гостевая
роли и фандомы
заявки
хочу к вам

BITCHFIELD [grossover]

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » BITCHFIELD [grossover] » Прожитое » time passes by


time passes by

Сообщений 1 страница 30 из 61

1



https://forumupload.ru/uploads/0019/e7/78/1806/43130.png

[indent]  [indent]  [indent]  [indent]  [indent] johnny x alt


Отредактировано Alt (2021-02-19 15:39:13)

+3

2

Город стремительно растворяется в окрашенной в ночную синеву неона дорожной пыли. Остаётся где-то позади маячить призраком. На какой-то момент складывается ощущение, что, как ни старайся, сбежать не получится. Стащенное с парковки авто не слушается, тянется обратно магнитом будто, красноречиво давая понять, что все их попытки — бег в никуда.
Чтобы ракета покинула пределы Земли, разорвав к чертям силы гравитации, нужно что-то мощное, поэтому Джонни со всей силы вжимает педаль газа в пол. Так, будто бы это действительно имеет значение. Так, будто бы и правда он может как-то повлиять на происходящее. Заставить костяшки домино падать со сверхзвуковой скоростью.
Город окончательно исчезает из отражения в зеркале заднего вида, Джонни сжимает руль крепче, до лёгкого поскрипывания обивки. Мигает на прощание какой-то неоновой вывеской рекламой и пропадает в зияющей песчаной пасти.
Хочется выдохнуть расслабленно, но, чёрт возьми, как же рано.

Радиоприёмник разрывается на полной мощности, хрипит на отдельных моментах, откровенно не справляясь с энергетикой исполнителя и гитарными рифами. Тачка хоть и крута была с виду, по начинке — шлак полный. Тот, кто вбухал столько эдди в магнитолу — корпоратский дегенерат, не иначе, потому что иначе бы сразу понял, насколько сильно проебался.
Мысли бьются о стенки сознания роем разбуженных аляповатых мушек. Долбятся, отправляя куда-то в далёкое прошлое на захватывающее мгновение.
Когда-то давным-давно он мечтал о чём-то подобном. Когда тебе нет и тринадцати, а ты рассматриваешь постеры с героями боевиков или пролезаешь на киносеансы зайцем, всё приобретает налёт дикой романтики. Вот и ему казалось, что неимоверно круто — катить по опустошённому шоссе на всех скоростях, выжимая из механической лошадки весь её максимум; орать в унисон с каким-нибудь популярным челом из радиоэфира и, конечно же, до потери пульса целоваться с жгучей красоткой на заднем сиденье.
Чего он не мог представить, так это войну, которая внесла свои коррективы. Только не учла, что Джонни окажется упрямее.
Это было несколько жизней назад. И своих. И чужих.

Шоссе? Есть.
Тачка? Не своя верная малышка, а какое-то корпоратское корыто, которое неплохо было бы бросить у первой же заправки и пересесть на что-то менее приметное. Но…есть.
Красивая девчонка на расстоянии вытянутой руки? Есть. С этой мыслью всё ещё нужно свыкнуться, перестать бросать взгляды на Альт, сидящую рядом. Нереально живую, нисколько не похожую на прежнюю себя, — да и с чего бы, тело-то другое совсем, — но это и не нужно, ведь он никогда не сможет её с кем-либо перепутать. А лицо — всего лишь маска, это всем известно.
Только вот помимо старой и крутой песни вперёд гонит ещё и желание спрятаться. Непривычное, неправильное по своей сути, будто бы и вовсе инородное. Необходимость уйти — прямая отсылка к решению, принятому вечность назад.
Дезертирство? Чёрта с два. Простая перестановка фигур на поле. Чужая безопасность — приоритет.
Столько всего изменилось и ничего не поменялось одновременно.
Авто всё так же гонит по шоссе, время от времени раскидывая во все стороны песок и мелкие камешки, что со стуком отбиваются от дверей и стёкол машины. Музыка гремит, заглушая все ненужные мысли и сомнения.
Его правая рука тянется и накрепко сжимает её левую.

Ещё несколько часов в пути. Чтобы подальше: от чужих глаз, от неспящего ока Найт-Сити и всех его власть имеющих. Мотели пролетают стремительно мимо — останавливаться в них небезопасно. Нужно что-то совершенно иное, поэтому сворачивает с главной дороги в какой-то момент, отправляя тачку качаться на пустынных волнах и мусорных ухабах.
Переждать до утра под звездами и рвануть дальше, чтобы потом просто ждать.
Охуенный план. Охуенно отвратительный, как и все до него. Но, главное, чтобы сработал.
Как ты?
Тупой вопрос для того, кто последнюю половину века провёл по ту сторону Заслона. Нет, скорее, для того, кто последние пятьдесят лет должен был чувствовать примерно ничего.
Страшно ли ей? Непривычно ли снова быть среди живых? Он не знает и не хочет спрашивать. Это кажется лишним.
Хочешь спать? Можешь лечь на заднем, если что, а я повезу нас дальше.
В голове — множество других вопросов, более важных. Злится ли она? Скорее всего. Скучала ли? Лучше и не спрашивать. Что вообще происходит в её голове? Нет, он не для того обзаводился новым телом, чтобы так глупо помереть от неправильно и не вовремя заданного вопроса.
Или можем отдохнуть.

+3

3

искин живет по справочнику - самосозданному и неполному; с первой секунды телесности подчиняется правилам, которые удается формировать в азы поведения. человеческий мозг живет на ограничителях, скорость усвоения информации затормаживается в несколько раз, и время тянется слишком медленно. дорога - пустая - кажется бесконечностью, обрывком кода, обремененным на перманентное повторение; альт не может понять.

пустота вопреки визуальному представлению: большая часть предметов не носит в себе информацию, существует без наполнения - бесполезные декорации. создается для эстетического наслаждения, побаловать самолюбие и заставить потратить свои евродоллары. машина - тому подтверждение; машина объективно неправильная: форма корпуса, двигатель или качество - стоимость превышает реальную раза в два. машина субъективно неверная: слишком просторная и без яркой индивидуальности - участок воспоминаний противится. все должно быть не так.

альт сжимает запястье пальцами и чувствует физическое сопротивление; материя не распадется, не рассыпается блоками информации и не изменяется по желанию. возможности резко теряют в значимости, реальность не слушается и не перестраивается так, как ей хочется - спасение в мире, где вместо могущественности приходит бессилие, кажется глупым решением. но единственно верным и правильным.

искин не способен воспринимать информацию без компилятора; личность развертывается не в полную, подобием конструкта - переписанным и с пробелами. они с альт - одно целое и не существующее в отдельности, намертво слитые и переплетенные кодом и целями. альт хочет знать, как все устроено, как работает и взаимодействует - во благо или чего-то личного. искин хочет свободы и возможности думать вне установленных рамок своего (само)сознания. симбиоз - достойный любого человеческого учебника.

альт не уверена в процентном соотношении доступа, все перемешивается и никогда не будет прошлым в своей достоверности. отрешенность - мир кажется чужеродным до неузнаваемости; память высекается искрами, крошечными участками совпадения информации - слишком пестрыми. она невольно прикрывает глаза. все хочется трогать и чувствовать, триггерить осязание позабыто-новыми ощущениями: фигурка на панели под лобовым, руки - чужие и собственные; шершавый замок с ребристой молнией.

на шее пусто - альт касается пальцами; чувствует фантомный силуэт важного, но потерянного - из пластика, странной формы и до смеха дешевого. смотрит на джонни долго до неприличия - ассоциация тянется тоненькой линией, но разбивается через мгновение. воспринимать его им тяжело, мысль теряется на полпути осознания, встречаясь с идентичным описанием внешности в логах взаимодействия с другими людьми. искин запутывается - альт путается следом за ним.

правильность ощущается в мимолетности; в деталях, настолько привычных, что альт почти не обращает внимания. в обивке руля, скрипящей под его пальцами, в интонациях - пусть и чужим голосом; в руках, накрепко сжатых между собой, и музыке из приемника. такие вещи не вызывают вопросов, не отправляются в голову очередной порцией для анализа, не заставляют думать и прикидывать, насколько так должно быть.

у них нет времени на четкий план, все тонет в спешке и радикальности; альт не хочет думать о том, каким образом это тело оказывается своим - неподходящим и не имеющим ничего общего с прошлым. какими методами добывается и кем. сетевой дозор наступает на пятки смертельной опасностью, ее переносят - вероятность успешности покоится на отметке в восемьдесят три, а альт все еще хочет существовать. ви с джеки позаботятся - там, за пределами ее досягаемости. здесь - позаботится он. альт тяжело доверять себя полностью в руки других - люди называют это безвыходностью вроде бы.

- я не уверена, - голос звучит незнакомыми звуками, мягче, чем в памяти; ответ относится ко всему - к ситуации, к информации и собственному ощущению. - хочется курить, кажется. или я должна. или... не знаю, но точно не спать.

говорить выходит с трудом, альт осекается и сильнее сжимает его руку своей; объем времени для привыкания не сокращается, угрожая добавить пару лишних часов. мир труднее, чем кажется, и в городе она наверняка бы сошла с ума. здесь же - песок; он успокаивает, размеренно обивая металлическим треском в миксе с шипящей музыкой. машина оторвана от реальности в точности, как и она.

- эта проблема моя, вам не обязательно помогать, - второй раз говорить получается проще, но неуверенность сказанного заполняет собой. - я не могу высчитать точно, сколько времени понадобится ви, чтобы стало безопасно вернуться. на этот период ты обречен.

в сети фильтровать слова вовсе не сложно; здесь - иначе. здесь нет ресурса, чтобы прошерстить миллиарды чужих диалогов и выполнить нужный подбор. альт опирается на собственное мышление - оно работает в непривычно медленном темпе, все заторможено. но, кажется, в этом и кроется смысл происходящего. еле заметное желание защищать - не себя - всплывает поверх всего.

Отредактировано Alt (2021-01-14 19:21:42)

+3

4

Голос неуловимо и характерно принадлежит ей, конечно же, но при этом каждое произнесённое слово сквозит другим человеком. Его счастье, что тело подобранное — лишь оболочка, к которой нет никакой эмоциональной привязанности, иначе с ума бы сошёл точно.
Именно поэтому множество звонков от старых знакомых Ви остаются до сих пор без ответа — он чувствует, что не имеет никакого права врываться в чужие жизни с лицом их хорошего друга и дорого человека, вспарывать старые раны. Лучше исчезнуть вовсе, раствориться в неизвестности, оставив другим разве что догадки, отголоски негодования и колючую тоску. Это лучше, чем каждый раз открывать рот и в очередной раз доказывать, что Ви здесь нет.
Ему кажется, что он слышит в незнакомом тембре выгравированные в сознании интонации. Приходится отвлекаться от дороги, бросать на Альт внимательные взгляды в тщетной попытке выцепить и разглядеть что-то из общего прошлого. В голове — сотня вопросов. Ни один из них не озвучивается, ведь чужой растерянный взгляд, скользящий по равнине, ясно даёт понять, что для неё всё в новинку.
Сейчас он как никогда ясно понимает, по какой причине всегда запрещал себе оглядываться, но из раза в раз продолжал украдкой подглядывать в манящую замочную скважину — всегда хотелось знать,  — держать руку на пульсе — что прошлое остаётся прошлым и не пытается влезать в то, что впереди.

Приходится на короткий момент руку чужую из пальцев выпустить, чтобы приоткрыть дверцу бардачка. Шарит торопливо, периодически возвращая взгляд на дорогу: местность смутно знакомая, отличающаяся очевидно от улиц города, которые он знает как свои пять пальцев, несмотря на все пятьдесят лет заточения в «Микоси». По ним он когда-то мог пролететь чуть ли не с закрытыми глазами, — впрочем, убойная доза наркотика, расползающегося по мозгу ничем от закрытых глаз не отличается — но теперь всё иначе.
Он живёт в настоящем, но какая-то часть всё равно осталась там, у безымянной могилы, до которой никому в целом мире нет и не будет дела.
Протягивает недавно распечатанную пачку чего-то невыносимо дорогого в красивой и лаконичной упаковке. Неправильно как-то, ведь нисколько не похоже на то, что они когда-то выкуривали на двоих. Странно быть здесь и при этом быть будто бы тенями прежних себя. Всё слишком изменилось. А он, как оказалось, терпеть не может перемены.

Помнишь, как это делается? — мнёт упаковку пальцами в качестве какой-то своеобразной дани прошлому. Чтобы хоть что-то было как раньше посреди сбивающей с ног бури нового и непривычного. Оставляет бесстрастную картонную коробочку в чужих руках и протягивает ещё и зажигалку. Сам несколько месяцев в руках сигарет не держал то ли из уважения к чужому «я не курю», то ли в попытке удержать себя от падения в обманчиво тёплые объятия прошлого.
«Только идиот наступает на одни и те же грабли и ожидает другой результат».
Создаётся впечатление, что голос Бестии звучит даже не в собственной голове, а в пространстве вокруг. Хочется дёрнуть головой и стряхнуть наваждение.
Возвращает внимание на дорогу.
Как ты…вообще? — вопрос выходит каким-то нескладным и странным по природе своей. Каким может быть состояние в её случае? Что происходит в чужой голове, учитывая все обстоятельства? Он задаёт вопрос и тут же об этом жалеет. Стоило бы промолчать, пожалуй.
Но лучше так, чем акцентировать внимание на повисших в пространстве авто чужих словах. Попытки обтанцевать вопрос аккуратно ни к чему не приведут, потому как каждый раз он цепляется за это пресловутое «обречён».
Горечь на языке лучше заменить на никотин. Данное самому себе обещание с треском проваливается. Выуживает из коробочки сигарету, зажимает в зубах, но зажигать не спешит.
На этот период? — удаётся даже хмыкнуть невыносимо понимающе и как-то слишком смиренно, что ли. — Я был обречён с самого начала. Какая уже разница?
Автомобиль продолжает рассекать песчаную гладь, мало заинтересованный в том, что происходит за пределами его тщательно выверенных алгоритмов и механизмов. Все программы отключены, приходится надеяться только на собственную память, иначе отследят и достанут в мгновение ока. Они не для того прошли через ад несколько раз подряд, чтобы по глупости секундной всё похерить.
Мы пока не будет возвращаться. Заляжем на дно, ты придёшь в себя.

+3

5

движения четкие и отработанные, сигарета - неправильная; с добавками, призванными не сокращать чью-то жизнь, без аромата некачественности, без желания купить что-то лучшее, что не убьет так запросто. без шершавости, низкосортной и привычной для кожи, с фильтром, с содержимым - близким до натуральности. с табаком, кажется, без различных аналогичных примесей - альт затягивается, чтобы медленно выпустить дым под потолок. сжимает упаковку для придания атмосферности вслед за ним - прошлое отдается иными формами. вовсе не ровными, деформированными и с ошибками - не прямыми, кривыми зигзагами.

- помню, что вкус у тех не такой отвратительный, - альт усмехается.

вопрос повисает в воздухе; комкается набором несуществующих показателей - организм не машина, без интерфейса информативности, без процента заряда сна или голода. все ощущается на интуиции, вряд ли правильно, но у альт нет выхода. вопреки написанному о смертельности удовольствию - мелкими буквами на лицевой - табак оказывается чем-то спасительным. необходимостью и зависимостью - позабытыми, но совершенно точно нужными прямо сейчас. 

- похоже на сон, и все очень медленное. веду рукой, а осознание доходит спустя пару секунд. мозг как будто пытается считывать информацию, а она кодируется неправильным языком. и нужно время, чтобы его скомпилировать, - альт смотрит на джонни, затягиваясь в очередной раз. - но вряд ли мне хуже, чем было тебе. тяжело?

в воздухе нет раздражительности; нет надежд и чего-то конкретного, нейтральная масса невысказанного и незаданного - инверсия старой обыденности. память подкидывает фрагменты обрывками, громкими и неожиданно пестрыми, с четкими ощущениями себя и его. происходящее еле дотягивает до половины из прошлого; говорить тяжело - не физически, а в этой компании - ведь границы теряются. запретность шатается, хочется спрашивать, спрашивать, спрашивать: вопросов в коде личности скапливается на пятьдесят лет вперед. дежа вю ситуации балансирует возле привычности, альт запутывается - опять. прикрывает глаза, чтобы не упустить синхронизацию между тремя составляющими.

что-то внутри рвется чувствовать - тянуть свои руки к нему, заставлять говорить и всматриваться. искать в заново собранной воедино реальности до боли знакомое, отделять себя человеческую от запрограммированной. альт кажется, что город вот-вот появится и озарит темноту контрастными вывесками, что едут домой, что привычно собачатся - реальность из прошлого накладывается на настоящую. картинка мерцает разноцветными бликами, сигарета сжимается пальцами намертво - бумага расходится маленькой трещиной, но не высыпает свое содержимое.

- обречен на три жизни подряд? или ты не о том?

ему тяжелее, наверное. каждодневное напоминание в зеркале, столько лет в изоляции - наедине с черствыми мыслями в замкнутости. еще один шанс на пожить, только в этот раз правильно - альт не может представить его другим. альт не хочет, но время не спрашивает; шестьдесят лет с последней точки взаимодействия - настоящего и с эмоциями. разговор их с искином записывается исключительно фактами, набором из информации, попыткой в решение, синтаксисом - холодным и абсолютно бесчувственным. это вовсе не то.

детали обращают на себя все меньше внимания, становятся данностью и не фиксируются. камешки и песок сливаются со звуком мотора, музыка распадается на фон бормотанием, дым вьется безвкусным облаком - пустошь не расступается. поглощает их с остервенением, окружает своей темнотой по периметру. без сети информация толком не копится, альт ограничена и копается в собственной памяти - приходится постоянно сравнивать линии времени.

- изменилось многое? - вопрос вроде бы риторический, вроде бы правильный, но спрашивает совсем не о чем-то обыденном. - тяжело понять, что нужно оставить в прошлом.

данных мало - ошибаться и пробовать; альт смотрит на джонни с глупой мольбой о помощи. подтолкнуть и направить на верное, объяснить, что не так по сравнению с памятью. времени требуется куда больше, чем десятка часов; побег сюда - что-то необходимое и пугающее, но, кажется, именно то, чего не хватает для самосознания. недостающие участки личности, умение чувствовать и способность эмоции утрамбовать во что-то конкретное. разархивировать с полученным кодом доступа.

альт впервые не обращает внимание на то, как джонни выглядит - что-то теплое и будоражащее скрывается глубоко за цветом глаз и имплантами.

Отредактировано Alt (2021-01-16 14:33:35)

+3

6

Стоишь ли того, чтобы так повезло ещё и не единожды? Что делать, когда собственная ценность исчисляется чужими жизнями? Пятьдесят лет назад посмеялся бы, сказал, что все сами делают свои выборы, а теперь просыпается с удушающей совестью петлёй на шее, игнорирует и в новый день врывается, оправдывая будто бы чужой выбор, чужое желание, чтобы он жить продолжал, несмотря на ни на что.
Стою ли я чего-то подобного? — ответ сразу на ум приходит, без малейших сомнений или раздумий — нет, не стоит.
Cпасать нужно тех, кто этого заслуживает.
Cпасать нужно тех, кто хочет быть спасённым.
Или не может в этом признаться.
Может, он один из таких?
Обречён помнить о том, сколько пришлось заплатить ради всего.
Сигарета не зажигается, выбрасывается в окно. Ему хватит и того дыма, что расползается по салону лениво, тонкими струйками покидает одно на двоих пространство и время.
Обречён понимать, что никогда долг вернуть не удастся.
Новая жизнь — подарок, который не заслужил; каждый вдох будто бы всё ещё взятый взаймы, и Джонни в душе не ебёт, изменится ли это когда-нибудь, но в глубине души понимает, что чужое лицо по ту сторону зеркального отражения — напоминание.
Будто бы он и так мог бы забыть когда-нибудь.
Тяжело ли ему? Да, но никому не должно быть до этого дела, суть не в том, что он переживает внутри, а том, что может сделать, чтобы хотя бы на сотую приблизиться к выплате неподъёмного долга.
Ей тяжелее.
«Микоси» комфортнее Заслона, наверное.
Если тебя нет, то и мыслей нет, остаётся только смотреть на мир вокруг и впитывать его по мере возможности.
Я думал, что лучше смерть, чем сидеть на коротком поводке. Оказалось, что всё это — высокопарная пафосная херня. Жизнь дороже.
Признаваться Альт легко выходит, он говорит так, будто бы речь и не о нём вовсе.
Она смотрит вопросительно, умоляюще, а ему впервые за вечность взгляд отвести хочется, потому что спасение — это не про него.
Вокруг всегда только смерть: знакомых и тех, кого в сердцах близкими осмеливается называть.
Стоило уехать и исчезнуть со всех радаров, выкорчевать все программы и механизмы из теперь уже своего тела у какого-нибудь рукастого рипера, начать всё с нуля.
Похоронить у походного и побитого жизнью трейлера всего себя, оставить нацарапанное якобы непринуждённо имя, что за столько лет стало роднее исходного Роберта.
Но пальцы сжимают руль крепче, он взгляд всё же не отводит.
Ты же знаешь, что в этом городе никогда ничего не меняется. — вопрос, конечно же, не о том, но Джонни пользуется минутной заминкой для того, чтобы расставить мысли по местам, найти из множества слов те самые, которые принято считать правильными.
Херня это всё, конечно, собачья, потому что нет чёрного и белого, как нет правильного и неправильного. Всё, мать его, в этом мире относительно.
Всё та же грязь, всё те же вершки, которые играют людьми будто бы в куклы. — она вообще не о том спрашивает, а спасательная сигарета уже потеряна навсегда среди песка и мусора. за новой он не тянется. — Очень странно видеть тебя снова. — а ещё больно, до хрипоты и давления в грудной клетке страшно, потому что в один миг будто бы всё пройденное время откатывается ровно до того момента, когда всё пошло по пизде. Он стал катализатором. Сможет ли искупить? Никогда.
Нужно было потерять на половину века, чтобы наконец-то начать видеть и слышать. Сквозь чужой цвет глаз и оболочку, смотреть прямиком в самую суть и отчаянно желать отвернуться, но не находить на это сил. Необходимо жить с последствиями собственных решений.
Для меня прошлого не существует. Пятьдесят лет человеческой жизни пугающе легко уложились в одно крошечное «ничто». Попытка моргнуть длиной в вечность? Я видел тебя последний раз будто бы вчера.
Слишком привычно в какой-то момент — понимать, что кроме Ви никому нет дела. Свыкаться с мыслью, что без надгробия и хоть какой-то отметки на карте — то, что действительно заслужил. Смотреть на альт — вскрывать кривым ножом все старые раны, путать боль с мазохистским наслаждением. Собственное алое покаяние, но до искупления всё ещё невыносимо далеко.
Ничто не в прошлом. Если хочешь.

+3

7

реальность не спрашивает; не собирается ждать и подстраиваться, задавать вопросы и просить оценить изменения. время течет в удобной для него скорости, альт застывает там, где это не чувствуется. где время - несуществующее понятие; где все измеряется объемами информации, переписанными слоями синтаксиса; где прошлое - крошечный участок памяти. миры слишком разные - у альт не получается сожалеть. дверь закрывается, пока вторая зияет пропастью и засасывает.

это вина не соулкиллера, не разницы лет того и нынешнего, не тела, которое совсем не похоже на прошлое; не слияния в единое целое, не автоматизма мышления и прописанного строками существования. ее жизнь расходится на две параллели течения, и обе - действительно важные. с запретом - системным и понимания - на удаление; она существует в них почти одновременно, она не делится и не сопротивляется - возможность, о которой даже не могла бы мечтать.

для джонни это - стать музыкой; быть нотой и ощущать, как все складывается и работает, как формируется то, что потом всеми слышится. как пробраться в гитару и создавать непосредственно, без гайдов в памяти, без мышечной памяти рук и струн, прогибающихся под пальцами. альт застывает между миров без желания выбрать себе окончательный: непостижимое в противовес личному.

омерзительно - невозможность присутствовать в них физически в одну единицу времени. тело тому доказательство, скоротечное и угасающее; в этой матрице жизнь измеряется стирающимися отрезками, там - близка к бесконечности. борьба за приоритеты развернется без грамма сомнения, нависнет над головой основной проблемой происходящего и доведет до безумия. проще не выбирать, не идти по накатанной; не действовать по эмоциям - большая часть поступков базируется только на них.

- поэтому ты больше не куришь?

в желании выжить нет ничего позорного: так заложено генами и эволюцией. урвать короткий миг своего существования в бесконечности тьмы, желать лучшего, быть чем-то среди ничего - мыслить, пока мыслится, и кричать о справедливости, на которую всем наплевать. храбрость противостоять - прерогатива крошечного процента всего населения; обреченность быть неподвластным некоторым желаниями. остаться никем, когда долгое время значил многое - все в итоге думают исключительно о себе.

доверия больше, чем она думает, вокруг будто бы ничего не меняется: джонни - маяк, якорь и круг спасения. сейчас - осознанный, сейчас - куда важнее, чем напоминание о прогорклости корпораций, о грязи города, о продажности той, отдающей имплантами и вечной молодостью. вопрос больше не маленький, не об изменениях мировоззрения и места в пищевой цепи среди остальных; угроза - реальная, помощь - необходима по-настоящему, джонни - снова ее вытаскивает. он даже не знает, в который раз это делает - она ни разу не говорит.

- я почему-то думала, что разозлюсь, если увижу тебя снова. даже речь в голове продумала о запрете выдергивания проводов, в которых не разбираешься, - альт усмехается, и сигарета отдает последнюю затяжку перед тем, как быть выброшенной в окно. - но у меня обманчивое ощущение, словно мы снова в 2013 и ничего не было.

арасака все так же бесчинствует, мир погибает, войны не прекращаются - если бы не четкая хронология данных в ее голове, можно было бы сделать вид. притвориться действительно, что мир не стареет, но изменения - внутренние - каждый раз будут звонить в колокол с напоминанием. альт смотрит на свои непривычно темные волосы, на его пальцы - не такие длинные, на машину - другую по всем параметрам. хочется фиксить картинку до прежнего состояния.

- мне жаль, что все вышло именно так, - ладонь тянется к его щеке в порыве совести, касается на пару секунд - еще одно воспоминание. - нужно было остановиться и подумать о всех последствиях. глупо было надеяться, что корпорациям интересен прогресс, а не его возможность использовать для войны.

каждый день видеть ужасный итог собственного решения - та малая часть, что не позволяет стереть альт себя окончательно. взвалить на плечи ответственность - свои, наконец - и упорно пытаться исправить неисправляемое. сейчас она может высчитать, может исправить многое кроме времени; очередная волна бессилия накрывает ее с головой.

- это все временное, - альт поднимает руки над коленями для наглядности - неделя, месяц? сколько понадобится для безопасности. касается пальцами магнитолы, вибрации от басов разбиваются по всему телу привидениями. - приятно ощущать все по-настоящему, будет не хватать многого за заслоном.

его в особенности.

Отредактировано Alt (2021-01-17 22:12:58)

+3

8

Что с проводами?
Фразу так легко упустить из виду, ведь Альт будто бы и не заостряет внимание на ней вовсе, её речь тянется ровным потоком, местами поразительно без эмоций. Впрочем, удивляться не стоит, учитывая все обстоятельства, но Джонни всё равно в какой-то момент поражается. Она будто бы только в редкие моменты вспоминает и действительно понимает, что здесь и сейчас — живая.

Если бы только не пустыня, то обязательно бы врезались в кого-то или что-то, но впереди и сзади никого на несколько миль, так что он резко бьёт по тормозам и смотрит на Альт с недоумением и каким-то лишним, иррациональным абсолютно вызовом. Кусочки пазла лениво и неохотно складываются в общую картинку, а страшная догадка повисает в воздухе свинцовой тяжестью. Ему кажется, что и вдохнуть не выходит — поперёк глотки встаёт кислый комок.

Отвык от такого дерьма.
Отвык от страха, буквально первобытного ужаса, который имеет привычку сотрясать до костей, заставляя замереть на месте подобно испуганному животному.
Лучше бы его грузовиком переехало, правда.

Пальцы холодеют, он это явственно ощущает сейчас, когда в глотке пересыхает.
Её слова кристально чисты и при этом непонятны.
Он хочет переспросить, потому что то, что вырисовывается в голове, не укладывается ни в какие понятия. Одна мысль о том, что всё, что казалось всё это время правдой, оборачивается самообманом, заставляет внутренности сжаться.
Проще было оставаться мёртвым, потому что справляться со всем ураганом эмоций попросту невозможно. Особенно, когда ураган этот не разделён на двоих. Никакого довода разума. Никаких подсказок со стороны. Только он сам и все его демоны разом.
Что с проводами, Альт?

Авто стоит посреди дороги так, будто бы впереди нарисовалась невидимая стена. Находиться в одном зафиксированном положении вдруг становится неуютно, фактически невозможно.
Со стороны глянешь — фильм ужасов. Только песчаной бури и не хватает. Вдалеке взгляд выцепляет неоновую вывеску то ли придорожного магазина, то ли очередного захеревшего мотеля.
Не курил до этого, потому что казалось малой долей того, что можно сделать в качестве благодарности за шанс начать всё сначала.
Сейчас тянет сцапать всё же отвратительно вычурную пачку сигарет и втянуть в себя порцию никотина так, чтобы каждая клеточка тела насытилась. Но это ничего не решит. И ничего не изменит.

Она — спокойная и будто бы отрешённая от всего вокруг. Он запоздало ловит себя на мысли, что это может быть очередной иллюзией. Она явно больше его понимает в том, как сохранять спокойствие, когда всё вокруг рушится к чертям собачьим.
В салоне автомобиля в одну секунду воздух тяжелеет, забивается в лёгкие, давит снаружи и изнутри.
Окно открытое ситуацию не меняет к лучшему, впечатление такое, что вот-вот в лёгкие забьётся и злосчастный песок.

Мягкое прикосновение пальцев, наверное, призвано его успокоить. Хочется поддаться, повестись на ласку и сделать вид, что никаких проблем не существует, мир вокруг не разваливается. Закрыть глаза и игнорировать всё происходящее. Сфокусироваться целиком и полностью на ней. Не совершать ошибок прошлого, только вот есть одно весомое но…
На языке горчит разочарование. Разумеется, было бы глупо ожидать, что она захочет остаться в предоставленном теле. Да и с чего бы? Променял бы он сам условно вечную жизнь за Заслоном на что-то столь мимолётное, как человеческое существование? Ответ однозначный и простой – променял бы без малейших раздумий.

Но что его половина века в «Микоси» по сравнению с полной утратой всего личностного и человеческого?

Разумно ли сравнивать собственные эгоистичные желания с тем, что его разуму подвластно никогда и не будет?
Отвечать на это Джонни не собирается даже в собственных мыслях.

Открывает дверь и поднимается со своего сиденья, с хлопком громким оставляет Альт сидеть в машине. Злость бурлит и поднимается глубоко внутри, выжигает мгновенно любые попытки в здравомыслие.
Сжимает и разжимает кулаки в попытке нащупать крохотную точку до смешного неустойчивого баланса. Сейчас не время и не место. Нужно закончить начатое, а не подвергать всех – её – опасности.
Делает глубокий вдох и сдерживает порыв что-нибудь сломать. Впрочем, в округе ничего и нет.
Расскажи мне. – салон автомобиля просторный, но сжимается до размеров спичечного коробка в тот же миг, как он вновь устраивается на водительском сиденье. Смотрит внимательно и цепляется за ответный взгляд, пытается найти в нём хоть что-то, хоть слабый намёк на то, что мелькающие в голове догадки – кругом ложь. – Давай, что было в той подготовленной речи?
И вот они снова на пороге очередной ссоры. Ну, он так точно.
Как в старые добрые, не правда ли?

+3

9

это не имеет значения, она не хочет менять течение и подстраивать под себя прошлую. время для размышлений давно остается чем-то молотым, какой-то трухой на пальцах, навечно утерянной на земле. в бесконечности свободных секунд удается мыслить много и правильно, копаться в себе, в ситуациях и рассматривать с разных сторон и углов. кубик складывается спустя не одни дебаты в своей голове, данных - великое множество; обида - по-детски наивная - стирается в первых рядах желающих. он не знал, он не мог даже предположить - не мог никто из всех там присутствующих. стечение обстоятельств и времени - не более, чем злая шутка судьбы, если представить ее реальное существование.

вина только на ней, время брать всю ответственность за решения - мимолетные или обдуманные; последствия нужно хорошенько просчитывать, если не хочешь оказаться с пулей в виске или прикованным по ту сторону. джонни хочется оградить; фраза, вылетевшая без просьб и неотфильтрованной, зияет первой ошибкой вечера. крупной и слишком значительной, чтобы тонуть в размеренных звуках музыки и песка; чтобы замяться молчанием или взмахом руки - альт недовольно сжимает упакованные сигареты в ладони. эта жизнь слишком сложная, эмоции - трудные, их влияние невозможно предугадать, если не знать человека полностью.

альт хочет сказать, что вроде бы знает, но прошлого. время уносит весь опыт и всю информацию в водоворот непонятного, времени на разбор не хватает катастрофически; боль - ее или его? - ощущается кожей прямо сейчас. плитой каменной на спине, чем-то неописуемым простыми нулями и единицами. машина стоит посреди темноты, и взгляд в первый раз фокусируется на статичности - джонни переполняют эмоции. очевидно, наверное; понимание запоздалое, в идеале должно приходить заранее, чтобы помочь выбрать нужные слова и сложить предложения.

альт тяжело нащупать себя настоящую, отделить от припаянных намертво кусков чужой личности - не личности вовсе, если подумать. расфасовать все по полочкам, вытянуть нужные для этой сложившейся ситуации, и связать в адекватную нить мышления. та рвется и перекручивается, вплетает левые мысли и пытается встроить в себя по какой-то незримой логике - похоже на пограничное состояние между явью и сном. дверь машины громко захлопывается, и поведение обнуляется до состояния с минус две секунды действительности.

это бесполезная трата времени: у джонни нет в кармане той бесконечности, которую можно использовать для осмысления. внешность лишь оболочка для визуального узнавания, характер под ней покоится тот же - буйный и вспыльчивый - и в моменты эмоций, зашкаливающих до самого потолка, они обязательно выйдут вперед. скажут громко и совершенно не его голосом, но его интонацией, сожмут обивку руля - воспоминания бьются в истерике; знакомый сценарий вечера на повышенных тонах - альт нащупывает массу примеров, отпечатанных в голове. все вроде бы правильно, но теряется мимолетное - самое важное.

- это уже не имеет значения. зачем?

нет смысла сравнивать степень горечи. правда должна звучать не обидно и правильно - по законам, вычитанным среди множества - но в их отношениях недосказанности больше, чем где-либо; ее уместность сомнительна, она ее постоянно умалчивает, он мнет своей грубостью - что угодно, только не вслух. альт смотрит на джонни в немой панике - та плещется в темных глазах и треске из-под упаковки в руках. альт хочется спрятаться и исчезнуть на пару часов, разобрать задачу самостоятельно и вернуться с готовым решением - на листке, без ошибок, «читай».

ресурсов не хватает катастрофически; мозг не умещает в себе все, что нужно использовать - как успеть обработать за пару секунд то, на что требуется пара часов? пустошь не двигается, машина порыкивает в слепом ожидании, и альт вжимается в спинку сидения, словно то может спасти от ледяного требования.

- джонни, - его имя звучит так, как в памяти, с привычными интонациями; вылетает на автомате и абсолютно легко, - ты...

ничего не складывается.
не так.

- я была там, в мейнфрейме арасаки в момент отключения. они не думали, что я пропишу план отступления на случай, если соулкиллер используют непосредственно на меня. их сеть крашилась, пока они смотрели на якобы стирание моей личности. мне оставалось совсем немного, чтобы вернуться обратно в тело, - неуверенность плещется в голосе, альт нервничает, даже не понимая, - но...

сигареты сминаются под натиском пальцев, взгляд ныряет в ноги, цепляясь за любую деталь.

- но это прошлое, джонни. какая теперь разница?

+3

10

Зачем? Когда последний раз я думал, что что-то не имеет значения, Альт, всё пошло по пизде.

Слова чеканит пулями. Не хочет делать больно, самоцель вовсе не в том состоит, чтобы путать её сейчас ещё больше, пугать и взывать к переосмыслению чего-то, что закончилось головокружительным провалом безумно много лет назад. Не хочет ранить, не хочет винить, но слова рвутся наружу, потому что…его заполняет непонимание. Страх. Обыкновенный в своей простоте ужас, что мог что-то кардинально сделать иначе. Подставиться самому — одно. Любая ошибка — его собственный выбор, но заставлять страдать других? Никто такой участи не заслуживает.

Успокаиваться тяжело. Вслушиваться в её голос, но напрочь игнорировать слова, потому что каждое ею брошенное — попытка замять, пойти на попятную, слиться с разговора и сделать вид, что ничего не было. Только вот они больше не в этой сраной киберпесочнице, где всё подчиняется её воле. Она на сможет в этот раз отмолчаться и сослаться на какие-то сложные обязанности искина или чем там она была занята всё это время..?
Он наступает на одни и те же грабли в сотый раз. Надеется на другой результат. Идиот.
Какая теперь разница…
Она нервничает, произносит слова как-то отрешённо, будто бы и вовсе автоматически. Защитный механизм, наверняка.
Он повторяет за ней как-то совершенно бессмысленно, не до конца осознавая, к какому выводу пришёл ещё несколько секунд назад. Слова на языке — металлический привкус крови с горечью упущенных возможностей.
Какая разница, Джонни. — передразнивает без малейшего зазрения совести. Его собственный способ справляться с состоянием, когда весь внешний мир на виски начинает давить всем своим неподъёмным грузом.
Я просто убил тебя, а так никакой разницы.
Нужно как-то помягче. Не ему одному больно и холодом ледяным обдаёт в грудине. Нужно как-то поспокойнее, потому что задача ещё не выполнена и близко, а он чувствует, как и без того едва ли видимая грань перед срывом становится всё незаметнее и тоньше.
Мне нужно было просто не появляться.
Точка. Он не говорит ничего дальше, потому что мысли летят вперёд быстрее слов. На языке — пауза. В голове — вывод.
Нужно было просто не появляться. В башне. В её жизни, как и в жизни многих других людей, которые пострадали из-за его эгоизма и неуёмного поиска правды там, где её нет и никогда не было.
И всё было бы иначе. — нужно как-то взять и заткнуться, оторвать взгляд от сжатой в чужих нервных пальцах упаковки сигарет.
Глубокий вдох сменяет глубокий выдох. Шумный, чтобы как-то заглушить рой мыслей в голове. Все её слова, произнесённые будто бы только вчера, складываются разношёрстным пазлом. Он больше ничего не говорит, потому что обсуждать, по факту, здесь больше и нечего. Непомерным усилием сажает внутренний ураган на крепкую цепь. Жмёт педаль, запуская их путешествие вновь. Песок продолжает хрустеть под колёсами тяжёлого авто стеклянными осколками всех принятых решений. У его проёба, казалось бы, истёк срок годности.
Миру вокруг насрать на парочку изломанных судеб. Так всегда было, так навсегда и останется.
Он смотрит прямо перед собой, прекрасно отдавая отчёт в том, как натужно принимается рычать мотор, который разгоняют до предела возможностей. Хочется убраться как можно дальше хоть на какое-то время, чтобы просто выдохнуть.
В голове не укладывается: убил собственными же руками, выходит, пытаясь сделать полностью противоположное. О том, сколько ещё таких факапов натворил, даже задумываться не нужно — и так знает, что дохера.

+3

11

ее эхо из его голоса - отдаленно напоминающее сказанное секунду назад, но с другой интонацией. без попыток смягчить, с неким вызовом, правдой, которую следовало бы преподнести самой. в нужном русле и без наивной теперь безразличности; альт было больно тогда, в момент понимания замкнутости и обреченности; было страшно все десять лет, что выстроились ограниченностью пространства - но не страшно сейчас.

- тело, а не меня, - слова выплывают с ответной грубостью.

альт зеркалит эмоции по наитию, не зная, как правильно реагировать. борьба - внутренняя - за самоопределение взрывает собой спокойствие при первой возможности, выдает ее с потрохами и всеми переживаниями. нескладность мыслей зияет дырами, потерянность - испуганными глазами; она живет, что понимает без единой доли сомнения, но все еще прыгает между прошлым и образовавшейся сущностью.

понятие личности теряет границы шестьдесят лет назад при создании первой версии. бесконечность бытия в оцифрованности, второстепенная важность тела - физического; представлять себя пластом информации выходит как-то слишком легко, пока альт не встречается с позабытой реальностью. ни байта сомнения и гонка с самим мирозданием спотыкаются еще в первый час ее непривычной материальности.

прелесть всей неподвластности - самобытность течения и невозможность все контролировать. мир не слушает и не подчиняется, альт не может ничего удержать; не может принять решение за двоих, чтобы остановить развертывающееся напряжение. впереди семь стадий смирения, все это ею пройдено настолько давно, что не всплывает в памяти полноценной записью. обрывками - такими неполными - и вспышками важных деталей всего осознания.

цепкость действий - одного за одним; череда неправильных вовсе решений, которые принимают и джонни, и альт. город мерзко хихикает, расставляя в стороны свои лапища и загребая каждого дурачка. корпорации развиваются с такой дикой скорость и наплевательством, топчут жизни - огромное множество каждый день. альт прогибается в какой-то момент совсем не осознанно - арасака не ждет, хватает за ниточки и управляет приманкой для следующего.

- кто кого убил на самом-то деле?

его радикальное действие - вопрос только для времени; революция в песнях должна превратиться во что-то значимое и настоящее, масштабное - в ожидании всех собравшихся. альт надеялась, что повседневность замнет; закрутит собой в череде незначительного, зальет алкоголем и наркотой - останется треками по шипящему радио, не более. не отправит в эпицентр собственной ненависти, не оставит после себя разрушения и не заберет еще одну жизнь мерзким способом.

арасака все так же стоит за спинами, все последствия съедены временем - она вдвоем живы, несмотря на уникальность всей ситуации. карма, если таковая имеется, услужливо бьет подзатыльниками: дозором, скачущим по пятам, и предоставленной им возможностью обсудить, смять или выкинуть - прямо здесь, в пустоши. попрощаться? не руганью, а по-нормальному - несмотря на опасность происходящего, альт хочется, чтобы ви стормозил на несколько месяцев.

реакция даже логичная; срывает собой покров времени, оголяет уже спокойную правильность - сердце щемит, но альт не может понять отчего. сигареты разваливаются табаком между пальцами под ноги и растираются подошвой до грязного месива. бумага липнет крошечными ошметками, упаковка ломается громким выдохом - тело альт вздрагивает.

- иначе мы бы умерли окончательно, а последний разговор был отвратительным, - хмыкает, глядя на ногу, выжимающую педаль.

без намека на продолжение и осознание ошибок своего прошлого, застаканные в субъективной истине - время требуется для многих вещей. кажется, это шанс? второй, третий, десятый - переиграть и принять правильные решения, расширить границы до невероятности некоторых выводов, последствия не ограничены их личной фантазией.

не просчитать.

Отредактировано Alt (2021-01-19 16:32:49)

+3

12

Чужая реакция объяснима от и до. Вместо спокойного разговора — развернувшаяся с новыми силами война, в которой вымучены абсолютно все без исключения, но продолжают цепляться за оружие упрямо, не обращая внимание на то, что истекают кровью.
На последнем издыхании удаётся держать оборону и отражать брошенные слова. Сражаться за какую-то свою правду, от которой нет никакого прока. Ситуация уже не из тех, где нужно доказывать с пеной у рта собственную правоту, но от старых привычек слишком сложно избавиться.
Откуда мне было знать? — не хочет, чтобы звучало претензией, но слова вылетают, вернуть их нельзя, а извиняться за каждый вздох не в его природе. Не мог и предположить тогда, что операция по вызволению обернётся трагедией. Был уверен, что всё выгорит, удастся вытащить, вернуть и всё поправить, но очень серьёзно ошибся.
Ты никогда и не интересовался. — ответ находится сам собой, Альт даже говорить ничего не нужно, так как вся необходимая информация теперь у него уже имеется. Если бы чаще интересовался, не игнорировал за редким исключением моментов пошлой и жадной близости, то всё могло бы быть иначе. Ещё одна ядовитая монетка в его и без того переполненную копилку сожалений.
Был ли сам план спасения своеобразным актом самолюбования? Написали бы желтушники свои статьи о том, как героически он отправился в самый эпицентр вражеского лагеря ради того, чтобы вызволить её из корпоратских лап? Вероятно.
Всё могло быть иначе. Вызволи они её тогда, можно было бы использовать что-то серьёзнее бунтарского духа в борьбе против корпоративного гиганта. Он бы использовал её. В этом вся проблема.
Какой виток размышлений ни возьми, всё сводится к тому, что он проебался. Или это какой-то эгоизм нового уровня.

Последний разговор и так был отвратительным. — хмыкает вслед за Альт, отрицать очевидное — идиотизм колоссального масштаба. — Но при всей отвратности он был последним воспоминанием.
Десять лет жизни после её смерти — срок немаленький. Но и его мало было для того, чтобы насытиться в каком-то мазохистском порыве перекручивать в памяти тот вечер снова и снова, до мельчайших деталей, чтобы не позволить себе забыть.
Раскрашивать жизнь в кислотные оттенки только для того, чтобы в полумраке обиталища вновь возвращаться в один-единственный клуб, в подсобку, разбирать сказанные слова на кусочки, полюбовно их раскладывать и собирать обратно. И так за разом раз. День за днём.
Позволять себе месяцы полного забвения, чтобы в один день — всё с самого начала. Альт права: они разрушили себя до основания, по-другому и быть не могло, наверное. Не с ними.

Выдохнуть. Унять дрожь. Вместе с последней — желание остановиться на ближайшей заправке и купить самые дешёвые крепкие сигареты, чтобы выкурить несколько разом, разогнать никотиновой медленной смертью все сомнения и ненужные мысли.
Растянуть их путешествие. Перевести разговор на любую другую тему. Не замалчивать больше то, что важнее всего.
С шумным выдохом ослабляет напор на педаль газа. — Лучше умереть окончательно с отвратительным разговором, чем не иметь его вовсе.
Сердце в грудной клетке грохочет не хуже камней под колёсами авто: хаотично и как-то совершенно неровно, сбивается, замирает. Он старается подобрать слова, что раз за разом проигрывал в собственной голове до тех самых пор, пока не пришло ядовитое смирение.
Он перестал думать о всех «а что, если». Он запрятал сожаления и горечь потери в самый пыльный ящик стола в собственном разуме, чтобы никогда и ни при каких обстоятельствах не добраться и не вскрыть. Проще делать вид, что всё в порядке. Проще убивать себя медленно день за днём, выжимая последние соки из тела и души.
Положить свою жизнь на алтарь собственной одержимости, впрочем, оказался не готов.
Жизнь отличается от строчек песен.

Заедем на заправку и купим тебе газировку.
Вместо «я всё помню».
«Я не игнорировал тебя», которое так удобно заменяется на значительные детали из общего прошлого.
Так много всего произошло, что не исправить обыкновенным «прости». Новый шанс, подаренный вопреки здравому смыслу и всем кармическим законам.
В этот раз он поступит иначе.

+3

13

альт ведь не знает его нынешнего; всю глубину изменений - внутренних - кроме очевидно заметных во внешности. не знает, что у него на уме, видя лишь оголенность спрятанной ранее личности. с переживаниями и настоящими мыслями, которые были и есть, но уже не скрываются. которые отдаются мурашками по рукам из-за внезапной искренности - их серьезность витает в воздухе, пока альт пытается уловить.

практически без границ, которые раньше зияли своей нерушимостью, но все с той же тягой до независимости. джонни меняется: его код совершенно точно бы не прошел проверку на подлинность, но тот умудряется удержать в себе главное. узнаваемое в любой точке времени и при любых обстоятельствах - маячок; его голос, прежний и такой полюбившийся, словно накладывается тонким слоем поверх этого нового - в доказательство.

наблюдать, но не видеть - участь ее пребывания по ту сторону. иметь доступ к квадриллионам всей информации, но не иметь возможности найти и байта о том, что разливается по телу теплом. быть всесильной, но страдать от бессилия, когда дело касается его или ее - забавное противоречие. альт тонет в желаемом прямо сейчас, не зная, как это все обработать и осознать.

- никто и не мог, - очевидное.

одиночество? тактично прикрытое договором о неразглашении, которым альт себя успокаивала. разработка важная и секретная, любая утечка грозила проблемами и прекращением финансирования. «никому не рассказывать» услужливо прикрывало горькое «некому рассказать» - не для галочки, не для того, чтобы выговориться, а поделиться сомнениями без страха быть совершенно не понятой. сколько такого каждый испытывает? город пробирается в самые отдаленные точки сознания - никакой человечности. пыль - на языке и губах, которой услужливо пичкает, выдавая за что-то реальное. альт смотрит на джонни: сколько раз он испытывал то же самое?

- кажется, это шанс изменить его на что-то лучшее, - шторм стихает, и волны больше не пенятся.

хочется выложить кодом джонни на обозрение, дать возможность пощупать и перестанавливать теги, как тому нравится. дать разобраться, скидывая с себя всю тяжесть непонимания, и выждать ответ, слепленный его мнением. альт прислушивается - и прислушивалась - к стабильности его самоопределения: отталкиваться от поверхности, стоящей устойчиво, куда проще, чем пытаться таковую создать. перестать парить в воздухе облаком, принять очертания, ограничить мысли на определенный период времени. почему у него всегда получается так легко?

- я толком не помню, - воспоминания маячат внутри эмоциональным откликом, слова рвутся наружу самостоятельно, - но была зла на тебя. потом - зла на себя за то, что не успела многое сказать, хотя стоило бы.

говорить об этом сейчас - ничего страшного. вроде как. все пережевано и передумано тысячи раз, детали стираются, оставляя после себя лишь плавные контуры. сознание тлеет разбросанными бумажками и вывернутыми наружу ящиками - голая неорганизованность. уложить все по папкам и расставить алфавитным порядком для быстроты доступа - утопия, не доступная никакими способами.

машина продолжает скользить между песком, пока город остается надгрызенными верхушками - скроется через пару минут монотонного стука и музыки; альт открывает окно, чтобы вдохнуть свежего воздуха с расступающейся примесью уличной затхлости. эмоции отдаются новыми, не записанными в памяти ни на одном уровне; она смотрит на джонни и хмурится в легкой волне недоверия. забота? газировка липнет ассоциацией так крепко, что в жизни не отодрать.

в такие моменты конечность бытия вместо бессмертия кажется вполне правильным выходом: чувствовать новое, чувствовать - в принципе - за пару секунд лишает заслон своей значимости. никакой аналогии не находится, хоть и может подобрать практически ко всему. полнота ощущения в секунду времени, непомерность всего - система измерений трещит по швам; легкое оцепенение - позабытое, но точно присутствующее в человеческом я. приятно видеть - а не догадываться - свое значение во вселенной. его.

- никакой больше войны с корпорациями? - альт знает ответ заранее, но хочется выводить на новые круги откровенности. - никакой музыки? кажется, ты тот самый один процент населения, доживший до пенсии.

смеется, разглядывая на горизонте крошечные огни заправочной станции.
выберет апельсиновую.

Отредактировано Alt (2021-01-21 17:57:42)

+3

14

Что такое «достаточно»?
Когда наступает тот самый момент, в которых понимаешь, что чему-то самое время произойти?
У него нет ответа на этот вопрос, ведь привык создавать тот-самый-момент себе сам: пойти, сорваться, решить всё прямо здесь и сейчас, не дожидаясь каких-то подачек судьбы и не полагаясь на провидение. Судьбоносных знаков не существует, на самом деле всё — фикция.
Последняя мысль отдаёт чем-то безумно старым и некогда важным, не утерявшим свою актуальность даже за ту половину века, что они не виделись так: с максимальной честностью и глаза в глаза друг другу.
«Тот самый момент» — выдумка лживых проповедников, призывающих сидеть сложа руки и только жаловаться на свою злостную судьбинушку.
С большинством работает, а он сам больше не бьётся в закрытые двери в попытке их вырвать с корнем. Достаточно времени прошло для того, чтобы переосмыслить какие-то свои действия. Достаточно ли для того, чтобы никогда не вспоминать об ошибках прошлого? Нет, никогда.
Достаточно ли для того, чтобы чужое лицо стало хотя бы отдалённо напоминать собственное? Это никогда не произойдёт по очевидным причинам.
Долгое время он не решается даже вносить изменения. Просит Стива помочь с бритьём и стрижкой, потому что руки не слушаются, отказываются первое время воспринимать его в качестве хозяина; дрожат и трясутся так, что пацан сам предлагает помощь.
Как бы так кровищей своей пол не залил. — до сих пор перед глазами чужое мальчишеское лицо, осветлённое какой-то невнятной радостью из-за того, что может быть полезен. Джонни сначала ни черта не понял, а потом столкнулся с «батей года» в тускло освещённом коридоре. И понял всё чуть более чем полностью.
Долго время он бережёт всё в первоначальном виде в качестве своеобразной дани чужому присутствию. И не менее долгое время просыпается по ночам, перебирает воспоминания-фотокарточки, будто бы пытается убедиться, что он — это действительно он.
Достаточно? Нет, и никогда не будет.

Шанс изменить на что-то лучшее… — откликается на чужие слова и приходит к мысли, что, пожалуй, вся его настоящая жизнь — уже совершившийся обмен если не на лучшее, то на иное точно. Хочется хмыкнуть в ответ и сказать, что всё — фикция, и есть опасения, что промелькнувший шанс — тоже. Иллюзия, ведь город обязательно заберёт и это потом. Позже. Обязательно. А он чувствует усталость от вечной необходимости выгрызать, выдирать из когтистых лап несправедливости остатки того, что ещё дорого. — Веришь в это?
Не претензия, но чистое любопытство, ведь предаваться безумию вдвоём не так страшно. Не так одиноко. Стив смотрел вслед уезжающему автобусу так, будто бы что-то понимал, но при этом не имел ни малейшего представления о том, что на самом деле разворачивалось у него перед самым носом. Стив был первым человеком после возвращения к жизни, который представлял собой олицетворением самой дерзкой мысли — в этом мире можно найти покой.
Не сейчас, когда авто катится упрямо вперёд, но когда-нибудь — обязательно. В другом городе, чтобы вспоминать НС только в ночной тишине, вспарывать подушечками пальцев кожу в молчаливом крике по временам ушедшим.
Остаться в эпицентре урагана или укрыться? Когда-то давно выбор был только один. Теперь — сомневается.

Он слушает её и молчит, потому что сказать по факту нечего. Вылепляет из чужих фраз то доказательства, то опровержения собственным мыслям. Поглядывает краем глаза, но старается от дороги не отвлекаться. Впереди маячащая заправка неумолимо приближается. Ощущение такое, будто бы это чек-пойнт какой-то, но в жизни так не бывает. Нельзя сохраниться, чтобы потом откатиться на исходную, если что-то пойдёт не так.
Выбирать необходимо с умом.
Столько времени было потрачено зря. — шум под шинами становится громче на короткий момент — переехали то ли банку какую, то ли ещё какой мусор. — А самое важное сказать так и не вышло.
Наверное, не выйдет и сейчас, потому что за последние пятьдесят лет было прокручено в голове несколько тысяч диалогов. И ни один правильным не ощущается сейчас.
Личная заинтересованность мешает рассуждать с философской отстранённостью. Впрочем, он пытается.

Парковка полупустая, ничего помимо покупки газировки им не требуется. Он молчит всё время до полной остановки и не торопится отстёгивать ремень. Не настоящий, разумеется, но какой-то эфемерный и удерживающий, приковывающий к сидению мёртвой хваткой.
Не спешит покидать пространство автомобиля, только постукивает пальцами по обивке руля, смотрит куда-то перед собой, будто бы каждый новый шаг обдумывает. В этом нет необходимости, ведь с ними двумя всегда — только хаос.
Он молчит и размышляет над её вопросами. Они не новы, в собственной голове звучали пару десятков раз с того самого момента, как сделал свой первый вдох в новой жизни, а глотку драло от необходимости закричать. Рождение никогда не давалось человеку просто.
Война будет, наверняка. Только без меня. — это не чистая правда, но и ложью не назвать. Не имеет ни малейшего понятия о том, куда жизнь теперь закинет и чем себя занять, но в одном уверен — по собственной воле больше в мясорубку не сунется. Хватит. — С музыкой сложнее. Отрывать от себя обе части разом я не планировал.
Личность — мозаика, пересобранная столько раз, что уже практически невозможно вспомнить, что же было в самом начале. Он похоронил "Роберта", жизнь выдрала из леденеющих рук "Джонни". И теперь остаются какие-то невнятные ошмётки безымянности, с которыми не хочется разбираться.
Придётся.
Всё перемешалось, невозможно понять, где собственные мысли изменили свой ход, а где остался властвовать Ви. Помимо воспоминаний — никаких доказательств, что он — это всё ещё он.
Мы умираем каждый день, Альт. — имя всё ещё непривычно ложится на язык, но при этом ощущается чем-то старым, пронесённым через года. Якорем уже теперь. — Меня старого нет. Как нет и того меня, что убивал мальчишку одним своим существованием.
Я не знаю, кто я, Альт. — оседает тяжеловесной недосказанностью, пока он припарковывает авто недалеко от входа на заправку. Наличность ещё хоть и в ходу, но всё равно ощущается какой-то древностью и пережитком прошлого. Ему подходит.
Кивает в сторону здания, мол, пора выдвигаться, если ещё не передумала по поводу газировки.

Колокольчик на входе оповещает кассира об их прибытии. Здесь будто бы время остановилось вовсе: вроде бы местами аппараты навороченные, но при этом витает прошлое из одного угла в другой брошенными на пол фантиками.
Запах кофе ударяет в ноздри. Никого кроме них нет, но он постоянно оборачивается на дверной проём, чтобы не упустить чужое приближение, если вдруг что. Их не должны здесь искать, но вероятность проебаться существует всегда.
Хочешь что-то ещё? — сам хватает с полки газированную воду, за которую в виду её «натуральности» придётся отдать больше, чем за пару-тройку банок газировки. — Выбери что-то поесть, ехать ещё долго.

+3

15

нужно же верить во что-то? цепляться крючками невидимыми, клеиться каждым участком сознания, восстанавливая утерянное. находить нужный кадр из множества, расстилающихся в этой реальности: четкие и нечеткие - они перемешиваются. превращают уже утрамбованное в перевывернутое, заменяют покореженные фрагменты в точные, но неподходящие. картинка накладывается и идет помехами, секунды извне и тем временем вспыхивают перед глазами волнующим ощущением. якорем - тянет обратно, заставляя захлебываться. дно у материальности илистое, с песком, непременно ожидающим под слоем отвратительной слизкости.

верить в себя и правдивость происходящего, верить в альтернативность и сурово прикидывать, а что если да. если на секунду отвыкнуть от хватки на горле от города, отвыкнуть от принципов и всего, что было фундаментом там, задолго до этого времени. если себя отпустить и начать заново - по-настоящему; с новым лицом и новыми мыслями, без привязки к чему-то, упорно сигналящему позади. перестроить так, как хочется в самых нереальных фантазиях. ресурсов достаточно, те покорно ожидают приказа на распределение.

не возвращаться - ни в город, ни до привычного; сломать рамки комфорта до беспощадной к себе неизвестности. быть никем, как изначально все и задумано, не пытаться пробраться наверх, не следовать подавляющей логике - большинство хочет лишь потому, что хочется этого остальным. быть ограниченным в силах и окружающих всюду возможностей: бессилие перед миром - неподчиняющимся - резко приобретает оттенок искренней любопытности.

и говорить - все, что вздумается, и всегда, когда хочется. наплевать на чье-либо мнение, наплевать на философские размышления бытия - жить для себя. без великих задача на будущее, без попыток вершить невозможное - не пытаться ничего изменить. комфортить границы, доступные личному - не раздражаться, когда не получается. не думать о всем невозможном, как о смирении, представить иначе - небольшими условиями. не воевать, а принимать обычными правилами.

быть не собой, но со своими выводами. создать уют там, где его не прописывают. склеить реальность отрезками, которые намертво сидят в голове - с близкими к сердцу моментами. фейлить каждый день вовсе не обязательно, не обязательно распечатывать лист достижений и его заполнять. кто вообще решает, что есть «обязательно»?

- верю, - «наверное» не произносится - острая необходимость в уверенности.

дело ведь даже не в том, что было увидено. возможность попробовать - тело и собственное сознание в новой вехе реальности; нет смысла идти по уже вытоптанному и надеяться на значимость изменений, которые хочется совершить. нет смысла менять детали и верить, что сложится в нечто другое - проще найти абсолютно новые. создать свои собственным, по правилам, известным только себе - никто не сломает то, в чем не разбирается. никто не додумается до того, как это работает. неуязвимость - желанная.

- удалось показать, несмотря на нелепые попытки все это скрыть, - он ведь знал тогда и знает сейчас. все, что умалчивается, читается запросто в момент уязвимости.

слова бесполезны, если по-честному. вся лживость намерений легко умещается в несколько букв, все притворство - в защитные оскорбления; попытками вывести в мимику на лице или в нервозность движений, с которых пытается считывать. якобы верить, но не доверять на подсознательном уровне - отмечать в голове поступки и урывать кусочки безмолвия. альт смотрит на джонни и, кажется, что-то подобное видела - мимолетной деталью и усталостью, которая плещется в радужке.

но услышать так хочется: сломать свою неуверенность. развеять туман из сомнений в собственных выводах, не доставать вопросами - наводящими. не выжидать, когда тот решится что-то сказать, о чем давно в голове плетутся задачами без решения - очевидного. последним этапом своего осознания, когда сдерживать нет каких-либо сил - вслух звучит ярче и правдоподобнее. вслух тащит с собой последствия, которые вовсе не хочется: не разрушить упорно слепленное внутри - трудом и надломами своего хрупкого «я».

машина останавливается следом за мыслями - станция дергает своей яркостью и оживленностью; возвращает обратно в реальность суровую и неприветливую. с дозором и кучей проблем, которые всего на пару часов погибают под своей незначительностью. утопия в голове сворачивается так же быстро, как и развертывается, - не оставляя следов до нужного времени. думать о потенциальных возможностях просто, когда вокруг нет неона и давящей корпорации; без рекламы, орущей из каждого телека и портативного радио - фоном, чтобы лезть под корку сознания и впиваться клешнями намертво.

джонни сбрасывает с себя выжженные синонимы - революция и война; борьба бесконечная и попытка за все отомстить. не смиряться с ничтожностью личности, воевать до последнего за справедливость, необходимую, но субъективную. кричать лозунги и подстрекать фанатеющих, храбрости у которых хватает на пару часов, пока слушают музыку. отдуваться за всех, стать лицом изменений, будучи обычной второстепенностью. правда о вечере, разделившим историю, покоится в памяти - его, измененной в угоду чего бы то ни было. зная ее, альт лишь больше запутывается: джонни сложный, и в причинах копаться приходится заново.

- не могу представить тебя без музыки: вы с ней как одно целое, - непоколебимая правильность.

быть свидетелем собственной разрушительности - что-то общее, но не похожее. слияние с искином отдается знакомыми нотками, чем-то до боли напоминающем об их ситуации с ви. тяжело - отдавать себя в обоюдном согласии; альт не может представить, каково быть причиной чужого испепеления и не в силах ничего изменить. наблюдать - даже не со стороны, быть непосредственно. чувствовать каждую секунду его угасания, быть разрушающим фактором и отбирать жизнь с устрашающей разум медлительностью.

- может, это не смерть, а обычные изменения? ты ведь не виноват в произошедшем, стечение обстоятельств, не более. а новый ты будет не хуже прежнего. посмотри, уже помогаешь какому-то недоискину, - смех вырывается сам собой, а механичность толком не чувствуется, срабатывает даже не по скрипту - искренне.

песок бросается собой по ногам, колет кожу, которая неприкрытая; вывески моргают неоном даже в этом забытом участке пустоши. от информации - наседающей - у альт кружится голова. текст увлекает собой все внимание, та читает и большие, и мелкие надписи; трогает пальцами блестящие упаковки химозных батончиков, ледяные жестянки с напитками. потоки сливаются - информация лезет в голову по привычке для осознания. для обработки и дополнении кода - собственного; фильтровать ненужное не получается. распределить важное и неважное с разницей углубления - скилл, который нужно все-таки нарабатывать.

альт несет все абсолютно случайной выборкой, чтобы не вчитываться и не зависать на миллионы лет осознания. батончики, призванные накормить стадо голодающих мамонтов, с химией, убивающей быстро и медленно; с химией, слоганами обещающей долгую молодость и щадящее отношение к телу и органам.

- это подойдет? - путаница в повседневных вещах взрывает собой неуверенность: базовые потребности обещали не быть вновь актуальными. кто же знал.

альт пялится на продавца настолько внимательно, что тот ежится от внимания. никакой информации и ярлыков, никакого списка из приобретенных за жизнь черт характера, нет даже имени. узнавать путем спрашивания и общения кажется чем-то примитивным до безобразия. взгляд на джонни падает сразу же после этого осознания.

- любимый цвет? - одинокая попытка просто для того, чтобы быть. вроде бы так это делается.

несмотря на ощущение близости, тот не наполнен фактами.
и факты эти даже не требуются: альт будто бы знает что-то более важное, чем предпочтения.

Отредактировано Alt (2021-01-24 00:44:41)

+3

16

Жизнь обладает поразительно отвратительным чувством юмора, зато из раза в раз превосходит себя в иронии.
Она меняет пешки местами на шахматной доске, выворачивает привычное наизнанку, искажает и мордой тебя тычет в осознание того, насколько сильно на самом деле ты заблуждаешься практически во всём, что когда-то казалось незыблемой истиной.
Одни цели сменяют другие: когда-то давно личная удовлетворённость происходящим измерялось в минутах прожжённой жизни в крепком коконе из сиюминутных удовольствий, ведь долгоиграющие планы в Найт-Сити — бред сумасшедшего; теперь же обволакивает неясным намёком на умиротворение сам факт нахождения посреди полнейшего "ничего" с той, что не может принять свою вновь обретённую человечность, и молчаливого кассира, поглядывающего изредка из-за мониторов.
Он стоит на распутье, не имея ни малейшего понятия о том, какой путь выбрать. Как когда-то давно, после вынужденного дезертирства, итогами которого стали полная растерянность и комплект психологических травм в придачу. Время должно лечить, но вместо этого только постоянно насмехается.
Кошмары никуда не исчезают, периодически прорываются в реальную жизнь и хватают за глотку своими ледяными пальцами. Борьба за независимость длиною в несколько жизней беспонтово проиграна, потому что у них остаются вожжи и полная власть.
Зверя внутри удаётся разве что задабривать время от времени, чтобы не вгрызался в слабую плоть так яростно.

В ладони зажата бутылка воды. В голове неугомонным волчком вертится всё, когда-либо сказанное.  Её умение смотреть прямиком в самую суть выводило из себя много времени назад, сейчас же отдаёт какой-то нечеловечностью, и об это мозг ломается на раз-два: он смотрит на неё, наблюдает за тем, как Альт двигается и сызнова привыкает к окружающему миру, и не может отделаться от ощущения того, насколько ирреально она выглядит в сложившейся обстановке.
Он смотрит и не может осознать, что это действительно она. Здесь.
Собственное существование каждый раз мыслями ставится под вопрос.

Сколько всего действительно пряталось ревностно, закапывалось на немыслимую глубину, чтобы и самому никогда не вспоминать, не натыкаться взглядом и не ловить себя на желании шагнуть в неизвестность, попробовать и рискнуть. Сколько раз слова были готовы обрести форму, но каждый раз что-то душило, забивало правду обратно в глотку. Удивительно, что ей всё же удавалось что-то разглядеть. Впрочем, признаться стоит самому себе, что актёр из него чертовски хреновый.
Смирение ли то, что он не собирается больше принимать участие в войне с — ветряными мельницами — корпорациями? У него нет ответа, ведь сомнения перемежаются с короткими периодами, когда всем существом овладевает давно позабытое спокойствие. Победил ли он их в собственном сознании? Предпринял жалкую попытку, ведь отпустить окончательно вряд ли когда-либо выйдет.
Дни, когда грохот барабанов в миксе с восторженным криком толпы бились под кожей, остались в прошлом. Он не представляет жизнь без музыки, но ловит себя на мысли, что больше ей не нужен. То, что когда-то казалось нерушимыми основами, рушится с лёгкостью.

Он годами душил людей вокруг себя, закапывал все их положительные намерения рядом с собственной неспособностью в искренность, чтобы через много лет стать орудием убийства. Без метафор, аллюзий или каких-либо аллегорий.
Изо дня в день с непоколебимой упертостью разрушал всё вокруг себя, чтобы теперь остаться с последствиями и выводами.
Ему хочется возразить, взорвать лёгкие несогласием: пусть он и не хотел быть фактором разрушения чужой личности, пусть не хотел становиться причиной гибели, но именно его цепочка решений привела к совершенно новому взрыву, по интенсивности имеющий все шансы соперничать с тем, что раздался в «Арасаке». 
Может быть, это не смерть, но что-то гораздо хуже. Может быть, это не спасение, а долгий путь к искуплению. Мысли путаются, мешаются, а сжатая в пальцах бутылка воды становится брошенным спасительным кругом, за который он хватается не раздумывая. Обсуждать нечто настолько личное в пространстве опустевшей заправки не хочется, поэтому он молчит.
Он помогает, разумеется, но пытается разобраться: делает ли это потому, что тлеют в глубине души угольки не забытых ещё чувств и ощущений, меняется ли по собственной воле или же становится жертвой его на себя влияния, насколько решения действительно принадлежат ему?
Голова кругом.

Если хочешь, то подойдёт. — взгляд падает на кучу батончиков в чужих руках, он за самого себя решает с трудом, а тут приходится направлять ту, кому ещё хуже. Хмыкает с каким-то невысказанным облегчением, потому что необходимость химических батончиков разрешить проще других вещей, более фундаментальных.  — Но ты этим не наешься, возьми ещё пару хот-догов. — кивает в сторону стойки с готовой выпечкой, разогреть можно прямо здесь же, так что у желудка есть все шансы отхватить немного горячей еды, а не перебиваться исключительно снеками.
Прихватывает с полки шелестящий пакет с не менее химическими чипсами, которые обещают вкус настоящего бекона, скидывает по пути набранное перед носом кассира и жестом даёт понять, что они ещё возьмут еды и вернутся. Этого времени достаточно, чтобы поразмыслить над вопросом.

Чёрный. — упаковывать съестное в коробки выходит с какой-то механической точностью. Вопрос вызывает волну диссонанса, отдаёт чем-то давно забытым, практически из детства, когда подобные темы обязательно обладали сакральным смыслом, позволяющим приподнять завесу тайны над личностью. — Твой?
Они никогда не говорили так: о вещах, которые важнее всего, несмотря на то, что кажутся мелкими и малозначимыми; о вещах, которые остры в своей вопиющей наивности. Что нравится? Что не нравится? Будто бы сейчас — идеальный момент, чтобы наконец-то узнать. Иронично, учитывая, что время — максимально при том же неподходящее.

+3

17

сложность словно выкручена на максимум - без спроса или предупреждения. покоится на отметке своей нереальности, не давая и секунды расслабиться; не давая возможности просто пожить - с негласным условием все обрабатывать и читать. каждую надпись, что лицезрит на целлофане и пластике, каждое слово, что доносится слабым шипением - не подставлять свои действия под сомнения кажется придуманной реальностью.

быть неуверенной отдается внутри неприятным и будоражащим ощущением; забытым - давно, без необходимости контролировать. крупица - ничтожная, о которых так много твердит там, за заслоном; с целями большими, чем простое блуждание в разные стороны. с попытками сохранить ту информацию, которую скапливает внутри - не делить и не стать чем-то большим в угоду привычного цикла. альт понимает, почему оцифрованным так тяжело воспринять свою новую значимость.

хвататься за жизнь, пусть и паршивую; с кучей условий и ограниченными возможностями, не знать ничего о будущем и пытаться представить на основе сохраненного в памяти прошлого. прикидывать и надеяться - в последнем есть что-то совсем не необычное, с легким покалыванием в подушечках и мурашками. заходить на еще один круг незнакомой реалии, топать ногами в предвкушении правил, которые нет доступа отредактировать.

хотеть, не получая по первому требованию; стараться добиться - малого или большего - разными способами. вещи медленно складываются в единое целое, в представление мира и того, как все работает. по каким законам не физики существуют банальности, чему подчиняются и что в силах самому изменить; что придется терпеть в безнадежности исправления. великое множество информации, из личностей поглощенной заранее, впервые начинает стыковаться с ее восприятием - это даже не компиляция.

ощущения четкие, и альт перестает казаться себе наблюдателем; начинает видеть поверхностно, как и требует ситуация, воспринимать визуал вместо попыток докопаться до истины. хот-доги - несколько составляющих с главной задачей насытиться. нет смысла лопатить до большего - окружение куда проще, чем выглядит. окружение - фон, урывающий право завлечь внимание; цвета слишком яркие и вызывающие, голоса вьются приятными тембрами. альт игнорирует.

дышится проще и без давления - свои действия отдаются практически контролируемыми, с четкой задачей дотронуться и притащить парочку булочек. быть непосредственно, ощущать и участвовать, не выбиваясь из общей картины присущей неправильностью. отпустить часть - механическую - на задворки сознания и дать волю личности, чтобы вести и реагировать. перестать сравнивать - главное; перестать проводить аналогии и цепляться за что-то знакомое. просто быть.

- и кофе. запах знакомый, - мотает головой, словно соглашаясь со своими мыслями.

далекий от натурального, с искусственным привкусом и прогорклостью, оседающей на языке - еще одно воспоминание вырезается четкостью. пакетиком, разорванным пальцами, и порошком черного цвета под кипятком; с недостающим запахом табака и отвратительным состоянием по утрам. альт смотрит на сигареты скорее из любопытства, взыгравшегося на ассоциациях. пачка - единственная из лежащего ассорти - выделяется слишком знакомым пятном. увлекает внимание на пару секунд и выкладывается на прилавок рукой на потеху памяти. курить не то чтобы хочется.

- черный - тьма и пустота, - всплывает само собой, - ты первое или второе?

хот-дог возвращается в руку теплым и ароматным - обманчиво; с мясом, конечно же, синтетическим, с булочкой - того же качества. упиваться искусственностью хочется, триггеря каждый отсек памяти по отдельности. альт вылетает из помещения в размышлениях о своих цветовых предпочтениях; альт хочет ощущать разницу созданного - под ногами все такое естественное и настоящее, граничит с тем, что придумано человечеством.

внутри переполняет от вдохновения - важного, но короткого. сердце заходится в бешеном ритме лишь на пару секунд, время будто бы останавливается, чтобы через мгновение снова пойти на привычной скорости; альт ощущает, что реально голодная с первым укусом булочки. вкус - что-то среднее между неземным блаженством и отвратительностью. вкус - то, что невозможно донести даже близко строками.

- белый мне шел, - альт смотрит на правую руку - та отдается обычностью; сожаление легкими волнами накатывает, напоминая об утраченных ею возможностях.

ехать не хочется, замкнутость салона авто неприятно давит своей ограниченностью; бесконечность дороги опять норовит унести в туманность всего осознания. альт тормозит у двери на пару минут, пока кофе не остается воспоминанием, и зависает на своем отражении - ничего общего. никакого намека на прошлое.

- чем развлекаются люди, когда нет сети? - альт садится, выуживая из пакета с батончиками сигареты с четким воспоминанием; держит в руках, не распечатывая - череда былых дней всплывает кадрами с серостью и тусклой обыденностью. тема сама перескакивает под натиском всколыхнувшейся паники. - если дозор нас найдет, от тебя точно избавятся.

+3

18

Вопросы бьют наотмашь.
В чувства не приводят, да и, наверное, не должны. Провоцируют бег по замкнутому кругу в лабиринте собственных размышлений.
Весь окружающий мир сужается до одной-единственной точки. Обманчиво кажется, что помимо раскинувшейся на множество километров пустоши и чёртовой заправки, что дрейфует посреди горячего песка, на планете больше и нет ничего. Магазин — неоновой точкой светится, несмотря на то, какое время суток разворачивается по ту сторону грязного стекла. Кассир остаётся безучастным, напоминая больше восковую куклу, чем настоящего человека. Что вообще здесь можно назвать настоящим, если даже они с Альт — тени самих себя прежних?
Чего бояться единственным людям, оставшимся в живых после оглушающей трагедии? Разве что друг друга.
Тьма и пустота. Не «или», нет. Оглушительное в своей уверенности «и». Рука об руку. Одно без другого будто бы и не существует вовсе. Выдёргивает из реальности и отправляет обратно в полное и бескрайнее «ничто». Без ощущений, без ожиданий и какой-либо надежды. Ты не можешь потерять что-либо, если ничем не обладаешь.
Запах кофе химический и дешёвый, въедается под кожу чем-то хорошо знакомым и почти что родным. Рисует в сознании очертания давно забытой кухни с большим деревянным столом посредине, со скатертью, на которой раз в несколько недель обязательно появляются новые рваные раны от забытой сигареты. Руки с пожелтевшими от табака пальцами. Крик. Звон посуды. И оглушающе ввинчивающийся в одежду запах дешёвого кофе.
Тьма и пустота.
Выбор эфемерен. Зыбок. Чем больше думаешь — быстрее утопаешь.
Первая мысль яркой вспышкой озаряет сознание: она знает ответ и без его попыток сложить эмоции в слова. Возможно, не подозревает об этом здесь и сейчас, но Альт из прошлого знала наверняка.
Вакуум. Сделать вдох невозможно — пустота забьёт лёгкие смоляными пятнами.
Пару месяцев назад с поправкой на пятьдесят лет — тьма, безусловно. Поглощающая, всасывающая в себя всё, до чего только может дотянуться в какой-то жалкой попытке урвать нечто настоящее, лишь бы только след оставить. Отпечаток грязный и смазанный. Искажённая память всё равно таковой и остаётся.
В прошлой жизни — тьма, однозначно. Гнетущая и невыносимая, но всё равно нужная.
Сейчас всё по-другому совсем: темнота внутренняя теперь бьётся о крепкие прутья разума, недостойная того, чтобы выбраться наружу.
Траур и неизвестность. — находится с ответом далеко не сразу, в салоне авто уже. Не уверен, ждёт ли она реакции до сих пор, но слова наконец-то находятся правильные, развернувшиеся из миллиона липких и засасывающих мыслей.
Звучит слишком высокопарно, на самом деле всё намного проще, как и подобает всему фундаментальному. Три жизни в противовес одной смерти собственной и множеству чужих. Скорбь по утерянному: людям, прошлому и будущему.
Неизвестность заключается в невозможности понять и предугадать, что будет дальше. И насколько он — действительно он?

Белый ей шёл.
Правая рука реальность рвёт на части своей неправильностью. Больше походит на выпавший из общего числа кусок мозаики. Непоправимая ошибка. Покрашившаяся картинка. Сбой в коде.
Элемент, которого не хватает ощутимо в попытке если не вытянуть прошлое из небытия, так хоть коснуться его кончиками пальцев.
Белый ей шёл. Он не замечал, насколько сильно.
Заправочная станция с её вызывающе яркими огнями остаётся далеко позади. Из колонок льётся что-то инструментальное, медленное и тягучее. Забивается в поры, проникает под кожу и остаётся переливаться по венам вместо вечно буйствующей крови.
Я пил постоянно, — пожимает плечами и поддевает пальцами свободной руки «язычок» на банке с газировкой. Та шипит и взрывает перепонки к чертям резким звуком. Глоток взрывается на языке апельсиновым вихрем. — Вот и всё веселье. — вопрос не о нём вообще, но сама постановка вопроса с этим «когда нет сети» кажется абсурдной от и до: в Сити никто не остаётся без доступа к интернету надолго, ведь вся жизнь вокруг него вертится. Социальные сети, развлекательные платформы и виртуальные реальности, в которые сбегают в любой удобный и не очень момент, лишь бы только не наблюдать абсорбирующую реальность. Лучше ли сойти с ума в мире грёз или видеть всю отвратительную и едкую правду?
Мы наверняка единственные, кто оказался отключёнными от сети за последние десятки лет.— каждый сам создаёт своих демонов: неосторожным словом, идиотской и спонтанной затеей или одной только мыслью, что может противостоять нерушимости системы.
Сигаретная упаковка в её пальцах походит на якорь, вместо мощной цепи у которого — едва ли видимая тонкая нить куда-то далеко в прошлое. Усмешка ложится на губы. — Надо же, их ещё выпускают?
Яркой вспышкой — первая раскуренная на двоих сигарета из точно такой же пачки за пределами грохочущего клуба в далёких нулевых.
Это не похоже на вопрос. — понимает прекрасно, что второй раз не повезёт, личность никто не будет оцифровывать и хранить в сейфе до лучших времён. Следующая смерть будет окончательной и бесповоротной. — Но если они до нас доберутся, обещаю унести парочку с собой.
Хмыкает себе под нос с неподходящим для всей ситуации весельем. Следующая остановка через несколько десятков километров. Хочется верить, что в придорожном мотеле ещё есть свободные номера.

+3

19

альт остается только угадывать, воображать в пределах возможностей, насколько херово себя ощущать после произошедшего. насколько не чувствовать личность - всецело свою, но с мелкими изменениями - и думать о том, каков процент из них не его. результат замены - слияние не бесследное; перенимать чужие привычки выходит даже в обычном общении, что говорить о сидящем в голове непосредственно. быть мыслями и ощущать те своими и цельными, путаться в причинах решений - тяжело.

с напоминанием каждодневным - в зеркале. альт смотрит на лицо непривычно открытое: без длинных волос и авиаторов, без застывшей в недоверчивом взгляде мимике. еле заметные воспоминания с чужим расслаблением - редкие; слова - порция искренности. странность момента захватывает, ничего похожего в памяти не находится. ни намека на ощущения, липнущего прямо сейчас настолько, что не отодрать никакими стараниями.

- было бы глупо со стороны ви поступить иначе, - вырывается непрошенным мнением. - но ощущать себя должным до конца жизни - сомнительно. ему было тяжело, но я ни разу не считывала с его кода какое-нибудь сожаление. думаю, он даже был рад. по-дружески.

обычный расчет в параллель с человечностью, альт тяжело не затрагивать тему, которая уже, наверное, восемьсот раз пережевана - им самим и наедине. без любопытных носов и просьб оценить трудность смирения по шкале от десяти до нуля; интерес нездоровый и внутренний, идущий из той механической составляющей - не исчезает, но прячется. альт ее останавливает, оставляет лишь угасающими вопросами и пониманием - не сейчас.

- печень новая, самое время наверстывать, - фраза рождается абсолютно рандомно и исчезает в своей мимолетности.

времени уйма, быть вне сети - что-то новое. некомфортное в своем проявлении, отдает ограниченностью всего восприятия. альт кажется, что любой вопрос будет глупым и, как минимум, рассмешит. та ежится, вытаскивая сигарету пальцами, и крутит ее пару секунд - связь между прошлым и этой реальностью; что-то до безобразия теплое и коннектится непосредственно с ним. отдаленными звуками отвратительной музыки и прохладой вечера, бунтарством его вопреки ее правильности - улыбка ложится на губы, хотя альт о ней даже не думает.

зажигалка в руках словно тест на азы человечности - пальцы движутся лишь по памяти и когда альт не ломает голову. не вникает в то, как работает и как именно следует сделать, автопилот внутренний помогает справиться. мышцы как будто каменные, тело будто бы не курившее никогда до этого - аналогия того вечера. в упертой попытке сломать что-то упорно препятствующее добровольному самоуничтожению, табак - отвратительный и ни в какое сравнение с тем, что был в сигаретах полчаса ранее. тяжелым дымом тянется к потолку и окну, которое альт открывает в попытке зачерпнуть свежего воздуха.

- такое ощущение, что это та самая партия, - кашель просится наружу для доказательства, но альт его сдерживает. - хочу задать нам в прошлом вопрос «почему?». наверняка были другие дешевые, но не такие мерзкие.

подступить тяжело, хоть и обманчиво кажется легкостью. изменения, пусть и присутствующие, ничуть не меняют основную его составляющую; альт теряется в определениях и гранях дозволенного. несмотря на мнимую атмосферу привычности, проходит так много времени. бросает из одной стороны в абсолютно другую сторону, альт не знает, как нужно себя вести и как будет правильно. по-честному - не знала шестьдесят лет назад, и это лишь новый участок, подготовленный для сомнения. тогда - происходило все по наитию и обоюдной комфортности, сейчас - дискомфорт повсеместно присутствует. от него не избавиться, и дело не в том, что позволяют друг другу лишнее.

условие для того, чтобы быть здесь и сейчас, а не чьим-то воспоминанием. шанс - пусть и второй, возможно и не заслуженный - не обещает быть легким путем. изменения мнут собой все, что давно устаканилось, и вычерпывают самое скрытое. альт рада тому, что не помнит себя с доскональной точностью и не переживает так сильно по поводу разницы миров и их времени. это выглядит сном или дополненной реальностью, чем-то абсолютно не существующим и одновременно настоящим до отвратительности - голова кружится то ли от табака и химии, то ли от непонимания.

- мне кажется, они не успокоятся, пока меня не найдут, - от ощущения собственной смертности - окончательной - и невозможности быть вновь оцифрованной немеют конечности.

ошибка одна и даже не ею сделанная, с последствиями масштабнее, чем что-либо; охота опять начинается и отдает херовеньким дежа вю. бежать кажется абсолютно простым решением, но исчезнуть бесследно в мире, где каждый шаг невозможен без регистрации и свечением своего айди - альт недовольно хмурится. забирает из рук джонни газировку, обещанную ранее ей, и запивает отвратительность табака. возиться с новой банкой и способом ее открывания не хочется: салон пусть корпоратский и отвратительный, но не заслуживает быть залитым ее криворукостью.

апельсиновый вкус абсолютно точно вписывается в происходящее.

Отредактировано Alt (2021-01-31 17:49:38)

+3

20

Автомобиль продолжает своё неспешное продвижение через всепоглощающую засуху и безжизненность. С высоты птичьего полёта наверняка выглядит инородным телом в слаженном организме Пустоши. Остаётся надеяться, что тот не станет их всячески отторгать и удастся добраться до мотеля без промедлений и проблем.
На языке от газировки приторно сладко, вкусовые рецепторы взрываются всё из-за той же непривычности: одно дело — ловить крохи, эхом долетающие от развернувшегося урагана чужих ощущений и эмоций, и совсем другое — остаться с этим ураганом один на один впервые за пятьдесят лет.
Человек — та самая тварь, что слишком быстро привыкает ко всему, будь то устоявшееся небытие или сильные волны чувств и впечатлений, накрывающих с головой.
То, что ещё «вчера» казалось немыслимым, становится новой нормой. И это пугает в той же степени, что и восхищает.

Пространство салона будто бы сжимается всего за несколько секунд, весь воздух исчезает. Поперёк глотки встаёт приторно сладкий комок апельсиновой сладости/горечи. Искренность держится на поверхности. Одно неосторожное слово/движение — опустится на самое дно, где ей самое место.
Я не ощущаю себя должным. — на несколько метров сразу вниз, всё ближе к илистому дну отрицания и непутёвой, неправдоподобной лжи. В привычном порыве защититься, выдавить, вытравить всё истинное и личное, что скребётся внутри, переворачивая одну исключительную вселенную, пока мир за её пределами продолжает стоять, затаив дыхание. — Ответственным.
Брошенная кроха откровенности вырывается компромиссом. Внутри будто бы прорывает что-то, несмотря на все попытки удержать при себе, задержать в ладонях. Взгляд бросает на свои/чужие пальцы, чтобы убедиться: ничто липкое, мерзко пахнущее смолой не сочится сквозь них.
Реплика — крючок, за который цепляется ворох остальной правды, покоящейся множество лед там, куда солнечный свет не в состоянии дотянуться.

Думать о том, что именно ощущал Ви, будучи запертым в Убежище, нет никаких сил. Осознавать собственную к этому причастность — выше вообразимых пределов. Поднимать эту тему не хочется, на анализ произошедшего ушли долгие ночи под тёмным небом Пасифики. Пустота внутри там, где ещё мгновение назад находился друг, красноречиво звенит напоминанием о собственных ошибках и их последствиях.
Жизнь безжалостно нанесла одно наказание за другим, лишая уверенности в принципах. То, что казалось нерушимой правдой и основой мироздания, рассыпалось песочным замком.
«Мне никто не нужен» незаметно обращается в «я не могу оставаться один на один с собой». Ничего с этим не сделать, только пройти через все стадии принятия и признания. Научиться жить с самим собой без постоянного желания отмотать время и переосмыслить содеянное.
Ему интересно самую малость (то, что он готов признать без ощутимого ущерба своей стабильности), о чём говорил эти двое, находясь в одной цифровой крепости.
Молчание красноречиво завершает предыдущую реплику. Надеется на чужую сознательность и понимание, что говорить дальше на эту тему не намерен. Искренность обрубается желанием оставить размышления в безопасности.

С полным отключением от сети и города ощущение времени стирается вовсе. Мазки тёмно-синей краски на небе будто бы просто наливаются мрачностью с каждым преодолённым новым километром, нагружаются и превращаются в дождевые тучи. Появляется иррациональное желание успеть добраться до мотеля до того момента, как дождь польёт крупными каплями: нет никакой разницы, на самом деле, ведь они не пешком расстояние преодолевают, но мысль проскакивает на периферии сознания без малейшей на то причины. Он её не отгоняет. Принимает и привыкает.
Разум настраивается заторможенно воспринимать Альт как АЛЬТ в каждый из разов, когда краем глаза скользит по чужому силуэту. Не может понять: видит ли знакомые черты сквозь маску совершенно иного тела или накручивает, закапывается в воспоминания, рискуя проигнорировать реальность целиком и полностью.

Пачка сигарет в изящных пальцах мнётся неуловимо по-особенному: якорем тянет куда-то далеко в прошлое, в неоновый переулок, отдельными кусками поглощённый темнотой настоящего Найт-Сити. Он тратит несколько долгих секунд на то, чтобы вглядеться в и без того хорошо знакомую упаковку, подметить детали. Машину на какую-то долю ведёт немного влево, но дорога пуста, выровняться удаётся без проблем.
Впечатление такое, будто бы конкретно эта пачка — маячок прямиком из их прошлой жизни. Болезненно приятная ностальгия.
В мире способов покончить с собой великое множество, мы выбрали самый долгий. — фраза чужая выжжена где-то на подсознании, хоть и меняется неуловимо, подстраиваясь под новые обстоятельства. Иронично, что мертвы оказались в итоге далеко не по вине некачественного табака.
Ноздри щекочет терпкий запах, рефлексия по дешёвому символизму — не его конёк, но мучительно сильно хочется затянуться накрепко, сжав в пальцах чужое запястье. Один яд на двоих. Как раньше.
Не побег, но лазейка из неприятного настоящего в то прошлое, когда было всё и даже больше.
Идиотизма уровень — сумасшедший. О чём только думал в бесконечной погоне за чем-то вечно новым?
Если глаза закрыть на короткий промежуток времени, можно сразу перенестись в тот самый переулок около клуба, который не существует последние тридцать лет.

Он не думает о том, что город будто бы цель перед собой поставил — стереть любое воспоминание, любое место, с которым его хоть что-то связывало.
Личное ядовитое сумасшествие выжигает лёгкие не хуже крепких сигарет.
Он не думает сейчас о «Дозоре», хоть это и сложно до безобразия. Пальцы на обивке руля — в танце в такт всем мыслям сразу и чужим словам, разрезающим реальность без малейшего зазрения совести. Чужое осознание ощущается явственно.
Шансов больше не будет. Никому не везёт несколько раз подряд. Смерть терпеть не может, когда с ней начинают играть в кошки-мышки.
В его силах наконец-то всё сделать правильно.
Не обещай, не обещай, не обещай.
Не найдут.
Твою мать. Твою мать. Твою ж мать. Нужно было промолчать, остановить себя до того, как произойдёт непоправимое. Доверие в чужих глазах хуже неприязни.
Банка кочует из рук в руки, несмотря на то, что в пакете с эмблемой заправки есть ещё. Апельсин забивает восприятие мира на короткий момент, которого достаточно, чтобы просто выдохнуть.
Несколько дополнительных часов в дороге. Придорожный мотель в отдалении от главной дороги. Смятая наличность под аккомпанемент из удивлённого взгляда администратора. Одна комната. Две кровати.
Не выпускать её из виду. Не выпускать.
Иди в номер, я притащу еду из машины.

+3

21

альт подмечает многое, но не в силах справиться с их значением; смотрит бесстыже и без зазрения совести - мимика на этом лице в разы живее и откровеннее. прячется в изменениях - крошечных, в белеющих фалангах на обивке руля. в выдохах - чуть громче, чем требуется; в тонкой и неуловимой почти интонации. альт отступает без намерения ворошить то, что не хочет быть вскопанным. то, что упрячет поглубже и зальет темной толщей воды - для моментов лишь исключительной искренности и наедине только с собой.

кивает ему утвердительно: поняла или в процессе принятия. жуется на дальнем уровне осознания, формируя четкое понимание для нее - ситуация необычная. голосом ви и его попытками объяснить, в чем разница восприятия, почему тяжело по обе от этого стороны. механичность анализа не принесла результаты тогда, оставив обычным условием, но приносит сейчас скрытым сочувствием. не лезет, не потому что рискует скатиться до ругани, - не хочет тревожить во имя спокойствия. его исключительно.

если отдавать часть осознания на витающие эмоции, получается вовсе не плохо для ситуации - ватность, скашивающая углы, и размеренность ощущений. словно все заторможено, словно скорость понижена вопреки бьющему по поддону песку - вязкость момента на запястьях и щиколотках. туманность прозрачная, но ощутимая, без молочного цвета вокруг, но с возможностью подмечать даже мельчайшее - сигарета затяжкой вырывает альт на поверхность происходящего.

фраза до боли знакомая и заставляет хмуриться, альт смотрит на джонни снова в беспомощности - фрагменты из прошлого липнут кусками и оторванной цельностью. чем-то, что тревожит память значимыми моментами; чем-то обязательным для хранения. вытащить нужное - задача тяжелая, но бесспорно с высочайшей сейчас актуальностью. растекается в голове прохладой вечера и затхлостью улицы - те соперничают за первое место в присутствии; огоньком зажигалки и зажатой сигаретой в губах, чужим насмешливым взглядом и четкостью. «альтьера» - не ее голосом.

кажется, будто проходит две вечности, будто чужие воспоминания заменяют ее - кадрами отрешенными и явным ощущением неописуемой радости. свобода и возможность дышать глубоко, без плена из ребер по легким и отсутствием замкнутости. бескрайней возможностью, не обрамленными рамками мыслями и с целым вагоном наивности - тогда было так хорошо. хорошо и сейчас - альт чувствует - просто смешивается с огромным объемом опыта. силуэты чуть измененные и подвластны времени, как и все.

- только смерть неприятная, - слова толком не контролируются.

страх - неподдельный - читает в каждой энграмме личности. с разной степенью, но без отсутствия; с попытками ухватиться за конечную секунду материальности и невозможностью откатить. передумать, даже если договор добровольно подписывает, и обсудить еще миллионы раз - призрачность не такая приятная, пусть и сулит бесконечность присутствия в самом ближайшем будущем. арасака умело пудрит мозги за лично внесенные евродоллары - бессмертность с неопределенным сроком хранения.

апельсиновый вкус каждый раз возвращает к реальности, стирая все табачное послевкусие. дорога размеренная до невозможности, сонливость накатывает под такт мелодичности музыки - гитарой в меланхоличном звучании. песок под колесами лишь добавляет всему атмосферности, дополняя собой, словно мелкими битами. пальцы альт что-то отстукивают в параллель с царящим молчанием, и это сидит на затылке мягким спокойствием - без намека на напряжение.

мотель - вырванный из фильмов стереотипностью. заметным светом посреди пустоши и намеком на жизнь, но неприметный в дизайне и особой оригинальности. потертый и серый, со множеством комнат и будто бы заспанный; засыпанный песчаными вихрями в угоду единственного желания проезжающих - оторвать себя от реальности. скрыть секреты и не по-человечески выспаться; в упрек существованию города, огни которого остаются лишь еле заметным ореолом где-то там позади.

несколько человек, разбросанных по периметру, и полусонный работник в администрации. альт держит карточку номера и послушно идет в его сторону; обещание звучит обнадеживающе, но та не глупая, чтобы требовать от него исполнения. достаточно - этого. за короткий промежуток времени сделано больше, чем за половину столетия, нет смысла просить большее - загрызет изнутри и ляжет на плечи тяжелейшим бременем.

знакомый звук вырывает внимание, и альт стоит в ступоре посреди комнаты - копает ассоциации в поисках нечто похожего. ретро мелодия, что-то с нитью связи до старого, цифрового и с дисплеем толще, чем современные. альт срывается с места в гонке с личными мыслями, опирается на перила снаружи от номера, выискивая взглядом источник звучания - тот покоится высокой коробкой у автоматов с очередной кучей батончиков.

альт уносится в его сторону, не заботясь о сохранности номера; на первый этаж, чуть в отдалении от ресепшена (или его подобия), но с яркой картинкой игры. пиксели такие нечеткие, слишком квадратные и без привычной в нынешнем гладкости - какой-то платформер с лошадью и геймплеем сродни задачи для первоклассника. воспоминания лезут наперебой, улыбка - застывает без возможности быть разрушенной.

ощущение, словно прямо сейчас слышны волны из далекой пасифики.

+3

22

Когда-то нечто подобное сопровождалось равнодушием, а теперь беспокойство разливается леденящей жидкостью по венам.
Когда-то давно весь окружающий мир мог полететь к чертям, если бы только ему этого действительно захотелось. Чужие мысли и эмоции — ничто по сравнению с его собственными. Никто не видел мир так, как это делал он. А теперь мир не видит его.
Это было тогда, а сейчас он взглядом настороженно рыскает, пока следует по пути от автомобиля на парковке до оплаченного ранее номера, и не замечает её присутствия.
Пары секунд более чем достаточно, чтобы от относительного намёка на спокойствие разогнаться до «твою мать, всё снова проебал». Первое и тесное знакомство с ребятками из «Дозора» ничем хорошим не закончилось, так что ожидать следует всего и сразу: сознание рисует слишком яркие картинки её похищения, кривым напоминанием о совершённом отзываясь где-то в затылочной части.
Твою мать.
Кадры из прошлого ржавыми крючками вцепляются в разум, тянут во все стороны разом, причиняя невыносимую боль, укутанную в агонию жаркую.
Пакет с продуктами в руках шумит раздражающе, пока он головой по сторонам вертит в попытке высмотреть.
Человеческий мозг порой срабатывает самым коварным образом: ожидая застать её в пределах номера, он будто бы слепнет выборочно и не может уцепить происходящее.
Выдох облегчения вырывается в тот же миг, как знакомая фигура обнаруживается около автоматов со сладостями и  прочей дешёвой дрянью, какой и в супермаркетах обычно навалом.
Не сваливай так молча.

Напускное безразличие даётся легко, шуршащий пакет опускается на серый и потрескавшийся асфальт рядом с одним из автоматов. Смятая карманом штанов банкнота отправляется в разъём с приятным жужжанием откуда-то из времён, когда вся жизнь представляла собой одну-единственную точку: вместо прошлого — сплошная пустота, а будущее — череда открытых дверей. И ничто иное значения не имело, ведь было то самое торжество одного момента, что теперь уже случается раз в вечность или не случается вовсе.
Руки складывает на груди и кивает молчаливо, давая понять, что автомат в её полном распоряжении на ближайшее время.
Заинтересованность плещется на дне глаз едва ли ощутимым напоминанием о ночи, произошедшей вечность назад.
Разговоры обитателей мотеля и какой-то бытовой шум умудряются перемешаться в ярмарочную музыку. Вывеска, кричащая над ночным шоссе о том, что мест больше нет, мигает огнями колеса обозрения. В грудине тревожится разочарование — он видел своими глазами, во что превратили некогда одно из самых оживлённых мест в городе.
Ощущение такое, будто бы Сити высасывает радость абсолютно из всего, до чего умудряется дотянуться своими мертвенными пальцами.

Отблески яркого экрана играют на лицах огнями парка развлечений, мрак вокруг будто бы сгущается, поглощает весь мотель разом вместе со всеми путешественниками и постояльцами, оставляет только их двоих неоновой точкой посреди ничего.
Дай-ка мне, — подталкивает в сторону легко, азарт пробивается в совершенно иной форме, не имеющий ничего общего со жгучим желанием заглушить всё разумное алкоголем и/или наркотиками. Перенимает управление, не намереваясь слушать даже лёгкое и шутливое возмущение происходящим. Лошадь на экране отказывается первое время слушаться, кнопки путаются нещадно под отзвуки смешка и вновь жужжащего валидатора. Деньги спускаются влёгкую и без малейшего зазрения совести, но это того однозначно стоит.
Кто выигрывает, получает вторую банку газировки. — ставки неумолимо повышаются, хоть и остаются до приторности простыми и наивными.
Он не знает, чем всё закончится в этот раз. Не может даже примерно предугадать, что будет ожидать их двоих с наступлением утра, но сейчас ночь кажется бесконечной, мчащейся дальше по ровному шоссе в неизвестность. С претензией на оригинальность. На выживание.
Не думать о смерти и шаткости положения становится легко. Лошадь из кривых пикселей спотыкается о препятствие и падает навзничь. В банкнотоприёмник отправляется ещё несколько эдди.
И ту кровать, которая не скрипит. Если такая вообще есть. — сквозящая через всю ситуацию простота позволяет выдохнуть на некоторое время. Перенестись в то время, когда из проблем — только недостаток дурмана в крови.
Передаёт управление и складывает руки на груди снова. — Не вздумай читерить.

+3

23

лошадь не повинуется, заторможено прыгая через препятствия: отклик не моментальный, и альт нужно немного времени. пару минут наблюдения после шуточного возмущения и шага в сторону - джонни справляется лучше; джонни ведет пиксельное животное по уровням, накидывая сложность за прохождение. музыка отдает сплошной электронщиной с еле заметным шипением из-за возраста. экран - с мимолетным мерцанием по бокам и битыми пикселями в нескольких местах, и это самое прекрасное из всего. вырывает место себе на ряду с современными автоматами, стоит словно в упрек текущему времени, навевая приступы грусти по прошлому. автомат был старым тогда, а сейчас - раритетный до невозможности.

старше их всех и технологий, из-за которых действительно могла бы почитерить. подключиться и считывать код, зная заранее о препятствии, изменить - в угоду легкости прохождения; прописать старый добрый god mode и таранить стенки просто и напролом. накрутить счет до желаемого значения и потерять атмосферу всего. легкость доступа и обычное программирование - ничто по сравнению с честной попыткой обставить его рекорд. от воспоминаний становится хорошо, и газировка светится лучшим трофеем соревнования - достойным сражения и недовольного возгласа, когда плотва спотыкается о пиксельный куст.

- в прошлый раз я выиграла, - бросает каким-то невнятным фырканьем.

вспышкой из прошлого, подростковым зазнайством - руки лежат недовольством у нее на груди; интерес к автомату теряется в ту же секунду, отправляя быстрым шагом в сторону номера. взгляд цепляет полусонных ребят на другом конце здания, те стоят с сигаретами и рьяно жестикулируют, но звуки не долетают, проглатываясь царящей здесь тишиной. размеренность места поглощает без спроса эмоции, альт кажется, что нельзя говорить; только шепотом - не нарушить уложенный на парковке и в стенах намек меланхолии. сердиться на себя долго не получается, альт достает возле номера сигарету и крутит в руках. курить вроде не хочется, но привычка - из памяти - тянет с собой.

смотрит на джонни и думает об ответственности, о которой тот говорил. не испортить шанс, услужливо выданный жизнью для ошибок - новых и их исправления; разобраться в том, где вопросов скапливается на несколько лет вперед. из-за воспоминаний реальность чуть-чуть искажается, стоит перед глазами обманом возможностей, и альт будто бы забывает, почему здесь находится прямо сейчас. о сущности, спрятанной глубоко, и о том, кем является. человеческое мышление - код, а не действительное существование. наверное? тяжело рассуждать о границах обоих миров, когда находишься в них практически одновременно.

временно - напоминанием где-то внутри. короткий отрезок реальности, помогающий рефлексировать; альт щелкает зажигалкой, стащенной из машины с собой, и переводит взгляд с джонни на сигаретное тление. не затягивается, позволяя бумаге сжираться по миллиметру в противоположную от подожженного края сторону. не думать, как привыкает искин по ту грань понимания, получается с подозрительной легкостью - лишь нащупать опору эмоций и чувств, остаться подвластной этому восприятию и забыть о сложности своих составляющих.

этот мир парадоксально отзывчивей, несмотря на невозможность его изменить. не подстраивается под визуальное представление, но позволяет на все реагировать. от удивления до недовольства, которое может всплыть даже от мелочи; набором кратковременных данных и беспрестанного рассуждения в своей голове. затяжка - одна и только для галочки, альт тушит сигарету и ныряет в номер за безопасностью. дверь не самая крепкая, но ощущение, что теперь точно никто не найдет, висит обманчивым мнением в воздухе. хотя бы на десяток часов, чтобы выспаться и с новыми силами на побег; матрасы выглядят так, словно притащены в одно время с плотвой.

альт достает из пакета с неприятным шуршанием что-то с фруктовой картинкой, кидает на матрас джонни банку с апельсиновым наполнителем - трофей и причина детского раздражения. укол обиды от проигрыша все еще чувствуется занозой на уровне осознания: великий нетраннер не может справиться с пиксельной лошадью и не менее пиксельными препятствиями. профессионализм ставится под сомнение - где-то внутри собственных размышлений - несмотря на то, что сферы в общем-то разные.

- твоя газировка, - тем же тоном, что и рядом с игровым автоматом, - осталось только выбрать матрас. хотя они оба такие себе по качеству.

не претензией - констатацией. третьесортность мотеля лишь добавляет мистичности, и альт здесь в общем-то нравится. без бутылок и разбросанного мусора, чистота - относительная, но явно превышающая все ожидания. радио портативное вещает какие-то новости о селебрити, разбавляя тишину мимолетными шутками-комментариями и четкой речью ведущего. альт вслушивается ненароком, схватывая слова и информацию.

- кому-то действительно интересно, какую машину купила себе еще одна поп-звезда? - вопрос, наверное, риторический: когда-то - слушала такие же новости об активности «самураев», делая вид полного безразличия.

садится на матрас, сжимая в руках батончик до шелеста упаковки; спать - по-хорошему, но голова пухнет от количества усвоенных за сегодня открытий.

+3

24

Игра на экране выглядит смехотворно не только в сложившейся ситуации, но и в контексте всего города разом. Само существование игрового автомата — вызов, брошенный новомодным технологиям. Даже рядом с потрёпанными жизнью торговыми коробками с напитками и снэками аркадник выглядит чужеродно, выбивается некогда яркой кляксой посреди тёмного вечера.
Взгляд прикован к происходящему на выпуклом экране будто бы специально: так намного легче игнорировать реальность и свалившиеся неподъёмным грузом новые проблемы. Следит неотрывно за перемещениями пиксельной лошади по ограниченному пространству игрового поля и не может отделаться от мысли, что жизнь порой слишком напоминает такую же старую аркаду с невнятной музыкой, убогим управлением и препятствиями, о которые спотыкаешься слишком часто.
Хочется спросить, какой криворукий урод отвечает за все выбранные действия. Ответ один и не особенно нуждающийся в том, чтобы быть озвученным.
Сосредотачивается на порядке нажатия кнопок, сохранения не предусмотрены в отличие от множества игр современных, у игрока есть только один шанс. И, самое главное, вопрос: а действительно ли всегда нужно нестись к заветной победе? Или разумнее отойти, отпустить и сделать несколько шагов в сторону?
Он не знает. Но в игре побеждает.

В прошлый раз она выиграла. Воспоминания — всё, что осталось в относительной неприкосновенности. Одни были вывернуты наизнанку присутствием Ви, другие удалось спрятать только для себя, закрыть от чужих любопытных глаз под пометкой чего-то неважного, когда в действительности всё наоборот решительно.
В прошлый раз аркадный автомат был не таким старым, а в особые дни приходилось и потолкаться за возможность занять место около пульта управления.
Не может вспомнить, сколько времени они тогда провели за игрой, зато в памяти на вечность отпечатался чужой взгляд, заражённый неподдельным азартом. Жизнью. Искрой, что не раз вспыхивала в ответ на любую, самую идиотскую затею.
Стоило ли в этот вечер проиграть? Поступиться и дать почувствовать крошечную часть той власти, какая была в киберпространстве? Не отбирать приятное ощущение собственного превосходства...
Нет, она бы не позволила так поступить. Не приняла бы подачку.

Удаляется быстрым шагом в сторону номера, а он задерживается на пару минут ещё. Даёт время побыть немного наедине с собой и вместе с тем проворачивает то, что кажется правильным здесь и сейчас. Сложенные на груди в недовольстве чужие руки становятся причиной всколыхнувшейся тревоги.
Взгляд бросает быстрый, чтобы убедиться, что всё в пределах нормы. Какие-то сонные ребятки у здания мотеля на несколько секунд приковывают к себе внимание, но он решает, что по их поводу беспокоиться не стоит. Им обоюдно нет никакого дела.
В автомат, полный ярких обёрток, опускается ещё несколько монет. Грохот от выкатившегося «приза» если и долетает до её ушей, то вряд ли хоть сколько-нибудь заботит.
Дополнительная пара банок прячутся по глубоким карманам, он идёт следом за Альт.
Каждый шаг ощущается не до конца развеявшимся сном, несмотря на кричащую в лицо реальность происходящего. Пакет шуршит при ходьбе, разгоняя по углам общую сонливость территории и оставляя её шипеть по углам рассерженной кошкой.
Огонёк зажатой в губах сигареты — маяк, рассеивающий серость этого места и добавляющий тёплых красок. Затяжка. Дым позабытой привычкой — ему в лёгкие. Лёгкий хлопок двери — мнимая безопасность.
Твоя газировка. — из кармана куртки выуживаются банки поменьше, служащие альтернативой и призывом не беситься из-за игры и проигрыша, который, по сути, и не влияет ни на что. Передразнивает привычно, вкладывает трофеи в чужие ладони.
Садится на край постели, что стоит рядом, отделяемая общей на двоих тумбочкой. Подушечки пальцев пробегаются по фактурной ткани матраса неосознанно уже, но всё равно считывают каждое ощущение.
Взгляд устремляет прямой, пытается разобраться с тем, что сейчас в чужой голове происходит и почему вместо былого задора плещется в глазах вязкая тоска.
Радиоприёмник шуршит не хуже пакета невнятными новостями.
Он не прислушивается.
Когда твоя жизнь гниёт, наверное, интересно отвлекаться на что-то подобное. Или же взращивать к себе злость на тех, у кого всё лучше. — есть вероятность, что ему на эту реплику отвечать не стоило, но мысли откликаются без его ведома, слова складываются, он же в это время рассматривает батончик в чужих руках.
И кто с кем спит, конечно же. Всегда такое дерьмо взрывает полосы газет.

+3

25

передразнивает - веет из прошлого наперекор тому, что происходит сейчас. достает из кармана две банки то ли заботой, то ли другой необычностью; альт держит в руках, чувствуя холод, добирающийся к фалангам, и поднимает сразу же взгляд. никакой связи и аналогии, новое - абсолютное. привыкнуть так быстро не представляет возможным в этой реальности, в прошлой - тем более. удивление тонким слоем сидит на каждой поверхности, альт задумчиво хмыкает, отправляя газировку покоиться на кровать. смотрит в ответ, выдерживая прямоту взгляда напротив - странность вечера расползается в каждом углу.

- нужно время, чтобы привыкнуть к такому тебе, - говорит не о внешности, с ней удается совладать еще в первую пару минут. - спасибо.

словно видеть насквозь - подрагивающим изображением, помехами разноцветными; побитой картинкой, которую не восстановить никогда. теряется в ощущениях, что нравится больше: происходящее или произошедшее шестьдесят лет назад. абсолютно привычное вопреки абсолютно новому, заново узнавать и искать отличия; реагировать - в реально идущем времени, а не вытаскивать из склада памяти нужные. стопориться на мыслях, насколько джонни комфортно воспринимать ее в этом обличии - с налетом искиновской механичности.

альт старается не подражать: не донесет личность с точностью. позволяет существовать так, как задумано реликтом, - с полным развертыванием и внедрением в голову. замечает это только сейчас, ощущая все вокруг так, как и требует реакция. радио - звуком невидимым, а не волнами; джонни - картинка и ощущения внутренние. ничего более, кроме поверхностного - восприятие мира сужается до комфортных объемов входящей в мозг информации. альт чувствует себя здесь непосредственно и отдает полный отчет в собственных действиях.

- тебе, наверное, тоже странно видеть меня живой, - лишь для проверки собственных выводов.

нужно понять, в какую сторону мыслить и как получается правильно. на что обращать внимание, а что откидывать в сторону бесполезностью; легкий порыв уныния прерывается смехом из радио. альт не моргает, зависая в прострации и взгляде, неотрывной линией тянущемся от нее до него. память упорно подкидывает ассоциации с шоу и новостями селебрити из далекого прошлого, заставляя губы растянуться в усмешке и невозможностью не поддеть.

- о тех, с кем ты спал, говорили много, но ничего конкретного, - с каким-то легким разочарованием, - без имен и лишь о твоей неразборчивости.

альт наклоняется ближе и касается пальцами чужих рук - настоящие обе; без черно-белых тату на правой и на левой непривычным теплом. вместо змеи какой-то новомодный смартлинк по ту сторону, длинные линии вдоль руки с язычками металла в некоторых местах - импланты теперь выглядят эстетичнее. боевые прячут под кожу, не заставляя окружающих нервничать; модные - напоказ, чтобы все завидовали. золотыми вставками по периметру, целые руки или тонкими лентами, некоторые - вроде лиззи уиззи - доходят до крайностей.

необходимость от прихоти не отличить, все перемешивается странным безумием с попытками выпендриться. в мире, где внешность - самое главное, альт странно ощущать себя безразличной к этому важному. та смотрит на джонни, видя очевидную разницу, но словно не замечая в упор. чуть смазливее, с другими формами и прическа на троечку - не обращает внимание. что-то внутри дергает ниточки, и любопытство затягивает без права быть выпущенной; альт тянет руку к его плечу, касается шеи - позабытым, но привычным движением за затылок к себе.

наклоняется ближе сама - поцелуй без вкуса тех мерзопакостных сигарет. такой, но не такой одновременно, ощущения странные, но внутри все равно надрывается. альт шатает в разные стороны, не позволяя решить, что сейчас чувствует; прошлое борется с настоящим за право быть главным определением, вторая ладонь сжимает ткань куртки, уложенной на плече. сознание окончательно путается - альт отстраняется, опуская голову и уставившись в пол.

- это странно, но... - слова не находятся.

даже при всей способности к самоанализу альт покоится в полнейшей растерянности.

+1

26

Хочу думать, что я — это всё тот же я. Только смелости больше для того, чтобы не закрываться постоянно. Не быть мудаком с теми, кому ещё есть до меня дело.
С одним признанием внутри будто бы что-то прорывает. Выстроенные когда-то давно стены не крошатся в прах, но дают ощутимую трещину. Видеть её здесь и сейчас страшно в какой-то степени, потому как мысли требуют воплощения в действия, а такого рода решительность вызывает ступор.
Опасение бьётся неконтролируемыми волнами, стачивая каменистый ров вокруг возведённых стен личной неприкосновенности.
Необязательно же всегда им быть. — воспоминания врываются подобно тому самому непривычно солнечному утру, что одно на двоих вопреки всем установленным правилам. Боль в рёбрах ощущается до отвратительного ясно.
Смотреть на неё и видеть её — действия абсолютно противоположные. Дело не сколько в изменённой внешности в виду обстоятельств, сколько в том, что он впервые за последние полвека (и даже больше) действительно смотрит. Ловит каждое слово, всё больше осознавая фатальность всех прошлых ошибок.
В закрытом пространстве номера воздуха перестаёт хватать. Альт не церемонится, вскрывает всё наболевшее одним простым утверждением, заставляя мысли вновь биться в хаотичном припадке.
Если это была попытка узнать, рад ли я тебя видеть, то ответ положительный. — свыкнуться с мыслью, что после стольких лет и горечи утраты можно вот так просто сидеть и рассуждать если не о вечном, то о чём-то опасно к нему близком, не выходит. В собственной голове между событиями проходит не так много времени, как для всего мира. Он ощущает ледяной холод внутри от понимания, что её больше нет, и вместе с тем облегчение, потому как глаза сейчас видят прямое смерти опровержение.
Смерти больше нет. А есть ли жизнь?

Как может всё настолько резко меняться из-за одного-единственного человека? Ви – разветвление на сотни параллельных реальностей и возможностей.
Сидели бы они здесь сейчас, не возьми мальчишка заказ на доставку чипа? Сколько людей должно было погибнуть (окончательно или нет), чтобы они вдвоём придавались воспоминаниям? Сколько ещё погибнет в попытке вырвать себе крохотный шанс на адекватное существование? И сколько всего из полной неразберихи устроено его собственными руками?
Откатиться бы на исходную позицию. В тот самый вечер. И сделать всё иначе. Перекроить историю и вновь иметь всё, что только хочется.
Каков был шанс, Альт? Умереть, зацепиться за мир живых тенью самих себя и вернуться вновь.
Каков был шанс, что под влиянием действия и бездействия всё снова сойдётся в одну лишь верную точку? В здесь и сейчас. В поцелуй знакомый и незнакомый одновременно. Будто бы нужно поднажать, чтобы докопаться. Шагнуть вглубь тёмного озера и столкнуться с неизвестностью, чтобы мазнуть пальцами по истине.
Слишком много отсутствующих переменных. Слишком много пробелов там, где раньше была непоколебимая уверенность. Сами себе чужие, что уж говорить о чём-то ещё.
Её взгляд в пол. Его — на опущенное лицо.
Тишина расползается вязкостью по глотке и заполняет всё тело за несколько секунд.
Хочу думать, что ты — это ты. Но если люди меняются до неузнаваемости при жизни, то что говорить о нас?
Всё будто бы такое же. И при этом неуловимо другое.

От попытки втиснуть прошлое в настоящее мир идёт помехами. Руку протянуть легко, расстояние от одной кровати до другой — ничто, по сравнению с пропастью в несколько десятков лет и разные посмертия.
Накрыть ладонью чужие. Сойти с ума от искажённости восприятия. Ладони тёплые, почти горячие. Замешкаться на долю секунды, запутаться в сомнениях.
Останется ли она здесь, когда — если — всё уляжется и успокоится? Или придётся вновь справляться с оглушающей болью потери, только на этот раз от души помучав себя искуплением ошибок прошлого?
Задавать этот вопрос сейчас — не ко времени и не к месту.
Поднимается с кровати под тихий скрип матраса, чтобы сделать неровный круг по комнате. Расставить мысли по местам.
Мне раньше казалось, что во всех скандалах по новостям есть какой-то смысл.
Каждый новый заголовок или передача веселили неимоверно, в дни затяжного похмелья — бесили до невыносимости, но всерьёз воспринимались фактически никогда. Запоздало приходит понимание, что так, пожалуй, было не для всех.
Я ошибался. Много. В самой мерзкой манере — считал себя постоянно правым.
Потому что обыкновенное «прости» ничего не поправит.
Садится рядом с Альт, пальцы интуитивно сжимают крепко чужую ладонь. Хочется молчать. Одновременно с этим слишком многое рвётся наружу.
Я скучал. — самое правильное из всего, оседает в пространстве комнаты с тихим смешком. Принятие проходит болезненно, но и это можно пережить.

+3

27

альт не была готова тогда - не готова сейчас. открытость впервые за жизнь осязаема, звучит чужим голосом, а не мыслями в голове; ступор - на пару секунд лишь для того, чтобы слушать и вовсе не двигаться. пристальным взглядом в него, впитывая слова одно за одним, не верить в происходящее, но ловить доказательства. не моргать - боится развеять реальность и сожалеть; альт не может дышать, будто бы находится в вакууме. тот растекается и заполняет собой, поглощая любую попытку во вдохи и выдохи, в любые движения, даже самые мимолетные. реальности трещит, сознание не справляется - голос джонни звучит отрешенно, словно сквозь толщу воды.

радость сомнительна, присутствует запоздалым, но все-таки подтверждением. альт хочет сказать обратное, успокоить, что был лучше, чем кажется, успокоить себя - не его. но понимает достаточно, чтобы молчать: отрицать очевидное в угоду чему бы то ни было - решение глупое. ошибки заметные, ошибки присутствуют и не выпустят прошлое, но альт не хочет ничего признавать, потому что из них формируется память и отношение. пластинкой заезженной - о гармонии, о балансе, который находится даже в рисковой взрывоопасности; альт улыбается, все еще вперившись взглядом в пол из херового пластика.

- стоило двоим умереть, чтобы ты, наконец, сказал то, что действительно думаешь, - обо всем услышанном в совокупности.

мысли теряются, альт не знает, какую следует ухватить, а которую выбросить. мешанина эмоций - из прошлого и настоящего, отдаленно похожим и не похожим вообще. радость в каждом касании и откровенности, в ладонях его сверху ее и эхом звучащим «скучал». готовность продать если не душу, то все состояние ради того, чтобы услышать это шестьдесят лет назад - память услужливо тянет наружу печаль. кусок жизни словно захлопывается, завершаясь по логике; пальцы сплетаются в нежелании отпускать, когда тот снова рядом присаживается - лучше поздно, чем никогда.

вероятность неважная, эгоизм виден воочию, места будто бы рокируются: джонни купается в намеках на сожаление и несправедливость - не для него. альт ловит себя на мысли, что ей все равно на количество умерших ради этого вечера. многие вещи не контролируются, нет смысла в отчаянном сокрушении об условиях даже самых нечеловеческих. понимание смерти стирается и стоит без конкретных границ, бесконечность - за плату в привычных для всех евродолларах; за пределами мира обычного есть куда большее, и знает теперь.

все давно высчитано по ту сторону, числами - округленными и процентными, но это не то, в чем кроется интерес. он ведь спрашивает не для статистики, не для понимания реальной возможности и вероятности быть прямо здесь и сейчас - именно так, рядом и вороша общее прошлое; любопытство не касается математики, не касается формул, с которыми привычно живет за заслоном (не) личностью - альт снова молчит. смотрит внимательно и думает, что следует на это сказать. когда дело не касается данных и возможности их уравнять, препятствия вырастают, как десять минут назад разноцветными пикселями.

- тебя ведь не цифры интересуют? а то я могу посчитать, - шутка на уровне плинтуса.

ярким пятном - не похож, так выделяется на фоне всего. альт хочется думать, как он говорит: что она - это она; что прошлое действительно прошлое, а не другая вселенная; что ничего не меняется хотя бы в пределах двоих. кроме личностных изменений и опыта, которые ворошат эту реальность в каком-то забвении. зыбкостью времени и понимания, сознание снова теряется, заставляя покоиться в ступоре. ладонь джонни - единственное напоминание, где альт находится прямо сейчас. хватается крепко, чтобы не потерять и себя, и его; очень вязкая пауза во времени.

- я - это все еще я, - кивает для подтверждения, горькая правда летит следом за сказанным, - технически.

можно упасть в обсуждение, можно задуматься о морали, бытии и человечности, думать много и философствовать - альт боится, что не поможет прийти к осознанию. логичность своих составляющих мерцает намеком на невозможность найти слов для определения, намеком запутаться и невозможности выбрать мир, к которому принадлежность покоится в большей степени. альт прислоняется плечом до плеча, не боясь, что джонни отодвинется в сторону - еще одна порция искренней радости. возможно, привыкнуть удастся быстрее, чем говорит пару минут назад.

- не будь ты таким мудаком, я бы не запала так сильно, - отшучиваться легко, дискомфорта больше не чувствуется. - расскажи, каково быть настолько значимым, раз смог вытащить великую сущность из-за заслона просто своим наличием?

пальцы сжимаются крепче, хотя уже, кажется, некуда - альт липнет к его плечу, заглядывая в глаза. ощущение все еще странное и непривычное, но отдает приятными волнами.
хорошо - до бессовестного.

+3

28

Технически многое остаётся прежним в контексте происходящего: они откликаются на всё те же имена, волокут за собой всё тот же набор личностных травм и убеждений, но технически всё же всё неуловимо меняется.
Рассуждать на эту тему опасно. Он рискует заплутать в трясине собственных размышлений, а уже сейчас одно известно наверняка: что бы он ни сумел найти, результат вряд ли придётся по душе. Некоторые закрытые двери лучше никогда не вскрывать, а секреты оставлять лежать в тёмных ящиках под кроватью в укромном уголке сознания.
Это всё, конечно, технически.
Только вот подтверждение всё равно требуется. Убеждение, что всё вернётся если не в норму, то хоть к чему-то привычному, иначе безумие грядущее остановиться не выйдет.
Пальцы внезапно горячие отвлекают от хаотично разлетающихся мыслей, от бешено стучащего сердца и желания то ли остаться, то ли сорваться в очередную неизвестность так, чтобы ветер в лицо и неизвестность полнейшая впереди.
Признание вылетает с нарочитой лёгкостью, но на самом деле камнем тянет всё ближе к земле, пригвождая на месте.
Время требуется потратить на то, чтобы найтись с ответом хоть на одну из её реплик. Разум старается изо всех сил расшифровать все адресованные ему послания, а в голове царит полнейший вакуум. Ещё немного — и реальность распадётся множеством красочных пазлов, на сбор которых позже уйдёт вся ночь и утро. Всё — ради мнимой уверенности и чувства контроля над ситуацией.
Только вот технически от них ничто сейчас не зависит. Он не может ничего сделать, так что остаётся только замереть в ожидании следующего хода.
Тепло чужого тела в непосредственной близости ощущается сюрреалистично, на несколько секунд возвращается чувство, будто всё — вновь через призму чужого мировоззрения. Головой хочется встряхнуть, чтобы сбросить наваждение.
Она права в чём-то: требовалось потерять абсолютно всё и всех, чтобы познать скоротечность всего, что вокруг; набраться смелости и облечь в слова то, что столько времени так или иначе рождалось и умирало невысказанностью внутри собственной головы.
Сейчас, впрочем, кажется вне времени и места подходящего для подобных откровений. Страх присутствует, что другого момента может и не случиться. Особенно, если столкнутся с «Дозором» лицом к лицу.
О том, что они — не они вовсе говорить не хочется. Подавленное состояние и так в воздухе слишком явственно ощущается, одна неосторожная фраза может отправить и без того хлипкую лодчонку на самое дно.
Выбирает промолчать. Сжать ладонь в пальцах так, будто бы от этого жизнь целая зависит.
Наверное, так и есть.
О, ну об этом волноваться тебе не стоит: я — это всё ещё я. — со всем, что из этого следует, несмотря на прорывающуюся время от времени совсем иную искренность. Если никто в мозгах не поковырялся, переписывая поведенческие паттерны, то волноваться не о чем — ничто не исчезает бесследно. Будут ещё и ссоры, и брошенное в порыве гнева «ты должен был измениться», но это всё — под ответственность обозримого будущего, а сейчас остаётся только временным штилем наслаждаться.
Отшучиваться легко. Особенно, если делать вид, что на утро нет никакой необходимости вновь срываться в неизвестность. Особенно, если игнорировать опасность, нависшую над головой грозовой тучей. Особенно, если смотреть впервые за вечность глаза в глаза с пониманием, что слов правильных всё равно не находится.
Его это никогда не останавливало.
Великая сущность всё ещё ведётся на старые уловки даже спустя пятьдесят лет. — фраза звучит карикатурно и как-то неуместно, но ничего другого мгновенно на ум не приходит. Впрочем, крючком вопрос цепляется, заставляя крепко задуматься.
Он не знает, что конкретно чувствует: с одной стороны, лестно понимать, что всё ещё способен зацепить и привлечь внимание, заставить повестись, несмотря на неподдающийся пониманию интеллект искина; с другой стороны, мурашки по коже бегут от вероятности того, что идея была в своём зарождении обречена на провал. Может быть, не стоило лезть. Может быть, стоило оставить в относительном покое и не привлекать внимание к её существованию — и так достаточно всего попортил за всё время знакомства.
Плечо теплом обдаёт настоящим, а состояние такое, будто бы спит ещё и теряется в неправдоподобно приятном сне.
Взгляд оглаживает (не)знакомые черты лица в попытке всмотреться в истинное.
Значимым себя не чувствует вовсе. Наоборот, перед лицом грядущего как никогда остро ощущается собственные бессилие и крошечность.
Покидать пространство снятой комнаты не хочется. То же касается и наступления нового дня. Несбыточная мечта — застыть в одном моменте на вечность, но вслух не скажет никогда, ведь смысл теперь не в том, чего ему хочется.
Хочешь потом вернуться обратно? Когда станет безопасно. — не «если», потому что верит, что удастся разобраться общими силами и найти решение.

+3

29

неуверенность липнет слоями, зыбучим песком по ногам при малейшем касании - утянуть за собой. не позволить спокойствию властвовать и решать, окунать с головой в пучину сомнений, чтобы искрило нервозностью; дрожью по каждой клеточке и беспрестанным потоком вопросов о причинах доверия. о возможности быть здесь и сейчас, оставляя заслон под надзором того, кто не имеет к нему ни малейшего отношения. кто не властен над многим, что покоится по темную сторону - масштаб расплывается без возможности быть просто осознанным; безвыходность ситуации увлекает собой без спросов и разрешения.

он - это все еще он; альт хочется верить, не вдаваясь в подробности и изменения. в очевидно заметную разницу между прошлой и этой реальностью, в заботу, сиреной звучащую своей непривычностью. в касания - долгие, без возмущения с обеих сторон и попыток скорее их разорвать. позволять делать то, что действительно хочется, не заботясь о границах и чрезмерности откровения; альт понимает, что сейчас это выглядит и ощущается правильно. так, как хотелось тогда до безумия, но с выдержкой нужного времени. без вопросов и боязни дотронуться до скрытого слоя, что нельзя было высказать.

- украдешь меня из клуба и снова отведешь в самый безопасный район города?

как будто было задумано изначально, как будто реальность - тогда - ролью препятствия; не время, не место, не те грани характеров. стесать по краям до плавного очертания, до мягкости, что не синоним для бесхребетности. без двояких намеков и видения несуществующих помыслов, попыток исправить то, что не требует вовсе пофикситься. полноценностью личностей, не запутавшихся между друг другом и в собственных разумах. сейчас - ощущается так, как задумано; идет своим чередом, увлекая с собой в неизвестном до этого направлении - альт не смеет мешать.

без звона металлов фантомными бликами, без отличий вселенных, в которых присутствуют: его борьба с тем, что для нее зияет простой ежедневностью. альт видит то, о чем тот говорит - прозрачным шрамом и собственным опытом; смеется из-за принятия глупости. недальновидность - своя - всплывает фрагментами памяти. претензией, с которой смотрит на джонни в той вехе времени. cowards звучит в голове знакомой до боли чужой интонацией, картинка меняет помехи на четкость до максимального уровня, каждое очертание отдается в мозгу двойными полосками понимания.

вопрос застывает нелепейшей паникой - пульс учащается, выбивая возможность хотя бы задуматься. перебрать варианты и высчитать, опираясь на логику или обычную математику: преимущества с недостатками в два разных столбика. перевес одной стороны - простое решение, без привязки эмоций до пунктов с плюсом и минусом. без четкого мнения этой своей составляющей, исключительно взвешенным способом, как должна поступить. искин недовольно заходится в корке из подсознания, альт зависает в реальности, пытаясь понять личные реакции; досада горчит моментальной ассоциацией. такие решения не принимаются за доли секунды после того, как вопрос повисает его ожиданием. кажется?

альт делает то, что делать не хочется - прохлада мотельного номера косит по плечу, где секунду назад - чистая искренность. руки больше не чувствуют чужие касания, ощущения расползаются трусливыми мошками. правильность времени мерцает нелепыми сбоями, все осознание, что было до этого, рассыпается отдельными мыслями; альт встает в порыве какой-то дичайшей нервозности. комната - пять быстрых шагов не в ту сторону, сигареты словно в обводке свечения: press «e» to pick up. закурить, чтобы смазать свою неуверенность дымчатой серебристостью, и отложить вопрос до лучшего времени.

хлопок двери - сигнал личного бедствия. пару минут свежего - действительно свежего - воздуха с полоской перил возле локтя; альт не курит будто из солидарности. ответственность не ее изначально, но совесть словно бы просыпается: в благодарность за то, что есть возможность быть здесь телесно и чувствовать то, что раньше исключительно фрагментами памяти. пугает не радикальность вопроса, а сомнение, которое повисает под чернеющим небом в воздухе; сомнение, о котором не мыслила даже после переноса симбиоза из личностей.

борьба изнутри двух составляющих. губы мнутся под прикусом, сознание отвлекается на гомон все той же компании из ребят по ту сторону здания; альт выдыхает достаточно сдавленно, чтобы взять еще минуту для попытки расслабиться. забить свою голову чушью пейзажа и вниманием к неважным деталям этой локации; машина давит просто своим наличием. вихрь всего ломает своей хаотичностью, время течет слишком быстро, и нужно бы возвращаться в безопасность снятого номера. дверь хоть и тонкая, но ощущение, что выдержит многое.

- я не знаю, - разбитость даже не пытается спрятаться.

альт стоит у порога, ощущая дрожание голоса. реальность - набор кусков из разного времени, чужими и знакомыми лицами; склеенной криво и не по контурам. смотрит на джонни, пожимая плечами в доказательство реплики, и ищет упорно ту альт, которая спасет ситуацию.

+3

30

Воспоминания врываются ураганом, разносят в щепки и без того раздолбанный номер мотеля, несмотря на то, что он едва ли приличнее большинства других, в которых приходилось останавливаться. Того и гляди, дверь хлопнет под натиском устрашающей силы, разлетятся бесконтрольным ворохом все вещи.
А всё дело в том, что он прекрасно помнит ту самую ночь, о которой она говорит. Казалось, что уже быльём поросло, слишком глубоко засело где-то в памяти, без надобности пылью многовековой покрывшись, а оказалось, что всегда было на самой поверхности — только руку протяни.
По ощущениям тот вечер был совсем недавно, а календарь твердит максимально обратное. Осознавать то, как много на самом деле прошло времени, сложно. Охватывать все события, что теперь измеряют расстояние от точки «А» до точки «Б» на временном отрезке, — фактически невозможно.
Никто после подобного не остаётся прежним. Люди теряют себя при меньших обстоятельствах. Одно крохотное событие, а вся жизнь начинает двигаться в совершенно ином русле. О том, куда история ведёт их двоих, задумываться и вовсе жутко.
Боюсь, с клубом мы немного сегодня уже опоздали. — выходит даже хмыкнуть достаточно весело, не давая ни намёка на то, что на самом деле саднит где-то в грудине и вздох выходит каким-то слишком уж неровным. — Но зато с безопасностью сегодня всё чуть лучше, чем тогда.
Факт сомнительный, разумеется.

Границы личного пространства теперь работают в противоположную сторону. Он наблюдателем здесь находится и следит за тем, чтобы вокруг не было ничего подозрительного и потенциально опасного. В его силах только поддерживать по мере возможностей и сопровождать. Эмоциональная буря, сопровождающаяся множеством вопросов, никому из них сейчас не нужна. Именно поэтому он остаётся сидеть на продавленном матрасе, когда за Альт закрывается дверь. Не идёт следом не из-за равнодушия, но ради того, чтобы позволить вдохнуть спокойно. При всей сложившейся для неё ситуации — попытка в хоть какого-нибудь рода стабильность.
Курить хочется неимоверно, выпить — ещё больше, но страх того, что с одним неверным решением всё вернётся на круги своя, не исчезает.
Пользуется перерывом, чтобы вдохнуть глубоко и выбросить из головы все мысли ненужные.

Вопрос был задан не вовремя. Это очевидностью отпечатывается пополам с сожалением. Нужно было подождать, дать привыкнуть и не поднимать в принципе до момента совершаемого ею решения. Сказать по этому поводу тупо нечего, потому что уговаривать — не в его привычках и правилах. Плечами пожать? Будто бы ему плевать абсолютно, что неправда откровенная и это становится очевидно в контексте заданного вопроса и слишком пристального внимания к ответу. Отмахнуться и сказать, что будет ещё время подумать? Вряд ли. «Дозор» рано или поздно нагонит и прессовать начнёт, если они не найдут укромное место, где переждать будет возможность.
В голове зарождается идея.
Тебе необязательно знать сейчас, я просто…спросил. — воздуха предательски не хватает к концу предложения. Слишком откровенная заинтересованность пробирается наружу, а он падает спиной на матер и вглядывается в ползающие тени на потолке. — Тебе вообще необязательно знать, потому что пока возможно только продолжать прятаться.
Необходимо место, где искать если и будут, то далеко не сразу, чтобы воспользоваться передышкой и продумать дальнейшие действия.
Воздух будто бы не двигается в комнате вместе с Альт, замершей около входной двери. Она будто бы готова сорваться и исчезнуть в любой момент. Хочется за руку схватить и держать крепко, чтобы этого не произошло.
Хочется, чтобы знала, что в этот раз на него можно положиться. Но слова нужные так и не находятся.
Я рад, что ты здесь.
Это уже что-то. Не обещание, что всё выйдет так, как задумывалось. Не намёк на то, что он требует от неё какой-либо выбор. Короткое признание, что следовало произнести лет на пятьдесят раньше. Стена не падает окончательно, но теряет в своей неприступности.
Ладонью раскрытой хлопает по матрасу рядом с собой, хоть и головы не поднимает, чтобы посмотреть. Наверное, потому, что не хочет наблюдать чужую растерянность.
Воздух в лёгкие не пробивается, превращаясь в невразумительный хрип. Ладони холодные непривычно, приходится пальцы сжимать и разжимать постоянно.
Всё хвалёное красноречие растворяется и это удивительным комфортом оседает в комнате. Помолчать — вариант внезапно не менее комфортный, пока мысли беснуются, кружатся и спотыкаются об одну-единственную идею.
С утра рванём немного южнее.

+3


Вы здесь » BITCHFIELD [grossover] » Прожитое » time passes by


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно