BUCCIARATI / ABBACCHIO / NAPLES 1997
|
[char]бруно буччеллати, 22[/char]
Отредактировано Bruno Bucciarati (2019-09-28 16:48:50)
BLIND TRUST
Страница: 1
Тема закрыта
Сообщений 1 страница 11 из 11
Поделиться12019-09-27 23:44:41
Поделиться22019-09-28 23:19:21
вечная нелюбовь |
В общем-то, когда Леоне попал в семью, он подумал: похуй. Чувствовать себя на финишной прямой - горько и больно, но скорость бега набирается сама собой, и в какой-то момент он уже даже не замечает земли под ногами. Бруно отнимает у него бутылки с винами и чем покрепче, садится напротив и говорит о материях, на которые Аббаккио уже совершенно плевать; Леоне бьет по столу кулаком и во всех разговорах каждый раз ставит точку: «отдавай какие хочешь приказы, только в душу ко мне - не лезь». У Леоне несколько месяцев кряду взгляд, направленный на Буччеллати, уходит куда-то в тысячу миль сквозь него. Он пытается уцепиться все время за то, что тот ему говорит и за то, что ему по задачам Бруно приходится делать, - но цепляется по итогам только за труп своего напарника и за бутылки - одна за другой становятся вдоль плинтусов грязной квартиры, и Аббаккио даже свет уже вечерами не зажигает - ориентируется так, по памяти, интуитивно перемещается от спальни к туалету, чтобы заплетающимися ногами их не задеть.
Карабинеры как-то останавливают его - знакомое лицо узнают не сразу. Зря ушел от нас, говорят они. Леоне смеется, кивает - да, ребят, зря, да нормально дела, то тут то там, ну бывает, рад был увидеться, ага, удачной смены. Зря ушел - говорят они, и Леоне смеется, проталкивая ствол пистолета в рот: нажимать на курок, зная, что магазин пустой, - безопасно и глупо, но на некоторое время Аббаккио почему-то чувствует себя лучше. Это, разумеется, рано или поздно прекращает работать на всех уровнях, и тогда ему приходит в голову крутить барабан револьвера - с одним патроном; неважно, кто на самом деле придумал эту игру, но, если рулетка и правда русская, то им стоило отдать должное - ребята явно знали толк в том, как заставить почувствовать себя живее обычного. Леоне везет (везение, очевидно, оказывается сомнительным, но) - и в момент выстрела камора барабана остается пустой. Леоне везет, а вот тому, в кого следующим вечером забытый в барабане патрон летит, - не особо. Аббаккио сжимает зубы и кулаки: какая ирония - уйти из продажной полиции, чтобы прийти в не менее грязную мафию. Бруно-то потом скажет, что убивать необходимости не было, и что лично он такого приказа не отдавал - и тоже зубы сожмет, но этого не покажет. Ну и кто тут, блять, виноват, а?
стало раньше темнеть | страх |
Муди Блюз, конечно, позднее все расставит по своим местам, но прежде, чем это случится, Леоне будет смотреть на него пристально и крыть матом - было бы лучше, если бы станд Польпо просто его убил: скажи, Буччеллати, ты ведь знал, каким будет исход в случае неудачи, не так ли?
Муди Блюз по своим местам все расставит, все, что может, для спасения своего хозяина сделает: приплетет самые разные образы, покажет самые разные события, руки внутрь черной бездны Аббаккио сунет - и все потроха наружу вывернет, на пальцах изъясняться будет, костьми ляжет - но своего добьется, ты, Леоне, главное ствол к своей голове не прикладывай, ты главное не пытайся себя убить, ладно? Черно-белый мир, безысходный мир, мертвый мир заново после всего этого не рождается - существовать в нем все еще невыносимо мерзко, но у бывшего копа хотя бы появляется вера.
У Бруно Буччеллати твердая рука, но мягкое сердце. Пока он забивает до смерти наркоторговца - Аббаккио стоит в стороне и разглядывает следы своей помады, оставленные на фильтре сигареты. Потом, когда все заканчивается, он хлопает Бруно по плечу и кивает в сторону выхода из подворотни: дальше я разберусь, не волнуйся; кто как не бывший коп знает, что делать, чтобы не оставить следов? Леоне верить начинает в Бруно только благодаря своему станду - но влюбляется в его личность благодаря ему самому. Это иронично, он думает: на каком-то там круге ада найти спасение; смотрит на полумесяцы своих ногтей и порой хочет их отодрать - лишь бы об ироничности положения больше не мыслить. Как ты с этим справляешься? - спрашивает Аббаккио. Как ты это вывозишь, как ты с этим живешь, как можешь расставить приоритеты? У него к Буччеллати вопросов так много, что по итогам ответы становятся не нужны - достаточно просто быть рядом, достаточно на него смотреть, достаточно ему - в него - верить.
Леоне не тошно больше и уже не так холодно. С тем, что было тогда под дождем, - не сравнить.
Но все-таки, Бруно, как ты с этим живешь,
как ты с этим справляешься?
поиски точки сборки — поиски близости — поиски теплых углов в ноябре
быть — обладать и принадлежать — держаться и дорожить
Когда багажник освобождается - там становится пусто: люди Польпо вытягивают из середины кучи случайный мешок с кокаином и берут порошок на нож-бабочку. Из Аббаккио так себе перевозчик, да и сделок он раньше особо не проводил, но так было нужно, на этом ведь и строилась вся игра в большое-меньшее зло, верно? Делай грязь сам или помоги ее делать другим - чтобы дальше было возможно делать что-то действительно правильное; Бучеллатти всякий раз, отпинывая в подворотнях носками ботинок пустые шприцы, выглядит холоднее некуда - и всякий раз сам для Польпо проверяет за героин выручку. Потом он прячет ее где-нибудь на краю света, а, возвращаясь обратно, - скрывает в карманах одежды дрожащие пальцы. Вот оно - его меньшее зло, вот они - его дьявольские приоритеты. Но иначе ведь было нельзя. Нельзя ведь, правда?
Когда багажник освобождается - то наполняется снова. Вместо наркотиков Леоне увозит назад свидетеля и наличные - только кейсы, в отличие от_ , он укладывает под сидения автомобиля. Парню, в общем, просто не повезло (он может развязать руки, он может выбить заднюю фару изнутри багажника, он может просунуть наружу ладонь, чтобы его просто заметили, чтобы водители нагоняющих их машин, сообщили о похищении - но не придет в сознание); Аббаккио привык выполнять свои задачи четко и слаженно, но что со свидетелем теперь будет - думать совсем не хочется.
- У меня груз, Буччеллати.
В доках сыро, темно и воняет рыбой. Бруно открывает кейсы и видом своим, наверное, пугает кого угодно. Не знай Леоне, что за этим хладнокровием прячется ребенок, у которого за героин расстреляли отца, - он испугался бы, наверное, тоже.
- Я все проверил, Муди Блюз не лжет: парень был свидетелем встречи от начала и до конца.
У Бруно Буччеллати твердая рука, но мягкое сердце. Это иронично, Аббаккио думает: на каком-то там круге ада найти спасение. Как ты это вывезешь, Леоне? Как ты с этим уживешься? Как чужую расстановку приоритетов сможешь принять? У него к самому себе так много вопросов, что даже ответы становятся не нужны.
- Какие есть варианты? Ты ведь не хочешь его убивать, не так ли?
Верить в Бруно безоглядно и безоговорочно - никогда не часть плана;
понять его Леоне помог Муди Блюз, но полюбить - заставил он сам.
когда отойдет анестезия |
будет жизнь.
[char]леоне аббаккио, 26[/char]
Отредактировано Leone Abbacchio (2019-09-28 23:29:40)
Поделиться32019-09-30 22:02:58
— DO YOU RENOUNCE SATAN? |
тонуть, оказывается, веселее вместе — ангелы спят до судного дня, не разбудишь даже выстрелом без глушителя. цвет крови со временем перестаешь отмечать в принципе — подсознательно регистрируется как часть окружения, потом на встрече с капо обнаруживаешь, что пропустил на костюме пятно: неудобно. тонуть веселее вместе, и поэтому бывший коп оказывается совсем неплохим (хуевым) решением — бруно предлагает леоне аббаккио зонтик, руку, работу, желание жить, смысл или содержание, и надеется, что хоть за что-то из этого тот возьмется. все, конечно, исключительно в интересах дела: я нанял тебя стрелять в других, а не в себя, шипит бруно, отдай сюда ствол — и какая разница, что руки тряслись потом вокруг рукояти, если леоне этого не заметил. все в интересах дела: свалится, к примеру, с почечной недостаточностью — работать точно не сможет. на кой ляд тебе сдался этот алкаш, смеется польпо из-за пуленепробиваемого стекла, в семье, что ли, надежных людей не хватает? бруно усмехается уголком рта, прячет руки, пожимает плечами: сострадание, говорит, это добродетель.
в неаполе взрываются машины, ржавеют кресты, закат окрашивается в грязно-розовый — походка аббаккио становится ровнее, перестают дрожать пальцы, взгляд, пусть и в сетке лопнувших капилляров, останавливается на цели. проспался, говорит бруно, вот и замечательно, — смотрит леоне в глаза, в руки перебрасывает заряженный пистолет, — у нас дело. работается, кстати, отлично — за плечом у бруно он смотрится то ли телохранителем, то ли гробовщиком (вероятнее, всем сразу). бруно рассматривает ногти: расскажешь сам или позволим аббаккио докопаться до правды? у него, знаешь ли, к этому талант; — первый вариант почему-то оказывается очень популярным, удобно: марать руки лишний раз бруно ненавидит.
«удобно» вообще хорошее слово, как-то даже слишком — к тому, что делать можно не одному, бруно привыкает не сразу, к тому, что иногда, кажется, можно кому-то доверять — еще дольше. бруно упускает момент, когда постоянный контроль (отобрать бутылку, изложить задание, перезвонить, не сдох ли) превращается в надежное присутствие, когда он позволяет себе закрыть глаза, уснуть спокойно, положиться — когда леоне аббаккио становится незаменимым. ощущение безопасности расслабляет, а этого позволять себе нельзя — бруно хмурится и продолжает наблюдать: с кем и как леоне разговаривает, сколько, к примеру, пьет, где находятся слабые места (и куда, скорее всего, ударят). информации получается много, например: дома леоне собирает волосы в неаккуратный хвост, например: на сигаретах и чашках после него остается четкий след фиолетовой помады, например: он выше бруно на десять сантиметров, и если стоять лицом к лицу, взглядом утыкаешься прямо в губы — неловко (почему?). информации получается много, в основном, кажется, лишней — бруно зачем-то продолжает запоминать, отмечать, регистрировать. если надолго засмотришься, можно наткнуться на ответный взгляд — спокойный, внимательный, чистый. через какое-то время леоне начинает смотреть на него так, будто действительно видит — бруно отворачивается и неловко ведет плечами.
— как ты, блять, с этим живешь?
— давно.
— AND ALL HIS WORKS? |
зло когда-то было большее и меньшее, а сейчас идет в семи фабричных размерах, еще большем количестве цветов, вы уже пробовали нашу лимитированную серию? улыбчивый продавец в начале смены выставит на прилавок, проведет к стеллажам, заботливо объяснит разницу — выбирай, блять, не хочу. бруно когда-то размышлял и взвешивал, часами пытался выбрать наименее хуевое решение из пятнадцати равнозначных, а потом пришло понимание: как ни пытайся карабкаться, все равно затянет только дальше в грязь. здесь, конечно, впору искать объяснения и доводы, лицемерно глаза отводить — никто, разумеется, признавать, что он гнида, не хочет. оправданий, если только захотеть, найдется целая ебаная куча — бруно с ноги разбивает лица, пересчитывает героиновую выручку, спускает курок у виска очередного незадачливого лоха. изо всех сил старается не думать: ему же сказали, он же исполнитель, если бы отказался, по стене (в лучшем случае) тонким слоем оказались бы его мозги. охуеннее всего когда начинают умолять — заикаются, плачут, ссут под себя от страха — в один из этих вечеров бруно отбирает у леоне бутылку и прикладывается сам. опять, бля, пятно посадил, — выдохнуть хрипло, вытереть рот, хлопнуть леоне по плечу: завтра отдыхаешь. на лапу бывшим коллегам аббаккио бруно сходит дать самостоятельно — тело запишут как непознанное, похоронят в общей могиле, папка с делом марио росси через три месяца уйдет в архив.
а теперь, блять, еще и это.
на леоне, конечно, в первую очередь хочется наорать — платят ему, в конце концов, как раз за то, чтобы такой хуйни не было. семье, разумеется, на жизни гражданских плевать, но лишние трупы бруно буччеллати до зубовного скрежета ненавидит: общеизвестная информация. соображения тут чисто практические — с мертвецами много возни, они требуют времени и внимания, имеют свойство накапливаться, заполняют собой коридоры и улицы, по ночам тянут руки из-под кровати: за все, мол, ответишь (бруно спит с открытым окном, но в комнате все равно воняет падалью). у меня груз, говорит аббаккио, и его хочется ударить, покрыть матом, послать вместе с грузом туда, откуда приехал — ты его подцепил, сам и разбирайся. у бруно свидетелей не оставалось, все проходило гладко, без последствий, с отличием — польпо нравилось. бруно открывает багажник и рассматривает пацана, поджимает губы — когда проводил свою первую сделку, он был даже младше (а периметр, блять, проверить все равно догадался).
ладно.
— а какие есть варианты? — леоне, если на него все-таки посмотреть, выглядит потерянным (зрелище неприятное), бруно привычно стирает с лица выражение, облокачивается на машину. — даже если побежит стучать, дела они не заведут, конечно. но польпо не очень хочет светить этих людей перед карабиньери. ты же знаешь, какой он нервный. — по корпусу отбивает пальцами ритм: ситуация получается забавной. почти, блять, ироничной.
недовольство показывать нельзя, гнев — в исключительных случаях, а чем сказать «я не знаю, блять, что делать», лучше отрезать себе язык. бруно играет давно и хорошо знает правила: делает вдох, считает до пяти, выдыхает.
— можно его припугнуть. вероятно, даже сработает, если у пацана с мозгами все в порядке, — если: вместо того, чтобы поскорее пройти мимо, цивил зачем-то стоял и пялился. — но тебе, — бруно голосом выделяет слово, раздражение не выходит дальше подтекста: ответственность была леоне, наказание, соответственно, его тоже, — придется следить за тем, чтобы он не наделал глупостей.
— это, конечно, если его не видели люди польпо. если видели, — бруно смотрит в багажник снова: у мальчишки из кармана выпал билет на «звездные войны», а на лице уже наливается краской гематома, — придется убивать.
— AND ALL HIS POMPS? |
через десять лет оказаться в том же блядском круге, но уже на другом месте — если господь наблюдает сверху, ему там сейчас наверняка охуеть как смешно.
[char]бруно буччеллати, 22[/char]
Отредактировано Bruno Bucciarati (2019-10-03 13:58:39)
Поделиться42019-10-05 19:57:10
биться с волной легко. достаточно отдаться. и вспомнить
свой вес. либо утащит, либо с камнями, орущий как младенец,
вылезешь весь.
Есть такая игра, называется «найди виноватого». Правила усвоить несложно, но важно придерживаться максимально конкретных правил. Забегая вперед: проигравший не раздает - он сразу идет в расход, никакие комментарии к проигрышу не рассматриваются, никаких контрприемов не разрешается, реабилитация невозможна. Чтобы не проиграть, нужно всего-навсего не проебаться. Чтобы выиграть - нужно сделать так, чтобы те, кто проебаться способен, этого в итоге не сделали. В этой игре пока еще никто не выигрывал, но игра, поговаривают, молодая - игра, поговаривают, только началась. Да, победителей еще не было, но, хм, тут достаточно просто сечь фишку - чтобы выжить, выигрывать в приниципе не обязательно. Важно лишь следить за чужими руками и стрелками: если стрелки начнут указывать на тебя - можешь считать, проигрыш тебе засчитан автоматически. Вот и все правила. А ты говорил, сложно.
Кого кормить хочешь, кстати - рыб или свиней? Хотя ладно, не отвечай.
потом запомнишь только самое приятное - швыряло, било,
ничего не понимаешь.
Бруно был как раз именно тем, кто выигрывать не пытался - либо уже, либо никогда: Аббаккио не уверен точно, да и, честно говоря, так глубоко не копал. Чтобы остановиться и перестать использовать Муди Блюз, ему потребовалось тяжело и упорно выключать паранойю на его счет. Чтобы понять, наконец, когда оставить прошлое Буччеллати в покое и позволить ему иметь что-то в секрете от остальных - требовалось его зауважать. Леоне достаточно долго успокаивал себя мыслью о том, что и без того знает очень многое, прежде, чем купить билет на поезд до небольшого городка, под которым стояла деревня, в которой Бруно вырос (но даже так - он билет все равно купил; благо, что не поехал). Если бы он тогда собрался, ему пришлось бы делать около пяти пересадок и еще некоторое время добираться пешим ходом. Если бы он на родину Бруно отправился, то не знал бы наверняка, чего именно от этого всего хочет: смотреть на чье-то детство - смысла имело примерно столько же, сколько доставать старые фотоальбомы на семейных встречах. А если бы он поехал и вернулся назад - какую коллекцию грязного белья привез бы назад, на кого бы ее примерял, как долго бы смог в глаза Буччеллати заглядывать, зная, что не в прошлом проблема совсем, а в том, что главный поедатель говна - всегда тот, кто руки в чужое сует.
Когда очарованность смещается в сторону одержимости - что-то идет не так; Леоне держит в руках билеты на поезд и электрички, считает числа на них - ни на одном счастья не выпадает (ну разумеется) - и рвет на куски, в пепельницу с окурками тлеть бросает. С этим было давно пора завязывать. Бруно, может, и сам за руку схватит - да только стыдно Аббаккио быть не пойманным, а задействованным.
как много этого песка, как стопы скользят
от крови.
Буччеллати должен был догадаться, не мог не. И тогда получалось, что он знает, что Аббаккио знает. Что Аббаккио знает, что Буччеллати знает. И они оба знают, и они оба не поднимают разговоров об этом, но в каждом взгляде, в каждом прикосновении это сквозит, негласным образом упоминается; Леоне первое время привыкнуть к такому не мог - все спотыкался, глазами бегал по сторонам, губы поджимал. Когда стыд прошел - прошла и неловкость, когда неловкость прошла - наступило доверие; поди разбери теперь, частью плана это было или все просто спонтанно так сложилось, выстроилось, развилось. Смешнее всего оказалось то, что оно ведь работало. Если задуматься - оно же работало. Вся эта схема - неважно, случайная она или до мелочей проработанная (смотришь Бруно в глаза, ответ ищешь, а так и не можешь понять, не улавливаешь среди всех чертей в его взгляде нужного, который ответил бы, рассказал бы).
Значит, все, вроде как, в порядке
было бы.
смотришь на волны, берешь одну, победную ноту.
нет ни секунды для цейтнота.
Парень в багажнике, пересчитанная наличность, голос у Буччеллати - как раз из тех, о которые можно порезаться. Леоне каждый раз наступает на те же грабли собственной псевдоуверенности; недостаточно было любить Бруно и быть им любимым, чтобы остаться за чертой его власти - потому что вот это, как раз-таки, и было тем, что так не работает. Это так не работает - и все тут. И даже задумываться не стоило, не над чем было, не для чего.
Секунды обычно вполне хватает, чтобы к условиям заданий добавилась пара новых правок. Еще секунды хватало на то, чтобы сменились интонация и тон голоса, чтобы взгляд стал холоднее на пару десятков градусов, движения - резче, слова - острее, правила - жестче. Аббаккио не покажет, не подаст виду, но от такого вот Бруно у него живот начинало легонько сводить, и под плотной тканью длинных одежд кожа становилась гусиной; у него, по большому счету, никогда не выходило верить в то, что, если что-то пойдет не так, Бруно не спустит курок прямо у его головы. Думать о тех или иных вариациях событий - что было бы, если бы_, например, или чего бы точно не было бы_ - кроме того, что оказывалось попросту бессмысленно, так еще и оставляло за собой липкий след из отвращения к ситуации в целом. Так что Леоне не думал. Там, где было нужно подумать, - он уже успел облажаться. Когда стрелки поворачиваются в твою сторону, есть всего два варианта выхода из ситуации: либо умудриться перевести их на кого-то другого, либо - решить проблему до того, как этих-ебаных-стрелок станет больше допустимого.
кажется, я живу.
Буччеллати говорит жестко, но Аббаккио - (не сглатывает, не мешкает, не мямлит, не боится) - не теряется. Признавать своей оплошности не хочется: в его задачи не входило прочесать перед проведением сделки местность, вылизать каждый квадратный метр, но работа на мафию, в общем, имела такой прикол - тебе никогда не будут давать подробных инструкций на все случаи и вероятности. Была задача сделать все чисто, парень в багажнике - этой задачи никак не касался. Леоне мысленно думает о том, какое место выбрать, чтобы его пришить. На северных доках сейчас, вроде, тише некуда: оттуда можно отплыть на катере или небольшой яхте, через пару часов ходу - всадить ему пулю в башку, даже мешок с него не снимать, и за борт выкинуть тело - в море мертвецов не находят. Было бы лучше, разумеется, если бы этого всего делать не приходилось. Но тут уж как повезет.
- Сколько ему? - он жмет плечами и складывает руки на груди, выдыхает как-то непривычно для себя рвано, - Четырнадцать? Шестнадцать? Какого хрена он там вообще забыл, Буччеллати? Польпо сам указал нам место сделки, сомневаюсь, что в том квадрате мог заплутать малолетка между полуночью и часом. - Аббаккио шаркает носком ботинка, отпинывает от себя выпавший из кармана мальчишки билетик в кино, - «Звездные Войны», серьезно? Не хочу сказать, что ты не прав, но сидел он тише некуда. С самого начала.
Похуй было на стрелки, хоть все до единой пусть поворачиваются в его сторону. Леоне кривит губы и достает из кармана сигареты с зажигалкой. Бруно может ударить его, если захочет, но Аббаккио знает, что не ошибается.
- Заблудись там гражданский, он бы не понял, что происходит. Этим и выдал бы себя раньше, но этот черт... Из меня вышел хуевый патрульный, я признаю, но вот в такой хуйне не ошибусь. Гражданские тупые и нервные; стрельбы не было, оружия никто не доставал, ему нечего было пугаться. Понимаешь? Здесь явно что-то не складывается.
когда трясет на камнях - получаю
опыт.
Поделиться52019-10-09 17:26:14
какой волшебный город!
можно смотреть в грязь или на звезды, изваляться в первом или пытаться поймать в руку второе; можно вообще сдаться, перестать барахтаться, все свои устремления разорвать на клочки и отправить в канализацию — это, в общем-то, не суть даже важно, главное бдительности не терять. с дыркой в сердце вполне можно жить дальше — рано или поздно разрастется, конечно, поползет краями в разные стороны, с мерзким хлюпаньем втянет в себя все остальное; пока, впрочем, нормально. в начале было слово, но его не услышишь через плотный слой изоленты: бруно запечатывает пластиковые мешки, запоминает указания, расстегивает молнию на собственной груди и лезет туда рукой, чтобы нащупать — что? можно смотреть на грязь сколько угодно, не удивляйся только, когда забьется тебе под ногти или в легкие, можно выживать, в общем-то, очень долго, принимая за завтраком или обедом ежедневную дозу уродства. можно гнить самому, а можно научить других, как это делается (можно убрать с лица леоне аббаккио слипшуюся от крови прядь белых волос, но, наверное, все-таки нельзя).
в любом случае.
тут со свистом летят острые бутоны красных роз
деревья и стены забиты розами
противостоять разложению с появлением леоне получается лучше — хрен его знает, почему. бруно тащит аббаккио из болота вверх с таким упорством, будто от этого зависит его собственная жизнь: пойди, блять, разбери, кто еще здесь кого спасает. фишка здесь в том, чтобы не быть одному, наверное, чтобы рядом был кто-то, кто напомнит тебе о собственной человечности — бруно пытается держать задачу в собственной голове, но в конце концов устает (может быть, и здесь получится делегировать). детали встречи, произошедшей пять лет назад, бруно затирает мысленно почти до неузнаваемости, про того патрульного обычно думалось даже с каким-то злорадством: здесь такие течения, что даже тебя согнет и покорежит, дождись только. бруно, в общем-то, оказался прав, но вот радостно от этого почему-то не было — оставалось только вцепиться крепче в ручку зонтика и поддать голосу уверенности. всем своим видом, словами и действиями бруно потом говорил: мне плевать, так-то, вылезешь ты или нет, а семье на это насрать еще больше, непроизнесенным оставалось: только ты все равно не сдохни, ладно? сострадание, блять, это добродетель — бруно смотрел на леоне, а видел себя, растерявшим остатки человечности или вообще болтающимся в петле. вроде, если кого-то другого получится вытащить, то и для себя можно этой судьбы избежать; сначала казалось, получается, а потом стало странно. леоне аббаккио врастает под кожу, прописывается где-то в районе задней стенки черепа (бруно прикасается к отпечатку помады на забытом бокале и растирает фиолетовый след между пальцами: есть, если задуматься, в этом что-то греховное). можно запомнить запах одеколона, форму выреза на плаще, кривую улыбающегося рта, можно ловить короткими взглядами по правую сторону от себя, — сколько еще времени, интересно, можно притворяться, что не понимаешь, буччеллати?
что в таких случаях делать, правилами, разумеется, не прописано; бруно среди ночи просыпается после вычеркнуто и натягивает на себя одеяло, пытаясь спрятаться от ощущения, что он леоне этим всем охуенно подводит. не за этим, очевидно, он за бруно шел, не на это надеялся, предлагая ему свою верность — в душевой бруно рассматривает капли воды на кафеле и чувствует себя в первую очередь мерзко. аббаккио расстегивает на нем пиджак, наклоняется, чтобы проверить рану, — бруно дергается и отходит: нет, хуйня, не болит, я сам сейчас (стягивает молнией края разрезанной плоти, не сдохнуть бы еще от неловкости). догадаться ни в коем случае не должен — не для того леоне столько времени заново учился доверию, чтобы бруно ему на это ответил вот таким образом. все будет в порядке, если не меняться в лице, не показывать, даже намеком или оговоркой себя не выдать: казалось бы, все из этого буччеллати умел прекрасно. вечная, блять, ирония положения — находишь, наконец, способ выбраться, только чтобы обнаружить, что им же себя все это время и топил. и, что хуже, охуенно рискуешь и других утащить за собой тоже.
и люди украшены цветами
они лежат повсюду –
дедушки в канавах и девочки на ступенях школ
злиться на леоне получается легко — по большому счету, никогда не выходило верить в то, что аббаккио в свои игры с огнестрелом окончательно завязал. пускать пулю себе в рот не станет — возможно, бруно подставлять не будет — однозначно, но проживание в этих широтах, в общем-то, имеет одну особенность: достаточно одного опрометчивого шага, небольшой, знаете ли, оплошности, сделанных в нужное время и в нужном месте, чтобы пойти в сегодняшний лист списания (самому даже напрягаться не придется). бруно привык делать чисто, проверять по два раза, резких движений не совершать — все потому, что в выживании был заинтересован и до сих пор (пока) остался. а вот насчет леоне все не так очевидно — буччеллати ссаный параноик, хорошо, бесспорно, но он до сих пор помнит, каково было смотреть леоне в лицо, когда отбирал ствол, и не видеть ничего, кроме ебаной пустоты. злиться получается легко, потому что не похуй, потому что страшно: пальцы, прямо как в тот раз, холодеют и покрываются иголками, — бруно хмурится, хлопает ладонью по багажнику, выпрямляет спину.
разбитые сердца сворачиваются в кулачки
изрешеченная розами плоть зарастает
кровь из земли возвращается вспять
и люди встают и идут дальше
— не гражданский, говоришь, — что вполне, в общем, вероятно: бруно тянет ниже молнию на мешке, рассматривает лицо внимательнее (не узнает, но здесь-то как раз ничего удивительного). — думаешь, подсадной? — в неаполе, казалось, в дела пассионе никто лезть не рискнет, но мало ли случается молодых и амбициозных. про таких слышно время от времени: кому-то везет оттяпать для себя кусок слишком жирный, поднимается самооценка, в прямой пропорции растет жадность, вот это вот все. очень скоро, разумеется, про них становится не слышно уже никому и никогда (но почему-то, блять, все равно не учатся); подослать пацана запросто мог кто-то из этих, особо его судьбой, в общем-то, не озадачиваясь. или же просто любопытный — хватает, в конце концов, беспризорной шпаны, что ни под кем ни ходит: грызутся обычно между собой, пока не выживет сильнейший или не сдохнут вообще все, заглядывают в окна ресторанов и грязными ладонями пачкают рамы. стало интересно, захотелось узнать, как у больших ребят это обычно происходит — вот сейчас и узнает, в деталях и цвете. вариантов, словом, масса (разобраться бы еще, от какого более тошно).
— ты прав, — бруно кивает коротко: лезет пацану в карманы и выгребает содержимое. — надо сначала разобраться.
по карманам, конечно, ничего не находится: удостоверения личности нет (а кто его в таком возрасте с собой носит?), пакет жвачки, раскладной нож с паршивеньким жестяным лезвием. горстка монет и ворох затертого мусора, — леоне поджигает сигарету, наблюдает с лицом традиционно отсутствующим. бруно поджимает губы — порошка не нашел, и на том, блять, спасибо, — застегивает мешок и опирается на багажник.
— отмотай его, — говорит. — начнем со.. вчерашнего дня, скажем. десять утра. и посмотрим, что вылезет.
полчаса назад пахло рыбой, а теперь воняет протухшим мясом: бруно трет переносицу и бросает взгляд в сторону воды. профиль аббаккио на фоне грязных контейнеров белый и четкий — значит, нужно отвернуться и посмотреть куда угодно, кроме. все будет в порядке, если вести себя правильно, не ошибиться, не соскользнуть (буччеллати усмехается — католическое воспитание, оказывается, так до конца из него и не выбили, — смешно получается, очень забавно).
— и дай мне закурить.
смотришь на тебя
и не знаешь как отвести глаза
ты такой красивый что даже больно
Поделиться62019-10-15 04:12:10
альтернативная история
пока не сдает позиций
По-хорошему, он ведь прекрасно помнит, как, отряхиваясь от всех воспоминаний, замалчивая собственные переживания, чувствовал под локтями чужие руки и вставал вот с этими вот словами, доступными каждому встречному поперечному: «не падайте больше», «берегите себя». Сначала Леоне теряет человеческий вид, потом униформу. Дальше отваливаются осмысленность существования, вера во что-либо, желание двигаться вперед, больше не падать и - ха-ха - беречь себя. Руки под локтями постоянно меняются, а слова раз за разом все те же - Аббаккио их в какой-то момент даже переставал слышать, даже переставал реагировать; постепенно руки из-под локтей начали исчезать - и всякая опора уходила за ними. Допускать мысль о том, что он этого не заслужил, Леоне совершенно не приходит в голову до сих пор, но стоило ли об этом вообще говорить?
передаваемая из уст в уста
передаваемая из рук в руки
Бруно латает себя собственным стандом; раны на его теле заживают отпечатками зипперов - когда Аббакио коснулся их в первый раз, он задумался о том, что ему чертовски нравится текстура таких вот шрамов (позволять себе касаться дольше допустимого не решается - отрывает руки, отводит глаза, поджимает губы, Бруно ведь все замечает, правда?). Аббаккио хранит на кончиках пальцев сенсорную память где-то в течение суток, а потом не чувствует ничего. Не в состоянии справиться со своей бессонницей - пялит в потолок без люстры и хочет тошнить куда-нибудь в основание кровати. В конечном итоге - он задумается - все ведь уже давно научились говорить прямо о вывихнутых суставах, заломанных руках, сломанных лодыжках, венах, вывороченных и обмотанных вокруг шеи, жилах, которыми опутаны пальцы и локти… Но пойди дальше, попытайся с той же легкостью заговорить обо всем, с чем сравнивают присутствие/отсутствие/любое действие конкретного человека в собственной жизни – и ты столкнешься с тем, как оно превращается в вакуумный бред по сравнению с молчанием по этому же поводу. Леоне привык не говорить больше строго необходимого. Держать за зубами язык. Иногда, разумеется, очень зря - если сопоставить одно с другим, можно прийти к логическому умозаключению: чтобы язык себе раз и навсегда откусить - нужно его за зубы все-таки выпустить.
переправляемая под одеялом
записанная под кожей
Их с Буччеллати отношения напоминали порой сплошное скольжение по тонкому льду, где им приходится очень равномерно распределять точки давления. В стечение обстоятельств Леоне не особенно верил - ровно как и в случайности, в удачу, в идиотское «так бывает»; он не знает наверняка, не берется судить, но порой ему кажется, что Бруно - во все это не верит тоже. Иначе как объяснить все ту неловкость положения, в которой они каждый раз оказывались, стоило кому-то из них сместить точку опоры на так называемые «опасные места»? Как объяснить их невнятную паранойю, липкую тревожность, с которой каждый из них, прошибаемый каким-то бессознательным страхом сближения отскакивал обратно на десять шагов назад? Если ты оказываешься на тонком льду, если он скрипит под твоими ногами, если ты видишь под собой паутину из трещин - тебе нужно взять максимально возможную дистанцию от любого своего спутника и лечь на живот (руки, конечно, за голову можно не складывать, но Аббаккио картину себе без этого почему-то не представляет даже в ироническом контексте). Потому что, в конечном счете, если хотя бы один этого делать не станет, - под воду затянет всех.
Леоне хмыкает про себя и достает из кармана брюк зажигалку. В прошлый раз Бруно просто вырывал сигарету у него изо рта, и тогда Аббаккио долго думал о том, что на том окурке оставался след от его помады: «что-то не так?» - «нет, ничего». В этот раз он тянет новую из полпустой пачки и прикуривает от длинного язычка пламени (зиппо щелкает, когда закрывается, кажется, слишком громко - думать об этом совершенно не хочется), во взглядах не читается ничего особенного; Леоне зачем-то воспроизводит в памяти «что-то не так?» - «нет, ничего» раз десять прежде, чем на пару секунд зажмуриться и спокойно выдохнуть. Замкнуться еще раз можно и позднее. Почувствовать себя по ту сторону ледяной корки тоже, но - в свободное от работы время. Сигаретный дым выпускается через нос. Хочется кашлять как в первый раз, когда Леоне взялся курить.
самая длинная история
самого короткого замыкания
- Без привязки к реальному месту действий воспроизведение будет неточным, - Муди Блюз выходит из-за спины Аббаккио, принимает фигуру мальчишки, а затем отсчитывает таймер, - Но если потребуется, я могу восстановить локальные события, проследить маршруты передвижения пацана и узнать, откуда именно он пришел на ту встречу.
1999▾ | 17▾ | 10:00:00 | [играет музыка] - [стук в дверь] - доброе утро! - синьор росси, можно ли одолжить ваши ключи? - нужен ваш скутер - да, пожалуйста - надевай шлем! - буду поздно - куда-то собрался? - [звук затихает, станд прогружает данные] - .. .... ... льто! - [хлопок двери] - [скрип кроссовок о гранитные ступени подъезда] |
- Промотай.
1999▾ | 17▾ | 10:30:00 | лучшая пицца только у антонио! - антонио приглашает вас в собственную фамильную пиццерию! - [звук искажается, станд прогружает данные] - синьора! не проходите мимо! - возьмите наш купон на скидку! - в день рож... |
- Дальше.
1999▾ | 17▾ | 12:50:00 | [звук заглушки автомобильного мотора] - [звук хлопания дверцами] - эй, альберто. - [звук упавших мусорных баков] - ты снова берешь у дяди скутер, паршивец? - я ничего не сделал! - ходят слухи, что ты продаешь наркотики без разрешения. разве ты не знаешь, что нельзя продавать вещества на территории польпо? - я ничего не сделал! - альберто, мой мальчик, мы так не ду... - [звук затихает, станд замирает, затем проматывает таймер на час вперед] |
- Придется выяснять, где это произошло, Буччеллати. Муди Блюз не сможет восстановить точную картину на дистанции. - Бруно выглядит так, что на него лучше сейчас вообще не смотреть; Аббаккио может сколько угодно раз повторять себе, что у него все под контролем, но, чисто для справки: Бруно тут главный не только потому, что он умный. Не смотреть на него - значит смотреть на застывший станд (Муди наблюдает за всем ровно пару мгновений бездействия, а затем исчезает - и смотреть становится не на кого); Леоне тушит бычок своей сигареты о пустую бочку для рыбы и бросает его куда-то за железные коробки вглубь гаража. - По крайней мере мы абсолютно точно слышали упоминание Польпо и порошка. Если пацан торговал чем-то своим, то стоит понять, какого хрена, кому и от кого. Допросить его, когда проснется? Или мне сразу поехать выяснять?
Их с Буччеллати отношения порой напоминали ходьбу по минному полю. Аббаккио каждый раз выдумывает себе защиту, упаковывается в плотный костюм, чертит маршруты движения, останавливается, где пищит - но в итоге плюет на это и начинает идти напрямик. В конце каждого из таких заходов его может ждать что угодно: ледяная встреча, поощрение, долесекундный испуг или растерянность (эти двое невероятно осторжны и всегда прячутся под маской хладнокровия прежде, чем их успевают поймать), откровенный гнев, безразличие или усталость.
история без свидетелей
истории
Что угодно - Леоне уверен, что в одном из таких концов он слышит затвор огнестрела у своего затылка и звук выстрела - но чем больше он это минное поле пересекал, тем привычнее становились движения, тем предсказуемее были исходы. Если постоянно делать вид, что все в порядке, если прокручивать в голове два звена диалога, то, наверное, можно научиться грамотно выезжать на этом проклятом «нет, ничего».
Отредактировано Leone Abbacchio (2019-11-02 22:40:53)
Поделиться72019-10-24 21:03:17
ЧЕЛОВЕК НА ВЫНОС. НА ВЫБРОС. НА ВЫКОС. |
в квартире у бруно все вычищено до блеска, разложено по ящикам и полочкам, для каждой вещи — свое место, набор заданных параметров и функций (только цепочка с отцовским крестиком валяется до сих пор на столе, ровно так же, как буччеллати ее туда после похода в морг и кинул): в открытое окно с трех до шести утра набирается осенний туман и лезет мокрыми пальцами под обои. в это время бруно обычно просыпается, — не от кошмара, но сон все равно был мутный и тяжелый, — накидывает на плечи рубашку, заваривает чай или прикладывается к открытой бутылке граппы с кухонного стола. греет руки в карманах или отбрасывает с лица спутанные волосы, а потом идет сортировать свое жалкое имущество: разрешенные мысли, запрещенные мысли, книжные полки с нарушенным алфавитным порядком. выдирает из пальцев рыболовные крючки воспоминаний, проходится по всем поверхностям влажной тряпкой, заливает неиспользованную посуду дезинфицирующим средством. алгоритм здесь простой и детский, смешно даже (особенно) самому — вроде, если вокруг себя все держать чистым, то есть шансы самому таковым и остаться, вроде, если ухватиться за признак контроля над собственной жизнью, вещами, содержимым своей больной и загаженной головы, хотя бы за чем-то из этого уследить получится. когда бруно было лет восемь или девять, отец дал ему в руки нож и сказал потрошить рыбу, а потом лезвие соскользнуло и вошло ему в палец до самой кости. бруно не плакал, потому что больно почти и не было: сидел и смотрел завороженно, как кровь течет вниз по запястью. отец зато сделался белее извести, чуть ли не на руках оттащил в больницу — остался ждать в коридоре, потому что не мог смотреть, как вычищают рану и штопают вместе края рассеченной плоти. бруно зато наблюдал внимательно (процесс, от начала и до конца, до сих пор может проиграть в собственной голове — если, конечно, понадобится).
в квартире у бруно чисто настолько, что она начинает напоминать операционную: давайте, что ли, поговорим об иронии.
ПРОЕЗЖАЮЩИЙ МИМО НЕНУЖНЫХ СТАНЦИЙ. |
а ведь если задуматься, это всегда в нем было: может, рыбак буччеллати своего сына с тех пор и боялся, да только некого теперь об этом спрашивать. может быть, и денег на школу в неаполе решил собрать именно после того раза: бруно несколько раз говорил отцу, что хочет остаться дома и с ним, но тот слушать отказывался — то ли доводы начинал искать в пользу своего решения, то ли притворяться, что не услышал. а может, все дело было в слухах, которые пошли потом по деревне: с мальчишкой, мол, что-то нечисто, врачи такого еще в жизни не видели — крестились потом и переходили на другую сторону улицы, сам дьявол, говорили, в нем сидит. болтали, в общем, всякое, почему бы и не поверить — бруно и сам потом в собственной груди нащупал что-то багровое и горячее, чужеродное, злое. чуть позже расцвело еще красиво, пустило по всему телу черные щупальца: может, в родной деревне ему никогда места и не было. слишком быстро ты всему научился, в мирок подворотен и живой валюты вписался слишком хорошо, — за нож тогда, в палате, схватился слишком охотно, будто только и ждал повода разрезать и посмотреть, что внутри. упражнения в контроле как часть ежедневной реальности (может, когда действительно придет время, то сработает): бруно застегивает молнии до щелчка, правильное и неправильное раскладывает на две отдельные коробки и готовится повторить процедуру снова — через сутки или что-то около они опять смешаются так, что разобрать станет невозможно.
ЧЕЛОВЕК НЕ_КРАТНЫЙ И НЕ_ОБРАТНЫЙ, |
леоне аббаккио (двадцать шесть лет, бывший полицейский, уволен с позором) отношение к этому имеет самое прямое — бруно изо всех сил пытается не оступиться, чтобы в итоге все равно по колено провалиться в ледяную воду. слишком много переменных, плавающих факторов, ниточек, за которые можно потянуть и достичь эффекта обратного тому, на который рассчитывал: на двадцать третьем году жизни буччеллати узнает, что с людьми, оказывается, сложно. от необходимости держать лицо порой чуть ли не физически выворачивает суставы: леоне в его снах облизывает от крови ладони, защелкивает наручники, задыхается и сжимает пальцы на чужих плечах или бедрах; леоне в реальности остается запрещенным, невозмутимым и, вероятно, обо всей этой хуйне даже не подозревает. упражняться в контроле можно сколько угодно, а потом все равно не получится удержать руку: сигарету можно провернуть в пальцах, затянуться или сломать, обнаружить потом на коже свежий ожог от тлеющего кончика. можно, разумеется, не меняться в лице, сделать вид, что все в порядке вещей, ничего ненормального здесь не происходит, — вариант, прямо скажем, отличный, непонятно только, кого этим наебать пытаешься. бруно выдраивает квартиру по второму, а потом по третьему разу, трет пятно краски на столешнице, пока ожог не лопнет и не начнет кровить — яснее (упорядоченнее, чище) ни один пункт из выше перечисленных так и не становится. в конце концов, спать ведь каждый день и не обязательно — вместо этого можно работать, вгонять под ногти иголки очередной компульсии, первый раз лет за последние лет десять вспоминать молитвы приснодеве, или, конечно, работать еще больше: последний вариант был бы предпочтительнее всего, если бы не — ах, да.
РАЗГОВАРИВАЮЩИЙ С ТРАВОЙ И ВЕТРОМ. |
бруно уводит из пачки сигарету — чистую, не отмеченную следами присутствия, — наклоняется, чтобы закурить: всего полторы или две секунды в чужом пространстве, а потом едкий дым заполняет рот и выбивает из сенсорного центра запах гнили. о случившемся в прошлый раз аббаккио не заговаривает — замечательно — бруно качает головой, пытаясь стряхнуть ощущение стыда и выпрямляется обратно. «что-то не так?» — разумеется, блять, что-то не так: лед, конечно, охуенно тонкий, не поймешь даже, держатся пока или уже затянуло. если леоне узнает (удостоверится?), то наверняка уйдет, — переметнется к кому-то другому или вообще исчезнет с карты, способы же есть, — возможно, думает буччеллати, стоило бы уже раз и навсегда оторвать этот пластырь, только вот от мысли о возвращении к собственному одиночеству кажется более простым выдрать у себя откуда-то кусок мяса. цепляться будет до последнего, это уже понятно — буччеллати хмыкает себе под нос и затягивается по новой. выпускает дым через нос. переводит взгляд на мальчишку.
делали это, по сути, уже ебаную тучу раз — как ни крути, с аббаккио работается хорошо. и без разницы в таких случаях, использует он станд или выбивает информацию способами более традиционными — можно стоять в стороне и смотреть невозмутимо (убеждать, тем временем, себя в том, что это просто восхищение качественно сделанной работой). в один из этих разов бруно тянется за сигаретой — и понимает, что она ему не нужна: стоило бы, наверное, испугаться и отвести глаза, но получается только облизнуть пересохшие губы. ярость леоне напоминает огромного пса, которого держат только на коротком поводке, но иногда все же с цепи спускают — бруно, в общем-то, давно запомнил, что насилие страшнее всего, когда оно эффективно, а от холодка в животе избавиться все равно не может. если поручить ему допрос пацана, он и глазом не моргнет, наверное — разобраться бы еще с набором эмоций, который эта мысль у бруно вызывает. в любом случае, — и вот от этого хочется то ли усмехнуться криво, то ли разъебать кулаки о ближайшую стену, — это уже не понадобится.
ЧЕЛОВЕК, ЗАКОВАННЫЙ В ЧЕЛОВЕЧЬИ ЛАТЫ. |
— не нужно, — буччеллати качает головой и в две затяжки добивает окурок, бросает вниз на сырой бетон. — твоя работа на сегодня окончена, можешь быть свободен.
с мальчишкой разговаривал дженовезе — стоило бы, конечно, с самого начала догадаться, но задумываться об этом варианте до последнего не хотелось. бруно узнает голос, история складывается окончательно — со щелчками встают на место недостающие элементы и моментально вырисовывается концовка. пацан хотел денег, и неважно уже, в общем-то, зачем — влез, куда влазить не стоило, и ожидаемо был пойман за руку. а дальше почерк польпо просматривается четче некуда, разве что подпись не стоит — одним махом, видимо, решил убрать мешающее бизнесу недоразумение и проверить бруно в очередной раз то ли на прочность, то ли на верность. свидетель, в общем, должен был там стоять, причем именно так, чтобы его там сначала не заметили — интересно (ха-ха), сказали ли мальчишке, на что именно он идет. вероятно, нет, вероятно, это все ему казалось охуенным приключением — бруно сглатывает с языка желчь (мотивы и прочая лирика, в общем-то, очень скоро перестанут иметь значение). с леоне, в любом случае, спроса здесь нет — значит, и мусор убирать не ему придется; польпо зато в своей камере наверняка сейчас уссывается от смеха, жирными пальцами раскладывает ставки — хватит ли у буччеллати сил с ни в чем, по сути, не виноватым пиздюком разобраться. это все сраный тест, а значит, правильный вариант ответа всего один: бруно ли не знать. прикинуть возможные способы убийства, выбрать наименее безболезненный, передать завтра вместе с выручкой какое-нибудь неоспоримое, блять, доказательство, что мальчишка мертв, — за подарок, мол, спасибо, — в крупную дрожь разъебаться только когда никто уже не сможет увидеть. буччеллати в этих раскладах давно и со стандартами сраной работы прекрасно ознакомлен: не сказать даже, что руки после этого станут сильно грязнее или трястись начнут больше.
(и все-таки, блять, как ты собираешься с этим жить?
как будешь с этим справляться?)
— пачку только оставь, — с момента встречи в доках, вероятно, стало на пару градусов холоднее: хорошо, значит, что холода бруно тоже не ощущает.
[char]бруно буччеллати, 22[/char]
Поделиться82019-11-04 21:27:00
нам не о чем |
У Леоне с этим проблемы. Сейчас было бы сложно гадать, с чего они начались, когда, при каких обстоятельствах, но они были - и менять это (теперь, потом, в общем) затея по большей части бессмысленная. У Леоне с этим проблемы, и он не мог с ними смириться; Буччеллати мог бы с этим, в принципе, не считаться - не обращать внимания, игнорировать, удобно забывать, в промежутках вставляя аргументы и оговорки о том, что это работа, и том, что главный тут он. Аббаккио часто думал о том, что делай Бруно все как надо, а не как лучше, ничего бы этого не было - рано или поздно пришлось бы смириться, перестать зацикливаться, придавать этому хоть какое-то значение. И тогда все шло бы по проложенным и заезженным рельсам - на автомате, на отработанных рефлексах. Задумываясь о первопричинах, Леоне приходится оглядываться назад (приходится - он поджимает губы, затем смеется: словно он когда-либо прекращал этим заниматься). В его прошлом тошнота и самая обычная, невыносимо скучная жизнь - он не знает наверняка, но отчего-то уверен, что у Буччеллати, в отличие от него, все поехало нахуй примерно на старте жизни, и что в его личном прошлом все гораздо хуевее, что ему было, на чем сломаться, и что причин для этого было гораздо больше, чем у Аббаккио. От этой мысли становится, разумеется, только хуже: когда-то хотелось, чтобы все было лучше всех, потом - чтобы было просто нормально, но сейчас - и Леоне над этим смеется тоже - ему хочется, чтобы все было только хуже. Логика здесь простая, но извращенная: если у тебя окажутся достаточно веские причины, то, наверное, и быть сломанным будет не так уж стыдно. Но вот стоит Бруно, и у него, если просто прикинуть, причин сломаться должно было быть куда больше - только он цел. Он цел, а Леоне - нет.
ты говоришь структура надежна |
Можно, в общем-то, сколько угодно искать отговорки и находить объяснения своим слабостям. Можно допивать третью бутылку спиртного за вечер и ничего не чувствовать, на возражения отвечать усмешками, говорить, что ты трезв, что тебя не берет, что волноваться и переживать не за чем, что все под контролем - а потом падать под стол и блевать дальше, чем видишь. Можно обижаться на Бруно и ненавидеть себя самого, можно не заглядывать в зеркала, не проверять почтовые ящики, прятаться от навязчивых попыток мозга вспомнить события прошлого вечера - делать вид, что все хорошо, и что в тебе нет ни грамма сомнений. Можно даже верить в то, что ты все делаешь правильно. Можно. Только смысла в этом, в самом, блять, деле, не было никакого. Проблема Леоне строится на банальном и выходит из него с желудочным соком. Проблемы Бруно - строятся на одному ему известным причинам и не выходят наружу вообще. Леоне сложно работать на человека, который молчит больше, чем следует. Еще сложнее - этому человеку верить.
У Аббаккио есть проблемы. С самоконтролем, с паранойей, с доверием, с суицидальными мыслями и психологическими травмами, больными воспоминаниями, кошмарными снами. У Аббаккио есть проблемы, и он не знает, как с ними справляться, не понимает, как не желать себе зла, как не злиться на недоверие Бруно в его адрес при собственном недоверии к нему. Он сжимает зубы и кусает внутренние стороны щек, слизистые по текстуре напоминают собой паутину - Леоне поддевает ее языком и хочет, чтобы стало больнее. Злиться получается сильнее и проще, чем думалось, приходится тянуться за новой сигаретой, чтобы на что-то отвлечься, чем-нибудь занять руки, но пальцы дрожат, и становится страшно рассыпать всю пачку на сырой пол. Так не должно быть, это неправильно, ему так не хочется и не нравится, и не то, чтобы он имел на обратное право, но все нутро его сопротивляется происходящему, вгрызается в старые раны и не заживающие сомнения. Бруно - он почти шипит сквозь плотно сжатые зубы - я тебе не мальчик на побегушках. И тут же щурится от боли во рту. Нелепо думать о себе больше, чем велено, но он, конечно же, набирается наглости.
часто бесстрастное выражение |
- Как скажешь, - он пожимает плечами и знает, что Бруно заметил, как задрожали его пальцы, как потеря самоконтроля почти коснулась его изляпанными злостью руками, - закончена значит закончена. - Успокоиться не получается, да и не особенно хочется; по большому счету все, что останавливает его от невнятных наездов, укладывалось в жалкие попытки сохранить лицо, - Но тебе придется мне все объяснить. Я сделал для тебя достаточно грязной работы, чтобы иметь право знать детали.
Аббаккио слишком часто в последнее время чувствует себя человеком, не имеющим права на слабости, но целиком состоящим из них одних. Воняло камерой Польпо, его насмешками, воняло голосом Бруно, поручившимся за него. Опусти пальцы в омут памяти - и ты нащупаешь сгустки отвратительно сбитых чувств; чувствовать себя в комфорте с ведомостью и жрать, что дают - вещи, конечно, разные (попробуй их различить). Он совершенно не хочет не_доверять Буччеллати, но и быть тем, кому не верят, - не был согласен тоже.
Но давай, Бруно, ответь, что это не моего ума дело.
Леоне ждет.
но что мы знаем |
Поделиться92019-11-09 21:15:31
LOOSE LIPS SINK SHIPS |
— а, так ты хочешь знать?
щелчок зажигалки, поломанная сигарета летит в кучу мусора; бруно тянется за второй неосторожно и резко, задевает пальцы аббаккио. отходит. облокачивается на багажник. еще одним щелчком сбивает пепел, заглядывает леоне в глаза, улыбается: держит взгляд две секунды. пять. восемь. каблуком упирается в покрышку и выпускает изо рта облачко дыма: через восемнадцать, девятнадцать, двадцать отводит, наконец, глаза.
— это, короче, очень забавная история, — кивком указывает на бетонный выступ. — присаживайся.
что нужно понимать: в такие моменты бруно не играет. это — щелчок переключателя. испытывать стыд, бояться себя, пускаться в пространные рассуждения о том, откуда в тебе это, всю эту хуйню можно будет сделать потом. а сейчас легко и весело. сейчас прикольно: предохранители летят к ебеням, доки затягивает туманом, пахнет горелой, кажется, плотью — бруно улыбается широко и криво, края сломанной молнии расходятся в стороны.
— я серьезно, присаживайся. это надолго.
LOOSE LIPS SINK SHIPS |
бруно (наверное, однозначно, точно) до зубовного скрежета устал: что-то под картоном черепной коробки постоянно болит и бесится, что-то отваливается и падает, выскальзывает из рук, бьется о землю, идет трещинами: приходится поднимать и приделывать обратно, придерживать на месте плечом или локтем, чтобы не отвалилось. хочется, как лучше, а получается сплошная чертова грязь (дергается глаз, дергаются пальцы, проблемы то ли со сном, то ли с кровообращением). бруно выдыхает дым в синюшный воздух: хотел удержать, что ли, защитить, успокоить себя на тему того, что хоть и втягиваешь его по шею в это дерьмо, то хотя бы не полностью; получилось, кто бы мог подумать, хуево. как там было — сначала на ребенка, потом на себя?
— мне было лет, кажется, тринадцать? или четырнадцать? в общем, на польпо я уже поработать успел, но еще не понимал многого. а мне никто ничего и не говорил, ну, пиздюк же. ставили на стреме обычно, иногда чьим-нибудь сыном прикидывался. давали пакеты и говорили спрятать, я и не задумывался, что в них может быть. сказали — значит надо. была, в общем, еще эта дебильная вера, что кто-то знает, как правильно, да еще и мне расскажет, — голос у бруно спокойный, ровный и четкий; в пальцах дергается точка оранжевого света. это смешно. это очень смешно, но бруно только вытягивается удобнее и дергает носком туфли, отмечая в воздухе полузнакомый ритм. — в общем, тринадцать или четырнадцать, да. когда я догадался. про наркоту, про бордели, про пытки. про то, кому, кого и почем продают. и что случается, если кого-то ситуация не устраивает. поздновато, разумеется, допер, но тут сделай скидку еще на то, что я не местный.
движение руки в воздухе, еле заметный жест — плавный, красивый, выверенный. то ли наблюдаешь со стороны, то ли проваливаешься глубже в содержимое собственного черепа (за спиной до сих пор лежит без сознания мальчишка, это забавно, хочется запустить ногти себе в кожу и содрать, как шкурку со спелого авокадо: будет красиво блестеть, бруно видел). это все, в общем-то, неважно. у аббаккио дрожат руки, то ли от страха, то ли от злости, бруно щурится. по-кошачьи ведет плечами.
LOOSE LIPS SINK SHIPS |
— я, разумеется, был тогда достаточно тупой, чтобы сказать об этом польпо. ну, знаешь, выразить свое разочарование там, недовольство, всю эту хуйню. никаких, разумеется, сцен, но он и без них все понял. — запрокидывает голову, угол почти неестественный; слышно щелчок сустава. — понятия не имею, почему он меня еще тогда в расход не пустил. видимо, я ему уже запал в душу. — угол рта кривится вверх, бруно переводит взгляд на леоне. — нет, он мне ничего не сделал. просто решил научить, как на самом деле делаются дела.
стучащий у висков пульс, подкатывающий к горлу желудочный сок. бруно облизывается (руки ломает по второй сигарете).
— со следующего дня он бросал меня в самую ебаную грязь, леоне, — взгляд косой, из-под опущенных век. — ничего, кстати, что я по имени? — раз уж мы перешли на личности. ха. — в худшее, что здесь, блять, есть. проститутка с расплавленным кислотой лицом, точка сбыта порошка в паре кварталов от школы. один парень задолжал в карты не тем людям и не то количество денег, и ему отрезали яйца тупым ножом. я держал ему руки. было сложно, он вырывался, как ебнутый. от криков потом два дня в ушах звенело. — голос ровный, зрительный контакт все еще не разрывается. скучающее веселье. бруно сглатывает. — в общем, ты понял систему. он заваливал меня этой хуйней и ждал, пока я сломаюсь. я, — блеск зубов в темноте, — не сломался. но польпо с тех пор стал очень внимателен к тому, что он назвал моими моральными ориентирами. ему, понимаешь ли, важно знать, не перевесят ли они в какой-то момент мою верность людям, которые мне помогли в безнадежной ситуации и научили всему, что я знаю. мой здравый смысл, мое чувство благодарности, выслуга лет... я же не стану пускать это все по пизде ради каких-то дурацких идей, правда?
LOOSE LIPS SINK SHIPS |
пальцы почти не дрожат. бруно отлепляется от багажника (мягко) и делает несколько шагов: пересчитывает их мысленно, но сбивается на третьем. падает на парапет рядом с леоне и закидывает ногу на ногу; не спрашивая разрешения, лезет ему в карман и потрошит пачку. вставляет сигарету в рот. поджигает. щелчок.
— пацан почти гражданский. влез в дело ничейный и без крыши, его, естественно, поймали за ухо люди польпо. голос на пленке дженовезе, ты его не знаешь, здоровый такой урод, с татуировками на лице. видимо, не придумали, что с ним делать, и потащили к польпо. ну а польпо сразу разобрался, у него-то с фантазией все в порядке. — бруно подносит фильтр ко рту леоне, — хочешь? — отсчитывает секунды и убирает руку: на пальцах остаются следы помады. откидывается назад и смеется, хрипло и стекольчато. горло саднит, как от надвигающейся болезни. — или у самих, долбоебов, не хватило духу его порешать, и решили мне подкинуть. по старой памяти. я ж у них, блять, санитар леса.
бруно вытягивает ноги. двигается расслабленно и лениво, слегка подталкивает аббаккио локтем. хотелось как лучше: вытащить и помочь, держать при себе руки, не макать с головой хотя бы в собственную гниль. получилось как всегда — на отвращение к себе по обозначенному поводу уже не остается сил (это ничего, леоне сейчас компенсирует с лихвой).
— в любом случае, это мне. с ебаным бантиком и подарочной открыткой. ты здесь ни при чем, косяка твоего нет. так что пиздуй домой отсыпаться, а я здесь закончу.
хотелось, блять, как лучше, а будет, как получается, — волна ядовитой радости отступает, оставляя после себя только пустые камни; бруно тратит последние пять грамм самоконтроля на то, чтобы не уткнуться лбом в плечо леоне и не просидеть так до самого утра. нужно: повторить еще раз в голове этот ссаный алгоритм, подняться с парапета, что-то сделать, сделать что-то еще. тачку утопить или бросить в одном из контейнеров, забрать выручку, до пустой квартиры пешком и в обход. три часа сна, открытые настежь окна, неиспользованная посуда.
(он так, блять, устал.)
— такие вот дела, леоне, — говорит бруно.
тушит бычок о сырой бетон и поднимается на ноги.
LOOSE LIPS SINK SHIPS |
[char]бруно буччеллати, 22[/char]
Отредактировано Bruno Bucciarati (2019-11-09 23:10:22)
Поделиться102019-11-12 02:08:24
ПУСТЬ НА КОРТОЧКАХ И ВОЮТ КАК ВОЛКИ
Сначала приходит обида, потом - злоба. И только потом наступает нервное ожидание, липкая тревожность. Леоне про себя ведет счет (отец учил, что секунды нужно отсчитывать трехзначными числами: однозначные произносятся быстрее одной секунды, произношение трехзначной - составит как раз одну), но быстро сбивается. Бруно смотрит на него пристально, одним из тех взглядов, от которых становилось не страшно, но попросту - жутко. Одна сигарета ломается, достается следующая, звук щелчка зажигалки в голове заедает и повторяется, повторяется, повторяется. Бруно смотрит, и Аббаккио на секунду думает, что выдержать его взгляда не сможет... а потом чужие глаза бегут куда-то в сторону, и звук щелчка зажигалки начинает клацать громче, пока не превращается в отвратительный монотонный звон. Тогда же что-то стреляет в висках, начинается легкая головная боль, дрожь в руках унимается, а вот дышать - становится тяжелее. Самое хуевое, что себе мог представить в такой ситуации Леоне, - это молчание. Чем больше Буччеллати молчал, скрывал, прятал - тем больше у Аббаккио было причин надумывать лишнего, да и в принципе - сомневаться. Уговаривать себя самого верить в то, что ему виднее, и он знает, как лучше/правильнее, - надоело, и тогда Леоне начал считать, и чем дольше счет велся, тем больше злобы копилось. Недоверие - поджимает он губы - естественно и нормально; первое время понимание этого даже работает, а потом просто слетают крепления. И вот они здесь.
ПУСТЬ КУДА-НИБУДЬ УНЕСЕТ
Взгляд у Бруно долгий, немигающий, препарирующий - выпотрашивает его ко всем ебаным чертям и оставляет наизнанку вывернутым прям так лежать. Леоне выдерживает, но почти срывается. Не сопротивляется, когда из его кармана вытягивают пачку с сигаретами. Не производит ни звука, когда обо всем рассказывают. И ему, разумеется, сказанного, мало, и ему, очевидно, этого никогда не будет достаточно - но это уже что-то, и потому это важно - важнее попросту не бывает. Дыхание в норму приходит лишь под конец, пальцы уже не дрожат (зато начинают дрожать у Бруно - заметить это все равно что стать свидетелем чего-то исключительно личного), но перед глазами картинка отчего-то немного плывет и мажется, восприятие заторможенное - бьется по кадрам лента происходящего; Леоне не очень переживает, если что, он думает, Муди Блюз ему все повторит - только захочется ли о таком снова слушать?
УСТАЛОСТЬ ПРЕДСКАЗЫВАНИЯ МОМЕНТОВ
Сложнее всего было научиться засыпать трезвым и без воспоминаний о том проклятом вечере, без фантомного ощущения чужого тела в руках, без чужого стеклянного взгляда перед глазами. Аббаккио столько раз видел трупы: бомжи, замерзшие на улице, придушенное или пристреленное пацанье, раздетые и избитые тела женщин, самоубийц с лопнувшими как арбуз бошками от прямого выстрела из дробовика или распухшим в набранной воде телом со вскрытыми венами, свалившихся с крыш или строительных лесов бедолаг, запытанных и изуродованных на чужих допросах жертв. Он столько раз видел трупы по долгу работы, но только один из них не давал ему спать по ночам - Леоне эту смерть до сих пор не мог отпустить, списать со счетов, перестать винить в ней себя, и он все думал: сколько смертей видел Бруно? В скольких из них он лично принял участие? Аббаккио не был уверен до конца, что хотел знать, но этот вопрос ему не давал покоя - и вот они здесь.
ЩИПКИ ВЕК
Надо же, - думается ему - еще двадцать минут назад он прикидывал, как пацана прикончить. Че там: мешок на голову, пара контрольных и за борт, нет тела - нет дела. Мораль должна была посереть достаточно, чтобы не мешать жить в грязи, за счет которой он существует, но - не сереет, и стоит каких-то паре производных измениться - как вся его уверенность по швам ползет. Раньше Леоне думал, что это все от недостачи выдержки, думал - слишком много вовлеченности в происходящее, непозволительно много неравнодушия. Сейчас он думает, в общем, о том же самом... только выдирать из себя это с корнем уже не пытается.
- Нет, давай.
Первой всегда сдавала тяга к вредным привычкам. Сигареты никогда нормально не помогали, да и алкоголь, ха-ха, тоже не то, чтобы... но кому это важно. Когда предложили - отмахнулся и, видно, зря. Теперь приходится щелкать зажигалкой еще раз - а та заедает в голове и бесит только сильнее. Аббаккио молчит, Бруно тоже. Можно снова начать считать, но не хочется; мучило ли Буччеллати чувство вины за трупы, за команду, за наркотики? - теперь Леоне знает, что мучило, но становится ли от этого легче?
ДОКАЖИ ЧТО ТЫ КАЧЕСТВЕННЫЙ ЧЕЛОВЕК
Сложнее всего было научиться засыпать трезвым. Не избивая подушку и изголовье кровати, не кусая ребро ладони до крови, не задыхаясь в истерическом хохоте, сходящим на вой или плач. Появился, значит, пример перед глазами. Эдакая сильная личность, за которой хотелось идти, чьи цели хотелось преследовать. Личность ходила в грязи по колено и руки в перчатки прятала, но Аббаккио все устраивало: откуда пришел он сам - в грязи приходилось ходить по пояс, и тут, в общем-то, все казалось почище, получше... идиотом, разумеется, быть не приходилось, нет. Он прекрасно осознавал, на какой стороне воюет, просто... думалось, что, если человек способен такое выдержать, - значит и у него есть шансы. А человек на глазах у него рассыпается и срывается. И лучше бы, блять, Леоне получил самое стремное из возможного - молчание Бруно. Потому что теперь у него абсолютно точно нет никакого морального права бросить Пассьоне под ноги: похуй мне, я пасую, сваливаю, ухожу - убивайте, со счетов списывайте, ебал я вас в рот и Буччеллати вашего тоже слал дальше, чем вижу.
- Пиздец. - добавить тут, в общем-то, особо и нечего; затяжки такие глубокие, что за раз уходит по четверти сигареты. - Ебаный Польпо, кусок дерьма. Если он когда-нибудь сдохнет, буду первым, кто нассыт на его могилу.
Было бы лучше, дай Бруно ему повод к сомнениям, подкорми его недоверие. Ткни его мордой, куда следует, объясни, что бывает, когда нос суют не в свои дела. Тогда бы Леоне снова поставил где-нибудь в мозгу галочку. Начал бы разочаровываться, перестал бы верить в причины, по которым за Бруно стоило следовать. Если бы Бруно делал бы все как надо, а не как лучше... ничего бы этого не случалось. Но сейчас у него просто на это не оказалось сил.
- Что бы там ни было, нужно решать вопрос. Меня бесит эта ситуация от начала и до конца, и даже если Польпо так проверяет тебя на лояльность, я не думаю, что убить пацана - единственный выход из положения. Давай думать, Буччеллати.
По имени называть его сложно. Но он бы очень хотел.
КОГДА ВДРУГ ВСЁ
Поделиться112019-12-31 13:27:40
what did
any of us / know / me especially / me / just weeks later / side of the tracks /
screaming
тонуть веселее вместе, но стоит уйти с головой — и все равно оказываешься один; бруно тянется и тянется к поверхности, но уходит только дальше под ледяную воду. черный гной заливается в уши, набивается изнутри в порванные легкие — среди ночи бруно просыпается, пытается отдышаться, так и не может уснуть обратно. о собственном одиночестве помнить в первую очередь полезно (тогда не будет никаких сюрпризов), пальцы ухватываются за мокрый камень и идут судорогой. рано или поздно это тело откажет, эта голова откажет, закончатся силы бороться — бруно позволит приливу вынести себя на берег, захлебнется кровью, вернется домой. он всегда был один, но только сейчас от этого осознания хочется выть (леоне, сидящий рядом, не имеет к этому никакого, абсолютно, ровным счетом никакого отношения).
по-хорошему, стоило бы прекратить сейчас, пока еще можно, пока еще получается отодрать — это ничего, срезанная кожа зарастет, покроется коркой, это ничего, говорит себе бруно, будет почти не больно, продолжает себе врать, но это ничего, все в порядке. он выживет, потому что он всегда выживает, не ломается, стойкий оловянный солдатик. леоне предлагает помощь, и от этого становится дурно, кроме шуток темнеет в глазах: что-то настолько простое, настолько человеческое. бруно прячет лицо в ладонях и не знает, как это взять. и, разумеется, — поздно, уже слишком поздно, кого ты пытаешься наебать, нужно было останавливаться раньше, не говорить лишнего, не срываться не показывать эмоций не. чувством вины пропитываешься рано или поздно как губка, сочишься при каждом нажатии — бруно себе отвратителен,
он все сделал неправильно.
at a freight train / in the sharpened air / mindmouth /
unable to
stop weeping / inconceivable speeds / no sleep / pushed a ghost
коллапсировать, да. разваливаться на части, ждать, пока подхватят. выворачиваться наизнанку в сеансе извращенного стриптиза, демонстрируя, как блестят влажно голые желтоватые ребра. сырое мясо. разложение и гниль. хотелось оставаться в глазах аббаккио чем-то цельным, значимым и совершенным; производить хотя бы впечатление человека, который ебет, что он делает. может повести других за собой, но бруно не может, бруно наебал его наебал польпо наебал всех (и он не понимает, НЕ ПОНИМАЕТ, почему леоне на это не злится). почему не поднимется и не уйдет, почему не показывает отвращения, почему предлагает свою помощь, участие, предлагает разобраться. почему леоне не бросит его сейчас — он же неисправен, бесполезен, неисправен.
— становись в очередь, — смешок короткий, какой-то беспомощный, облачко пара в ночной воздух; неубедительная и тухлая бравада.
в любой другой день буччеллати бы не согласился. в любой другой день он бы вообще до этого не довел, и дело не в контроле, он готов поклясться, что не в контроле, это банальная рабочая этика, и отношения у них именно такие — рабочие. в любой другой день, он продолжает себе об этом говорить, циклится на одной и той же мысли, потом на второй, на третьей, переламывает еще одну сигарету, с отстраненным удивлением смотрит на собственные дрожащие руки. в любой другой день — и он так устал, действительно, так устал, и он не знает, как лучше, и ему страшно, ему холодно, ему хочется кричать, пока не сорвется голос и эта чертова тоска не полезет из горла вместе с кровью, и он никогда не знал, он был всего лишь чертовым ребенком, который потерял отца, он не знал, не знал, ОН ПОНЯТИЯ НЕ ИМЕЛ, КУДА ЛЕЗЕТ. и леоне, который находится рядом, не отворачивается, протягивает руку буквально или метафорически — бруно не понимает, почему, но он чувствует себя совершенно голым. лишенным кожи. трясущимся на холодном ветру.
— хорошо, — бруно трет глаза тыльной стороной ладони; говорит и вполовину не так твердо и уверенно, как ему хотелось бы звучать. — хорошо.
back with my palm / told it to get the fuck / away / the train screaming
back / I should have told her /
каждый сантиметр человеческого контакта дается ему с трудом или через боль, процарапывается в треснутом стекле скользкими от крови пальцами, но к этому, — бруно думает, — можно привыкнуть. можно начать рассчитывать, можно захотеть большего
и ничего из этого делать бы не стоило
— что ты предлагаешь? — спрашивает бруно очень тихо.
(но он так чертовски устал)
this is how it happens: how it shouldn’t
[char]бруно буччеллати, 22[/char]
Тема закрыта
Страница: 1
