да и он не станет задерживать. Госпожа Пространства и Времени будет так далеко, что никакой магией своей он ее не отыщет. Однажды.
                                да и будет ли в нем самом эта магия?

И все мысли превращаются в кашу, думать здраво да ясно не получается. Получается только по-человечески: скудно, спутано и бессистемно. На его коже вместо карт-узоров только игла и нити, а вокруг растянутые мгновения. Цири собирает их все: распихивает по своим карманам, прячет за прикушенную до крови губу. Лис сбивается с пересчета времени, как кажется, только потому, что и в этом сейчас заслуга Ласточки.

        - вполне.

Креван дожидается когда Цири приложит к искалеченной плоти повязки, с трудом приподнимается с подушек, сжимая челюсти, потом ждет когда Ласточка достанет бинты. Кожа ноет и грудь болит, но зелья действуют, даже приходит краткое облегчение и дышать становится легче. Ученицу стоило бы похвалить, но, вместо ответа, Аваллак'х разве что ненадолго опускается своим лбом к ее плечу, облокачивается рукой о стену рядом и ждет когда девушка сделает перевязку.

        - не жалей - туже.

Он теперь из себя состоит на чуть меньше, чем было прежде. Рана заживет, а Цири под кожей останется: будет бродить в нем своей магией, станет по ночам приходить вместо Лары. Лису кажется, что ему не понравится. Так отчаянно не желал поддаваться ярким человеческим чувствам, за столетия старательно убедил себя в том, что подобное для него совсем уже невозможно, а вот теперь опять все переворачивается. Нахождение виновницы подобного делу не помогает, но раздражения Лис не ощущает. Только откланяется от ее плеча и рассматривает девушку (близко). При свете каминного пламени можно заметить, что ресницы длинные и дрожат, отбросили на  белую кожу острые тени, а еще что на лбу залегла морщина и хмурится Ласточка в чем-то, возможно, невольно копируя сосредоточенное выражение лица своего наставника. Они друг от друга многое перенимали вынужденно (и точно больше, чем кревану хотелось бы). Что теперь толку было думать о ране, которую лечила девочка, если и кроме нее она сама уже находилась под кожей? Правы были эльфы, выступавшие когда-то против сотрудничества с людьми - влияли они на Старшую Расу невообразимым образом.
           Аваллак'х дожидается когда Цири оставит в покое бинты, проводит пальцами по краю своей повязки и замирает ненадолго, проверяя сам уже.

        - вот видишь - ничего страшного. как ты там сказала: «эльфам полезно»? - Он хмыкает, падает на подушки обратно, но все еще держит руку возле Цири, мягко проводит пальцем по контуру ее скулы и подбородка, слабо улыбается ей в ответ. - и правда не помню уже давно столь яркого проявления своей смертности.

                                                    разве что когда лары не стало.
                                                         тогда об этом думалось тоже.

А еще Ласточке стоило бы сказать, что все уходят однажды. И подготовиться к подобному невозможно. Даже хозяйке над временем. Можно, разве что, запоминать все то яркое, что случается. Даже этот дурацкий болезненный вечер; или как она грела простецкий суп в какой-то захудалой, покрытой снегами, деревеньке; еще когда они ссорились и танцевали вместе; когда Лис читал своей спутнице лекции, говорил с ней черными глубокими ночами о травах и порошках, способных погружать в безмятежные сны. Воспоминания копятся и множатся над ними, с каждым днем их становится больше, столько, что вот-вот переполнят чашу, выместят все остальное. Боль тогда будет стыть всего лишь белесой пленкой по самому ободку, а на дне - отражаться картины. Если однажды Цири станет невмоготу, то ей достаточно будет всего лишь закрыть глаза чтобы вспомнить. Но сейчас глаза закрывает Лис. И если будет сниться хоть что-то, так только черная бездна. И немного магии, снега, еще может быть цири.

[icon]https://forumupload.ru/uploads/0019/e7/78/1039/56239.png[/icon]

+1


Вы здесь » BITCHFIELD [grossover] » Прожитое » who saves you <>


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно