BITCHFIELD [grossover] |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » BITCHFIELD [grossover] » Прожитое » правила против правил
////// в цикле итерации — ты условный дефект и обусловлен модификацией; the evil within — |
[nick]The Administrator[/nick][icon]https://b.radikal.ru/b03/1811/14/344c4baefc01.gif[/icon][status]забаню[/status][fandom]the evil within[/fandom][char]администратор, unk.[/char][lz]и куда бы ты ни бежал, как тюрьма для тебя сей холодный шар; в этом зеркале твой кошмар — и по всем остальным фронтам мир исправно трещит по швам.[/lz]
Отредактировано Ruiner (2018-11-26 13:20:35)
Жгучая боль тлеющими искрами пробегает по сознанию. Последнее, что он помнит из мира кошмаров: выстрел и эта самая боль, въевшаяся под рёбра. STEM не выпускает из себя до конца, это Джозеф понимает сразу. Он всё ещё чувствует липкую паутину, опутывающую его мозг и стекающую тающим кубиком льда по позвоночнику. И с ужасом осознаёт, что чувствует это липкое касание почти физически. Самое отвратительное: никак не может избавиться от этого ощущения.
Ему до отвращения неприятно, когда несколько пар рук вытаскивают его из наполненной проводящей жидкостью ванны. Жидкость мутная и осклизлая на ощупь, что-то наподобие геля, и Джозеф правда не хочет знать, что они там намешали. Дай Боже, если только формалин подлили, но после извращённого разума Рувика даже ярый верующий засомневается о существовании Бога всуе.
Джозеф верующим себя не считал. Он верил в то, что пока он будет исправно выполнять свою работу, его семья останется в безопасности. Пока он будет держаться подальше от друзей — от тех, кого он правда считал друзьями — им не будет угрожать смертельный капкан, в который утянуло его самого.
Пока он будет держать самого себя в узде — наверное, ничего плохого не случится.
Транспортировку из “Маяка” он не помнит. Помнит только доносящийся как сквозь вату звук полицейских сирен и сигналок скорой помощи. Они ещё только-только добирались до психиатрической лечебницы, а сотрудники МОБIUSа уже рвали оттуда когти, унося с собой всё, что может их скомпрометировать. Мозг Рубена Викториано мёртв — и никто, кроме него, не запустит ставшими бесполезными и проводную и беспроводную STEM. А новое тело обезумевшего учёного — мальчишку Лесли Визерса — естественно прихватили с собой.
Джозеф не думает, что организацию остановит этот провал. Он вообще сейчас старается не думать. Удивительная правдоподобность мира в STEM оставляет тело в овощном состоянии, если разум погибает в недрах системы. Говорят, там даже есть подуровни, как сон внутри сна, и если ты туда провалишься, то никогда не вернёшься обратно. Джозеф разве что благодарен — возможно благодарен — за то, что его извлекли из системы раньше, чем его собственный разум счёл фантомную рану за реальную и остановил функционирование организма.
Джозеф неосознанно хватается за плечо, ближе к груди. Ни следа от пулевого ранения.
На основной базе организации его наконец-то оставляют в покое. Медики ещё некоторое время вьются поблизости, но видя, что он не ранен (физически, не ментально), покидают помещение, в которое его доставили, потому что интереса для исследования он не представляет. Если им понадобится — допросят ту же Джули Кидман, которая выдержала испытание системой куда как более достойно. Ладно, если начистоту: она знала, что окажется в STEM, и ей ввели что-то вроде противоядия. Джозеф попал туда даже без знания того, что окажется внутри.
Он не хотел смотреть в эту Бездну. Бездна сама заглянула внутрь него, и Джозеф уже не сумел отвести от неё взгляд.
Он стягивает с ладоней перчатки. Ладони влажные, поэтому материал соскальзывает с неохотой. Джозеф сжимает, разжимает пальцы, смотрит на ладонь: прямо по линии судьбы пролегает шрам, оставленный ему в качестве клейма принадлежности МОБIUSу. Он трёт этот шрам большим пальцем другой руки, хмурится и отстранёно думает о том, что в ящике под раковиной у него хранится немного сухой щёлочи. Присыпать, сбрызнуть водой, и мгновенная реакция выжжет с кожи эту проклятую метку химическим ожогом.
Будет больно. Очень больно. Но по крайне мере не больнее, чем в STEM.
Он сделает это немного позже, как только голова перестанет идти кругом, а картинка перед глазами расплываться. И дело даже не в очках, он не успел их снять, а поэтому нет резона грешить на собственное зрение. Джозеф опускается на софу. Кровати в этой комнате не предусмотрено по определению. Ему кажется, что он закрывает глаза всего на минуту.
Он благодарен тому, что проваливается в тёмное забытьё без снов. Он был бы счастлив если бы в принципе разучился видеть сны. После мира, наполненного чужими воспоминаниями, которые в хаотичном порядке переплетаются между собой и создают чужеродное соседство средневековья, готики и современности индустриальных городов, сон стал бы лишь очередным триггером для воспалённого сознания.
Джозеф всё ещё не знает, почему он так хотел убить себя. Это самый лёгкий способ избавиться от навязчивого желания, от которого избавляться, в общем-то, и не хочешь. Дай человеку то, что он хочет, и он от этого откажется. Может быть, если бы Джозеф оказался на грани жизни и смерти, внутренний потерянный перестал бы рваться наружу, повреждая ему разум, что служит монстру лишь клеткой. Но это всё только лишь “может быть”.
Когда Джозеф открывает глаза, он видит перед собой Администратора.
Именно так. С большой буквы.
Лицо Администратора расплывчатое, врывающееся в сознание тошнотворным осознанием реальности. Джозеф моргает, понимает, что во сне очки попросту свалились на пол, и теперь пытается одновременно сесть на софе и при этом нашарить рукой эти самые очки в чёрной оправе.
— Чем обязан? — спрашивает Джозеф, и он не уверен, что хочет знать ответ.
[nick]Joseph Oda[/nick][status]ЗАБАНЕН (но это не точно)[/status][icon]http://s5.uploads.ru/RgXWL.png[/icon][sign]in the end there will be no suffering (more suffering)
in the end you will find out everything (not anything)[/sign][fandom]the evil within[/fandom][char]Джозеф Ода, 33[/char][lz]this has gone on too long, no more demonic dreams. destroyer come to light because the memory is killing me. in asylum i live a lie, i let go now it's driving me into your grave[/lz]
Отредактировано James Barnes (2018-11-26 15:32:31)
Прежде, чем стать Администратором, он успел родиться никем;
к счастью, ничего о собственном прошлом он давно уже не знает.
У него было имя — с этим именем была связана когда-то самая обычная жизнь, и ни слова о мировых заговорах, ни следа грязи политических интриг. Когда-то он был отдельно взятой личностью, ячейкой огромного сообщества людей. Когда-то. Теперь это значения не имело совершенно никакого — и тут хоть в лепешку расшибись, не найдешь ни единой весомой причины пытаться что-либо вспомнить или восстановить. И всякий раз, когда его взгляд падает на Кидман, а невербальным образом сознание фиксирует каждый прокол в ее поведении, он думает: это смешно. Это смешно, потому что это нелепо. Потому что в этой безудержной рефлексии она каждый раз делает то, что лишено всякого смысла — пытается либо найти себя, либо найти причины, по которым сможет назвать ту, кем она на самом деле является, «не собой». Это чушь, потому что промывка мозгов — не гарантия полноценной привязки агента к Мёбиусу, и думать, будто выжечь из собственной подкорки чужие метки — значит избавиться от удавки текущих условий… сущий идиотизм. Администратор знал это по себе: промывка мозгов просто облегчает жизнь, позволяя человеку делать то, что от тебя хочет Мёбиус. Проблема никогда не в том, что от тебя хотят больше, чем ты можешь отдать. Проблема в том, что ты сам, как правило, готов подписаться на все с самого начала, просто какие-то нелепые факторы вроде совести или общественного мнения заставляют тебя это до последнего отрицать.
Администратор знает, что не родился тем, кем смог стать по итогу. Ему кажется иногда, что во сне он слышит, как кто-то зовет его настоящим именем; просыпаясь, это имя вспомнить не получается. Не получается вспомнить и собственное же прошлое. И тогда, вновь глядя на Кидман, старательно скрывающую собственную страсть к саморефлексии, он в который раз думает: это смешно. Это смешно — хотеть вернуться к себе «до», потому что в этом нет никакого смысла. Это смешно — потому что это не то, чего хочет от него Мёбиус.
А, значит, не то, чего может хотеть он сам.
Его память стерта, оно и к лучшему: когда не имеешь ничего за спиной, а в голове не копошатся проклятые черви сомнений, нет и возможности чего-либо испугаться в моменты переоценки собственной личности. Исключение всех возможных рисков с целью сохранения и развития продуктивности работы — один из основных принципов политики Мёбиуса. Глядя на запутавшегося в своих чувствах Джозефа, Администратор думает: это жалко. Администратор в каком-то смысле ему даже, впрочем, был благодарен — глядя на него, он в который раз смог убедиться, что Мёбиус никогда не совершает ошибок. Ему вместе с памятью пришлось пожертвовать много лет назад, вероятно, и всем, что он имел, когда его еще могли называть настоящим именем — пример Джозефа, цепляющегося то за семью, то за тех, кого он стремится наречь друзьями, прямое свидетельство того, как слаб человек перед лицом собственных же больных привязанностей.
Джозеф был одним из тех, кого Администратор считал способными. Не исключительным, конечно, но, определенно точно, талантливым. Полезным. Собранным. Ответственным. Мог выполнять задачи повышенной трудности и отлично с ними справляться, не задавал лишних вопросов и всегда — абсолютно — был рационален, но самое главное — Джозеф безукоризненно следовал идеалам Мёбиуса. До определенного момента. Когда что-то выходит из-под контроля, нужно определить, от чего растут ноги; когда искажаются и рушатся заданные константы, приходится менять и прочие условия. У Джозефа спрятаны за душой призраки сантиментов и совести, он цепляется за них и проводит ассоциативные нити к собственному прошлому; Администратор читает отчеты психологов, анализирующих поведение Оды последние несколько месяцев, и кривит губы в усмешке: очень жаль.
Когда что-то выходит из-под контроля, нужно понять, от чего растут ноги;
когда рушатся заданные константы — требуется переписать от нее производные.
Очень жаль. В самом деле.
[indent] ////////
Кошмар в STEM заканчивается ворохом проблем и побегом Рувика. Кидман облажалась — с ней Администратор обещал разобраться позже, когда пыль осядет, а концы и свидетелей зачистят. Оперативники и разведка Мёбиуса приступила к поискам Лесли, как только обо всем стало известно — и было бы очень неплохо, если на его след в принципе выйти удастся: Рубен Викториано всегда был опасен тем, что оказался слишком умен — быть уверенным в собственном превосходстве, когда дело касалось такого врага… есть проявление недопустимой легкомысленности. Вообще-то, Мёбиус надеялся до последнего, что ситуацию можно будет взять в свои руки: научные сотрудники прибыли в «Маяк» за несколько часов до того, как туда же — выехала целая армия. К моменту прямого подключения к STEM попавших под раздачу Кастелланоса и Джозефа, чьи тела в бессознательном состоянии были найдены прямо на пороге больницы, с целью усиления связи и пресечения возможного диссонанса, по всей видимости, исправить уже было ничего нельзя — но попробовать стоило. Администратор надеялся успеть сохранить мозг Рувика. Администратор — надеялся решить проблему до того, как все неминуемо рухнет; шансов, разумеется, было мало, но, если бы Мёбиус не умел рисковать — он бы никогда не достиг своего могущества.
Это все, конечно, походило на локальную катастрофу;
любую локальную катастрофу, очевидно, можно было исправить.
Куча жертв была для Мёбиуса существенной проблемой в решении сложившейся ситуации. Эти же жертвы — входили в понятие издержек их деятельности и не выходили за рамки допустимых погрешностей. Все под контролем. По-прежнему. Не смотря ни на что.
Прежде, чем Джозеф приходит в себя после отключения от системы, его состояние варьируется от стабильного к критическому еще двое суток. Отчетность врачей Администратора интересует немногим, он цепляет только итог, а затем возвращается к мысли о том, что его агенты за последнее время оказываются излишне ненадежными. И, в отличие от Кидман, Джозеф облажался намного раньше.
«Чем обязан?»
Сама постановка вопроса до тошноты смехотворна.
Следом за Администратором в комнату входят вооруженные агенты Мёбиуса, встают по периметру помещения — его личная свита телохранителей.
— Ты облажался, Джозеф.
Он Оде снисходительно улыбается и сам выглядит даже почти расслабленно — не нужно быть гением, чтобы понимать, какая угроза за этой улыбкой и внешним видом скрывается: Администратор просто так лично своих агентов не навещает.
— Я не про STEM. Рад, что ты жив, твоя стойкость весьма похвальна… Мёбиус ценит это.
Мёбиусу, если честно, целиком и полностью наплевать. Ценность сотрудников, какими они ни были, имела свое свойство непостоянности; те, что умнее прочих, сами до этого давно догадались.
— Я хочу поговорить о твоей лояльности. Твои поступки в последнее время очень беспокоят меня, и, мне кажется, тебе появилось, что скрывать. Мёбиус не прощает предательств, но способен простить слабости.
Проблема, разумеется, никогда не в том, что от тебя хотят больше, чем ты можешь отдать.
— Будь честен, Джозеф, — Администратор кладет ладонь ему на плечо, голос его — угрожающе спокойный, — ты слишком важен для нас, чтобы от тебя отвернуться.
Проблема в том, что ты сам готов подписаться на все с самого начала, просто какие-то нелепые факторы вроде совести заставляют тебя это до последнего отрицать.
[nick]The Administrator[/nick][icon]https://b.radikal.ru/b03/1811/14/344c4baefc01.gif[/icon][status]забаню[/status][fandom]the evil within[/fandom][char]администратор, unk.[/char][lz]и куда бы ты ни бежал, как тюрьма для тебя сей холодный шар; в этом зеркале твой кошмар — и по всем остальным фронтам мир исправно трещит по швам.[/lz]
Отредактировано Ruiner (2018-11-28 03:15:12)
Позади Администратора стоят охранники. Или их вернее стоило бы назвать сторожевыми псами. Двое из ларца одинаковых с лица, отглаженные чёрные костюмы, по линейке согнутые белые воротнички, чёрные очки, закрывающие взгляд без сомнения рыбьих глаз, и мерзкие ухмылки, которые хочется стереть разве что кулаком.
Вместо этого Джозеф медленно протирает сначала одно стекло очков, потом второе. Возвращает очки на лицо и поправляет их на переносице.
Если бы Администратор хотел, он бы уже убил его. Сколько у него таких? Много. И каждый из них заменим, кроме, разумеется, самого Администратора. Лицо его — выражает любую эмоцию едва меняющимися чертами. Джозеф отстранённо думает о том, что Администратор напоминает ему анаконду. Огромную, раздувшуюся анаконду. Такой в глаза посмотришь — и застынешь на несколько мгновений, которых хватит ровно для того, чтобы в последний раз увидеть распахнутую пасть и тонкие иглы клыков.
«МОБIUS ценит только то, что мне хватает ума не пытаться их скомпрометировать», — мысленно откликается Джозеф.
Или не хватает безрассудства, чтобы хотя бы попытаться освободиться от той ноши, что добровольно взвалил себе на шею собачьей удавкой с железными шипами. МОБIUS выплавлен у него на коже шрамом, до дрожи напоминающим орбитокласт. МОБIUS вплавлен ему под кожу, вдолблен под кости черепа в виде навязчивой установки о том, что так будет лучше для мира.
Иногда хотелось спросить, какому миру станет лучше: этому или тому?
Наверняка в душевных резервах Администратора не хватает места на такую эмоцию, как «рад». Наверное, там должно быть «не совсем разочарован, но ты мог бы лучше». Джозеф ожидает, что его прикосновение будет отдавать неестественной чешуйчатой теплотой, но вместо этого чувствует на своем плече самую обычную, крепкую хватку.
Это настолько противоречит представлениям, что вызывает краткий диссонанс.
— Я ничего не скрываю от Мёбиуса.
Скроешь тут, когда даже твои собственные мысли тебе не принадлежат. Улыбка Администратора, его холодный спокойный голос, сулящий только ещё большие проблемы, если бы имя Джозефа Оды не было синонимом слова «проблемы» в принципе. Двое церберов за Его спиной, и их непроницаемые лица едва ли не маски для оскаленных пастей.
Джозеф мелко моргает. Смотрит в светлые глаза Администратора.
На секунду, на краткое мгновение он вспоминает Стража с ощеренной пастью, пересекающей всю глотку от челюсти и едва ли не до груди. Неровно поставленные широкие лапы. Тощее пузо с кишками, привыкшими к человеческому мясу.
маниакальная порода паразитов-недолюдей,
брошенных на съедение безумию,
с запахом свежей крови
Какая-то его часть всё ещё хочет вернуться в STEM и закончить разложение личности на две противоборствующие составляющие.
— Вы имеете в виду какие-то определённые поступки?
Джозеф спешно перечисляет в уме, что могло вызвать у Администратора озабоченность лояльностью одного из своих агентов. То, что Джозеф был неприятно удивлён появлением Кид в полицейском управлении? Себастьян, кажется, тогда решил, словно бы Джозеф влюбился в Джули, вот и ведёт себя так странно, буквально на грани неприязни, недоверия и заинтересованности.
Из Джули не очень хорошая актриса, и она слишком плохо изображала реально заинтересованного в своей работе новичка. Себастьян либо слишком добр — либо слишком наивен — если решил сделать из нее образцового копа. Единственное, что Кастелланосу никогда в ней не нравилось: излишняя приверженность правилам и законам. Сам Себастьян склонялся к мысли, что иной раз закон приходится и преступать, чтобы пресечь ещё более крупное преступление.
Или в STEM, когда Джозеф вдруг попытался убить Кид? Он помнит этот момент. Даже несмотря на то, что он утверждал, что не знает, он помнит. Помнит это ощущение кратковременной свободы, когда кажется, словно ты один во вселенной, а перед тобой только будущие трупы, которых ты — или обстоятельства — рано или поздно перекрутят в мясокостный фарш. Он помнит свои же слова: «я знаю, кто ты». Он и правда знает.
И тогда он догадывался, что она хочет найти Лесли не для того, чтобы доставить его Администратору. Он мог бы подсознательно хотеть, чтобы Рувик завладел телом Лесли [прикрыл мальчишку собой], чтобы тот сравнял МОБIUS с землей.
Не вышло.
[nick]Joseph Oda[/nick][status]ЗАБАНЕН (но это не точно)[/status][icon]http://s5.uploads.ru/RgXWL.png[/icon][sign]in the end there will be no suffering (more suffering)
in the end you will find out everything (not anything)[/sign][fandom]the evil within[/fandom][char]Джозеф Ода, 33[/char][lz]this has gone on too long, no more demonic dreams. destroyer come to light because the memory is killing me. in asylum i live a lie, i let go now it's driving me into your grave[/lz]
Сирень глаз Джули скрывает притворство. Бегающие зрачки Майры выдают все ее тайны. Дрожащий голос Марсело говорил за него больше, чем следовало. Холодная сдержанность Джозефа трещит по швам о каждое рефлекторное потирание стекол очков. Лучшие из лучших — до чего иронично.
Неудачники и лжецы всегда думают о себе, будто они способны выйти из игры, правила которой писались не ими, победителями. Думают, будто все сценарии создавались для них, а список ролей выделяет исключительно их имена. Быть главным героем повести, чья печать одна за другой закономерно летят в костер за потерей актуальности — сомнительная привилегия даже в собственной голове. Слишком самонадеянно верить в то, что кара настигнет кого угодно, кроме тебя. Слишком отчаянно не признавать власти, что дает тебе пространство для маневра только лишь по той причине, что сама в этом заинтересована.
АБСУРДНО ПОЛАГАТЬ, ЧТО ТВОЮ ГЛОТКУ НЕ СДАВЯТ ТВОИ ЖЕ ХОЗЯЕВА.
[indent] «Я ничего не скрываю»
Выходит неубедительно. Администратор усмехается и качает головой. Делает вид, что доволен ответом, хлопает его по плечу. След метки привычно горит огнем — приговор Джозеф подписал себе сам. Ода лицемер, но не дурак — и он прекрасно знает, что значит, когда к тебе обращается сам Мёбиус; не дурак, но глупец, раз решил, что может лгать в лицо своим покровителям.
— Приятно это слышать. Ты ведь знаешь, как важна для нас преданность.
Он этот паттерн поведения знал наизусть, Джозеф не уникален в своей попытке запутать след, чтобы скрыть заведенных в голове тараканов. Один раз усомниться в том, что ты делаешь, вполне достаточно, чтобы начать судорожно выискивать себе оправдания; один раз усомниться в собственной преданности — вполне достаточно, чтобы затем стать предателем. Предатели Мёбиуса… немногим отличаются от неудачников и лжецов — даже чувствуя, как их глотку сжимают тиски разоблачения, они всегда до последнего верят:
я еще смогу объясниться.Администратору эти объяснения никогда нужны не были. Все разговоры в таких ситуациях цель имели исключительно профилактическую, и, в общем-то, разговаривать с мертвецами всех видов у него уже давно успело войти в привычку. Джозеф, очевидно, тоже мертвец — в определенном смысле.
— Как твоя семья, кстати?
Семья. Сложно сказать, насколько сильно Администратор устал от этого слова. Семья — один огромный камень преткновения в осознании высших ценностей. Якорь, тянущий все лучшее ко дну, больная привязка к нерациональной доле эмоций, раковая опухоль в личностной эволюции, в перспективе — твои сильнейшие слабости, твоя личная боль. Не больше, чем переоцененная значимость существования; не меньше — чем почва для рычагов давления с целью тебя-использования. Это удобно. Это же — до отвратительного жалко. Всякий раз, когда дело касалось высших целей, люди находят самые нелепые причины изменить им в пользу каких-то совершенно идиотских сантиментов.
Человек до отвратительного слаб;
человек, по сути своей, слабость сама по себе.
Проблема Джозефа, как и проблема многих, брала корни из прошлого. Администратор не держал в голове историю каждого своего агента, но историю Оды помнил: жена и маленькая дочь, эмиграция в Канаду — в спешке, тени преследования — паранойей и бессонными ночами, судорожной оглядкой по сторонам и заповедью о том, что все образуется. Когда Мёбиус предложил ему помощь, Ода подписывал бумаги дрожащей рукой — выбора у него, как ни крути, все равно не было — и, возможно, не ошибся, посчитав, что заключил сделку с дьяволом. Мёбиус, в общем-то, дал ему слишком многое, чтобы так просто спустить это все со счетов: гарантия безопасности для семьи и в обмен на преданность и следование идеалам организации — пустяк; оправдать доверие Администратора очень сложно, но еще сложнее, как он считал, — его потерять. Джозеф в своей слабости сантиментов сломался и перестал видеть грань перехода к недопустимым погрешностям в своих действиях. Джозеф в своей слабости обратился снова к больным привязкам и деструктивной эмпатии: было глупо считать, что Мёбиус не узнает о его симпатии к Себастьяну. Не заметит, что Ода в Кастелланосе увидит родственную душу и заведет в своей голове призраки сомнений в том, для чего изначально сам находился рядом.
С Е М Ь Я .
— Как много ты готов отдать, чтобы ее сохранить?
Сложно сказать, насколько сильно Администратор устал от этого слова.
[nick]The Administrator[/nick][icon]https://b.radikal.ru/b03/1811/14/344c4baefc01.gif[/icon][status]забаню[/status][fandom]the evil within[/fandom][char]администратор, unk.[/char][lz]и куда бы ты ни бежал, как тюрьма для тебя сей холодный шар; в этом зеркале твой кошмар — и по всем остальным фронтам мир исправно трещит по швам.[/lz]
Отредактировано Ruiner (2018-11-29 13:58:14)
Джозеф знает, как важна преданность для тех, кто вознамерился весь мир подмять под собственный каблук. Преданность — очень щекотливая тема. В этом мире доверие очень высоко ценится.
А ты на стороне МОБIUSа, Д ж о з е ф?
Джозефу кажется, будто бы он уже слышал этот голос. Когда-то, где-то, как мутный яд, стекающий по тонким и длинным клыкам, от которого кровь сворачивается до состояния желе прямо в сосудах.
Тебе когда-нибудь приходилось чувствовать, что тебя предали те, кому ты доверяешь?
Джозеф никому не может доверять, если хочет остаться в живых, даже самому себе, но он невольно привязался к напарнику, и эта привязанность, в конце концов, стала для него ошейником. Одним из тех, поводки от которых тянут в разные стороны. МОБIUS в одну, Себастьян и иллюзия нормальной жизни в другую. Ещё немного, и голова просто оторвётся от тела, перепиленная проволочной толщины удавками.
Есть ли грехи, за которые тебе стыдно?
Первый и самый главный грех — привязанность.
Себастьян подсунул ему в сознание опасные мысли о призрачной надежде на нормальную жизнь. Не то чтобы угроза пули в затылок от долбанутого преступника — нормальная жизнь. Не то чтобы боль в груди от вида друга, который топит себя в бутылке с дешёвым алкоголем — то, что Джозеф может себе позволить. Но позволил. Поддался. Пока вытаскивал Кастелланоса из проблем, в которые тот зарылся с головой, позабыл на некоторое время про собственные, и это чертовски непростительно.
МОБIUS не прощает ошибок.
Второй грех — мысль о том, что он может позволить себе семью.
Когда Администратор спрашивает о семье, зрачки невольно расширяются. Этого практически незаметно благодаря тёмным радужкам, но всё же.
Это получилось очень сумбурно. Семья Оды — потомки ниндзя. Его родители изначально собирались перебраться в другую страну, но никак не складывалось. А потом началось. Древние долги, внезапно свалившиеся на голову, кто-то кому-то когда-то перешёл дорогу, и теперь Джозеф за это в ответе; он едва не загремел в тюрьму из-за подставы, но повезло выпутаться раньше, чем зубья капкана сомкнулись бы над его головой. Постоянная паранойя на фоне преследований — не явных, но таких очевидных, что становилось банально тошно и страшно, и даже не за себя, а за маленькую дочь — и спешный переезд в Канаду.
Самую спокойную в мире страну, ага, о которой вы ничего плохого не услышите, пока это не коснётся конкретно вас. Спокойнее разве что Швейцария.
Джозеф безмерно обожает свою жену, и, наверное, именно это является причиной, по которой многие думают, что она — главная в семье. Пусть думают, Джозеф не очень-то против. Это неплохо отвлекает внимание от него самого, пусть и подставляет жену — но пока она под защитой, всё не так плохо.
Защита. Именно из-за этого Джозеф и оказался здесь.
И пусть сейчас Администратор пришёл в комнату, а не Джозефа вызвали в его кабинет, у Джозефа складывается ощущение, словно бы это всё равно он сам сейчас на ковре перед Администратором и ожидает, когда тот спустит своих церберов с поводка.
А те стоят. Ухмыляются молча.
— С моей семьёй всё в порядке.
Джозеф знает, что Администратор не спрашивает праздного любопытства ради. На плече всё ещё огнем горит след от прикосновения, и отчаянно хочется содрать его с себя вместе с кожей, залить стерильные коридоры МОБIUS собственной отравленной системой кровью. Можно поступить проще. У него всё ещё есть щёлочь. Правда, придётся использовать её больше, чем намеревался, и оставить на себе два химических ожога.
Всё равно что добровольно окунуть лицо в кислоту.
Только так, через боль, можно избавиться от другой боли.
— Я уже отдал многое, чтобы её сохранить. И готов отдать ещё столько же.
Минус бесконечность, абсолютно всё. Это, пожалуй, единственное, что осталось стабильного в его жизни, и терять эту стабильность — значит окончательно распрощаться и с самим собой. Джозеф не хочет повторить пусть Себастьяна, не хочет, чтобы его собственная дочь сейчас находилась в капсуле с формалином — или в месте куда более страшном — и если выбора не останется, он хочет, чтобы последняя пуля всё-таки осталась за ним.
Порой величайшие акты любви совершить сложнее всего.
[nick]Joseph Oda[/nick][status]ЗАБАНЕН (но это не точно)[/status][icon]http://s5.uploads.ru/RgXWL.png[/icon][sign]in the end there will be no suffering (more suffering)
in the end you will find out everything (not anything)[/sign][fandom]the evil within[/fandom][char]Джозеф Ода, 33[/char][lz]this has gone on too long, no more demonic dreams. destroyer come to light because the memory is killing me. in asylum i live a lie, i let go now it's driving me into your grave[/lz]
Это было нелепо. Удивляться не приходилось, но, когда годами подряд видишь одно и то же в тех, кто, по логике, должен был перерасти определенного уровня слабости, невольно задаешься вопросом — почему? И, вроде, ответ на ладони — потому что такова человеческая природа, обусловленная порядками цивилизации как явления, и потому, что ценности большинства категорий переоценке не поддаются — но глухое недоумение так и мутит рассудок. Все, действительно, было просто, если смотреть на ситуацию через призму голых логических суждений. Все просто, если вывести необходимые универсальные формулы. Если исключить факторы иррациональности и абсурда, факторы слабостей, факторы общечеловеческого стремления к заблуждениям и энтропии. Умей человек мыслить критически, не было бы и доли тех проблем, что у мира существовали. Но, разумеется… это все очень просто, если забыть про людское неумение отпускать меньшее во благо большего. Со всем этим нужно было что-то решать. Администратору абсолютно точно не нравилась тенденция упадка лояльности среди сотрудников Мёбиуса. Дело, в общем, было не только в том, что каждый из агентов имел какие-то определенные слабости, отрастившие от себя нити, за которые можно было вполне себе эффективно дергать. Дело в том, что каждый из них боялся бороться за что-то действительно значимое. Быть не частью идеального будущего, но его творцами; истинные творцы — Администратор знал — право на выбор не имеют по определению, умение жертвовать собственными незначительными желаниями в угоду высших ценностей — есть одна из основ идеологии Мёбиуса.
Если от единого целого завоняло гнилью, значит, поздно полировать оболочку;
вырывать целый пласт червоточин значило подвергнуть всю систему риску обрушиться.
Но цель ведь, как известно… средства всегда оправдает, не так ли?
Эта тенденция возрастания невнятных сомнений в головах тех, кто за Мёбиусом последовал, не была явлением неожиданным… но несла в себе угрозу, игнорировать которую невозможно. Дело не в Джозефе конкретно. И даже не в том, что он, не дававший поводов для разочарования годы подряд, вдруг вспомнил, как больно могут травить сознание и то, что душой зовется, живые раны собственных же привязанностей. Не в слабости, которой он так ожидаемо по-человечески в определенный момент поддался. Все это пустяки, все это — один сплошной не выбитый из головы привет от не понимающего самого себя общества. Когда Кидман попыталась отречься от своего абсолютного покровителя, покровитель был к ней по-прежнему бесконечно добр: он даровал ей очередное прощение и попытался избавить ее от проклятия собственных сомнений на пустом месте. Людям, как ни крути, нужен был контроль. Длань, что указала бы им необходимое направление. Повод, чтобы двигаться дальше. Эти же люди — потеряны были настолько, что стремились к постоянному и бесконечному хаосу.
порядок никогда не родится из неуверенности;
сомнения — есть раковая опухоль, и вырезать ее, как правило, приходилось вместе со всеми пораженными органами.
— Уверен, они ценят это.
Администратор, в самом деле, привык. Солжет, если скажет, что сильно разочарован. Иногда ему отчего-то казалось, что человеческая способность осознать абсолютную правильность идеологии Мёбиуса возможна к существованию вне насильственных мер. А потом он смотрел на свое отражение в зеркале и, в сущности, прекрасно понимал, что и сам он — продукт, возможно, серьезных насильственных преобразований. Прошлое. Привязанности. Страхи. Сомнения. У каждого были свои рычаги давления — дергать за них было удобно лишь до поры до времени, пока, вполне закономерно и логично, это все не начинало работать против тебя. Сила действия — безусловно — равна силе противодействия, и к этому, в самом деле, привыкнуть давно пришлось.
— Мы очень ценим это.
Он Джозефу улыбается.
— Спасибо, что оправдываешь наше доверие.
С плеча его задумчиво убирает ворсинку мусора.
— Совсем скоро тебя больше не будет терзать страх за семью, но обещаю, что с ними все будет в порядке. Можешь быть уверен: Мёбиус не забывает своей части уговора.
Метка на руке Джозефа, Администратор думает, наверняка жжется фантомной болью; страх принять себя частью перемен приобретал в сознании человека, порой, совершенно причудливые формы. Прежде, чем Джозеф станет подобием Кидман, нужно взять ситуацию в свои руки. Семья. Удобно, когда через нее можно кем-то манипулировать. Еще удобнее — когда с ее исчезновением можно выдернуть и весь очаг заражения гнилыми сомнениями.
— Безопасность твоей семье — меньшее, чем мы можем отблагодарить тебя за твою преданность.
Глядя на Оду, Администратор, разумеется, не видит в нем Джули. Ее прошлое — ее же причина любить своего покровителя. Прошлое Джозефа, увы, было слишком полно сантиментов и живых чувств — и, напротив, было способно заставить его оскалить на того же покровителя зубы.
[indent] прошлое Кидман пугало ее ночными кошмарами и заставляло двигаться дальше.
[indent] [indent] [indent] прошлое Оды тянуло его обратно — а, значит, пришло время его отринуть.
[nick]The Administrator[/nick][icon]https://b.radikal.ru/b03/1811/14/344c4baefc01.gif[/icon][status]забаню[/status][fandom]the evil within[/fandom][char]администратор, unk.[/char][lz]и куда бы ты ни бежал, как тюрьма для тебя сей холодный шар; в этом зеркале твой кошмар — и по всем остальным фронтам мир исправно трещит по швам.[/lz]
Отредактировано Ruiner (2018-12-04 21:36:28)
Слова уверенности сказаны таким обыденным тоном, словно бы речь идёт о заранее подготовленной панихиде. С МОБIUSом [да и с Администратором], Джозеф далеко не уверен, не являются ли эти слова действительно панихидой на его собственных ещё не состоявшихся похоронах.
Выбрался ли он из STEM живым, а не медленно разлагающимся трупом себя самого.
Невозможно подготовиться к тому, что увидишь в чужих кошмарах. Даже от собственных демонов подчас отбиться не в состоянии, что уж говорить о тьме чужого искалеченного и извращённого разума. Он действительно искалечен, и переплетение индустриального апокалипсиса с глухоманью деревни у кладбища только подчеркивает: Рубен уже не был в состоянии контролировать себя самого и свои порождения. Медленно, клык за клыком, но его порождения и его жажда мести начинали контролировать его.
Джозеф не понаслышке знает, чем может обернуться даже секундная капитуляция перед сильнейшими эмоциями.
Это может привести к краху всех стен, которые годами выстраивал вокруг себя и наивно надеялся, что уж за них-то враг не проберётся. Кирпич за кирпичиком воздвигал вокруг себя преграду, чтобы в один миг она обрушилась как Иерихон и похоронила под собой.
Джозеф кивает коротко и открыто смотрит на Администратора. [взгляд глаза в глаза — признак агрессии]. Старательно подавляет бунтующее нутро, требующее смотреть куда угодно, только не в эти стеклянной прозрачности светлые глаза с чернильными точками зрачков. Гипнотизирующее сочетание, на секунду заставляющее замереть перед чешуйчатой тварью в ожидании, когда она распахнёт пасть перед решающим броском на жертву.
«Кто эти мы?» — хочет спросить Джозеф, но не двигается даже тогда, когда пальцы Администратора касаются его плеча. Жест притворной заботливости, на деле же показывающий, кто тут на самом деле контролирует ситуацию.
Джозеф чувствует, что не согласен.
Джозеф чувствует, что ещё немного, и тот, его другой, который пробудился в недрах STEM и, кажется, не собирался растворяться в небытие, может впиться клыками в эту холёную руку, скрытую рукавом чёрного строго пиджака.
Чёрный — цвет-футляр. За ним можно отгородиться.
Поэтому Джозеф и сам предпочитает классическое сочетание белого и чёрного. И [петлю-удавку] насыщенного красного оттенка тонкий штрих галстука.
Ему бы не верить ни единому слову Администратора, и шрам на ладони горит фантомной болью. Если честно, то Джозеф даже не помнит толком, как у него появился этот шрам. Как его нанесли. Как будто бы он был на это месте всегда. Орбитокласт, который вобьют ему в череп, если он перестанет подчиняться, перестанет быть послушным, если вдруг решится на предательство.
Одни эти мысли — уже предательство.
— В любом случае, — медленно произносит Джозеф, — что будет дальше?
Он не столь наивен, чтобы предполагать, что МОБIUS откажется от своих притязаний на мир. Они уже замахнулись на слишком большой кусок, и не намеревались выпускать его из лап. Подавятся, но сгрызут.
— Себастьян ведь уничтожил Ядро системы, верно? — чуть подумав, Джозеф жмёт плечами. — Да и мне нельзя возвращаться в полицию. Наверняка он думает, что я мёртв. — Неосознанное касание пальцами места чуть ниже ключицы, ближе к плечу. — Что будет, если он начнёт рассказывать о том, что видел? Если начнёт искать, — [вас], — нас?
Наверняка есть кто-то выше, чем Администратор. Администратор тоже может быть лишь шестерёнкой в этой адской машине, призванной объединить разумы людей для лучшего их контроля. Но сейчас перед Джозефом нет никого, кроме Администратора, как и не будет никогда того, кто ответил бы на его вопросы прямо и по существу.
Всегда будет какое-то «но».
Всегда будут сотни исключений из правил.
Джозеф всегда будет чувствовать, что просто по-человечески устал от этого дерьма.
[nick]Joseph Oda[/nick][status]ЗАБАНЕН (но это не точно)[/status][icon]http://s5.uploads.ru/RgXWL.png[/icon][sign]in the end there will be no suffering (more suffering)
in the end you will find out everything (not anything)[/sign][fandom]the evil within[/fandom][char]Джозеф Ода, 33[/char][lz]this has gone on too long, no more demonic dreams. destroyer come to light because the memory is killing me. in asylum i live a lie, i let go now it's driving me into your grave[/lz]
Эта система не подразумевала наличия исключительного, эта система была призвана создать новый мир, где не окажется никаких градаций. Эта система — несовершенна. Эта система — ошибочна. Администратор знал о ее слабых местах, но закрыть их способен не был; любая система под давлением перемен способна принять какие угодно — какие необходимо — формы. Цели Мёбиуса есть цели невозможные к реализации — и Мёбиусу об этом известнее некуда: идиоты те, кто думал, будто во всем несовершенстве его системы было место для слепоты к собственным недостаткам. И еще большие идиоты — кто считал, будто Мёбиус позволит кому-либо этими недостатками пользоваться.
Администратор улыбается разочарованно, коротко. Джозеф говорит о вещах, которые не то, чтобы не понимает… он говорит о вещах которые не должны были иметь для него никакого значения. Условно — Джозеф уже мертвец, в прямом или переносном смысле — другой вопрос. Занятно, если это рефлекторная попытка включиться в работу. Еще занятнее, если это же — попытка удержать на лице треснувшую по швам маску. Ода никогда дураком не был, но, похоже, сейчас решил доказать Мёбиусу ровно обратное: поставленный перед практически четкой формулировкой собственной казни — на что он надеется? Его метка жжет ему ладонь, его негласная подпись на все дальнейшие условия — уже горит на всех контрактах огнем. В самом деле, к чему тут… вопросы?
— Не стоит беспокоиться об этом, Джозеф, — Администратор качает головой и снисходительно усмехается, — это не твоя проблема.
Признаться, было во всем этом что-то нелепое. Каждый раз, когда человек сталкивался с не/очевидной угрозой, он старается сделать вид, будто все в порядке, до последнего пытается сохранить спокойствие — и включать дурака, складывая на плаху голову. Ода занимался сейчас примерно тем же — уводил разговор в другую степь, интересовался вещами, которые совершенно точно при всем раскладе его больше не касались никаким образом. Он знал, что точка в разговоре поставлена. А если не знал, то очень сильно догадывался — было бы сложно не догадаться, имея интеллект его уровня. Администратор не вел речь прозрачной, но и скрывать своих мотивов — особенно не скрывал. Были вещи, о которых нет надобности заявлять напрямую — они сами собой разумелись.
— Уже не твоя.
После чистки мозгов состояние всегда странное. Администратор помнит, что чувствовал себя испуганным, когда очнулся и не мог вспомнить ничего, что его бы связывало с прошлым. Подсознание раз за разом спотыкалось о фантомное чувство наличия воспоминаний, нервировало его разум попытками восстановить цепочку событий, но в голове — только заповеди Мёбиуса, твердые, как кремень, убеждения и выбитая на подкорке преданность, выжженная на ладони метка. Администратор помнит… как учился всему заново: логически мыслить, усваивать информацию, выполнять задания, просчитывать на десять шагов вперед действия. Его карьерный путь, в общем-то, выдающимся не был — просто он оказался самым подходящим кандидатом, просто так вышло, что он — и был Мёбиусом. Эталоном его идеалов. Прямым и абсолютным его последователем. Его отражением. А все, что было до… значения не имело. Уже — не имело.
— Уводите его.
Администратор кивает головой наотмашь и направляется к выходу — делать здесь ему больше нечего. Точка в этом разговоре была поставлена еще десятью минутами ранее. В самом деле — к чему тут все остальные вопросы.
— Пусть готовят процедуру промывки. И да… он еще пригодится. Имейте это в виду.
…после чистки мозгов состояние всегда странное. Администратор помнит, что чувствовал себя испуганным; каждый раз, когда он смотрел на то, как после такой же чистки просыпались все остальные — какая-то его часть надеялась осознать, что он в этом не одинок. Эмпатии и сочувствия в отношении братьев/сестер по горю он никогда не испытывал — это и горем назвать было бы крайне сложно. Просто были вещи, которые нельзя было переписать, и которые не ложились ни в одни рамки существующих правил. Иногда Администратору кажется, что он может вспомнить собственное имя — но в голове так и продолжает звенеть после каждой попытки произнести то, что на языке вертится. Джозеф… славный малый. Полон разочарований, как и все остальные — не то, к чему стоило учиться привыкать; смотреть на то, как будет отходить конкретно он от промывки мозгов — не хотелось: наблюдения и созерцания подобных картин, в самом деле, ничего для Администратора не меняло.
[nick]The Administrator[/nick][icon]https://b.radikal.ru/b03/1811/14/344c4baefc01.gif[/icon][status]забаню[/status][fandom]the evil within[/fandom][char]администратор, unk.[/char][lz]и куда бы ты ни бежал, как тюрьма для тебя сей холодный шар; в этом зеркале твой кошмар — и по всем остальным фронтам мир исправно трещит по швам.[/lz]
Это уже не его проблема.
Фраза рассыпается на бусины слов, бусины бьются о стенки черепной коробки. Нет, не высыпаются, а остаются холодным осознанием, он ведь знает, что к этому всё и шло. Разумеется, это не его проблема, и его проблемой быть не должна, потому что он, Джозеф, всего лишь шестерёнка адского механизма, вознамерившегося переломать весь мир на куски. Одна их сотен, тысяч шестерёнок, которые заставляют работать вечный механизм порабощения и поиска лучшей доли.
Лучшей доли для кого?
Идея МОБIUSа проста. Лучший мир для всех, где не будет ни боли, ни болезней, ни войн. Идеальный мир, где человечество научится существовать так, как задумывать изначально в идеальной концепции. А люди при этом будут заживо гнить в капсулах с проводящим гелем, потому что проводная система STEM стабильнее беспроводного подключения.
Разговор окончен, это видно по глазам Администратора. Тому даже не нужно отдавать приказ, чтобы Джозеф понял: себя такого, как он есть сейчас, он больше не увидит. Будет кто-то другой поправлять красную ленту галстука, кто-то другой презрительно щуриться из-под стёкол очков с чёрной оправой. Кто-то другой скрывать перчатками шрамы на ладони и мелким почерком записывать в блокнот детали окружающего мира.
Блядский цирк шапито с обваливающейся на сцену крышей.
Джозеф сжимает пальцы в кулак и смотрит на то, как Администратор выходит из комнаты. Его телохранители — сторожевые собаки при змее – ещё остаются здесь, и Джозеф понимает, что именно они поведут его на заклание. Промывку. Прочистку. К нему залезут прямо в мозг и выскоблят дочиста, убирая даже тень заразы, которая может повредить идеалам МОБIUSа.
Один — Два — Три —Четыре — Пять
Сколько ему потребуется времени, чтобы отвлечь одного из них, а от второго попросту сбежать? Джозеф не тешит себя надеждой, что сможет выбраться с базы незамеченным. Наверняка его доступы уже заблокированы, а сам он числится в базе как утративший доверие. Но попытаться ведь можно? Он не успеет добраться до биометрических сканеров, чтобы восстановить себе хотя бы частичный доступ к электронной составляющей входов-выходов, поэтому ему, возможно, придётся украсть пропуск у кого-нибудь. У кого получится. Если получится.
Оба пришедших с Администратором мужика подходят вплотную с намерением поднять его на ноги, но Джозеф поднимается и сам. На протянутую руку только демонстративно отходит на шаг в сторону, кривит губы, сжавшиеся в тонкую щель, и смотрит в глаза.
— Я сам пойду. Добровольно.
Те и не спорят. Пропускают его вперёд, но оба держатся близко и по сторонам, чтобы предотвратить любую попытку к побегу. Джозефу бежать, а общем-то, и некуда.
Возможно, он попытается сбежать в коридоре. Выскочит в одно из ответвлений, коих достаточно на базе. И попытается затеряться. Скорее всего его найдут. И тогда будут держать за руки, как пленника, чтобы не рыпался лишний раз и никому не создавал проблем, включая себя самого. Джозеф помнит, что точно также его держал Себастьян, когда тот другой рвался наружу, разозлённый тем, что его запирают в клетку ограниченного человеческого сознания.
Возможно, когда его заведут в стерильно-белое помещение, он попытается вырваться из захвата. Разобьёт стеклянный стакан на подносе ассистентки, и тот разлетится по каменной твёрдости полу прозрачными осколками. Он может попытаться ударить ближайшего к себе охранника, но уверен, что получит в ответ и услышит, как нос хрустит под громадным кулаком, и почувствует вкус собственной крови во рту.
Возможно, сопротивление ни к чему не приведёт. Ему промоют мозг, и он вновь будет послушной шестерёнкой, перемалывающей предоставленный ей участок мира. Над ним снова будет стоять Администратор, и Джозеф даже не подумает, что тот похож на лоснящуюся анаконду. Он будет работать с теми, кого думал, что знает неплохо, но вновь будет знакомиться с ними заново, потому что в голове не останется ничего, кроме профессиональных навыков.
Когда перед ним распахивается дверь, Джозеф жмурится от яркого белого света, который причиняет почти физическую боль. По крайней мере это не так плохо, как видеть прозрачные глаза Администратора.
[nick]Joseph Oda[/nick][status]ЗАБАНЕН (но это не точно)[/status][icon]http://s5.uploads.ru/RgXWL.png[/icon][sign]in the end there will be no suffering (more suffering)
in the end you will find out everything (not anything)[/sign][fandom]the evil within[/fandom][char]Джозеф Ода, 33[/char][lz]this has gone on too long, no more demonic dreams. destroyer come to light because the memory is killing me. in asylum i live a lie, i let go now it's driving me into your grave[/lz]
Вы здесь » BITCHFIELD [grossover] » Прожитое » правила против правил
