Когда за Цзян Чэном закрылась дверь, Сичень шумно выдохнул, подавляя острое, неуместное желание осесть на пол, как встревоженная юная дева из романов неизвестного Ланьлинского писателя.

Главе Лань не пристало разбираться в эротических романах, однако мир непредсказуем и суров; и все же пришедшее на ум сравнение тут же отозвалось жгучим стыдом.

Что ж, это далеко не самое худшее и неприличное из того, что Лань Хуаню приходилось читать.

В дверь робко постучали; отворив ее, Сичень увидел Сычжуя со свертком в руках. Племянник кратко сообщил о просьбе Цзян Чэна и быстро удалился, не желая нарушать уединение главы ордена. Он всегда был чутким и талантливым — как Ванцзы; дружелюбным и улыбчивым — как сам Сичень. Не возникало сомнений в том, кто приложил руку к его воспитанию.

Тем более удивительным был факт, что Цзинь Лин вызвал у Сычжуя симпатию — именно это совсем не было похоже на него.

Размышляя таким образом, Сичень осторожно разворачивал одежды цвета поздней сливы, будто они могли ужалить его. По краям рукавов плыли вышитые блестящей нитью лотосы; орнамент был плоским, но заметным и хорошо узнаваемым.

Лань Хуань вздохнул, не веря себе самому: придется это надеть. Даже если отвлечься от мысли, что кто-то может его узнать и пустить неприятный слух...

Сичень быстро умылся и вычесал волосы перед тем, как переодеться. Все ему казалось непривычным: и другая длина рукавов, и многослойный пояс, и стоячий воротник — такие ему никогда не нравились.

Одежды ордена Лань всегда были струящимися, обтекаемыми и свободными, как воздух; одежды Цзян Чэна выглядели иначе и, конечно, не пахли ладаном, прочно впитавшимся в ткани адептов и заклинателей Гу Су.

Для волос Сичень выбрал самую простую медную фибулу без рисунка, никак не намекающую на его достаток и положение.

Ле Бин и Шуоюэ покоились на подставке у кровати. Лань Хуань простоял перед ними с минуту, однако взять не решился — о его флейте знал каждый всякий, да и при взгляде на меч сложно было не догадаться о его происхождении.

Выйдя, наконец, он протянул ладонь и поймал несколько мелких снежинок, принесенных ветром с заснеженных веток. Везде, куда простирался взор, лежал снег; небо начало темнеть — скоро все отойдут ко сну.

Сичень постоянно оглядывался вокруг и шел быстро, надеясь, что никто его не заметит. Издалека он выглядел как заклинатель из Юньмэн, однако находился явно не в тех местах, куда могут случайно забрести гости.

Он не знал, сколько времени прошло с тех пор, как они с Цзян Чэном расстались, и теперь надеялся, что его все еще ждут.

Лань Хуань, обойдя все жилые помещения и библиотеку, минуя перелесок, закрытые ледяные источники и небольшой, едва оттаявший водопад, вышел к тайной двери. Отпереть ее труда не составило; по ту сторону от резиденции Лань раскинулся хвойный лес.

Ветки и снег хрустели под ногами. Никакой тропы здесь не было проложено.

Лань Хуань подошел к Цзян Чэну со спины — его высокую фигуру было видно издалека.

— Цзян Чэн, — негромко позвал Сичень, — Вы долго ждали меня?..

После секундной паузы он решил уточнить:

— Я не брал оружия с собой, рассудив, что оно слишком приметное.

В этот момент он понял, что даже не поинтересовался, как именно они будут добираться до Юньмэн в таком неловком положении.

Лань Хуань чувствовал себя чужим в знакомых местах: он совсем не был похож на главу Лань в этот момент и как будто вовсе не принадлежал этой земле.

Цзян Чэн рассматривал его также удивленно и задумчиво.

"Я выгляжу ужасно", — сделал вывод Сичень, неловко переминаясь с ноги на ногу, — "но, наверное, тем лучше для дела".

Спустя столько лет он все еще оставался первым заклинателем Поднебесной, однако в его взгляде распознать возраст было несложно. Да и совсем юным Сичень никогда не казался — печать его орденского бремени проступала даже через тонкие черты семнадцатилетнего юноши.

То есть даже в одеждах Юньмэн он сошел бы скорее за старшего заклинателя, чем за простого адепта. А старших заклинателей наверняка все знают в лицо...

Было поздно думать об этом.

— Ваша лента, — Цзян Чэн протянул к нему руку, будто собираясь стянуть налобную ленту самому, однако остановился на полпути.

— О, — пораженно выдохнул Лань Хуань, — я совсем про нее забыл.

Для того, чтобы расчесаться, он снимал ленту и повязывал ее заново, и все-таки не обратил внимания на то, что она легко сможет его выдать.

— Забирайте.

Узел на затылке легко развязался сам собой, и Сичень протянул ленту Цзян Чэну.

— В этих рукавах все равно нет карманов, и деть ее некуда.

С одной стороны он сомневался, что значение орденской ленты известно главе Цзян — это всегда было внутренней традицией. С другой, в последние годы в Гу Су было так много заклинателей из других кланов, принятых в Орден и получивших фамилию, что толки обо всех ранее тайных ритуалах вышли наружу. Когда-то, путешествуя по отдаленным селениям, Сичень узнал, что существует устойчивое выражение о дарении ленты как о лишении невинности.

И это даже не сильно его возмутило.

— Я знаю, куда идти, — Лань Хуань потянул Цзян Чэна за рукав и тут же выпустил ткань из ладони, — здесь есть тропа.

Конечно, до нее нужно было добраться по сугробам; это заняло некоторое время. Путь был проложен адептами Гу Су, отправляющимися на ночную охоту в обход главного тракта.

— Отсюда можно спуститься в город, но нам это ни к чему. Я полагаю... мы полетим?