[icon]https://i.imgur.com/KEHX67Q.png[/icon][nick]alina starkova[/nick]
|
|
STARRING NIKOLAI LANTSOV & ALINA STARKOV
OH DARLING, LOOK AT WHAT YOU'VE BECOME
BITCHFIELD [grossover] |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » BITCHFIELD [grossover] » Прожитое » safe occupation
[icon]https://i.imgur.com/KEHX67Q.png[/icon][nick]alina starkova[/nick]
|
|
STARRING NIKOLAI LANTSOV & ALINA STARKOV
OH DARLING, LOOK AT WHAT YOU'VE BECOME
я никогда не хотел причинить тебе боль;
но это всё, что я умею делать.
полагаю, это не лучшее оправдание.
ты выдыхаешь то ли от облегчения, то ли от новообретённого напряжения. уверен лишь в одном - дышать стало тяжелее, когда она покинула это место, вновь оставив тебя наедине с собственными мыслями. оставив тебя наедине с правдой, которую поведала. с правдой, которую ты никак не можешь привязать к образу [ светлому _ чистому ] алины. сила меняет любого. с ней случилось совсем иное - её изменило отсутствие силы. она так сильно стремилась к ней, что дорвалась до безумного выстрела прямо в сердце. обойма была пустая, но выстрел неминуемо состоялся. и тот, чьего лица ты уже не можешь вспомнить, исчез с лица этих бренных земель навсегда. с одной стороны - это было ожидаемо; его смерть должна была случиться много раньше (по твоему скромному мнению). с другой стороны - это случилось от руки его любимой; девушки, которая и в нём души не чаяла, сколько ты её помнишь. помешанная на оретцеве, она раз за разом отказывалась от величайших возможностей. самое глупое её решение, конечно же, - отказаться от твоей руки и сердца.
ты сидишь на троне, подпирая рукой голову, когда молчание нарушает зоя. эта девушка доведёт тебя до белого каления, это точно. но ты ожидал её появления, она бы не смогла проигнорировать возникшую обстановку. не смогла бы оставить происходящее без своего драгоценного комментария. плюс - вы оба достаточно хорошо знали алину, поэтому есть чему удивляться.
- я всегда полагала, что алина не могла просто так погибнуть, но... - зоя расправляет спину в тот же миг, как твой взгляд устремляется в её сторону. ты не злишься на неё, не пытаешься заставить её замолчать. нет, всё очень даже наоборот - тебе интересно её мнение об этом. тебе хочется выслушать, как это всё выглядит со стороны. ты ждёшь честного ответа; и от зои, ты уверен, ты сможешь получить только таковой. - как она смогла так запросто вернуться? почему, ваше величество, при всём уважении, вы позволили ей так запросто вернуться? она же пользуется вашим расположением. - она оседает в низком поклоне, зная, что наговорила лишнего. но ты понимаешь, что каждое её слово - томная правда. ты позволяешь святой многое, но у тебя есть на то свои причины.
- я услышал тебя, зоя. попроси, что бы мне накрыли ужин. я безумно хочу поесть мяса. и пусть алине тоже подадут что-то в покои. сегодня достаточно разговоров, пусть она выспится. - ты мог заметить краткий миг раздражения _ ненависти _ обиды, пляшущий в глазах зои. ей не нравилось быть в стороне, но с появлением алины это стало нормой. она собирается уходить, но ты добавляешь к своей просьбе: - и скажите ей, что завтра вечером - она полностью моя. буду ждать её к ужину.
ты знаешь.
зоя была отвергнута малом ради алины.
зоя была высмеяна на тренировках из-за алины.
зоя была буквально стёрта как именитый гриш алиной.
да, это не убавило её могущества, но её счёт всё время полз вниз. и ты бы не удивился, если услышал бы молитве за упокой алины, из уст зои. но теперь она вернулась, что бы занять своё законное место при дворе. место, которое ты неоднократно предлагал и не собираешься отказываться от своих слов. несмотря на новые факты, открывшие тебе глаза на многие вещи. тебя должно было напугать то, что она не контролировала свою силу в момент убийства мала. тебя это должно было насторожить, но страшит то, что это вызывает в тебе бурлящий интерес. почему это случилось? почему этот в момент? что подпитало силу?
такой подарок не может уйти раз и навсегда. он просто осел где-то глубоко в ней, слишком глубоко. видимо, чем больше она звала - тем больше скручивались остатки света, укрываясь внутри и ожидая своего часа. но почему именно оретцев? есть ли этому какое-то логическое объяснение?
тьма разрывает уголки твоего сознания каждую божию секунду
ты не видишь снов этой ночью, лишь бессмысленные тени, гуляющие ворохом вокруг тебя. день прозябает, словно в тумане, не давая никаких чётких очертаний _ сжимаясь словно бы в один час времени. завтрак, обсуждение будущего равки, обед, подписание договоров на поставку импорта из других стран, встреча с высокопоставленными чиновниками, время понемногу подходило к самому важному моменту за день. то, о чём ты думал во время любых действий - правда, которая раскроется сегодня за трапезой. слова, которые осядут далеко и надолго в твою душу. долгожданная встреча с алиной, попытки уцепиться за связующее прошлое и желание ни за что не сдаваться в отношении её. она заслуживает доверия больше, чем остальные (?).
ты уже сидишь за столом, хотя слуги всё ещё хлопочут с приготовлениями вокруг тебя. ты знаешь, что им приходится нелегко; ты знаешь, что им становится ещё сложнее из-за того, что ты наблюдаешь (с их точки зрения) за каждым их шагом. сейчас они стараются сделать всё идеальнее, чем обычно, но тебя это не заботит.
тебе было не всё равно на вечность холодов, да бесполезность снов, которые кажется убивают тебя каждую ночь. вот только ты ничего не можешь изменить, а ощущение извечного присутствия александра рядом - пугает. он мёртв, - порой ты пытаешься напомнить себе, но не можешь довериться этому, когда тьма воспевает его имя. ты и сам воспеваешь его имя; где-то очень глубоко, под кожей _ под сердцем _ или ещё глубже, но ты чувствуешь это. благоговение.
взлохмачиваешь свои волосы, стараясь хоть сколечки привести себя в порядок. важно оставаться принцем, которого заслуживает эта нация. ты каждый раз напоминаешь себе об этом, что и позволяет тебе не сойти с ума. что позволяет оставаться тем николаем, каким ты был до... вспоминать до ужасного неприятно, нет, отвратительно. он сделал из тебя монстра, каким ты никогда не желал являться. он подарил тебе тьму, когда ты не рассчитывал на такие подарки. но ты должен принять его, в конечном итоге, потому что отторжение никому не пойдёт на пользу. тебе нужно научить использовать тьму внутри, как оружие; как возможность сопротивляться другим государствам и самому себе. это не должно ограничивать тебя, а наоборот - увеличивать твои шансы.
так почему же так сложно?
потому что тьма не принадлежит тебе.
(она принадлежит александру)
тьма будет принадлежать мне.
решение приходит глухо, едва ощутимо, когда ты начинаешь ковыряться вилкой в еде. ты не обращаешь даже внимания на то, что вам подали. вся еда сейчас, словно бы, одинакова на вкус. первое время тебя это пугало, но теперь это вошло в ному твоей жизни. двери открываются перед белоснежно начищенной алиной, которая теперь не выглядит так, словно выползла из пещеры. теперь твоему глазу стало куда более приятно лицезреть её светлый лик. и то платье, что он подбирал средь прошлой ночи (лишь для неё) смотрелось безупречно. оттенки бордового, улитые россыпью золотистых узоров, оттеняют её бледную кожу и светлые волосы. предают её образу большей царственности; ты можешь представить её королевой.
своей королевой.
не сводишь с неё глаз, потому что не можешь и не хочешь. она больше не смущается, времена действительно изменились. вы будете сидеть на довольно приличном расстоянии (сейчас ты думаешь, что это удачная идея, учитывая рассеянную и неконтролируемую тьму твоего сердца). - потрясающе выглядишь, алина. - ты поднимаешь бокал, который заблаговременно наполнили красной жидкостью (вино, полагаешь). - за твоё возвращение. - делаешь глоток, наблюдая за каждым её движением. эта простота обжигает тебя, но так же напоминает - она не твоя. несмотря на возвращение, несмотря на отсутствие мала. - жду подробного рассказа о твоих приключениях. и хочу услышать причину твоего возвращения. кроме той, что ты хочешь мне помочь. если бы ты действительно хотела лишь этого, то ты бы и не покинула меня.
[icon]https://i.imgur.com/KEHX67Q.png[/icon][nick]alina starkova[/nick]
Как смерть Кащея, в утке сердце у дурака. А может, и вовсе то было не сердце, а смерть. Но вставил в грудь, и не холодела рука, и стало два сердца биться в грудную твердь. Живое и мертвое, словно два родника, и шёл он сквозь лес, и пели вокруг соловьи: два сердца нынче у нашего дурака, два сердца — живой и мёртвой воды ручьи.
Под пальцами Алины тончайшая органза, цвет которой напоминает нечто среднее между рубинами и красными орхидеями; последние в её комнате повсюду — густой цветочной аромат пропитывает простыни, изящную мебель, золотистые бисер и стеклярус на ткани платья. К наряду страшно даже прикасаться — Алина ведёт пальцами по узорчатым звёздам, позолота на подоле похожа на россыпь мелких блестящих бусин и в мягком свете свечей от этого перехватывает дыхание. Обычно равнодушная к разномастным украшательствам, Алина не может не признавать потрясающей красоты принесённого слугами подарка; и пока они расставляют по комнате вазы с алыми соцветиями, она рассматривает платье и невольно улыбается. Обещает себе быть собранной, но о рёберную сеть глухо бьётся недальновидное сердце. Она почти дрожит, вынуждая себя прикрыть веки для успокоения — ей необходимы здравый смысл и внятная речь, если она хочет поведать Николаю о произошедшем.
А ещё стоило бы быть начеку.
Думать о Мале не получается. Целую ночь Алина мечется по влажной от её собственных слёз и пота постели, но горечь по неощущаемой силе куда сильнее горечи о погибшем возлюбленном (на языке слово неприятно кислит). Попытки думать об ушедшем следопыте приводят к возбуждённому созерцанию отблесков солнца на своих руках — она забывает о крови и видит только медь, античное золото и янтарь; краски смеются над её воспалённым сознанием и не хотят возвращаться обратно. Алина молится, шепчет, уговаривает и улещивает, но магия остаётся бездушна к её мольбам. К рассвету измученное тело захватывает в плен сон, и в нём она ходит по усеянному лютиками лугу, ослепительная желтизна слепит глаза, а ещё шафрановые и горчичные оттенки напоминают цвет волос Николая. Просыпаясь, она ещё несколько минут видит солнечные зайчики в его чуть вьющихся кудрях. Что-то неприятно барахтается в груди; слуги приносят цветы и платье вместе с завтраком, и по ним расстилается осеннее солнце. Комната кажется нездешней, после проведённых в грязи ночей стоять в ней сродне заигрыванию с фантасмагорическими видениями; никакой чёткости, словно наблюдаешь всё происходящее сквозь водную гладь и беспрерывно щуришься.
Они называют это подарком от Его Сиятельства — Алина улыбается и впивается в ладони ногтями; Николай и правда искрится много сильнее её самой.
Наступления вечера она ждёт, прогуливаясь по саду и жадно впитывая остатки осеннего тепла; многие придворные никогда не видели Санкту-Алину, Зоя её присутствие игнорирует, а государь Ланцов занят вопросами царскими. У неё достаточно времени чтобы поразмыслить, но связному обмозговыванию постоянно мешают — поочередно перед своими глазами Алина видит яркий свет и лицо Николая (она сбрасывает с плеч шаль, мечется между многолетними кустарниками, вновь прячется в собственной комнате и остаток времени проводит там). Всё кажется Алине насмешкой, призванной взволновать её; подаренные цветы и висящее в платяном шкафу платье — одного цвета, а золотистые звёзды на лёгкой ткани окончательно выбивают из колеи. Николай умудряется волновать её, даже находясь на приличном расстоянии (Алина стискивает виски, хмурится, тянется к силе, но вновь и вновь ощущает на её месте зияющую пустоту).
Сейчас она была бы рада любому знакомому поползновению, но даже остатки чужой тени разбегаются от неё по углам, сливаясь с каменной поверхностью. Пальцы Алина запускает в волосы и те безнадёжно спутываются (в ней ничего не осталось), выбиваются из причёски (в ней больше никогда ничего не будет) и укрывают спину белоснежным каскадом (она — ничтожество); последнее бросает её на пол и бьёт наотмашь. Она поднимается только спустя несколько напряжённых стуков в запертую дверь и позволяет слугам приготовить себя к вечеру — цветочный запах теперь кажется удушающим и липким зловонием, мешающим свободно дышать.
раз — одна алая орхидея оказывается в её волосах;
два — те опадают на плечи;
три — взгляд в зеркало подмечает только нездравую бледность;
[indent] не обернись, не прикасайся, стой;
Алина пуста, выжата, обескровлена — если провести по ней ластиком один-единственный раз, от алого и золотого ничего не останется. Остывший труп заворачивают в поразительно красивый саван дабы усладить чей-то взор и он не оказывает сопротивления — кожа томится, а после утопает в тактильной ласке. Болезненная иллюзия присутствия заставляет её делать шаги, легко шурша подолом. Вечерний дворец ещё красивее дневного и утреннего, и в здешних коридорах поразительно мало людей — кто-то из встречных прохожих на всякий случай низко склоняет голову, а кто-то косится на неё через плечо и проскальзывает мимо. Попытки сосредоточиться на чём-то идут крахом — мысли либо рассеиваются, либо фокусируются так сильно, что она забывает дышать.
[indent] стой у обрыва и гляди глазами;
От Николая будто бы и правда исходит свечение; когда он поднимает взгляд — ресницы забавно трепещут, глаза почти как два морских малахита (Алина вздрагивает, кивая). Её приветствие выходит безмолвным и максимально сдержанным, однако она улыбается чуть шире когда за ней задвигают стул — смотреть на Николая в упор поразительно приятно, всё равно что рассматривать красивое ювелирное украшение за блестящей прозрачной ширмой. У тебя никогда не будет на него средств, но ты всё равно позволяешь себе наслаждаться.
— Здравствуй, Николай, — позолота на тарелке кажется ещё одним ударом под дых тому, кто лишён позолоты собственной, — если алые цветы и алое платье стали новыми традиционными равкиансками подарками, то твои реформы и правда идут стране на пользу. Тебе удалось меня слегка очаровать.
Слова — горсти бусин (не золотых — алых) вырывающихся на свободу изо рта. Говори медленно, старайся думать и не спотыкаться, здесь тебе не причинят [?] вреда; не забывай, что нужно дышать.
— Я правда хочу помочь, Николай, — необходимость говорить о собственной силе сжимает в тисках горло и любая другая тема сейчас кажется спасительной. — Много раз я видела тебя во снах. Видела, что тебе больно; видела осколки случившегося, которые не дают тебе сделать вдох. Я знала, что должна приехать, и произошедшее со мной просто.. — она запинается, отворачиваясь в другую сторону и вперивая в стену взгляд, — вынудило меня сделать это быстрее.
Алина пытается говорить внятно, но против собственной воли (золото) начинает (золото) дрожать (золото),
звёзды скатываются с её платья и насмешливым вихрем уносятся к его (золота) ногам.
Она жмурится и сжимает в пальцах вилку.
— Можешь считать, что я не контролировала свои действия, когда добиралась сюда. Я даже помню всё как будто в тумане.
Она возвращает к нему взгляд, невольно любуясь игрой света на чужом лице. Запах гноя и крови в памяти смешивается с зеленью, соусами и пряностями; слуг в комнате нет, не глядя Алина отправляет что-то в собственную тарелку. Желание съесть всё до последней крошки спутывается с нежеланием когда-либо сдвигаться с места и она вновь обращает глаза к Николаю. Он кажется спасением и опасностью одновременно; Алина не знает, почему её неготовность доверять ему граничит с мучительной тягой. Её обнажённые плечи мелко вздрагивают.
— Знала только, что должна оказаться здесь. Быть может лишь потому, что больше мне некуда было пойти, а оставаться в Керамзине я не могла.
облегчи мою боль пожалуйста сделай что-нибудь помоги мне; алина щурит глаза потому что николай — почти как солнце, которое навсегда пропало из-под её кожи. грудную клетку затапливает нестерпимая горечь это
просто
невыносимо
— Этот раз был единственным после окончания войны когда сила вновь вернулась ко мне.
«Смерть Дарклинга» здорово замаскировать под что-нибудь в этом стиле. «Начало новой эпохи», к примеру. «Торжество правосудия». А как вам «истинное возмездие»?
Всё метафизическое внезапно становится физически ощутимо.
— Больше я её не чувствовала. Я вообще ничего не чувствую кроме.. — она запинается и отводит взгляд, — ничего кроме тебя.
что может желать принц, ставший королём, отвоевавший своё государство и исполняющий исключительно свою волю? приближенные люди изо дня в день вторят - ' ваше высочество, вам необходима королева. нужно укрепить свою власть либо политическим альянсом, либо избрав девушку из богатой семьи, дабы увеличить состоятельность королевства. так делали ваши предшественники, то же самое предстоит сделать и вам '. они кланяются тебя сразу после дивного изречения, над которым ты и сам задумываешься ежедневно. в конце концов, монархи не могут позволить себе такой слабости - жениться по любви. брак по расчёту, который мог бы укрепить в глазах врагов, да союзников. эти мысли навязчивы, эти мысли снедают тебя по крупице, ведь это необходимость, которую стоит предусмотреть в ближайшее время. ты не можешь за короткое время, вероятно, разрушить свою жизнь. этот выбор должен быть взвешенным, логичным (с какой стороны не посмотри) и твоим.
(твой выбор давно был сделан)
(ты получил свой отказ)
представляет ли заклинательница, что единственная в своём роде, ценность в этом ключе теперь? лишённая сил [ что кроется внутри, ты способен её разглядеть ], лишённая любви [ сможешь ли ты навязывать ей свою ]. разве ты можешь ещё и лишить её свободы, надевая изумруд ланцовых, но давая уже совсем другое обещание?
ты долгое время, конечно же, не задумывался о варианте, избранным тобой ещё во время борьбы. о варианте, который изначально и представлял лишь выгодный союз для тебя; а со временем стал чем-то большим. иногда тебе казалось, что ты готов ради этой девушки лишиться короны, но лишь отмахивался от этих глупых мыслей. ничто и никто в этом мире не заставит тебя отказать от своей страны; ты ответственен за свой народ в куда большей степени, чем все предполагают. молодой король, который едва повидал жизнь; молодой король с красивым лицом и прельщающей статностью, - только и выгравировывать его портреты поспевай. они не видят за этим фасадом ничего, думают, что кто-то постарше, да поопытнее решает всё за тебя. этим слухам ты позволяешь распространяться, потому что не видишь смысла отстаивать свой эфемерный образ в их глазах.
главное, что они действительно любят тебя. этакий прообраз милостивого короля, который пытается спасти их земли [ вернее, спасает ] от всех напастей. тебя устраивает и подобное, на данный момент. однажды, совершив достаточно гулкий поступок, все и так поймут какой из тебя король.
сейчас тебе важно, что бы твоё ближайшее окружение имело представление о тебе, как о истинном короле. что бы были те, кто верят в то, что ты сделаешь для этой страны буквально всё, что угодно. но сейчас, именно сегодня, тебе необходимо услышать эту веру [ произнесённую завуалированно, с толикой стеснения, слабо играющем на её лице ] из её уст. нужно просто знать, что как и раньше, она на твоей стороне. тебя лишь терзают смутные сомнения, не подкреплённые никакими фактами, но ощущение так просто не сотрёшь. часть тебя размышляет о её рассудке, часть затрагивает возможность единения [ с покойным ли? ] дарклингом. кто знает, может она вовсе не потеряла силу.
кто знает, может она обрела и его силу тоже.
но чем дольше ты смотришь на неё, тем больше ловишь себя на мысли, что это полнейший бред. это алина. твоя алина, которая сражалась на твоей стороне и не оставляла тебя, несмотря на проклятие, которое отпугнуло бы любого здравомыслящего. она не боялась тебя даже в те моменты, когда ты был самым настоящим монстром, который влёгкую мог бы растерзать её (если бы она доверилась достаточно сильно, если бы потеряла бдительность). ты миллион раз думал о том, что было бы, если бы ты совсем не смог контролировать это. не смог бы более сдерживать голод, и ты не знаешь какая нечеловеческая сила помогла тебе преодолеть. может, её поддержка; а может она не имеет к этому никакого отношения.
или же святые (в своём библейском смысле) всё же существуют?
ты улыбаешься, смотря на свою святую, представляя сияющий нимб над её головой. от пространных рассуждений тебя отвлекает её голос, мягко обволакивающий твоё томительное ожидание. ты был так одинок, а теперь, словно, наступает момент твоего пробуждения от слишком длительного сна.
(она выведет тебя к свету)
(или приведёт в самые пучины тьмы)
- слегка очаровать? алина, ты уничтожаешь меня и без своей силы. я пытался захватить твоё сердце, окончательно и бесповоротно. а получилось всего-то слегка очаровать. я расстроен. - какие же горы нужно свернуть ради этой девушки? она всегда была особенной, конечно же. ей не была важна вся эта помпезность, излишняя роскошь, которой ты никогда не пренебрегал. может, вы действительно из разных миров, но никто и никогда не запрещал столкновений. может, вы и разные; может, ваши изначальные дороги и были разведены, но ты остро чувствуешь, что ваше будущее соединено в одну красную линию, проходящую через ваши жизни. долгие, ты надеешься.
- не будем беседовать о том, что пожирает меня изнутри. по-крайней мере, не за ужином. оставим это на потом. - ты ненавидел затрагивать эту тему, потому что тебе моментально становилось физически больно. от того, что ты никогда уже не сможешь быть николаем ланцовым до конца. в тебе навсегда поселилась частичка дарклинга. собственно, как и в алине. вы могли понять друг друга, только поэтому ты не раздражён. только поэтому ты вообще позволяешь касаться тьмы своего сердца.
- этого более чем достаточно. - она не рассыпается в миллионе извинений, как это обычно происходит, когда кто-то беседует с тобой. её слова не звучат оправданием действий, её слова не звучат так, словно она пытается подсластить пилюлю. она говорит всё так, как есть и даже не пытается скрыть того, что где-то ошиблась. в чём-то. когда-то. не со многими ты можешь поговорить откровенно, поэтому ты так ценишь её общество. ей всё равно какого ты происхождения. тени гуляют позади её светлого силуэта, но ты стараешься не придавать этому значению, потому что их здесь нет. это лишь игра твоего воображения, поскольку сейчас в комнате находится человеческое олицетворение света. тьма не может подобраться так близко, только не к ней. ты крепче сжимаешь столовый прибор.
- я уверен, что твоя сила просто спит. что-то всколыхнуло её в случае с малом, нужно только понять что. нужно поддеть её изнутри, что бы её, словно по щелчку, выбило бы наружу. - но ты не знаешь, чем именно сможешь помочь. знаешь только то, что в твоём подчинении есть гриши и они непременно помогут. они все знают алину. - уверен, что подобные случаи бывали в практике, что ты не первая и не последняя. что ты сможешь вернуть свои силы, во что бы то ни стало. - разглядываешь черты её лица исподтишка, стараясь делать вид, что совсем не заинтересован в её внешнем виде более. ведь ты уже сделал ей комплимент; и этого должно быть достаточно. но ты не можешь игнорировать её красоту, когда вы сидите друг напротив друга. стоило поставить пышный букет посередине стола, что бы суметь не отвлекаться на неё. что бы суметь игнорировать её в этом плане, как и полагается. - мы можем завтра же... - твои слова крошатся, стоит только её словам донестись до твоих ушей. ты прокашливаешься, едва ли меняясь в лице, хотя внутри всё перевернулось.
- что ты имеешь ввиду, алина? - кажется, будто ты тонешь в отзвуках её имени, звенящего на твоём языке, словно сотни колокольчиков. тебе хочется, что бы они перестали. - ты вернулась из-за этого? из-за жажды почувствовать хоть что-то? - твоя непроницаемая маска сейчас не сменилась; ты всё ещё оставался в рассуждающем положении. так, словно пытаешься решить какой-то политический вопрос, нежели личный. - может, это из-за частичек тьмы в нас? мы в курсе, что он подарил нам обоим подарки, от которых мы никогда не сможем сбежать.
в безумном заточении собственных сердец,
сжигаемые агонией власти тьмы.
тьмы, что вам не подвластна.
[icon]https://i.imgur.com/KEHX67Q.png[/icon][nick]alina starkova[/nick]
похоронив ковёр, остаток посуды,
диван, на котором было так сладко — до воя —
впечатывать тело в тело и губы в губы,
любовью входить в любовь и живым — в живое.
Механический процесс поглощения пищи успокаивает Алину — нож с вилкой скользят по небольшому куску какой-то птицы поочерёдно, брусничный соус ублажает вкусовые рецепторы и она вынужденно отмечает, что во дворце всё ещё превосходно готовят. Николай реагирует на шутку ответной молниеносной остротой, его слова почти как золотая тафта на подаренном платье — красивы, вдеты в тонкую нить и уложены в соответствии с заданной необходимостью. Она вздёргивает бровь, делает глоток воды, намеренно избегая алкоголя, и смотрит ему в глаза. Они кажутся ей двумя смеющимися, но взволнованными источниками; держи себя в руках, ты же царь, размышляй тщательно. Действуй только после того, как будешь уверен.
Следующий кусок снеди Алина проглатывает, не различая сладости брусничного соуса — ей горько и раздражительно. Силясь не потерять нить беседы, она отказывается понимать.
— О таких, как я, мало известно книжной практике. — все внутренние ресурсы уходят на то чтобы удержать голос.
Алина играючи постукивает по хрустальному бокалу пальцами — звон лёгкий и мелодичный, едва различимая вибрация скользит по руке вверх, шутя обнимает за плечи и устремляется к позвоночнику. Звуки щекочут, заманивают и обволакивают; вспылить Алина боится сильнее чем показаться ему сумасшедшей.
— Я не ставлю под сомнение надёжность твоих источников и силу окружающих тебя гришей, однако боюсь афишировать эту информацию.
Алина разворачивает к нему голову (пульс учащается) и вглядывается в чётко очерченный светом облик, выискивая угловатые неровности (Николай умудряется скрывать всё в высшей степени идеально, в отличие от жалкой, трясущейся, бывшей святой); его собранность и насмешливость бьют под дых, потому что сама она не чувствует себя хотя бы на каплю собранной. Всё в ней — растасканное по углам, рассыпанное неаккуратными линиями по полу, измятое и обезображенное. Алина не чувствует боли, как будто лишена даже этого — только собственную неполноценность, столь явно заметную на безупречном фоне. Взгляда она не отводит.
— Объяснить воскрешение «святой», — последнее слово Алина выплёвывает почти что язвительно, — будет гораздо проще нежели полную пропажу её сил. Я не хочу вновь обратиться кадетом-инвалидом, угодившим в армию по счастливой случайности. И, честно говоря, не имею желания выслушивать ничьи рекомендации.
Усмехающееся лицо Зои особенно резко встаёт перед глазами — прекрасной, сильной, умеющей поразительно здорово приспосабливаться. Девушка, когда-то боготворившая Дарклинга, сейчас так же преданно служит у другого двора. Алине любопытно, расставила ли она уже перед Николем ноги — с одним когда-то не прокатило, быть может следующий величественный объект интереса оказался более снисходителен.
Накатывающую волну тошноты приходится в срочном порядке запивать водой — хрустальный бокал подрагивает в пальцах, но Алина умудряется сделать несколько ровных глотков и ничего не расплескать. Омерзение от представленного сильно до того, что у неё пропадает аппетит.
— Я рассказала тебе потому что меня волнует твоё мнение — и только твоё. Я буду рада воспользоваться твоей помощью, хоть и предпочла бы больше никого не посвящать в это. Я не против воскреснуть официально, однако я против того, что всем станет известно о моём.. — она на секунду теряется, — дефекте. В Белом Соборе мне приходилось симулировать наличие магических сил, и, полагаю, это снова удастся без излишних проблем. А особо любознательным я смогу порекомендовать более частые молитвы за их собственное благополучие.
Мир — картонный, неловко слепленный глупым ребёнком мячик; можно повертеть его в пальцах и передать кому-по по эстафете, а можно выбросить прочь. Дарклинг стремился обратить картон в живое и подлинное, в его власти не было ничего созидательного — Алина же брезгливо морщится, вглядываясь в измятый ком. Можно положить его вместе с собой в кровать, накрыть подушкой и забыться.
верни мне сердце,
давно не поёт оно.
Вдох позволяет воздуху проникнуть в лёгкие, обратный процесс застывает на выдохе — Алина слышит, как оговаривается Николай, прерываясь на половине фразы; идеальная оболочка крошится, сползая по его лицу, однако неторопливым движением он оправляет её, дышит, прилаживает обратно.
Выдох у Алины выходит много шумнее вдоха; кровь почти разрывает сосуды, размазывается по тонким стенкам, сжимает их и причиняет боль.
ВОТ ОНО ВОТ ОНО ВОТ ОНО ВОТ ОНО ВОТ ОНО ВОТ ОНО ВОТ ОНО ВОТ
Вопрос Николая о чувствах звенит в ушах едкой насмешкой пока она отслеживает собственное состояние — что-то горячее поднимается по груди вверх, разливаясь там водопадом, достигая плеч, пальцев рук, охватывая удавкой горло. Алина знает, что это не сила — её приход она всегда встречает с безмолвной готовностью, в радостном предвкушении; этот же поток сметает её спутанные мысли, утягивает на дно и причиняет боль. Ощущение столь внезапно, что она не сдерживает нервный смешок, выскользающий наружу — всё ещё не признающая значимости гибели Мала, пред этой резью она склоняет голову, вздрагивает и покоряется. Боль не пропала, оказывается — вот же она; Алина протягивает руку и та с готовностью переламывает ей пальцы. Вспышка, озаряющая душу, кажется не менее яркой чем те, что когда-то озаряли тело.
Она продолжает улыбаться, вновь возвращая к Николаю глаза.
— А заметило ли Ваше Величество, — Алина решает воспользоваться его собственной привычкой иронизировать в любой непонятной ситуации; психологическая защита становится остро необходима ей, — что Вы задавали вопрос о том, зачем я вернулась, уже множество раз. И каждый раз ответ, видимо, не полностью Вас устраивал.
Она сжимает в пальцах вилку, борясь с желанием метнуть её ему в глаз.
— Будь я хоть каплю разумной — держалась бы от возможности почувствовать хоть что-то как можно дальше. Ведь как известно, — сейчас, цитируя Дарклинга, она почти ощущает удовольствие, — беда вожделения в том, что оно делает нас слабыми.
Она всплескивает руками, невольно хмыкая.
— Однако мне, я полагаю, уже нечего переживать — я всё равно тошнотворно слаба.
Наблюдать за тем, что происходит внутри, кажется Алине болезненной формой удовольствия. Горечь она почти что смакует, досаду — ласкает подушками пальцев. Все похороненные, замершие с уходом силы чувства вновь оказываются рядом; света всё ещё нет, и на пару мгновений она даже забывает об этом.
Первое, отчаянное желание разораться Алина едва сдерживает — больше потому, что вместе со злостью она ощущает наслаждение. Подтверждение тому, что она будет жива. А раз будет жива она — будет живо и Солнце.
— Если ты помнишь, я пришла сюда в том числе и потому, что хотела обсудить как ты справляешься с этим, — она кивает в область его груди, по которой когда-то расползались чёрные шрамы. — Ты предложил не обсуждать этого за ужином.
Алина делает ещё один глоток воды.
— Вот я уже, к слову, чудно насытилась.
Горесть она размазывает по телу с особым блаженством; ведёт по ней губами, зубами и кончиком языка. Та пахнет волосами Николая, шкурой убитого Русалье, непроглядной чернотой, когда-то царившей в Каньоне. Сглаживает первоначальную вспышку острой ярости, заполняет собой звенящую пустоту.
— Глупо возражать тому, как сильно Дарклинг повлиял на наши жизни. Отрицание не сделает этот факт менее правдивым. И всё же Тьма, Николай, — она снова позволяет себе заглянуть ему в глаза, — не вызывает у меня чувств. Тьма субъективна. Вне тебя она отсутствует как категория, и только ты сам придаёшь ей значимости.
Взгляд Алина не отводит, не желая прерывать контакт.
— Не обесценивай сам себя и мои чувства к тебе, пытаясь объяснить их частичкой Тьмы, оставшейся внутри. Я, хоть и не принимаю, могу хотя бы попытаться понять твоё стремление истолковать всё логично — наверняка в царской системе нет места душевным переживаниям и связанным с ними внезапностям.
Дрожь пальцев она прячет в скатерти.
— Но обычно Тьма не обуславливает чувств. Обычно она пытается над ними надругаться.
Взгляд Алины становится почти что мягким — внезапная вспышка злости сменяется острой необходимостью хотя бы раз оказаться понятой правильно.
— На физическом уровне Свет всегда «побеждает» Тьму. Даже самые чёрные объекты его излучают.
тебе хочется.
желание пробуждается мгновенно, но, как и полагается, ты его сдерживаешь. сейчас это всё ни к чему; как и её ярость приходится ни к чему. её ярость нарастает, словно шторм, который ты не в силах остановить. будучи путешественником по самым различным водам, ты прекрасно знал, что за одной, казалось бы, небольшой волной - будет следовать следующая. и ещё одна. есть вероятность удержать штурвал, вывернуть корабль к проблескам спокойствия мутнеющей воды; но это, порой, не выходит даже у самых опытных капитанов.
не реагируешь на её слова, держа свои эмоции под привычным контролем. выжидаешь подходящего момента, выжидаешь, когда её личный внутренний шторм прекратится. алина всегда была такой (ты не можешь отрицать, что она и нравится тебе по этой причине) - импульсивной, дерзкой в выражениях, не считающейся с чьим-либо статусом. ей важно лишь то, чтобы каждое её слово услышали и приняли во внимание. она не боится гнева тех, кто выше её по статусу, несмотря на потерянную силу. либо она настолько уверена в себе, что в любом случае сможет дать отпор. либо она настолько уверена в тебе, что даже спустя время выговаривает тебе так, словно вы лучшие друзья.
либо, что лично тебя страшило, ей действительно больше нечего терять.
ты опасался, что она более не ценит свою жизнь; это единственное сокровище, которое стоит хранить.
ты не знаешь, как долго ты сможешь держаться в молчаливом согласии с ней. все эти люди, гриши, с которыми она когда-то была знакома - её армия, её друзья, её соратники. почему она не хочет поделиться с ними своей бедой? недоверие. ты понимаешь её опасение; отсутствие силы (особенно, когда кто-то знает об этом) делает тебя уязвимым. ты учил её множеству заповедей о том, как стоит быть лидером. но, кажется, она больше не желает занимать пост лидера второй армии (от которой мало что осталось; да и зоя вполне справляется с руководящей должностью).
- ты не хочешь рассказать никому, кроме меня. но ты же понимаешь, что симуляция твоих способностей потребует помощи других гришей. ты ведь понимаешь? тебе всего-то стоит определиться уже сейчас, кому ты можешь доверять и кто будет обделён. выбора у тебя не так много. и ты знаешь всех претендентов в лицо. - вопрос в том, хочешь ли ты действительно вновь сыграть на святой каким-то образом. сможет ли она сейчас пригодиться в чём-то? вернее, её светлый лик.
верующие всё ещё склоняют головы перед высеченными образами алины; они всё ещё покупают обереги в форме поддельных костей, не её, конечно же; всё ещё молятся за её душу, думая о её подвиге и об её жертве. святые всегда жертвуют слишком многим, чтобы привнести в этот мир свет. алина, хоть и жива, пожертвовала слишком многим ради достижения (хрупкого) ощущения мира.
никто из фанатиков не представляет, какова была цена; никто из фанатиков не хочет очутиться на её месте. они молятся, ожидая её чудесного воскрешения, даже не предполагая, что их молитвы будут услышаны. что алина старкова, сол королева, вернётся в их жизни в образе кого-то нового. с (имитацией) своих невероятных сил, противоположных кромешной тьме.
вот только сейчас ты ощущаешь, как сила вздымается над ней с каждым произнесённым словом, словно огромный разъярённый зверь, запертый в клетке слишком надолго. твоя уверенность, что она не сможет причинить вреда, растворяется с воспоминаниями о конце мальена. ты сглатываешь плотный комок воздуха, заталкивая его поглубже, чтобы не мешал наслаждаться процессом. тебе нравится вот так просто ругаться с ней, вот так просто ужинать с ней, вот так просто находиться рядом с ней. даже если она взбешена твоими словами; даже если её не устраивают какие-то твои действия (так было всегда).
ты привык наслаждаться её обществом, в каком бы расположении духа она не была. и, поверьте, алина редко бывает в хорошем настроении. должно случиться что-то абсолютно невероятное, чтобы эта девушка ходила с улыбкой весь день. чтобы ни разу не высказала свою претензию, не метнула бы грозный взгляд... тогда бы ты её, действительно, не смог признать. эта девушка всегда выбивалась из общей картины, что кого-то пугало, но тебя необычайно привлекало. тебе хотелось быть исключительным для неё, словно ты сам - какое-то выбившееся из порядка правило.
restless souls in the desert sand
dream of another land
that heroes and villians claimed before
пока всё остаётся так же, как и прежде. ты на своём месте, она на своём месте.
каждое её слово воссоздано ровно для того, чтобы из раза в раз попадать ровно в цель. туда, где бьётся сердце (беспокойно). ты уже и сам не уверен, насколько хорошо держишь маску. кажется, трещинки на фарфоре разрастаются и расширяются; а ты всё ещё стараешься подклеивать их, словно это поможет. но последует решающее слово, которое скинет эту завесу, за которой так приятно скрываться тёмными вечерами от всего остального мира. никто не может понять, что открывать своё истинное лицо [ свои истинные чувства, чёрт подери ] слишком нелегко. не только из-за того, что собеседник сочтёт тебя слабым; но и из-за того, что придётся выкладывать всю подноготную, длиной почти в 10 лет. ровно с того момента ты научился носить маски, отвечать людям сдержанно, не выказывая истинных эмоций. как ещё быть мальчику, за спиной которого слишком часто слышится шёпот - бастард? куда бежать мальчику, чтобы скрыться от бесконечного унижения _ от осознания, что он лишь частично принадлежит своей семье? слишком мал, чтобы убегать к далёким берегам; но достаточно взрослый, чтобы запереться в собственном подсознании. пара поворотов на замке, выкинутый поодаль ключ, и вот уже маленького _ испуганного мальчика не существует.
уверенный _ очаровательный _ сообразительный принц без единого изъяна. лишь в глазах других. страхи всё ещё оседают неподъёмным грузом за теми дверьми, которые ты открываешь иной раз лишь для того, чтобы пополнить коллекцию того, от чего хочется избавиться. а алина сейчас давит на тебя с такой силой, что и эта дверь следом может разрушиться. и тогда не будет спасения - ни ей, ни тебе самому.
маска не крошится. ты прижимаешь её пальцами к лицу, закрываясь от целенаправленного взгляда алины, не сходящего с тебя ни на единую секунду. кажется, пора просто сменить маску короля; пора стать кем-то, кто ближе к ней.
- вожделение, значит? - начинаешь ты, медленно выкладывая слова в предложения. тебе нравится эта кропотливая работа над словами, словно от них зависит вся жизнь. ты выслушал её тираду; теперь ей придётся послушать твою. готова ли она к такому? ты не уверен, что сам готов.
отталкиваешься от подлокотников, крепко вставая на ноги и, наконец, убирая руку от лица. теперь твой взгляд вперился прямо в святую. медленно пересекаешь обеденный зал, между тем проговаривая свои мысли: - ты права. вожделение - чрезмерно сильная штука, которой не то что сложно противиться; едва ли возможно. и тьма лишь усиливает это. именно поэтому я хочу вырвать с корнями эти сгустки черноты из своей груди, именно поэтому так сильно сдавливаю кожу в районе сердца, надеясь однажды, что это просто уйдёт. но оно не уходит. ты говоришь о том, что свет всегда побеждает тьму. вот только, алина, я не уверен, что во мне останется хотя бы часть света - со временем. он сжигается; понемногу, аккуратно и медленно, так, чтобы я не так рьяно замечал его отсутствие. но я замечаю.
ты охватываешь её подбородок двумя пальцами (поворачивать лицо к себе не было необходимости; она и так не отрывала от тебя взгляд), притягиваешь чуть ближе и сам склоняешься к ней. словно хочешь рассказать то, что позволено знать лишь ей одной во всём этом мире. - пока ты не будешь думать обо мне, вместо того, чтобы пытаться забыть его. - и ты касаешься её губ своими; выжидаешь, каков будет ответ. сомневаешься до последнего.
алина непредсказуема.
Отредактировано Nikolai Lantsov (2018-11-25 19:50:21)
[icon]https://i.imgur.com/KEHX67Q.png[/icon][nick]alina starkova[/nick]если ты — свет, то тьмы не страшится даже
тот, кто в беде, в крови и холодной саже,
тот, кто виною топится и вином; тот, кто себя теряет
в себе самом.
У Алины сводит пальцы — она вздрагивает, упивается снующими по коже мурашками; они усеивают её обнажённые плечи, кусаются, немного зудят. Лик Николая кажется Алине воистину иконописным; золотые кудри блестят, у глаз — непогрешимая зелень. Правда Николай, пожалуй, даже глядя с иконы улыбался бы — его стандартный дружелюбный оскал насмешливо елозит перед глазами (мысленно Алина делает длинный тонкий разрез и улыбка у Николая на лице застывает на целую вечность). Так будет хотя бы честно, кажется ей — постоянство в притворстве тоже неплохо, особенно когда ты царь.
Голос его разливается по рукам, обвивает туманом, но на каждое произнесённое слово Алина морщится.
Никакого доверия.
Никакой помощи.
Никаких друзей при дворе.
Свет свечей в обеденном зале перестаёт успокаивать — он кажется искусственным, слабым и бледным; Алина нуждается в солнце, но за окном царит тёмная опустелость. Мрак абсолютен — на небе не блестит даже луна, хоть Алина и пытается высмотреть её, несколько долгих секунд глядя в окно.
Когда она вновь начинает говорить, голос звучит почти спокойно.
— Но я никому не доверяю.
Забавно, что признаваться в этом сейчас поразительно просто. Всё, что не касается её силы, её прошлого и Николая кажется ей не стоящим внимания и глупым; констатировать факты много легче чем размышлять о них, принимать реальность много легче чем томиться в неизвестности. Принятие у Алины получается почти во всём — всё ещё не удаётся добиться пугающего безразличия, однако она верит, что плохо старается.
— Забавно, ведь ты сам когда-то говорил мне об этом.
Пальцы Алины скользят по ткани, ногтем она разглаживает золотое на алом — борется с желанием раскатать из дивной вышивки нить.
— Никто из них не умеет призывать Свет, а значит ничем не сможет мне помочь. Зато присутствует риск, что кто-то проболтается. Я наивно надеюсь, что ни одна душа не посмеет просить Санкту-Алину об очередной цирковой демонстрации.
Собственный голос кажется чужим эхом, гулявшим по просторам замка и случайно залетевшим в зал. Право на эмоциональные привязанности она теряет год назад, однако упорно не подчиняется ему — остаётся только врать, молчать и притворяться.
— Я ценю каждого из них, Николай, однако не считаю, что обязана рассыпаться искренними признаниями. Я многое отдала за то, чтобы сейчас они жили здесь. У меня нет невыплаченных долгов.
Алина опускает взгляд на свои руки и снова видит чёрную грязь под ногтями, кровавую корку на ладонях, вздутые волдыри. Органза обращается грубым, дешёвым льном — Мальен прикусывает её шею, верёвкой стягивает за спиной запястья, дышит в самое ухо.
У кошмаров в голове Алины широкий профиль возможностей, насмехаться они любят по-разному, но Алина прогоняет, отмахивается, мысленно вторя лишь то, что ничего и никому не должна. Жизнь отчаянно хочется подчинить, но без возвращения силы это не представляется ей возможным.
Вчера под спиной Алины была пуховая перина, а неделю назад — вязкая солома; что станет она делать, если Николай решится её прогнать, Алина тоже не знает.
Дыхание перехватывает.
— Я хочу знать, как бы ты желал обставить моё.. — улыбкой она почти давится, — воскрешение. Если у тебя есть идеи, я не против обернуть это тебе на пользу.
Красота Николая — идеальный фасад. Желание содрать блестящую штукатурку, растянуть её по швам слой за слоем путается у Алины под кожей. Улыбаться ему, думая об этом, поразительно приятно. Представлять, как в её руках нечто столь прекрасное распадается на атомы, — учащает дыхание.
А прекрасным Алине кажется всё, что умеет делать Николай. Всё, что он отточил, выпестовал и выстрадал, он носит на голове как корону, распрямив спину и расправив плечи — она смотрит на его силу воли, давясь от зависти и застывая от восторга.
Не решает протянуть руки первая, но Николай всегда всё делает правильно (Алина вздрагивает, вздрагивает и улыбается) — Король Резни поднимается на ноги, что-то говорит вслух и делает к ней шаг. Комната обращается вакуумом — слушать Алина отказывается, ощущая, как стремительно кровь приливает к щекам.
Наверняка на белой коже, под сенью пепельных волос, выглядеть алые пятна будут отвратительно. Но хотя бы в тон платья, что много красивее её самой (на каждый её вздох приходится один его шаг).
Из зала выкачивают воздух.
в доме, что спит, а саван его — печаль,
в том, что финал приходит всегда, а жаль,
в том, что ты — свет, и если наступит тьма,
нужно успеть, отдать всё, что есть
в слова.
Взгляд Алина не опускает даже когда близость Николая становится критичной (ещё чуть-чуть и соприкасаться у них будут ресницы); все слова, вылетающие из его рта, — новая порция белоснежных и бесполезных бусин, от которых отказывается разум. Восприятие информации невозможно в подобной ситуации — лицо Алины вспыхивает, а руки становятся ледяными и она сильнее всего хочет отыскать на роскошном наряде карманы и спрятать их (ей не доставят такого удовольствия).
Знакомые ей фразы она, всё же, идентифицирует; заставляет себе улыбнуться, но гримаса выглядит искусственной, взволнованной и неумело приклеенной. Алина знает, что главный масочник королевства наверняка заметит столь некачественную работу. Оправдаться не успевает — губы Николая оказываются быстрее.
если ты — свет, то он побеждает страх,
ценность в молчании, в пальцах и на губах,
вечность в сомнении, вещности слов и фраз,
в том, кто снимает маску с себя
и нас.
Алина думает, что её очень давно не целовали.
Ей хочется быть разумной, но она забывает об этом. Знание того, что Николай, скорее всего, просто отвлекает от неудобной темы её внимание, она с лёгкостью отбрасывает — пусть катится в Бездну, поговорить они наверняка успеют потом. Украденный поцелуй ощущается брошенной судьбой подачкой, которую вскоре могут отобрать — как всякое хорошее, что когда-то было у неё в жизни (Алина точно не помнит, было ли, но думает, что должно).
Что-то тянет в груди, когда она отзывается, когда позволяет телу откликнуться, не удерживает лихорадочно снующее в груди сердце — Алине кажется, что она истоскована не по теплу, а по самому Николаю; хотя не уверена, вправе ли скучать по тому, кто никогда не принадлежал ей.
Запах можжевельника и древесного янтаря окутывает её, оседает на коже плёнкой; Алине хочется распробовать каждую нотку, уловить начальную и конечную, позволить им раскрыться в ней.
Святые.
Алина дрожит. Не может уследить за дыханием; хочет впиться в его камзол пальцами, но не знает, как разместить руки правильнее. Чёртов опыт поцелуев с царями в ней отсутствует — она путается буквально во всём, чувствуя, что даже дышат они сейчас в унисон (Николай выдыхает ей в губы, а она возвращает ему вдох).
Его дыхание становится для неё единственным прочным вектором, на него она опирается, ему в ритм вздымается в платье её грудь.
Присутствие Николая задаёт ритм её сердечной мышце, позволяет крови транспортировать кислород.
На мучительную секунду она отстраняется и щурит глаза, но навыков рассмотреть очередную маску не хватает (Алина не хочет думать о его искренности,
можно она подумает об этом потом,
как-нибудь,
пожалуйста).
Голос у неё тихий и хрипит.
— Я всё ещё думаю о тебе.
В этот раз она сама тянется к нему — губы мягко очерчивают линию подбородка, скулы, задерживаются на щеке. Происходит что-то безумное, но не думать Алине поразительно нравится — пусть только этот момент обратится в вечность и никогда не заканчивается.
— И сейчас думаю.
Губы она возвращает губам — если не закрывать глаз, его зелень пронизывает насквозь, кажется живым океаном, расплескивающим воды, жаждущим затопить все земные берега.
— И сейчас.
Алина не ведает, почему только сегодня готова позволить это. Ей кажется, что раньше она постоянно была занята, а может он просто никогда не оказывался достаточно близко чтобы не оставить им шанса. Горло спирает от желания произнести его имя, обращённое в ней чистой силой, насквозь пронизанное жаждой удовольствия, но она снова молчит, вбирая его вдохи, впиваясь пальцами руки в спинку стула.
Дальше — опасная, резкая, угловатая грань; Алина знает, что о неё легко порезать ладони (да и вообще всё тело целиком), и потому хочет, чтобы прыгнул Николай туда первым, увлёк её за собой, взял на руки, утащил.
(за гранью всё красное, а может быть белое, а может быть ослепительное золотое)
Она прикусывает кожу на его скуле и задыхается.
в ночи, где света ничтожно мало,
в ней тоже можно увидеть свет.
контроль. благоговейный _ упоительный контроль, который ты выпускаешь из рук [ впервые за слишком долгое время ]. чувствуешь, как пальцы нерешительно заплетаются в каком-то новом, непривычном для тебя ощущении, которое пробуждается лишь подле неё. желание чувствовать её дыхание, запечатанное в твоём собственном; желание упиваться ей, словно самым драгоценным украшением в коллекции; желание разделить с ней всё человеческие чувства, которые запретны [ сердцем думать не позволено ]. почему она стала центром твоего замкнутого круга? ты ходишь снова и снова, не в силах добраться до заветной цели. тебя раздражает, что существует в мире то, что тебе не будет принадлежать, сколько бы ты не силился.
что в ней такого особенного?
вопрос этот растворяется в её глазах, путается меж прядей её волос, блуждает между ключицами. ответ отзывается каждой чертой её лица, каждым изгибом её тела, каждым неосторожно брошенным словом, но всё они же укрепляют неизвестность. ты путаешься в ней, силясь разгадать загадку, в которой слишком много граней. тебе казалось, что ты отлично разбираешься в других людях, умело перебирая собственные маски, но сколько бы ни прошло времени - алина остаётся чем-то недостижимым. её душа, до которой ты силишься дотянуться своей рукой, каждый раз выскальзывает в свободное плавание. звонко смеётся тебе в лицо, растрескивает твоё нутро на две части и оставляет тебя. снова и снова. в гнетущем одиночестве, без малейшего намёка на свет среди кромешной тьмы. тебе хочется, чтобы солнце принадлежало лишь тебе, потому что ты король, потому что ты союзник, потому что ты друг.
но алина - не вещь, которой можно обладать.
она - не одна из тех диковинок, которыми ты попутно завладевал в морских путешествиях; она - не очередная победа в бою, данная тяжёлыми и многочисленными потерями; она - не трофей, которым ты мог бы похвалиться перед всем честным народом. жаль, что ты это осознал не сразу, воспринимая её лишь как ценное оружие. воспринимая больше её силу, чем саму алину старкову. ты сам отбрасывал её душу в сторону [ она не важна для главенствующей цели ], обнажая её силу перед подданными, показывая им, что на твоей стороне сами силы света. тебе нравилась помпезность самого шоу, тебе нравилась мысль о том, что она вплетается в твоей образ мягкой позолотой и придаёт тебе большей царственности.
тебе нравилась эта мысль; сейчас она тебе претит.
ты слишком привык разворачивать свои партии на открытых шахматных досках, расставляя свои фигуры и противников, меняя их положение постоянно, просчитывая ходы. к сожалению, дальновидность - не самая твоя лучшая черта, именно поэтому твоя стратегия несколько хромает. ты - человек, податливый импульсам _ шевелениям нити в твоей душе. поэтому решения могут приниматься как неделями, так и за несколько секунд. именно поэтому ты совершил великое множество ошибок в обращении с алиной. именно поэтому тебе так сложно было добиться её расположения позднее. именно поэтому твоя душа истекает праведной тьмой теперь. из-за собственной недальновидности. ты любишь корить себя, рассматривая свои ошибки со всех возможных сторон.
может, сегодняшний вечер ты так же рассмотришь под микроскопом позже,
взглянешь на свои слова,
на свои действия,
на её действия,
на её слова.
как художник целует твои ключицы
и рисует под ними
свои созвездия
а сейчас лишь мягко приклоняешься перед ней, задавая трепетный ритм вашим сердцам. воспоминания о вашем первом поцелуе вплетаются в новоиспечённую явь и, откровенно говоря, тот украденный был таким неправильным _ таким холодным _ таким неестественным. тобой правила расчётливость, благодаря которой ты выискал момент для показательного действа. сияющие лица подданных, взоры которых обращены на будущую королеву [ нет сомнений, что вы ] - святую! они были готовы целовать костяшки её пальцев, рассыпаться перед ней в благостных комплиментах. а ты просто разыгрывал сцену вашей любви, которая неожиданно разрослась между вами, не оставляя шансов дарклингу. ведь вместе вы неуязвимы. простому народу всегда нужна вера и надежда, которой ты щедро разбрасывался, зная, что сможешь их оправдать. однажды.
алину на троне они так и не увидели,
тогда.
но кто знает, что предвещает будущее?
ведь теперь ваш поцелуй не похож на тот, что случился в одной из деревень. сейчас её губы сами тянутся к твоим, сейчас её слова драгоценной россыпью опадают на тебя; кажется, ты готов сойти с ума от одной мысли, что чувства вдруг стали взаимны. ты страшишься ответственности, которая ляжет за это импульсивное решение на плечи вас обоих. но ничего не можешь поделать с желанием, которые воистину редко укрощаешь в своей душе, считая, что без воплощения их в жизнь - нет самой жизни. без алины нет самой жизни. твои пальцы вымеряют её ключицы, туда-обратно. вверх по шее, поднимая руку к её лицу. ты жаждешь запомнить каждую деталь этой вашей близости, поэтому не закрываешь глаз. ты внимательно следишь за эмоциями, возникающими на её лице. платье было выбрано не с этими намерениями, но должен признать, что здесь ты применил свою необычайную дальновидность. оголённая кожа её плеч, по которым ты еле ощутимо проводишь пальцами; разрез платья, прикрывающий лишь её грудь, заставляют всё твоё нутро трепетать от первородной жажды. жажды вкусить её.
- алина. - шепчешь её имя, упиваешься её именем.
прижимаешься губами [ кажется, совсем ледяными ] к горячей коже её шеи, опускаясь всё ниже и ниже. оставляешь россыпь поцелуев на тонкой линии её ключиц. тебе кажется, что вы не в достаточно удобном положении. поэтому на мгновение ты отдаляешься от неё, изучая обстановку, изучая возможности использования подручных средств. [ платье на ней безумно хочется содрать, оно мешает ]. сталкиваешь столовые приборы, тарелки, бокалы. они сейчас все не важны, они разбиваются под твоими ногами на миллионы осколков, нарушая священную тишину. но этот звук был просто необходим чтобы немного придти в чувства; а потом снова позволить им возобладать. подхватываешь её тело [ сколько она весит? она хоть сколько-то весит? ], усаживаешь её поудобнее на стол [ николай, где твоё воспитание? стол предназначен для трапез ], с минуту следишь за её глазами, за тем, как вздымается её грудь и опускается. кажется, ты забываешь как дышать. и снова опускаешься к её лицу; целуешь её щёки [ кажется, ты мог заметить лёгкий румянец, впрочем - в полумраке это сложно выяснить наверняка ], целуешь её мягкие губы, раньше ты не обращал на это внимания, но сейчас всё обострилось. и запах её тела - кажется, ты сам попросил, чтобы её ванную усеяли лепестками - смесь роз и лаванды; её губы пахнут малиновым вином, которое вы только что пили вместе. кажется, ты пропустил, когда она сделала глоток.
- мне кажется, я никогда не перестану думать о тебе. - шепчешь ты, не отдаляясь от лица. под ногой неприятно хрустит битый хрусталь, дверь на мгновение приоткрывается слугами, но тут же учтиво закрывается. - алина, не знаю, могу ли я... можем ли мы... - ты дышишь тяжело, с надрывом, тебе катастрофически не хватает воздуха, когда ты думаешь о ней в таком ключе. но ты не можешь больше ждать. мягко берёшь её руки в свои, целуешь её ладони - почти невесомо. дрожь проходит по всему твоему телу, когда ты, на мгновение, из-за полосы света, разглядываешь цельный силуэт алины. и после неловко вставленного "господин, извините...", поднимаешь руку и останавливаешь слугу.
- уберите здесь. - подхватываешь алину на руки, решая, что больше вам здесь делать нечего. кажется, ты ещё можешь получить пощёчину наотмашь, но это будет позже. преодолеть расстояние от трапезной до спальни кажется почти невыносимым, с каких пор нужно так долго идти? или тебе уже настолько не терпится? или ты уже не в силах не смотреть на неё? [ боишься увидеть на её лице нежелание ]. перед тобой раскрывают двери в спальню, ты опускаешь девушку на пол, позволяя ей, наконец, передвигаться самостоятельно. выглядываешь в коридор, кивая стражам, чтобы те двинули куда-нибудь поиграть в карты. соврать и сказать, что раньше такого здесь не происходило, будет глупо. но алина особенная.
разворачиваешься к ней, преодолевая расстояние за пару шагов. наконец, поражение чувств над разумом, которого ты так давно ждал. прижимаешь её к себе, позволяя пальцам опустить ткань с её плеч. замираешь, рассматривая её лицо, словно в нерешительности. тебе бы не хотелось, чтобы подобное происходило не по обоюдному согласию. почти упираешься лицом в её шею, шёпотом проговаривая: - одно твоё слово - и всё прекратится. - как же ты надеялся, что её желание так же сильно.
[icon]https://i.imgur.com/KEHX67Q.png[/icon][nick]alina starkova[/nick]веришь ты или нет — у любви есть обратная сторона
я к тебе прихожу не за тем чтоб попить трёхсоточного вина
я к тебе прихожу не за новым признаньем своих грехов
Алине хочется разорваться — делишь себя напополам, одну часть оставляешь с ним, вторую запечатываешь внутри во избежание эксцессов; если вера разрушится, у тебя ещё будет ровно одна вторая прежней себя (одна вторая это лучше, чем ноль). Улыбка с уст ускользает прямо в чужой рот — Алина держит глаза приоткрытыми чтобы запомнить.
Губы у Николая холодные и бледные — по коже шеи снуют льдинками, застывают на ней и обращаются инеем. Алина носит с собой изморозь чтобы её было проще сломать; лёд неизбежно растает с приходом весны, станет тонким и ломким, всё остальное искорёжится вместе с ним (тот, кто был сверху, уйдет под воду).
Алина обвивает Николая руками — вот бы утянуть его следом, научить дышать, никогда больше не возвращаться (ни обязательств, ни секретов, ни Равки). Маски в воде тоже отвалятся сами собой — Алина никогда не видела Николая без них, но посмотреть было бы интересно; что он будет говорить, как он думает на самом деле. Или может маска — просто его неизменная часть; пока жив Николай, будут живы и бумажные трафареты — расползающиеся под кожей и остающиеся в ней навек (нельзя отделить то, что тобой является; разве что взяться за нож).
Алина вздрагивает — Дарклинга ведь она отделила.
(боль была ужасающей)
Линии, проходящие насквозь — кривые; Алина то повисает на них, то пытается высвободиться, цепляясь за других пальцами. Они обращают её в решето — на теле много неровных отверстий, шрамов, его лучше никому не показывать (Алина прятала его даже от Мальена, а потом он погиб).
Некоторые из полос обнимают иссохшую кожу, некоторые — опоясывают вмятины и борозды. В Алине нет ничего отполированного и гладкого, всё усеяно лишениями (там, где раньше жил Александр Морозов, их узы и её магия, ныне зияет дыра). К ней Алина не прикасается: обходит стороной, даже не заглядывает. Николай почти добирается до неё губами, ещё не сняв с Алины платье — просто эта дыра устилает её всю, остальное легко не заметить если уж там оказался.
Алина вздрагивает, холодные губы не прекращают движения — голову она запрокидывает чтобы ему было удобнее; раньше никто не целовал её боль — раньше боль никому не отвечала.
Ещё чуть-чуть, думает Алина, и боль сменит нежность — хлынет носом, прольётся на тело равкианского царя, навсегда останется подле (даже если Николай попросит её уйти).
— Можем.
Подступившая паника сменяется невиданным спокойствием — если Николай сможет принять её вместе с телесными вмятинами, даже боль у них выйдет разделить надвое (Алина отламывает от своей кусок, вкладывает ему в рот, поцелуем скрепляет передачу); стоит поделиться хотя бы на одну ночь, перевести дух и позволить себе надеяться.
Алина хочет спросить — какова моя боль на вкус, Николай? Тебе было противно или приятно прикасаться к ней?
Ты захочешь попробовать ещё?
холод с хохотом у тебя гармоничны и славят горе
и тоскливое соло звучит в темноте, но хор
распевает вдали о счастье, тебе не вторя
Тело Алины ничего не весит — сколько могут весить выемки и борозды в том, что до сих пор живо? Если в гражданской войне ей удалось уцелеть не случайно, то вот оно — долгожданное «зачем». Алина принимает награды его поцелуями. Рукоплескания и песнопения слышатся ей в каждом сказанном слове. Все жесты Николая — проиллюстрированный молитвенник; каноны они разрушили, но вышло всё равно красиво. Если стоило жить, то для этого момента (когда за ними закрывается дверь, комната обнимает её голые плечи, но Алине совсем не зябко — жарко, волнительно, но больше не холодно).
Николай вынимает из дыр в душе и на коже снег, выгребает его горстями — там может лежать не только он; возможно, когда-то там будет много солнца и золота.
Алина поворачивается к нему — и солнце, и золото растекается на дне чужих зрачков; остаётся только подойти ближе, переступить через ворох органзы и бисера, сменить алую ткань на бледную слоновую кость. В свете свечей тело Алины почти прозрачное, но больше не пустое; раньше её не было видно без пламени, а сейчас она тянет к нему руку и свечи загораются даже у неё внутри.
Одна магия покинула Алину очень давно чтобы вторая пришла ей на смену; свет, оказывается, бывает иным (почему никто мне не рассказывал).
— Тогда мне придётся молчать, — улыбка получается лёгкой; Алина вспоминает, что когда-то могла улыбаться и чувствовать спокойствие — пусть на смену ему приходят дрожь и возбуждение, ощущать ей всё равно нравится.
Тьмы вокруг не остаётся (пляшущих теней на её горле нет, даже если вцепиться руками и пробираться наощупь) — в комнате только свет, разрезающий полумрак, мягко проскальзывающий сквозь неё (ей не больно) и устремляющийся к Николаю (она надеется, что ему тоже) — если тьма и была здесь, сейчас она покоряется и склоняет голову, отступая.
— Чтобы ты не успел передумать.
потому что есть свет, даже если морозишься от него
он настигнет тебя, даже если кричать и нестись бегом
я к тебе прихожу, чтобы выискать тот огонь
Веки смыкаются, но даже под ними непривычно светло; её кутает чем-то тёплым и мягким, дыхание Николая щекочет кожу — цепь мурашек движется за каждым его прикосновением, отслеживая перемещение (Алина запрокидывает голову, хочет помочь).
Чтобы очертить языком скулы и шею, приходится встать на цыпочки — губы потрескавшиеся, но язык мягкий (здорово чередовать). Лицевой фасад Николая — чувственный и почти что атласный; где-то должны быть неровности, точно такие как у неё — нужно только найти (искать можно всю ночь, Алина никуда не торопится).
Маски его она целует, не разбирая деталей — в каждой Николай оставляет по осколку себя, а значит каждая будет ей нравиться; пахнет везде неизменным можжевельником, мочку уха она слегка прикусывает, возвращаясь к лицу (губам, подбородку, щекам). Раньше Алина никогда не пробовала Николая на вкус, толком не знала его наощупь — ступать остаётся только интуитивно, маршруты ещё неизвестны (пальцами скользит под ворот рубашки, губами следует — в ключичных впадинах запах особенный).
Алина не помнит, что когда-то могла краснеть и мяться — всё кажется простым и правильным (она отстраняется чтобы руками найти застёжки платья); солнце не возвращается к ней под кожу потому что-то другое поселяется внутри — света от него не меньше, зато боль покидает стремительнее (сейчас Алина не помнит, что когда-то там могло болеть).
— Ты удивительный, Николай, — проговорить это кажется необходимостью. — Может, мне и правда стоило сперва уйти чтобы понять.
Ткань легко соскальзывает по телу вниз, обнимая колени и щиколотки — Алина переступает через неё, возвращая шаг (солнце под кожей греет и обещает, что боль больше никогда не вернётся,
Алина не верит — но соглашается)
Платье на полу царской спальни остаётся алым пятном
(на нём тоже расстилается солнце).
Вы здесь » BITCHFIELD [grossover] » Прожитое » safe occupation