[indent] Гарри и Джинни наблюдают за блестящими осколками, которые раньше они называли жизнью
Отредактировано Harry Potter (2021-06-13 17:21:58)
параллели, параллельно, парабеллум
Страница: 1
Тема закрыта
Сообщений 1 страница 11 из 11
Поделиться12021-06-13 17:21:10
Поделиться22021-06-15 14:49:10
Никто в здравом уме не пьет кофе в гостиной или столовой (даже если в твоем доме есть гостиная или столовая, в чертовом склепе на улице Гриммо есть и то, и другое), Джинни слоняется с чашкой по всему дому, наконец находя пристанище на кухне, садясь на углу стола, слишком большого для нее одной. Кикимер смотрит из угла явно неодобрительно, но молчит.
Джинни показывает ему язык, и эльф покорно скрывается из глаз, начиная бормотать, только пропав из зоны видимости. Джинни пожимает плечами, в кухне остается явственный запах разочарования - запах жженого сахара, едкий и приторный (хотела приготовить карамельный торт и вот - беспомощно разводишь руками, в горле першит, стоишь как дурочка, смотришь на заспанного мужчину, прибежавшего на кухню в одних трусах, вероятно, решившего, что в доме пожар, - с днем рождения, гарри).
Она могла бы пойти пить кофе в свою комнату, закрыть дверь изнутри запирающим заклятием, валяться на неубранной кровати, заваленной спортивными журналами (вспомнить, что в “Еженедельнике ловца” была статья, которую она хотела показать Гарри), вертеть чашку в руках, пытаясь увидеть в кофейной гуще какие-то знаки, но видеть лишь мутную темную жижу с крупинками кофе.
Предсказания ей никогда не давались, да никому из них - для этого нужно быть возвышенной и экзальтированной, как Лаванда Браун, томно вздыхающей и закатывающей накрашенные глаза так, что создается ощущение, что они сейчас упадут внутрь черепа, со звоном ударившись о пустую черепную коробку.
Джинни не нужны никакие предсказания, чтобы просчитать точность броска и скорость полета квоффла, и ей наплевать, в какой фазе в это время луна или в каком доме венера. И уж точно не нужно быть предсказателем, чтобы сказать: твоя жизнь - полный пиздец, Джинни, твоя гребаная жизнь это совершенный, дикий, ебаный пиздец.
Хотя бы потому, что у нее есть своя комната в доме, где они прожили с мужем несколько лет, и это всех устраивает. Они с Гарри делают вид, что им просто необходимо личное пространство, что это вопрос личного комфорта, ничего особенного, кому какое дело (ты серьезно, Гарри?)
Джинни разворачивает на столе смятую потертую бумажку - чек из магловского кафе в центре Лондона, недалеко от входа для посетителей в Министерство Магии (да ты ищейка, Джин, не хочешь в аврорат на полставки?).
Маглы печатают чеки на дурацкой бумаге, если она еще пару раз сомнет его в кулаке и разгладит снова, буквы станут совсем нечитаемыми. Джинни направляет на него волшебную палочку и шепчет заклинание, чек становится свежим и гладким, словно минуту назад вышедшим из кассового аппарата. (милая кассирша в стандартной униформе кафе и со смешной заколкой в волосах протягивает, улыбаясь: ваш заказ, приятного аппетита, приходите к нам еще)
Джинни смотрит на несчастную бумажку с ненавистью, кусая губы до крови. Она представляет, как герой второй магической войны, сильнейший волшебник современной Британии, Гарри Джеймс Поттер берет пластиковую подставку с двумя капучино стоимостью три с половиной фунта каждый, благодарит с улыбкой, поправляя очки, запихивает чек в карман пальто и выходит на улицу, ветер взъерошивает волосы, челка падает на глаза. Джинни вновь направляет палочку на чек, заклинание уже жжет губы, запекается на внутренней стороне рта: эванеско! - и останется лишь горстка пепла, смахнуть рукой со стола, сдуть серую дорожку - не обращать внимания, забыть об этом.
Внутренний голос говорит с Джинни интонациями Гермионы Грейнджер: это еще ничего не значит, Джин, он мог быть с напарником, он мог купить два кофе для себя, чтобы не ходить два раза, он мог купить второй кофе для Рона, например, это еще ничего не доказывает, понимаешь, слабая улика, да просто-напросто ерунда, если бы Гарри что-то скрывал, он бы точно не стал оставлять в кармане чек, который может выпасть в любое время и ты можешь его найти, если бы он хотел скрыть - он бы скрыл, понимаешь, понимаешь…
Понимаю, отвечает Джинни, он не скрывает, в этом и пиздец. Гермиона Грейнджер в голове затыкается.
Дверь хлопает неожиданно громко, запуская в прихожей привычный круговорот звуков: раздраженные вздохи миссис Блэк, дребезжащий скрипучий голос Кикимера, шаги, скрип половиц. Джинни слышит, как Гарри снимает пальто, вешает на вешалку, быстро проходит в кухню.
- Привет, - рука рефлекторно сжимается, чек (улика!) сминается в ладони. - Как на службе? Много народу спас сегодня? Кофе будешь? У нас только черный, молоко для капучино кончилось.
Ей кажется, что Гарри входит не один, за правым плечом идет та, кто насмешливо кривит губы в ухмылке (ну что, как мужика делить будем? - да забирай нахуй!), смотрит на Джинни сверху вниз, ощущая превосходство, опирается плечом о косяк.
Джинни в один миг становится душно, и запах сожженного сахара повисает вонючим облаком - разочарование, как составляющая их жизни. Пиздец, думает она, просто пиздец...
Отредактировано Ginny Weasley (2021-06-15 14:58:51)
Поделиться32021-06-15 16:56:43
Дом на Гриммо годится для штаб-квартиры Ордена Феникса, для семьи Блэков, для гобелена, где нет места Сириусу. Дом на Гриммо подходит устоявшимся стереотипам, боггартам в каждом втором шкафу, неисчезающей пыли и скрипящим половицам.
Гарри долго думает над тем, сможет ли он переехать отсюда. Смогут ли они с Джинни переехать, ведь уравнение его жизни включает ещё одну переменную. Джинни любит настаивать на переезде, а Гарри — любит его откладывать.
Когда смена подходит к концу, домой он не торопится. Шесть утра — дежурство закончено, Тодд перенимает эстафету и отправляется на свои сутки. В приёмной аврората — шелест бумаг и запах пудры; Гарри оставляет на столе для Лаванды, которая должна прийти позже, записку с просьбой разобраться с отчётами и недопитую кружку переслащенного чая.
У Мариэтты рабочий день начинается позже, и Гарри мнётся перед лифтом пару мгновений — даёт себе время для того, чтобы решить, заглянуть ли в её отдел. Так и не решившись это сделать, поворачивается на квадратных каблуках ботинок и идёт к выходу.
— Пачку "Нитразепама", пожалуйста, — вместо Косого переулка он заходит в аптеку — зелья и настойки он принимает в исключительных случаях, а от таблеток, думает Гарри, никогда никому вреда не было. Он помнит до сих пор, как Петунья принимала белые круглые гранулы из закупоренного пузырька. Воспоминание чёткое, яркое — так, если бы это произошло совсем недавно, скажем, не больше года назад. Фармацевт за стеклом смотрит на него рассеянно, смаргивает усталость, а позже долго копошится в ящике, прежде чем найти и выдать ему картонную коробку со снотворным. Несмотря на то, что на работе Гарри не спит в принципе, дома он заснуть самостоятельно не может. Кровать кажется неудобной, воздух — спёртым и душным, комната для него слишком огромная и пустая. За он лекарства расплачивается карточкой, чек по привычке кладёт в карман пальто. Там же находит зажигалку и непочатую пачку сигарет; стресс на работе — подходящая почва для такой привычки, как курение.
Все действия выполняет на автомате. Жухлые листья прижимает подошвой, сминает. Небо Лондона серое, затянутое тучами; высунешь голову с окна — не разберешься, ранние сумерки или полдень. В Waitrose тоже заходит потому, что делает так всегда. Маринованное мясо в плотной полиэтиленовой обёртке, банка газировки, для Джинни — микс салата (даром, что сейчас осень — в Лондоне можно достать что угодно, знать бы цену), груши, ананас (Гарри долго выбирает спелый); для занятий квиддичем нужно всегда держать себя в форме, а овощи и фрукты не требуют особых умений в готовке. Для Мариэтты — арахис в шоколаде, она так любит. Гарри отдаст ей это послезавтра, когда они встретятся в Министерстве. Все продукты, кроме арахиса (тот отправляется во внутренний карман пальто), помещаются в бумажном пакете. Одной рукой Гарри несёт его, во второй — держит сигарету.
Балансирует на бордюре, со стороны наверняка выглядит комично. Пепел от сигареты падает на воротник, пока он делает долгую затяжку.
Дома начнётся самое интересное — подбор стратегии. Действовать на автопилоте уже не получится. Если Джин спит, то пробраться к себе нужно бесшумно. Закинуться таблетками и не отсвечивать. Если нет, то стоит обязательно узнать, в каком она расположении духа. В паре всегда есть такой человек, от настроения которого зависит второй — как если бы эмоции имели свойство передаваться воздушно-капельным.
Он делает первый шаг. Дома тихо, но тишина — обманчива.
На кухне уже ждёт Джин. Гарри кидает взгляд на часы. Почти семь. Совсем не рано, она в такое время не спит.
— Доброе утро, солнце, — от того, чтобы поцеловать её в щеку, Гарри останавливает вот что: Джинни обязательно скривится и отпрянет (Ты что, опять куришь эту гадость? Хочешь и меня отравить?). Может быть, сначала отпрянет, а потом скривится. Поэтому он просто раскладывает пакет, — Ничего, могла бы сказать, я всё равно заглянул в магазин по дороге.
Как всегда.
Лишь не возвращаться сюда, где Кикимер встречает Гарри с большей радостью, чем собственная жена.
— Ну, всё хорошо, — на работе всегда всё хорошо — если он приходит живым и невредимым, значит, происшествий не было. Или ему просто повезло. Всегда одно из двух.
Ему бы хотелось, чтобы Джин интересовалась искренне, а не говорила заученные дежурные фразы — их день давно отточен до набора стандартных действий и реплик, просто иногда они идут в другом порядке, успевай вставить ответ. Он не хочет думать, что его мать ждала отца с точно таким же выражением на лице; наверное, этого и не было. Гарри не знает, он точно этого не знает, но он уверен, что этого не было.
— Что-то случилось?
Поза Джинни — напряжённая, слова — серые и обезличенные. Гарри почти свыкся с этим, но сегодня она раздражена по-особенному.
— Точно. Ты же уезжаешь сегодня. Не нужно было покупать все эти продукты, да? — он мог бы сделать вид, что не забыл об игре Гарпий, но Джинни чует ложь за версту. И они слишком долго живут вместе, чтобы притворяться. Семь лет — это ведь слишком долго, верно?
Отредактировано Harry Potter (2021-06-15 21:03:43)
Поделиться42021-06-15 20:21:07
Ей бы хотелось, чтоб Гарри принял все в шутку, ответил что-то смешное, но он отвратительно серьезен. В ее голосе тоже нет веселья, мрачный сарказм, слова сочатся ядом, становятся взрывоопасны. Каждое его слово, каждый жест, взгляд из-под очков, выпавшая пачка сигарет, купленные продукты - Джинни видит, как в воздухе мелькают искры, будто выбитые кремнем, достаточно еще одной и все здесь вспыхнет к чертовой матери. Ей хочется встать и молча уйти, но она продолжает смотреть на него пристально, ждать - чего? признания: на работе все хорошо, Джин, а еще у меня появилась другая женщина? Это было бы честно, но это не про Гарри Поттера.
Джинни снова расправляет на столе свою находку - такая ерунда, оборжаться. Она что способна устроить скандал из-за чека? Из-за купленного кофе? Такая ерунда - всего лишь последняя капля, от которой ведро воды выплескивается на пол, устраивая в комнате потоп, всего лишь соломинка, ломающая хребет мулу. Всего лишь еще одно подтверждение того, что…
- Да, ближе к вечеру, Гвеног уже прислала порт-ключ, - Джинни отставляет пустую чашку. - Игра завтра, если хочешь, я могла бы… А у тебя же смена, точно.
Они словно разговаривают с голосами в своей голове, а не друг с другом. Задают вопросы, сами же на них отвечают, придумывают оправдания за другого, входят в положение. Такая милая иллюзия семейной жизни - аж тошнит.
Наверное, дело в том, что они поженились очень рано. Люди редко проносят школьную любовь через всю жизнь, говорит Гермиона, выпивая залпом стакан огневиски и пережидая момент, чтобы выдохнуть, но такие вещи, как, ну дети, общие друзья, родственники, они объединяют, связывают… Джинни кивает и наливает по второй: эти связи тоже рвутся, но сложнее и больнее.
У них с Гарри детей нет, пожалуй, это даже к лучшему - не связывает. Точнее даже развязывает руки.
- Как думаешь, в Эдинбурге уже все закончилось? - Джинни прищуривается, вглядываясь в лицо мужа. - Ну, я имею ввиду пандемию, не хотелось бы играть перед пустыми трибунами. Или оказаться потом в карантине, как вы. Вы там, наверное, с тоски умирали… Или нет?
Джинни сочувственно качает головой, не замечая приподнятую бровь мужа: что это ты решила вспомнить события двухмесячной давности? Ну как-то вот вспомнилось, знаешь, ну не так часто аврор летит в рабочую командировку в Шотландию и застревает там на две недели, исправно посылая жене сов и патронусов. Нестандартная ситуация, вот и все.
Этот разговор похож на магическую дуэль - когда не знаешь, что полетит в тебя в следующую минуту - ступеффай или депульсо, и только успеваешь обновлять защитные чары. Гарри напрягается, Джинни ловит это напряжение, фокусируется на нем, принимает его за еще одно доказательство: ты только что подтвердил, а я ведь не была уверена.
Он мог бы разбить все ее подозрения - как смех разрушает боггарта - она бы поверила (поверила бы?). Но она собирает доказательство его измен, как нищий пьяница собирает мелочь на бутылку дешевого пойла. Запах женских духов от его шарфа, колдография Гарри и Мариэтты, выходящих вдвоем из отеля в Эдинбурге, чек на два кофе, и еще один (это прямо регулярная покупка, да ты постоянный клиент, Гарри, есть карта на скидку или купон каждый десятый кофе бесплатно?)… Она чувствует себя мерзко, копаясь в этом, но не может остановиться.
Интересно, все ли чувствуют себя мерзко, обнаружив, что жизнь дала вертикальную трещину и стала похожей на задницу тролля? Наверняка, но она не стала бы это утверждать.
- Я не люблю капучино, ты же знаешь, - Джинни встает и подходит к мужу, он слишком близко, можно взять за руку, прижаться, встать на цыпочки, чтоб прикоснуться к губам. - Не представляю, как ты пьешь эту гадость. Спорю, ты единственный человек в Англии, который любит эту взбитую молочную пену. Ужасная дрянь, да?
В ее словах столько подтекста и скрытого смысла, что они напоминают шкатулку с двойным дном, любимую игрушку русских детей - матрешку - кукла в кукле, кукла в кукле, кукла в кукле…
Ему достаточно сказать, на что ты намекаешь, скажи прямо - и дом на площади Гриммо разлетится на куски, их жизнь, которую они считали счастливой, развалится словно пряничный домик, оплывет потеками карамели и горячего шоколада. Ну давай же, Гарри, спроси, на что я намекаю…
Они так близко, словно сбежавшие на хрупкой лодке во время кораблекрушения, стоящие рядом в самом центре циклона, и ветер только усиливается, рвет одежду, заливает их вспененной морской водой. Все сложнее устоять, удержать равновесие, выдержать, перебороть, пережить…
Джинни раскачивает лодку...
Отредактировано Ginny Weasley (2021-06-15 20:30:06)
Поделиться52021-06-15 21:47:49
Гарри надоедает сражаться с монстрами на работе. Настолько, что сражаться с Джинни дома он уже не может чисто физически — только обороняться.
— Нам нужно будет как-нибудь отрегулировать наши графики, чтобы я всё-таки попал на твою игру, — это шутливое предложение каждый из них говорит с завидной частотой; Гарри никогда не подвинет свои смены, Джинни — не сможет перенести игры. Когда каждый из вас — карьерист, сложно уделить время другому.
С завязками мантии он копошится долго. Очень долго, почти непозволительно — как фармацевт, который сегодня утром искал снотворное. Гарри внимательно наблюдает за узлом, пальцы перебирают два шнурка медленно-медленно.
— Не читал газет на эту тему, — он говорит избирательно, каждое слово тщательно взвешивая. Тут Гарри точно не врёт — газеты, если и попадаются ему на глаза, так и остаются непрочитанными, — М-м, думаю организаторы уже решили этот вопрос — если бы угроза эпидемии оставалась, то игру просто перенесли бы в другое место.
Разве игра Гарпий будет в Эдинбурге? Он как-то пропустил, когда Джин об этом говорила. Иногда, для того чтобы быть услышаной, Джинни приходится дважды повторять одно и то же. Гарри справляется с завязками мантии и кладёт последнюю на спинку стула. Облокачивается об него руками.
Он мог бы подумать, что она действительно волнуется за предстоящую игру — но всё, что произносит Джинни, звучит отрешённо-спокойно. Угрожающе-спокойно. Джинни вообще не привыкла волноваться. Вместо этого сейчас волнуется Гарри и невольно сглатывает ком в горле.
Шотландия запомнилась ему прибережным воздухом, крутыми утёсами и полной изоляцией от внешнего мира — одинокий остров в заливе, обособленный дом на краю острова. Правда, обёрнутая в ложь. Полуправда. Полуложь. Гарри делится с Джин осколками — угадаешь, что из этого было по-настоящему? Блефует, конечно, он бы никогда не посмел предложить Джинни этот спор.
— Я был не в Эдинбурге, милая, — мягко поправляет он, хотя Джин, в сущности, и не ошибалась. Эпидемия драконьей оспы захватила разом не только отдельные островки на западе и северо-западе Шотландии, но и прошлась по остальной части страны, — И, да, тоска смертная, — кривая улыбка красуется на лице, уголок рота будто поддели невидимым крюком, — Особенно без тебя, — поспешно.
Мариэтта в рассказах Гарри не появляется — только знакомый или по работе. Они не ведут переписки, не общаются за пределами Министерства (если не считать прогулок в обеденный перерыв), у них нет ничего общего — как у Гарри и Джинни. Кольца на безымянном пальце, например. С гравировкой с внутренней стороны "навсегда". Со стороны Гарри действительно нет никаких промашек. Он не заводит служебные романы (он до сих пор помнит, как Лаванда на первых порах их совместной работы стреляла глазками, закидывала нога на ногу), не заводит вообще никаких романов на стороне — есть только Джинни, её недовольство, общие обиды, которые они умножают вместе.
Работа, ловит себя на мысли Гарри, даётся легче.
За её движениями он наблюдает зачаровано — вот Джинни подходит близко-близко, смотрит глаза в глаза. Он поднимает руку и дотрагивается тыльной стороной пальцев до её щеки, с губ едва не срывается: "Я скучал". Больше подойдёт "я скучаю", потому что речь идёт не только о его сменах или её поездках — Гарри и Джинни разделяет то, что гораздо страшнее расстояния. Гарри скучает по ней, по тому, что было раньше, по ожиданию, по всему тому, что до.
Ожидаемой электризации не происходит — движение остаётся просто движением, машинальным и роботизированным. Щека Джинни напрягается, на скулах играют желваки.
— Что? Да, дрянь ужасная. А ещё я курю и ем транс-жиры, не обгоню тебя на метле и точно буду медленнее в беге, — о чём она говорила? Кофе, да, правда. Кофе. Но и она сама его пьёт — говорит, помогает взбодриться. Джинни часто его попрекает — дурные привычки, не те манеры. Когда-то она спросила в порыве ссоры "Кто тебя воспитывал? Волки?". Зажала рот рукой, глаза округлились, стали стеклянными. Последовавшее за этим извинением никак не помогло — Гарри запомнил обиду надолго.
Гарри Поттер никогда не говорит о том, что бросит (курить, Джинни, работу, лгать — вставьте нужное по смыслу слово). Выгравированное на кольце слово вшивается в его кожу, получается — адгесван.
Объятия получаются скомканными — Джинни отстраняется. А Гарри задумывается, рефлекторно или нет? Если отстраняться от него входит в её привычки, то стоит ли подходить ближе? Её колючки не кажутся Гарри такими острыми, как было раньше (или это тоже входит в его привычку — не замечать неровностей семейной жизни).
— Джин, что-то случилось? Это из-за игры?
Вспомнить бы, с кем завтра у них игра! Может быть, неудобный соперник? Или важный матч? Когда она об этом говорила?
И последнее, что должно звучать по-взрослому и очень серьёзно:
— Ты хочешь поговорить об этом?
Поделиться62021-06-18 20:18:45
Темная территория, заполненная ловушками, призраками, оградительными заклятиями, каждый шаг - угроза попасть в капкан, каждый жест - шанс наткнуться на боггарта, каждое слово - и…
Гарри идет осторожно, петляя, обходя препятствия, ловушки разочарованно захлопываются за его спиной, призраки растворяются в воздухе, чудовища закрывают голодные пасти. Джинни почти восхищается: он уверен в себе, бесстрашен, кажется, он действительно верит в то, что говорит, в каждое свое слово.
Они уже забыли, как это - жить друг без друга. Как это - иметь только свое тело или только свой шкаф, только свое одеяло, только свои интересы. Они знают, сколько сахара другой кладет в кофе, читают на двоих одну книгу - он чётные страницы, Джинни нечетные. Делят десерты на три части: две ей, одну - Гарри. Всё друзья привыкли к тому, что они заканчивают друг за друга фразы и всегда понимают друг друга, они всегда на одной стороне.
Они оба считают, что им пока ещё рано заводить детей. Её дыхание подстроилось под его, а его сердце поймало её ритм и стучит в унисон. Кто-то третий даст сбой.
Джинни внимательно смотрит, как Гарри строит фразы, обходит намёки, избегает столкновений. На глазах у Джинни растет карточный домик его полуправды, недолжи - пиковые валеты, бубновые короли, червовые дамы - можно просто дунуть и все развалится, а можно поднести спичку…
Она отворачивается от него, легко выходя из псевдообъятий, есть такой дурацкий вид объятий - заученные движения, холодные, механические - привычные - а стоит повести плечами, сделать шаг назад и рассыпаются. Он не пытается ее удержать, она не старается остаться.
- Не говори ерунды, - кажется, звучит резко, нет, вроде как всегда.
Матч с Уимбурнскими Осами явно не то событие, к которому применима фраза “что-то случилось”, они с начала сезона плетутся в самом низу турнирной таблицы, и встреча с ними больше походит на проходной товарищеский матч, чем на серьезное противостояние. Гвеног шутила, что они могли бы поехать в Шотландию без ловца, Джинни сказала, что тогда уж лучше без вратаря.
Джинни прикусывает язык на мысли, что Гарри должен был бы это знать, он всегда следил за чемпионатом Великобритании. До некоторых пор следил, напоминает себе она, сейчас ему абсолютно одинаково насрать и на тебя, детка, и на твой местечковый чемпионат - на глаза падает красная пелена, разрываемая всполохами от следующей фразы, звучащей так же фальшиво, как плохо прописанные диалоги в магловских фильмах. Его чертовых магловских фильмах.
Чертовых.
Магловских.
Его.
- Что если да, Гарри? - наклоняет голову Джинни [вокруг все горит горит] - Я хочу поговорить об этом. О всегда несовпадающем рабочем графике, о любви к капучино, о квиддиче. О так невовремя начавшемся карантине, закрывшем тебя на острове на две недели. О, - она делает паузу, пока в его глазах разгорается ответный огонь, языки пламени все выше, все опасней. - Мариэтте Эджком…
Взрыв. Темнота. Тишина. Они оглохли и ослепли. Карты разлетелись, подхваченные ураганом, на лету чернея, сморщиваясь, превращаясь в пепел и сажу. Все, что Гарри заботливо строил из недомолвок, отмазок, оправданий, переходящих во вранье, в момент уничтожило всего лишь названное имя.
Джинни сглатывает слюну, как глотают обиду, хмурится - точка кипения становится точкой невозврата. Имя Мариэтты звучит как непростительное заклинание, как Авада Кедавра, выпущенная прямо в лицо, ей кажется, Гарри даже пошатнулся. Ну что ты, тебе не впервой выживать после смертельных заклятий, а мне?
Джини садится за стол - ноги отказываются держать, из тела просто вынули позвоночник, оно оплывает кучей мяса, ни тебе прямой спины, ни развернутых плеч, ни дерзкого взгляда. Одно лишь слово (имя!) - и она на другой стороне пропасти, сидит спокойно, дышит ровно и размеренно. Дыхание у Гарри такое рваное, будто он задыхается. Мы знали, что появление третьего приведет к сбою, просто думали не об этом…
Мама как-то сказала, что они дети войны, прошедшие через боль и потери, привыкшие засыпать с волшебной палочкой в руке, выучившие протего раньше других заклинаний. У каждого в сумке безоаровый камень и настойка бадьяна, они променяли косметические чары на охранные, у них в обойме привычный набор атакующих проклятий. Они научились колдовать без палочки, но выходит лишь остолбеней и петрификус тоталус.
Мы дети войны, соглашается Джинни, нам не выжить в мирное время. Все эти странные вещи, типа семья, работа, карьера - мы не понимаем, что с этим делать, Гарри. Я играю в квиддич, потому что не умею ничего, кроме как летать на метле и отправлять квоффл в кольца соперника, я вечная пятикурсница на матчах Гриффиндор - Слизерин, и только там я чувствую себя живой. Ты строишь карьеру в аврорате, потому что лучше всего умеешь защищать других, бороться с Пожирателями смерти или какой-то еще заразой, тебе легче провести сутки на дежурствах под градом заклинаний, чем сказать жене о том, что у тебя появилась другая женщина. Как быстро мирная жизнь убьет нас - разделит, расплавит, растерзает…
- Начистоту, Гарри, - Джинни больше не нужно на него смотреть, все вокруг подернулось пеплом, покрылось сажей и копотью, кажется, они оба проиграли. - И можешь перестать называть Мариэтту таинственным словом “это по работе”. А то будто Волдеморт, вторая версия - Та-кого-нельзя-называть, - шутка выходит едкой, не смешной, не шутка - капля яда на острие, срывается, прожигая дыру в столешнице, - Уже можно.
Поделиться72021-06-18 21:21:37
Груши выглядят искусственными, восковыми — сгодятся для натюрморта, но не для настоящей кухни. Сцена на кухне выглядит слишком театрально, чтобы быть правдой — сгодится для постановки, но не для настоящей жизни.
Когда Гарри Поттер думает, что он всё держит под контролем, "всё" решает вмиг рассыпаться и растрескаться.
— Я не... — не думаю, что это хорошая идея, не знаю, как это объяснить (исправить), не уверен, что понимаю, о чём ты говоришь.
Его тактика обороны очень простая. Если ничего не было, то и смысла обороняться нет. Гарри кажется неправильным, неестественным то, что имя Мариэтты произнесла именно Джин — ведь он ей эту тайну не доверял. Обида (простая, детская, глупая — я не сделал ничего плохого, почему ты кричишь?) поначалу душит, и Гарри думает, что право на неё (на обиду) имеет только он.
Он так и стоит, подняв правую руку, согнув пальцы, будто собирается кинуть невербальный магический пасс, раскрыв рот, так и не закончив фразу.
Дважды моргает. Если притвориться, что он не услышал, может, так и будет?
— Что именно ты хочешь услышать? — руки скрещивает на груди. На Джинни старается не смотреть — ходит из стороны в сторону, как загнанный в клетку зверь. Кухня вмиг становится крохотной, воздуха не хватает. Это Гермиона превратила безразмерную комнату в закрытую коробку.
И как много ты знаешь?
Гарри точно не мог проболтаться (разве что во сне, но и это вряд ли — с ночными разговорами успешно справляются две таблетки снотворного), а больше никто и не знает. Ну, аврор в Арране, но какое он имеет отношение к Джинни? Вздор да и только. Не знал Рон, Мариэтта бы не пошла к Джинни.
— Я не... — мышцы отказывают работать. Он с трудом сглатывает для того, чтобы произнести: — Я не сделал ничего плохого, — выходит жалко, голос садится. Выходит даже жальче, чем планировалось изначально.
Ворот рубашки Гарри отдёргивает.
— Не было ничего, за что мне могло быть стыдно.
Джинни будет задавать вопросы за вопросом до тех пор, пока ему не станет тошно. Она успешно с этим справляется уже сейчас, а Гарри не может понять, при каких обстоятельствах она узнала о существовании Мариэтт? Вся его мысленная деятельность направлена на лихорадочный поиск объяснений того, как Джинни стало известно о карантине, который он провёл не один.
Он не будет обороняться.
Джинни, конечно, не поверит его словам.
Он хочет закурить прямо здесь, потому что чувствует острую потребность; этот разговор не приведёт ни к чему хорошему, так есть ли смысл сдерживать себя?
Взрослые люди встречаются с проблемой. Что они делают? Решают её? Проговаривают вслух претензии? Гарри Поттер зарывает голову в песок и отказывается действовать дальше, лобовая позиция "я не виноват" обречена на провал в самом начале. Джинни Поттер смотрит на него, готовая выплюнуть следующую претензию в его лицо.
В Гарри вскипает злость — Джин сама решила залезть туда, куда её не звали. Эта злость — закономерная.
Поделиться82021-06-19 21:32:41
Ты охуел? Джинни морщит лоб, припоминая, матерится ли она при муже, и если да, то когда это было в последний раз, а если нет, то, кажется, самое время начинать.
На тренировках с этим проще - Гвеног разговаривает матом, тренер разговаривает матом, сама Джинни говорит исключительно матом - все друг друга понимают с полуслова. Она уверена, что мат - это универсальное средство понимания, это упрощение языка до обезличенных символов, находящее моментальный отклик в нейронных связях, это то, что передается на генетическом уровне и впитывается с молоком матери, даже если твои родители никогда в жизни при тебе не матерились. Если бы учебники по трансфигурации писали матом, все студенты сдавали бы СОВ только на “превосходно”.
- Ты совсем охуел, Поттер? - говорит она. - Тебе что пять лет и ты оправдываешься перед тетушкой за стихийный выброс магии? Я не сделал ничего плохого, оно само, - Джинни передразнивает его, рот перекашивается от злости. - Ты сам себя слышишь?
Это слишком, она бьет по самым больным местам, по открытым ранам, напоминая ему о детстве, проведенном с ужасными родственниками, жизни в чулане под лестницей, самом худшем времени жизни. Она берет всю его беззащитность, всю его уязвимость, все доверие - и оборачивает против него. Срабатывает не хуже круцио - Джинни кажется, что ему недостаточно больно.
- Несколько месяцев ты встречаешься с Мариэттой Эджком, - продолжает она. - Проводишь с ней чудесный двухнедельный отпуск, пьешь кофе после работы, покупаешь подарки… Знаешь, как это называется, Поттер?
Он знает, как это называется - это слово написано у него на лбу так же ярко и четко, как пурпурные прыщи на щеках Мариэтты, складывающееся в слово “ПРЕДАТЕЛЬНИЦА”. Как иронично, да вы нашли друг друга, Гарри.
Его лицо она может читать как открытую книгу, мысли проступают, словно строчки на пустых страницах дневника (том, кажется, я схожу с ума, у меня провалы в памяти, что мне делать, том?): как Джинни узнала об этом, кто рассказал ей, что еще она знает…
Джинни смеется: блять, Гарри, тебя на самом деле воспитывали волки, язык социальных конструктов для тебя как иностранный, ты не осознаешь простой вещи, что женщина всегда замечает появление кого-то третьего в паре, даже стараясь обмануть себя, чтоб не портить отношений, предавая себя - она все равно не может не видеть, не чувствовать, не понимать, а ты все еще стараешься не запалиться, но это как провалиться в полынью и цепляться руками за лед, хрупкий и ломающийся, ты же сам видишь, это конец, Гарри....
- Я рада, что тебе не стыдно, - сухо говорит она. - Спасибо, что хоть тут честен. Или ты считаешь, что обвинения беспочвенны, Поттер? Может, я все придумала? И нет никакой Мариэтты, и не было никогда, всего лишь тупая Джинни Уизли ебанулась от ревности, накрутила себя какой-то хуйней, а ты ни при чем и, конечно, ни с кем не встречаешься, не ждешь никого после дежурства и не покупаешь никому шоколад. Впрочем, это легко проверить, - взмах палочкой настолько четкий, что Флитвик бы дал десять очков Гриффиндору. - Акцио, плащ Гарри!
Пальто прилетает прямиком к ней в руки, Джинни встряхивает его над столом, пакетик с орехами в шоколаде выпадает и рвется, орешки рассыпаются словно бусины из порвавшегося колье - черные жемчужинки стучат по столу, падают вниз, разлетаются по полу. Джинни давит один ногой - раздается хруст, будто раздавила жука - она кривится и бросает плащ на стул. Еще одно доказательство, как будто оно ей было нужно, как будто еще одного кусочка в этом пазле ей не хватало - теперь-то картинка полная, верно?
О чем она думала, затевая весь этот разговор, прижимая Гарри к стенке, загоняя в угол - не уйти, не отвертеться - о том, что Гарри Поттер сейчас все расскажет, во всем признается, раскается и попросит прощения? Будет умолять ее на коленях, осыпая цветами и поцелуями? Ты действительно очень тупая, Джинни, если думала именно так.
Или это просто конец? Вот такой прозаичный, нелепый, до чертиков обычный эпилог их истории. Без жили они долго и счастливо, без умерли в один день, без двух голов на одной подушке, прижатых друг к другу тел, без счастливых улыбок и слез в уголках глаз, провожающих старый паровоз, увозящий детей в Хогвартс…
Кто бы мог подумать, что все закончится разборками на кухне - когда идешь в белом платье, сжимая руку отца, и диадема тетушки Мюриэль переливается в твоих волосах каплями весенней росы, когда друзья забрасывают ваш путь лепестками роз и рисом, когда ощущаешь, как палец охватывает золотое кольцо с выгравированной надписью “навсегда”, впечатываясь в кожу, заставляя сердце замирать - уж точно об этом не думаешь.
Их навсегда оказалось слишком краткосрочным. Как срок годности у молока для капучино.
Поделиться92021-11-10 14:32:06
Стратегия выживания последних нескольких лет — не зли, и к тебе не доебутся.
Гарри думает, что это вполне удачный выбор; но не злить Джинни у него всё равно не получается. Все усилия оказываются напрасными, она всё равно кричит. Крик оказывается самым страшным, самым пугающим её оружием. Почти как игнорирование, почти как отрешённость и холодность.
Что она знает? Как много ей известно? И откуда? Откуда откуда откуда откуда Джинни всё знает?
Мимолётная мысль. Возможно, он и вправду охуел.
Гарри и Джинни Поттер наблюдают за тем, как на их кухне умирает любовь. Быстрый взгляд на наручные часы. Девять ноль девять — констатация факта смерти. Гарри подпинывает ногой ещё не успевший остыть труп.
— Да ничего! И не было, — по крайней мере, если бы они с Мариэттой переспали тогда, ему было бы не так обидно сейчас, — Что мне нужно было сделать раньше? — арахис, чёртов, тупой арахис, от которого потом руки становятся липкими, раскатывается по полу с глухим стуком, — Привет, Джинни, мне кажется, мы и не муж и жена вовсе? И у нас не семья, а просто? Так? Проживание?
На Площади Гриммо, 12.
— И чтобы — что?
Он представляет картину — он действительно ей это сказал раньше. Не такими словами, не таким тоном (злым, грубым, в этом тоне нет страха потерять человека, когда ты говоришь таким тоном, то не опасаешься, что человек уйдет, обидится или заплачет — тон гавкающий, тон собачий). Спокойно, чётко и с расстановкой. С облегчением бы понял, что Джинни испытывает то же самое. Хоть в чём-то они сойдутся. Поговорили бы они долго, к концу разговора бы пришли к тому, что поторопились, наверное. Со всем. Не поняли друг друга изначально. Простили бы, если было за что прощать.
— Чтобы это всё кончилось?
Ему бы этого хотелось.
— Я не изменял ни тебе, ни нашему браку, — хоть бы об этом не узнала Молли, Господи, пожалуйста, первым делом нужно успеть ей сказать всё, как есть. Её разочарования он точно не перенесёт.
Гарри Поттер не привык, что кто-то думает о нём плохо.
От одного предположения о том, что Джинни теперь считает его (лжецом) хуёвым человеком, становится тошно.
От Джинни не скроется — он теперь не отрицает ничего. Были и ожидания после дежурств, и шоколад, и встречи после работы. И во время работы. Джинни подсматривает в замочную скважину за чужой (за его) жизнью.
— Что ты хочешь от меня услышать? Что?
Поделиться102021-11-12 21:14:25
В какой момент все заканчивается? Вот минуту назад руки еще хватали полные горсти, просыпали сквозь пальцы, набирали в ладони - и вдруг уперлись в звенящую пустоту.
Джинни представляет себе профессора Снейпа, снимающего баллы с Гриффиндора - десять за опоздание, двадцать за выкрик с места, за неправильно сваренное зелье, за опрокинутый случайно шкаф с ингредиентами, за забытую домашнюю работу, за то, что ты самая умная и бесишь, пятьдесят за то, что ты мне просто не нравишься… Рубины исчезают из огромных песочных часов, Джинни бы хотелось, чтобы они пропадали с хлопком, как ягоды клюквы, пачкая стекло красным, но они просто испаряются, пока на дне не остается ни одного. Профессор Снейп стоит перед часами в недоумении и замешательстве - с факультета нельзя больше снять ни одного балла, все закончилось. И неважно, кто победил, это конец.
Ее не покидает ощущение, что Гарри говорит не с ней, отвечает не на ее реплики, они доходят до него с опозданием на несколько минут, часов, дней, у него нет ответа, он был не готов к этому разговору, и где-то внутри он ведет совсем другой диалог. Становится все равно, но Джинни слушает эту речь, обращенную не к ней, все эти выяснения отношений затеваются вовсе не целью их действительно выяснить. Ну выяснили, правда, что дальше? Джинни хмыкает, поднимая глаза на Гарри, не узнавая его в этом странном человеке, который говорит рваными междометиями, отвечая на вопрос вопросом, переходя из позиции обвиняемого в позицию обвиняющего. Давай, еще скажи, что это все для того, чтобы спасти наш брак. Ей противно и мерзко, она брезгливо морщится.
Как странно, что первое, что приходит на ум парням, это самая тупая в мире фраза: ничего не было. И под этой фразой они, конечно, имеют в виду, что не переспали, не удалось как-то или не успели, что он не снял грязный номер в Дырявом котле или в паршивой гостинице в Хогсмите, не затащил туда Мариэтту Эджком и не оттрахал на скрипучей железной кровати так, чтобы она орала как кошка, вцепляясь ногтями ему в спину, а после они бы, смеясь, мазали царапины бадьяном и пили сливочное пиво из одной бутылки на двоих. Говоря ничего не было, Гарри держит в голове именно это, потому что совместные прогулки и посиделки в кафе, разговоры, поездки, шоколадки, комплименты как бы не в счет, если не было секса. Если ты не вдул. Не вставил. Не выебал.
В пятнадцать лет было несравнимо проще, думает Джинни. Любая мелочь могла стать поводом для ревности, его и искать не надо было. Пошли вместе на квиддич, объедались сладостями в Сладком королевстве, дала списать эссе по защите от темных искусств, засиделись в библиотеке, драили котлы у Снейпа на отработке - этого достаточно. Был замечен в кафе мадам Паддифут - виновен. Пригласил на рождественский бал - подписал себе приговор. А сейчас предъявить нечего, если у тебя нет колдографий, подтверждающих, что вдул, вставил, выебал - какой извращенец бы додумался делать подобные колдографии - или ты не застал никого с голой жопой в самый ответственный момент, то остальное не считается. Хоть собери коллекцию чеков из магловских кафе.
Джинни разжимает руку, мятая бумажка падает на стол.
- Эванеско! - равнодушно говорит Джинни, направляя волшебную палочку, усмехается и делает еще один взмах. - Репаро!
Чек-улика скукоживается, ярко вспыхивает и гаснет, оставляя кучку пепла. Конфеты собираются в пакетик, плевать, что с пола и что она бы их точно не стала предлагать любимой девушке. Ей хочется оставить здесь все нетронутым.
- Все кончилось, - эхом отвечает она и встает.
Идиотская ситуация, она должна была кричать, бросать ему в лицо обвинения и оскорбления, требовать оправданий, извинений, они оба должны кричать. Она же начинала этот разговор именно для этого - доказать, вывести на чистую воду, загнать в угол. Сказать со злой усмешкой: ну что, гожусь в авроры, а, Поттер? Но в часах пусто - не осталось ни одного рубина, нечего снять - слова засохли и умерли, потеряли всякий смысл. Она не хочет ничего слышать, не хочет ничего знать, привет, взрослая жизнь, ты на редкость хуевая.
Теперь она не замечает его реплик, его скрещенных на груди рук - оборонительная закрытая позиция, Мерлин, как глупо. Думает ли он о том, как сказать об этом маме и Рону, или ждет, пока Джинни наконец свалит, чтобы отправить патронуса Мариэтте. От этой мысли во рту появляется едкий вкус жженой карамели, она сглатывает подкатившую тошноту. Чертовски унизительная ситуация. Пятнадцатилетняя Джиневра Уизли никогда бы не попала в такую, рыжая бестия, разбивающая сердца, по заявлению Майкла Корнера, и просто заноза, по словам Дина Томаса. Она бы так не вляпалась. Если бы у Джинни был маховик времени, она бы махнула в прошлое и сказала пятнадцатилетней себе: никогда не связывайся с мудаком Поттером, слышишь, никогда.
Она качает головой, когда он снова говорит об изменах.
- Гвеног ждет, - она кивает на лестницу и быстро поднимается, изо всех сил стараясь не бежать, как будто за ней гонится разъяренный гиппогриф, спускается уже с чемоданом. - Прощай, Поттер.
Порт-ключ привычно дергает вверх, слова теряются на вдохе. Она думает, что, по крайней мере, избавит Гарри от демонстративного сбора вещей, когда из ящиков вываливается все подряд и комната напоминает поле битвы за каждую памятную вещицу. В этом нет никакого смысла, когда есть домашний эльф, который бережно упакует все необходимое в коробки, картонки и пакеты, и доставит по нужному адресу. У Джинни пока нет такого адреса, но это точно будет не Нора. Она закусывает губу, понимая, что маме непременно расскажут все еще до того, как Джинни вернется из Эдинбурга.
Отредактировано Ginny Weasley (2021-11-12 22:07:34)
Поделиться112021-11-12 22:32:18
В какой-то момент Джинни превращается из понимающей и заботливой в жесткую и неуступчивую женщину; когда это происходит, Гарри заметить не успевает — наверное, он тогда был на дежурстве. Наверное, Джинни была в разъездах, сидела на чемоданах, удерживала в одной руке чехол с метлой, а на другой была повешена дорожная мантия.
Гарри так и не дожидается ответа на вопрос — Джинни мажет заклинаниями (но все мимо него; зря), разговаривать будто и не собирается больше. Мажет взглядом по нём, но уже без всякого интереса. Всё, что хотела, из него вытрясла. Дожала. Ощущение, что он оправдывается ни за что, до сих пор не покидает.
Звук её шагов, взбирающихся по лестнице. Джинни Поттер оставляет после себя брошенное на стол пальто с вывернутыми наизнанку карманами, кухонный стул, стоящий теперь криво (Гарри поправляет), ощущение незавершённости, неудовлетворённости.
Гарри думает — это всё? Конечная станция?
— Да блять... — лицо прячет в загрубевших ладонях, волосы взъерошивает. Даром, что расчёсывался перед приходом домой. Его отражение из надтреснутого авроратского зеркало смотрело криво, не улыбалось, ждало чего-то.
Больше года (двух или даже трёх?) Гарри шёл домой в надежде, в ожидании, что Джинни там не окажется. Задержалась с подругами, на тренировке, тренер попросила отработать приёмы, Гермиона выдернула сходить куда-то, Молли позвала в гости. Куда угодно. Иногда так и было, иногда Джинни была дома. Приветкакделакакработа, нормальноатвоя. Ничего кроме, ничего, выходящего за рамки.
Воздушный шарик проткнули тонкой иглой, теперь ничего нет, только тусклые ошмётки. Он выдыхает.
Она спускается снова, а слова всё никак не идут — вопрос не хочет быть задан вслух. А ответ словно и не нужен.
Чёрным по белому пишется в их истории: проёбано с отчаянной лёгкостью почти без усилий.
Стоило только раздасться хлопку от порт-ключа, как он понимает — Джинни здесь больше не появится, как будто ей только и нужен был повод для того, чтобы навсегда покинуть площадь Гриммо.
Спать не хочется совершенно (таблетки на сегодня не помогут). Гарри будет ждать следующего дежурства, объяснений Джинни, момента, чтобы наконец-то заплакать наяву, а не во сне. Слёзы не идут, слова не идут. Мысли застревают в голове, перебираются медленно-медленно. Мариэтта, Джинни, Джинни, Мариэтта... В сущности, какая разница, кого выбирать из них?
Выбора всё равно уже нет.
Гарри будет слоняться по дому, наступать на скрипучие половицы, открывать все окна, которые можно открыть — впускать осень, выпускать запах Джинни.
Октябрь сворачивается на его ладонях послушным и преданным псом. Запах жжёной бумаги от чека раздражает слизистую носа, Гарри чихает и кашляет. Даже в таком виде эта бумага не разложится и через сто лет — в известном смысле Гарри ей даже завидует.
Уличные лондонские фонари, выстроившиеся стройно вдоль дороги, продолжают светить.
Эта смена оказывается слишком долгой. Но, кажется, Гарри Поттер её уже сдал.
Тема закрыта
Страница: 1
