голуби языками примерзают к качелям
      лёд разгрызает зрачки, из белка глаза торчит огрызок зелёного яблока.
     
           зимой птичьи трупы от себя отрываешь с кожей
   
по ночам саша заворачивается в застиранные белые простыни, рвёт их зубами, грызёт заусенцы. во время тихого часа сквозняки за ноги кусают детей — саша просыпается растерянной и замёрзшей / эй, ты, перестань ворочаться
дима вот уже не ворочается, его даже сквозняк больше за ногу не укусит; саша упрямо следует за матвеем, а в рваных кедах всхлипывают насквозь вымокшие шерстяные носки.

шелудивая шавка падает на лестничной клетке от пятнадцати ножевых ранений, менты сплёвывают окурки в кровавый кисель — саша вылавливает их погнутой алюминиевой ложкой, как комочки из манной каши / что ты возишься, из-за стола не выйдешь, пока всё не доешь
менты переговариваются: свои же и убили его, не поделили шмаль.
дело пылится в разваливающемся старом ящике, боны свободно ходят по улицам и улыбаются

сквозняк между хрущёвками прокусывает насквозь — дома потом придётся вытаскивать из себя его зубы, как бывает, когда забываешь прикрыть форточку перед сном. придётся, если вернёшься домой, а может быть на асфальте голодные ножи будешь  вытаскивать из-под рёбер.

матвей оборачивается: иди нахуй.
матвей оборачивается: не преследуй меня.
(чем ты можешь помочь?)
— отсоси, — шепчет саша и крепче сжимает в кармане кастет. — я не брошу тебя одного.
у димы под ключицей изгибалась татуировка —
«еда вместо бомб».
дима кормил бездомных, а сам оказался в самом центре взрывной воронки. саша выскребает пепел руками, матвей собирает его и кладёт в карман.

мёртвые рыбы с трудом проплывают мимо по смешанному с грязью серому киселю митино – саша осторожно заглядывает в лицо матвея, но он не похож на рыбу:
похож на сбежавшего из детского дома злого мальчишку (коленки порваны)
похож на беспризорника (под носом грязь)
похож на шелудивого пса / дура, не трогай, у него же глисты

матвей похож на пса, кожа свисает с него лоскутами, на правом боку бледнеет сигаретный ожог. зато его лицо всё ещё отражает солнечный свет — лица рыб отражают пятна бензина, серый лёд, огни многоэтажных бараков.
саша смотрит на него с сожалением и давит желание положить руку ему на плечо.
зубы пса превратились в осколки, но он всё ещё умеет кусать.

— я не беспомощная, — зло огрызается саша,
голос матвея жжётся забытым в пепельнице окурком. на прогулке после тихого часа она подходит к самой ограде и собирает бычки в карман / не смей тащить в рот всякую дрянь

мкад гудит линиями электропередач, город как будто накрыли огромной кастрюлей из школьной столовой — каша неба и снега смешиваются в липкие серые комья. где бы найти такую ложку, чтобы вычерпать все? у саши остались только дырявые — гремят в полупустом ящике. солнце сползает вниз по измазанной кашей стенке — пять часов дня, а уже темнеет
(руки мёрзнут в карманах)
     русская ночь будет длиться полгода
                русская зима не закончится никогда
дима поскользнулся на ней — вечерами гололёд превращается в острый нож.
матвей поднимает его и стирает рукавом следы крови своего друга, но ничто не смоет её так хорошо, как чужая кровь.

[nick]саша светлышева[/nick][status]бомбы вместо еды[/status][icon]http://s7.uploads.ru/a1Ewt.jpg[/icon][fandom]alerta antifa[/fandom][lz]человечество состоит из сахара и резни (когда я покинул мир я все уже знал)
[/lz][char]исход[/char] [sign]сколько пьяных ворочаются задыхаясь
в сетях ночного метро[/sign]

Отредактировано Elena (2019-12-03 16:01:42)

[indent]многие из нас хотели бы пропасть — это все означало известное направление,

от многоэтажек отрываются огромные плиты и пропадают за слоем серой слюды. саша мнётся у киоска, на сигареты мелочи не хватает, но можно попросить в долг — у тёти вали глаза добрые, старые, голос прокуренный, она понимает. когда-нибудь и её киоск совсем пропадёт. саша закрывает глаза и представляет, как земля становится голой-голой, задерживаются только засыпанные песком динозавры и гул трансформаторов (готовятся перед отлётом в космос). как она берёт их за руку — тетю валю, чернявого мишку, мальчика, санки которого сломал пьяный папа, как они засыпают в метро на последней станции и не просыпаются. их больше никто не ищет, только за ветки цепляется чья-то забытая варежка. на продлёнке сегодня никто не замёрзнет.

может быть, граффити пригова тоже не пропадет — беляево, всё-таки, не окраина, его просто так не сотрёшь, это знает каждый интеллигент. мама обсуждает это на кухне с подругами, пока саша отпаивает чаем избитую мужем соседку по лестничной клетке. интересно, если вызвать милицию, кто приедет — милиционер земной или милиционер небесный? сюда, наверное, ездят только небесные — берут тебя за руку ласково, ведут в отделение, а оттуда две дороги — на небо или на тюрьму (в беляево, наверное, выбора нет). 

мама на кухне начинает читать бердяева (как полагается — с надрывом и закатыванием глаз), соседка упрашивает не вызывать участкового, саша ложится на пол, у кашляющей батареи, закрывает глаза. димка собрал их вместе тогда — и её, и мишку, и тетю валю; и санки починил, и избил соседа. взял и привёл в странное детское государство — настоящее и выдуманное одновременно: его воины ходили с рассечёнными бровями и обрезками металлических труб, по вечерам зачитывались кавериным. кормили бездомных и защищали от набегов рынки.
саше нравилось. только матвей, кажется, в каверина никогда не верил, обрезки трубы ему были ближе. когда говорили о рынках, он вспоминал царицыно — это было больнее мусорской дубинки.

мы хорошо знали, как разлагаются кошки и как собаки, как они могут увязнуть в гудроне,
в липком асфальтовом волокне, как их тело вначале как бы вздрагивает

в квартире у димки было, конечно, тесно: в прихожей валялись отрывные календари, из-за шкафа то и дело пытались вывалиться транспаранты. на кухонном столе кто-то пролил на «лимонку» чай, в дальней комнате спала старая, тихая бабушка. на кухне им было тесно, но хорошо — включали газовую плиту, собирались вокруг и грели ладони. встречались обычно по четвергам, все вместе, на остановке — никогда не сговаривались, выходило случайно: кто-то опаздывал, кто-то приходил вовремя, автобус приезжал позже всех — примерно на полчаса. димка показывал «китаянку», пересказывал новости, кто-то обязательно читал доклады. саша помнит, как смотрел на неё матвей, когда она рассказывала про красных кхмеров — холодно и презрительно, гремел ключами. у большинства, конечного, высшего образования не было — дима находил их случайно, на панк-концертах, приводил, рассказывал про бакунина и кропоткина, дарил книги, лукача объяснял часами. они были своими — впалые животы, сбитые кулаки, порванные кроссовки: димка хотел, чтобы они учились, устраивал ридинг-группы, приводил на акции, отбивал у ментов. бабушку, бабушку свою любил очень.
однажды она связала для саши свитер — безразмерный, оранжевый и уродливый, у матвея с димкой были похожие.
когда димку убили, он как-то остро и резко её заколол, саша тревожно ходила по своей комнате. матвей позвонил только минут через пять.
ножевых много было, димка умирал долго и громко, но бабушка не проснулась.
[indent](потому что мертвая собака, мертвая кошка выбрасывают в воздух споры, и воздух становится мутным)

— постой, — саша догоняет его, хватает за руку и разворачивает к себе лицом. — придурок.
помнит, как целовала его на лестничной клетке: димке она никогда не нравилась, он грел её в ногах, как щенка, оставленного в подъезде. как и тех, остальных, приемных. матвея она раздражала, но тогда это ему не помешало — скалиться зло, щербато, выдыхать в её рот сигаретный дым. думаешь, раз не нужна димке, то мне понадобишься?
говорил матвей тоже зло — словно бил обрезком.

— какая теперь-то разница?
саша размахивается и бьёт его по лицу — нос то ли хрустит, то ли просто всхлипывает. на рукавах потом останутся пятна — чёрные, липкие: единственное, что потом останется. как следы от одуванчиков на коленках. последнее летнее воспоминание.
— мы одни теперь. ты разве не понимаешь? — она держит матвея за грудки и встряхивает, кажется — сильно-сильно.

саша закрывает глаза и представляет, как берёт его за руку, а потом они засыпают в метро на последней станции.
не остаётся ни выборов, ни бонов, ни милиционеров (земных или небесных)
только остатки детского государства расплываются надписями на стенках туалета.[nick]саша светлышева[/nick][status]бомбы вместо еды[/status][icon]http://s7.uploads.ru/a1Ewt.jpg[/icon][fandom]alerta antifa[/fandom][lz]человечество состоит из сахара и резни (когда я покинул мир я все уже знал)
[/lz][char]исход[/char] [sign]сколько пьяных ворочаются задыхаясь
в сетях ночного метро[/sign]

Отредактировано Elena (2019-12-03 16:02:12)

у зимы зубы сколоты, руки в цыпках, где-то под курткой, кажется, спущенные подтяжки — белые, наверное, или чёрные. если белые — это совсем хуёво, так говорил димка, у саши не было причин сомневаться. перед падением испугаться не успеваешь: не больно, а холодно, мороз становится видимым и осязаемым, бьёт тяжело, прямо в живот, царапает глаза обломком ногтя. обидно, падаешь вниз с ледяного склона, санки летят кубарем вслед за тобой и бьют по ногам полозьями. саша подтягивает колени к груди, закрывает руками голову, в подворотне темно, одноглазый фонарь вспыхивает и слепнет уже совсем, ничего не видно.
ну что, довыёбывалась
один сплёвывает, слюна жёлтая, растекается по щеке. саше всё равно, только вещи жалко: шли все вместе с благотворительного концерта, а она задержалась, отстала, забирала оставшуюся одежду — завтра должны были отнести в ночлежку. свитер колет спину, хочется спрятаться в него целиком и заснуть, весной расцвести подснежником. подснежники — это менты их так называют, ласково. а вообще-то на цветы не похоже, конечно. 
саше повезло тогда — обоссали немного, сотрясение мозга, не на что жаловаться. даже вещи оставили.
димка злился тогда, что не позвонила. матвей то ли не злился, то ли просто решил завалить ебало.

зачем они нас убивают
зачем убивают меня
хоть бы залаяли а не так в тишине

для димки чужих не было — он привлекал к себе каждого, кто нуждается. приходил иногда утром, рано, когда свет теплел и становился жёлтым, звал побросать мяч. саша помнила, как выходила во двор в пижаме — детские рисунки расползались по асфальтам и стенам, даже на небе, казалось, оставались следы мелков — можно было сыграть в классики. с димкой всё было можно — даже менты, в итоге, ему улыбались: он умел делиться собой, вручать каждому по маленькому, согревающему кусочку себя, но брать у других отказывался. димка раздавал себя всем, но надолго нигде не задерживался — универ, практика в бесплатной адвокатуре, концерты, пикеты, друзья, попавшие в передрягу, стрелки на каширской, бабушка. в итоге остался в подъезде — саша никуда больше не приходила, даже тела его не видела: сидела на лестнице, раскачивалась, кровь выцветала.
время убивает. убило димку.

для матвея чужие были — оно и понятно: саша стыдилась и как-то сжималась — мозгов хватало не устраивать истерики, не хлопать дверью. димка, конечно, пошёл бы её искать, а у матвея появился бы лишний повод говниться и издеваться — он был прав, в общем-то, саше там не было места. идти было тоже некуда. после встречи с димкой желание пропасть куда-то делось — жилищные службы наконец-то дали отопление посреди ноября, зима возвращала людей на место, удары ледышками по становились игрой в снежки.
саша никогда не спрашивала матвея, почему он хочет, чтобы она съебала — знала прекрасно, что он ответит. не злилась никогда, только сейчас злится.
ни звезд нихера[indent]

ту жизнь приходилось наливать в кастрюли и греть на плите: всё равно мёрзнешь, но горячую воду как отключили летом, так и забыли вернуть — трубы оставались холодными. мама — тоже: пальцы путались в нитках, в воспоминаниях про спектакли эфроса и любимова — на улицу она уже несколько лет не выходила, словно боялась, что знаменитую «чайку» ей уже не покажут. саше казалось, что она тоже потихоньку исчезает — оседает на стекле паром из кипящего чайника: может быть, тоже умерла, но воспоминания её не отпустили и пришлось остаться.[nick]саша светлышева[/nick][status]бомбы вместо еды[/status][icon]http://s7.uploads.ru/a1Ewt.jpg[/icon][fandom]alerta antifa[/fandom][lz]человечество состоит из сахара и резни (когда я покинул мир я все уже знал)
[/lz][char]исход[/char] [sign]сколько пьяных ворочаются задыхаясь
в сетях ночного метро[/sign]

— ты хоть понимаешь, — саша сжимает пальцы сильнее. — ты хоть понимаешь, что делаешь?
димка часто так спрашивал: когда вытаскивал его из очередной передряги. злился, пока саша зашивала ему рассеченную бровь (врачам пришлось бы объяснять, что случилось), штопала рукава куртки (другой всё равно не было).
— почему ты не сказал им, что пойдёшь туда? думаешь, он один придёт на стрелку? ты совсем мудак?
руки матвея такие же холодные, как и всё вокруг — в глазах немного темнеет.
— хочешь сдохнуть, как димка? если тебе можно, почему мне нельзя?
ей кажется, что последние клетки отделяются от них и ослепительно сгорают в зимнем белёсом небе.
— я тебя одного не оставлю.
время убивает.